В конце темной улицы я свернул направо. На улице никого не было. Женщина шла за мной, я слышал ее шаги. Неожиданно я повернулся и крикнул ей:
— Куда вы идете?!
Она остановилась, замерла, но ничего не ответила.
— Вы что, не слышите? Куда вы идете?!
Тогда она повернулась и пошла назад, туда, откуда я ее увел.
— Стойте! Куда вы?
— Назад, — ответила она каким-то странным голосом и остановилась.
— Вы венгерка?
— Да…
«По-видимому, еврейка, — подумал я. — Такая хрупкая! И совсем, наверное, замерзла…»
— Почему вы не убегаете?! — набросился я на нее.
— Куда?
— Куда хотите.
— Все равно поймают.
Я пошел дальше. Женщина брела за мной. Мы прошли мимо харчевни, окна ее были темны. Ветер тихо раскачивал вывеску с изображением бочки, выкрашенной серебряной краской. На углу улицы я остановился. Здесь находились более красивые дома. Заснеженные садики были обнесены каменными оградами. Ворота ближайшего дома были распахнуты настежь, двери тоже открыты. По-видимому, мы забрели на ту самую улочку, где проводилась облава: все дома были пусты.
— Я очень замерзла, — сказала вдруг женщина, стоявшая за моей спиной.
Я ничего не ответил, но про себя выругался: я тоже здорово замерз. Холодный ветер насквозь продувал мою шинель. Я весь дрожал, и мне казалось, что еще немного — и я превращусь в ледышку. Я вошел в открытые ворота, женщина продолжала стоять на тротуаре.
— Ну пошли же, пошли, — махнул я ей рукой.
Сначала мы прошли на веранду, а оттуда уже в комнату. Я не хотел зажигать огня и потому шел на ощупь. Сначала я наткнулся на разобранную постель, затем нащупал изразцовую печку: она была теплая. В комнате пахло яблоками.
— Вы здесь? — проговорил я в темноте.
— Да…
Я снял шинель. От тепла у меня защипало в носу, пересохло в горле. Мне вдруг страшно захотелось близости с женщиной, но я не знал, как к ней подступиться. Я сел на край кровати, чувствуя, как у меня дрожат руки. Мне хотелось сказать ей что-то нежное, но, пока я придумывал, что именно, губы помимо воли произнесли:
— Раздевайтесь.
Женщина не шевельнулась, тогда я прикрикнул на нее и услышал, как зашелестела ее одежда.
Я встал и подошел к ней. Оказалось, она сняла с себя только пальто, бросив его на пол. Я потянул ее к кровати. Она без сопротивления отдалась мне, только не позволив поцеловать себя в губы. Такая близость с ней не принесла мне полного удовлетворения, и я скоро заснул.
Проснулся я весь в поту. Женщина все еще лежала рядом со мной. Я хотел окликнуть ее, но не знал имени. Меня охватил вдруг мучительный стыд, и я разрыдался. Женщина шевельнулась, но не проронила ни слова. Я притянул ее к себе и, положив голову ей на плечо, зарыдал еще сильнее.
— Не сердитесь на меня, — бормотал я, гладя ладонью ее лицо и волосы. — Прошу вас, не сердитесь… Простите меня… Я не такой, поверьте мне, я ненавижу такие вещи…
Женщина лежала неподвижно, чужая и холодная.
— Я не такой… — продолжал я. — Но вы видите, все здесь, как дикие звери. Постепенно и я среди них стану зверем. Я хочу уйти отсюда. Понимаете? Уйти! Я не могу так больше… А вы такая хорошая! Я ничего не хочу от вас, но чувствую, что вы добрая. Простите меня, поймите меня… Я даже имени вашего не знаю… Как вас зовут?
— Анни, — ответила она после долгой паузы.
— Анни, поверьте, мне так стыдно! Анни, не сердитесь на меня!.. Я ненавижу это жуткое кровопролитие и все эти ужасы, я хочу нежности и человеческого тепла. Я знаю, что не имею права просить вас об этом, но все же прошу: будьте добры ко мне… Анни, поймите меня и будьте ко мне добры… Я ничего не знаю о вас. Не знаю, кто вы такая, даже не знаю, есть ли у вас муж…
— Есть, — тихо ответила она.
— И он тут, среди схваченных?
