тилась в стройное неземное существо и там внизу смогла бы сразить своим совершенством любого какого-нибудь пожилого директора варьете, уставшего от окружения подчиненных ему красавиц, а не то что глупого и слепого от неопытности своей юнца, вроде меня в том ранимом возрасте. Ой, Голливуд бы ее точно вывез контрабандой из СССР. Странно, подумал я, а ведь в Толином раю все эти пастушки и пастухи, а также простые крестьяне и виноделы – все они были какими-то просторожими и корявыми, хоть и в общем симпатичными. Может Толик насмотрелся еще и картин Босха в детстве? Да и сам он… Мог бы собственный имидж придумать поинтересней. Или ему все равно – лишь бы крылья болтались сзади? Пока я отвлекался на Толика, Валино платье вдруг оказалось в ее ногах, и она продемонстрировала себя всю, какая она есть. Надобности носить трусы и лифчики в раю, по всей видимости, не было никакой. А зачем? Хотя Толя носит трусы. Но это его личное дело. Я же, не смотря на эту пленительную божественную картину и чувство восторга, убедился в правильности утренних своих подозрений, что о низших физиологических потребностях придется забыть. Это, однако, не вызвало во мне никакого разочарования или нежелательных фобий и комплексов, ибо доминировали более высокие чувства, иного уровня восприятие совершенства и красоты. Я парил от восторга – того, что не спускается в низ живота, а тянет за собой летать. Интересно, но в этот момент я как-то уже не думал о весьма похожих ощущениях вчерашнего вечера в таверне, когда встретился с Ли – другой своей возлюбленной. Естественно, я не вспомнил и о ныне вдовствующей Любушке своей, пребывающей пока в материальном мире. Интересно, а как она будет выглядеть, когда переберется на эту сторону? А если старухой? Нет, большинство баб – они такие, что задолго до своих похорон готовятся и подыскивают самые лучшие фотографии 40–50 летней давности для своих могильных памятников. Люба, точно, из старухи обратится в подобное Ли и Вали существо, а может переплюнет ту и другую, даже если появится здесь, прожив лет 90 на грешной нашей голубой планетке. Хотя внуки таких бабушек хотят их видеть в раю привычными бабушками, но этот вопрос тоже как-то решается здесь.
Потом, зарывшись в стогу, мы с Валечкой долго нежились, наслаждаясь близостью или, возможно, это было проникновением наших фантомных тел друг в друга, и уж, конечно, не таким примитивным образом, как это пошло практиковалось в том мире, то есть отдельными ограниченными местами соприкосновения специально для этих целей приспособленных органов мочеполовой системы. Тьфу, действительно, как это было все глупо, смешно и противно, особенно вспоминая отсюда, из рая. Назвать нынешнюю нашу близость грязно по-русски или современным продвинутым иностранным словечком из трех букв, которое почему-то Толик знал, я решительно не мог. Но, как мне показалось, это уже был один из важных уроков новой жизни, и медленно, но верно, моя душа развивалась в нужном направлении. Наверно, скоро смогу летать, как Толя, изучать свою бывшую планету, ее историю, культуру и прочее, а потом другие планеты.
Неожиданно я понял, что Вали давно уже рядом нет, она пропала, и я не мог понять, когда и как это произошло – не провалилась же в стог. Но было уже как бы утро. Петухи запели, розовый рассвет заиграл на всем белом, что можно увидеть вокруг, какие-то картинные крестьяне уже трудились неподалеку в поле, пастух, играющий на ходу на свирели, вел по дороге свое коровье стадо на пастбище, пританцовывая, как Леонид Утесов в Веселых ребятах, а рядом бежали две не менее веселые собаки. Скрипели телеги, везущие сено. Воздух искрился не поддающимися описанию красками и светом, наполняя этот кусочек рая радостью потустороннего бытия. Боже, какое чудное утро! Как хорошо, какое волшебное спокойствие на душе, гармония и радость от всего происходящего вокруг. Ни машин, ни милиционеров, ни транспарантов и портретов политбюро, никакой ненужной суеты и спешки. Я еще некоторое время наблюдал за этим утренним спектаклем, не чувствуя ни усталости, ни лени или какого-либо беспокойства по поводу грядущего дня.
Глава 8
Вернувшись в домик, я сначала заглянул в окошко, дома ли Толя, не ушел ли он с утра пораньше по своим ангельским делам. Неожиданно я увидел его висящим в петле. Толя, ко всему этому ужасу, раскачивался, словно только что спрыгнул с табуретки, которую поставил чуть в стороне от крючка, к которому была привязана веревка. Ангел, висящий в петле – вот это картина! Нет, я не испугался, так как не был уже человеком в земном понимании с соответствующими реакциями и эмоциями, но, будучи хоть и нематериальным существом, все же поспешил в дом, чтобы помочь самоубийце. Войдя внутрь, я увидел повешенного таким, какими их всегда описывают в страшных романах, за исключением наличия крыльев, и бросился было снимать с петли. Вдруг Толя встрепенулся, крылья его запорхали, как у лебедя, и он поднялся вместе с петлей под потолок, слегка ударившись о дубовую балку. Тотчас на лету он снял рукой ослабленную петлю со своей шеи и головы и приземлился, а вернее просто рухнул на пол.
– А вот и я, – с юмором произнес он и поклонился при приземлении, словно балерина в Лебедином озере. – Ну что, испугался?
