— Да пару лет назад он наконец-то смылся. Мы все решили, что уже больше его не увидим. Думали, может, он уехал жить к матери в Моркам, но как выяснилось, она переехала и забыла сообщить ему новый адрес.
— Правда? Звучит довольно жестоко.
— О, подростком он был еще той занозой.
Даже если так, что с того, думаешь ты. Как собственная мать может не сообщить свой адрес? Ты бы сказал, немного чересчур. Разве что он был не просто занозой, а кем похуже, но даже тогда — поступить так с собственным сыном?..
— И что же он мог натворить? — спрашиваешь ты.
— Ничего такого, что можно было бы доказать. Всякие незначительные хулиганства: мелкое воровство, розыгрыши, нанесение ущерба частной собственности. Все знали, что это его рук дело. Это же деревня; подобных вещей не утаишь.
— Но потом он исчез, да?
— Сказал, что решил попутешествовать. Не думаю, будто он в самом деле так и поступил. Были мысли, что он, вероятно, отбыл срок за решеткой, однако прошло время и все об этом забыли. Как бы там ни было, сейчас он опять вернулся, так что, может быть, всем этим переболел. Будем надеяться.
— Софи с ним очень много болтала, — говоришь ты, — поэтому, думаю, он способен поддерживать взрослый разговор.
Дэниэл смеется в ответ:
— Кто знает. Однако Софи принадлежит к числу тех волшебных существ, которые способны поддерживать разговор с кем угодно и при этом давать собеседнику ощущение собственной исключительности. С чего, по-твоему, Джордж прикладывает все усилия для того, чтобы она оставалась довольна?
Так уж и прикладывает? Ты хочешь задать этот вопрос вслух, но вовремя придерживаешь язык и переводишь взгляд на Софи, которая как раз в этот момент кажется потерянной. Она долго играла с едой в собственной тарелке, между тем в рот почти ничего не положила и пить тоже перестала. Вы переглядываетесь через стол, и ты посылаешь ей улыбку.
Позже, когда убирают тарелки, гости разбредаются по гостиной. Ты идешь на кухню, чтобы помочь убрать, предполагая, что там будет Сара, но находишь только Софи, которая ополаскивает хрустальные бокалы.
— Давай я помогу, — говоришь ты.
— Правда? Спасибо, — отвечает она, передавая тебе губку и вытирая руки кухонным полотенцем. Она переключается на очистку тарелок от еды и складывание их в посудомоечную машину. — Я рада, что ты пришел.
— Ну, по всему видно, Джордж и сам справился. В конце концов, мое знание крикета так и не понадобилось. И, наверное, это к лучшему, потому что о крикете я знаю примерно столько же, сколько о политике.
Она смеется, переводит взгляд через всю просторную кухню на дверь в гостиную. Вы слышите трубный хохот Джорджа.
— Все в порядке? — спрашиваешь ты.
Софи на секунду замирает, и ты как раз собираешься повторить вопрос, когда она, выпрямившись, смотрит тебе прямо в глаза и произносит:
— Если честно, нет, не в порядке.
— Что так?
Тебе нравится Софи. Вы много беседовали по телефону после того утра, когда она заявилась в коттедж и потребовала рассказать, чем ты занимался в Лондоне с Джимом, пока Сара пребывала в полной уверенности, что ты годами не появлялся в Британии. Ты быстро понял: лучший метод общения с Софи — абсолютная честность, и подобная тактика доказала свою эффективность в каждой следующей ситуации.
Сейчас Софи как будто теряет дар речи и над раскрасневшимися щеками к глазам подкатывают слезы.
— Софи, — произносишь ты, — расскажи мне.
Она моргает, смахивая слезу, и вымучивает слабую натянутую улыбку.
— Все нормально. Ты тут ничем не поможешь. Честно, через минуту я приведу себя в порядок.
Ты делаешь шаг вперед, опускаешь руку ей на плечо, и она тоже делает шаг, кладет голову на твое плечо, и ты заключаешь ее в объятья. Ее трясет.
— Я его боюсь, — шепчет она. — Я раньше никогда на самом деле никого не боялась. Мне это не нравится.
Последние двадцать минут Сара слушала деревенскую болтовню Бекки с Дианой и при этом приглядывала за Джорджем, который изо всех сил пробует добить Йена.
По виду выходит не ахти. Йен улыбается одной из тех натянутых улыбок, которые свидетельствуют о том, что ситуация становится предельно неловкой. Сара, извинившись, отправляется на поиски Софи, чтобы предупредить подругу. Она обнаруживает ее на кухне с Эйденом. Они стоят близко плечом к плечу, каждый держит по бокалу вина. По непонятной причине, Саре становится ясно, что она что-то прервала.
В тот же момент из гостиной заходит Джордж, лицо у него горит. Саре кажется — и уже не первый раз, — он на грани сердечного приступа.
— Гребаные дерьмовые мудаки, — произносит он.
— Джордж! Какого хрена!
К счастью, он все еще достаточно трезв, чтобы обернуться, перед тем как продолжать.
— Он, черт побери, только теперь рассказывает мне, что не имеет ни малейшего отношения к деньгам. Вообще. И точка.
— Я же тебе говорила, — произносит Софи.