– Это что, опять шуточки? – спросил я.
– Ну, а что такого, не понравилось? Юмор же…
– Да нет, не очень. Я не против черного юмора, но, мне кажется, для ангела-хранителя – так себе юмор, – ответил я.
– Подобные вещи я иногда делаю для того, чтобы лишний раз убедиться в своем бессмертии и неуязвимости. Ведь это же так приятно избавиться навечно от страха смерти, не правда ли?
– Ну, если в этом смысле, то может быть. Хотя мне трудно судить, сам не пробовал ни разу. И вообще пока нет желания на такого рода эксперименты с петлей, тем более не имея крыльев. Да, насчет крыльев. Толя, у меня к тебе дельце по амурной части.
– Ну, ты меня с этими., с мелкотой этой не путай. Я ангел-хранитель, а не какой-нибудь пухленький амурчик со стрелами. А этот письменный прибор с амуром – это так…
– Я понимаю, но хочу спросить совета. Дело в том, что я в стогу ночевал не один.
– С ненаглядной певуньей в стогу ночевал, – неожиданно запел Толя песню, не относящуюся к его времени – и это откуда-то знал.
– Вот, вот. Моя юношеская любовь Валечка приходила. Так что сейчас, в данный момент, у меня в голове обе эти женщины, и я не знаю, что мне делать дальше. Встречаться с одной по вторникам, с другой по пятницам, или как? Ну, и третья явится – бессмертных на земле не бывает, только разве что Ленин и Кащей Бессмертный.
– Ой, блин, я ж ее предупреждал… Она обещала… Нет, все равно приперлась, в первую же ночь. Тьфу ты. Да, брат, боюсь, придется тебе на расчленение души согласиться.
– Да пошел ты… А по-другому нельзя?
– Не знаю. Кстати, мы можем в порядке эксперимента посоветоваться с властью. Интересно, что скажут. Точно, вот идейка-то…
– С какой еще властью? С богом, что ли?
– Ну, причем здесь бог. До тебя ли ему? У нас есть жмурики всех сортов. Есть любители давать советы трудящимся. Мне ведь по программе нужно тебя познакомить с совершенно непохожими друг на друга райскими уголками и местечками, ибо ты новоумерший, несмышленый еще. Я тебе говорил, здесь у каждого – свой рай, поэтому тебе будет полезно знать, какой тут дурдом иной раз встречается, то есть разнообразие неожиданных вариантов я имею ввиду. Не знаю, может и мой рай – комедия, но тут ведь бесчисленное количество и других весьма любопытных мест. Чай будешь? У меня сгущенка есть.
Мы прошли пешком по узкой тропинке, что начиналась незаметно за домом Толика и вела в сторону сказочного леса. Оба мы были в скромных советских костюмах мышиного цвета и при галстуках. Галстуки тоже были не очень – тошнотворной расцветки серого с коричневым. У Толи был дипломат в руках, а сзади привычно болтались лебединые крылья, и опять было не понятно, растут ли они из ткани или каким-то образом протащены через дыры на спине пиджака. Насчет прикида я не стал пока интересоваться. Узнаю, подумал, в чем тут гвоздь. Пройдя лесную чащу, мы неожиданно оказались на другой стороне лесной зоны, но вовсе не в сказке, а на прозаической автобусной остановке среди неприхотливой и знакомой до боли природы. Это было кольцо обычной дороги, а автобусная остановка представляла собой лавочку, стоящую под навесом, сооруженного из трех бетонных стен и крыши. Типичное советское строение, почти будка, но, слава богу, без окурков и экскрементов поблизости, и не заплевано было тоже. Бетонная урна, кстати, стояла на своем месте сбоку – грубый дизайн, но, однако, мусора в ней тоже не было и не просматривалось никаких следов грязи. Не было и пошлых надписей. Куда-то вдруг подевалась сказочная страна Толи – детское впечатление моего ангела-хранителя от гобеленового ковра и разных там прочих картинок с голландскими и южно-европейскими сюжетами и пейзажами от средних веков до восемнадцатого рококо-века – это по моим приблизительным оценкам. А тут, в пяти шагах, вдруг снова оказался наш родной СССР, только приукрашенный, как на картинах советских художников и в цветных кинофильмах 50-годов. Вот и красный новенький автобус ЗИС 155 не замедлил появиться на дороге, заасфальтированной грубо, но более-менее аккуратно.
– Куда ты меня завел? – спросил я все-таки Толю, пока автобус подруливал к остановке.
– Ну, это уже не мое царство. Тут коммунистический рай. Партийные работники кайфуют в загробном мире только так, а не иначе. Им такое вот нравится, что ж с ними поделаешь. У каждого свое представление о рае, каждый его строит по-своему. Учись, как надо устраивать свою потустороннюю жизнь. Сюда ведь попадают и простые чиновники, никому ничего плохого не сделавшие. Впрочем, и хорошего тоже.
Подрулил автобус, распахнулись двери. В заднюю вышли какие-то пассажиры – на вид простые советские люди, но с радостными лицами и в чистых аккуратных спецовках. Мы вошли в переднюю дверь. Я нерешительно остановился на ступеньках – ведь денег на билет у меня не было. Вежливый водитель улыбкой и каким-то еле заметным жестом дал понять, что проезд бесплатный.