То обстоятельство, что Софи, скорее всего, в самом деле предупреждала его и оказалась права, лишь подливает Джорджу масла в огонь. Он опускает ладони на гранитную столешницу и закипает.
«Дыши глубже, — думает Сара. — Давай же, Джордж».
— А я ему, на хрен, еще и «Марго» споил. Ублюдку.
— Ну, хватит, — заявляет Софи. Она выпила, как минимум, не меньше мужа, а это значит, желание его успокоить оттесняется стремлением еще больше подстегнуть.
— Обойдусь без твоих указаний, спасибо.
Смущенная Сара переводит взгляд на Эйдена, который разыгрывает полную серьезность. Кстати, он смотрит то на Софи, то на Джорджа и получает удовольствие от сцены: супружеская ссора во всем соку. Наверное, думает она, такого Эйден до сих пор вживую не наблюдал. Или наблюдал? Может быть, клиентки все время приглашают его на вечеринки, представляя как коллегу или говоря, что он их клиент, а не наоборот. Ему бы это понравилось, думает она.
Он считает себя прекрасным актером.
Восстановив спокойствие, через несколько секунд Софи и Джордж возвращаются в гостиную с бренди и бокалами. И она и он так и сияют.
Сара хочет пойти за ними, но Эйден ловит ее за руку.
— Подожди, — говорит он.
Она разворачивается, но не поднимает на него глаз. Она думает, что догадывается, о чем пойдет речь.
— Я понял, что ты имела в виду, когда сказала, что нам лучше быть друзьями.
«Ну вот, началось, — думает она. — Сейчас произойдет разговор. «Ты была бы не против, если бы я попробовал с Софи?» Ну, у него хотя бы хватило приличия — каким бы оно ни было — спросить у меня разрешения».
Он подходит ближе, достаточно, чтобы она почувствовала тепло, исходящее от его тела, его запах.
— Я понимаю, что ты имела в виду. Знаю, у тебя должны быть собственные причины, и я их уважаю. Но мне хотелось тебе кое-что сказать. Я не пытаюсь заставить тебя передумать. Просто должен был сказать тебе.
— Насчет чего? — спрашивает она и теперь наконец-то смотрит в его зеленые глаза и прикладывает все усилия, чтобы сохранить лицо.
— Я тебя люблю, — говорит он.
Они едут в машине назад вверх. Прошло два часа, и за это время Сара не сказала ему ни слова, вообще ничего, даже короткого «спасибо», когда он помог ей надеть пальто. Она ничего не может придумать. Все эти годы она часто мечтала, чтобы он произнес эту самую фразу. Она воображала, как эта сцена происходит во множестве мест от аэропортовского отеля до пляжа или ветренного склона, думала, как ответит и что он сделает потом, и, в большинстве фантазий, все это заканчивалось, как минимум, поцелуем. Она и представить не могла, что это случится в кухне у Софи, а тем более о том, что, когда это наконец-то произойдет, она испытает нечто вроде легкого разочарования. После всех этих лет тебе наконец предлагают то, о чем ты как будто мечтала всю свою жизнь, и все оказывается совершенно не так. Он — всего лишь тень, блик, картонная подделка мужчины, образ которого она хранила в своем сердце.
Ей как никогда хочется, чтобы Джим был еще жив, потому что, несмотря на долги, вранье, то, как он, по всей очевидности, — и это она поняла уже после его смерти — принимал важнейшие жизненные решения, не советуясь с ней, он был хотя бы «реальным».
Все, чего она по-настоящему хотела, — это напиться до отключки и сделать вид, будто ничего не произошло; но поступить так не могла, потому что должна была вести машину домой. Поэтому вместо того болтала и смеялась со всеми, кроме него, порхая от собеседника к собеседнику, пока Эйден сидел в углу с бокалом односолодового виски Джорджа и наблюдал за ней.
Заехав в сарай, она первой выходит из машины. Он уже на полпути к коттеджу, когда она окликает его.
— Эйден! — и даже тогда делает это слабее, чем можно было бы, давая ему уйти.
Злость — это потеря контроля. Со мной не может такого произойти. И тем не менее сегодня это почти случилось и застало меня врасплох.
Раскаленная добела, бушующая, пожирающая все на своем пути, все, на что было затрачено столько времени и сил.
И все из-за нее, да?
Я втрескался во взбалмошную, эгоистичную, отчаявшуюся, больную на всю голову красотку.
И как с этим всем жить? Как мне теперь вернуть контроль? Если она еще раз так со мной поступит, прольется чья-то кровь.
Сара стоит возле кухонной мойки, прочно держась за края, будто комната вращается под ногами. Но ничего не вертится; дом притих, собаки спят, Бэйзил даже храпит, между тем жизнь Сары распадается частица за частицей, не оставляя никакой прочной основы.
Машина Эйдена исчезла, и он не возвращался даже на ночь; она думает, он начал подыскивать другое жилье. Она не стала бы судить его за это.
Чуть раньше позвонила Софи, поинтересовалась, не приметила ли она машину Джорджа, когда выезжала.
— Нет, — ответила Сара. — Мы парковались в самом конце подъездной дорожки. А в чем дело?
— Какой-то кусок дерьма поцарапал кузов, — сказала Софи. — Джордж вне себя от ярости.