— Нет.
— Тогда где же он?
— Не знаю.
— Как так не знаете? Может, боитесь сказать?
— Его забрали на военные работы.
— И вы ничего не знаете о нем?
— Вот уже пять месяцев…
— Расскажите о себе, — попросил я и, обняв ее, прижался щекой к ее волосам. — Я хочу знать о вас все… Чем занимается ваш муж?
— Мы нездешние.
— Где вы живете?
— В Замборе.
— А здесь что делаете?
— Я приехала в гости.
— К родственникам?
— Да.
— Одна?
— Одна.
— А дети у вас есть?
— Нет.
Запас вопросов у меня иссяк. Несколько минут мы лежали молча.
Первой заговорила женщина.
— Что с ними будет? — спросила она.
— С кем?
— С захваченными. Что с ними сделают?
— Не знаю, — ответил я. — Клянусь вам, не знаю. Меня от всего этого отстранили, так как они чувствуют, что я не такой, как они. Я не кадровый офицер, я из запаса… Я хочу в Будапешт. Вы были там когда-нибудь?
— Да.
— Когда?
— Еще в детстве.
— А сколько лет вам сейчас?
— Двадцать два.
— Как вы попали туда?
— Тетушка пригласила меня к себе на каникулы.
— Где она жила?
— В Буде, на улице Марвань.
— Правда? А я живу на улице Коронаер. Это совсем близко.
— Вот как…
— Вы помните маленький мостик через южную железную дорогу?
— Да.
— Когда под ним проносится паровоз, мостик на миг исчезает в клубах пара и дыма…
— Да…
Я наклонился и поцеловал ее в губы. Она не ответила мне, но и не отстранилась.
— Помните? — зашептал я ей на ухо. — Внизу была будка железнодорожника, и паровозы всегда в этом месте давали гудок. Звук гудка под мостом такой странный, а кругом — белый пар и черный дым…
— Да, — произнесла Анни. — Я всегда приходила оттуда в копоти. За это мне здорово доставалось от тетушки.
— Расскажите, какой вы были в детстве?
— Некрасивой и худой, как лягушка.
— Не может быть!
— Меня стригли наголо, чтобы лучше росли волосы.
— Я никогда не видел девочек с бритой головой.
— Ребята меня все время дразнили. Однажды они привязали меня к перилам моста, под которым проходили поезда. От паровозной копоти я стала похожей на негритянку. Я чуть не умерла от страха. Этот ужас снился мне много лет подряд.
Мы замолчали. Каждый погрузился в собственные мысли. В темноте вдруг пробили часы. Раздеваясь, я бросил френч под кровать. Сейчас я потянулся за ним и, найдя, достал сигареты. Когда я зажег спичку и дал Анни прикурить, то увидел ее растрепанные волосы, узкое лицо, тонкий, с небольшой горбинкой нос. Она закашлялась: солдатские сигареты оказались слишком крепкими для нее. Пепел мы стряхивали прямо на пол.
— Чем занимается ваш муж? — спросил я.
— Он оптик.
— Когда вы поженились?
— Полтора года назад.
— Как вы познакомились?
— На домашней пирушке.
— Расскажите.
— Что рассказывать-то?
— Как это было?
— Он пригласил меня на танец.
— А потом?
— Потом мы разговорились…
— О чем?.. Или вы не хотите об этом вспоминать?
Она не ответила и тяжело вздохнула.
— Ну расскажите же! — настаивал я. — О чем вы разговаривали?
— Он рассказывал о Германии, о Йене. Он там учился в университете, изучал оптику.
— В Германии?
— Он начал учиться еще до прихода Гитлера к власти, а закончил в тридцать четвертом. Он очень уважал немцев.
— За что?
— За их точность. Он считал их великой нацией.
— А Гитлера?
— Он говорил, что Германии был необходим сильный человек.
Я молчал, не зная, что сказать.
— Он так любил Йену, — продолжала она. — Там проходил практику на заводе Цейса. Завод был великолепен. У многих рабочих были собственные домики с садами, мотоциклы, разумеется, купленные в рассрочку.
Я никогда не был в Германии, и теперь мне вдруг захотелось побывать в одном из немецких чистеньких городков…
— И где же жил там ваш муж?
— В семье у одного инженера.
— А как его звали?
— Шедер, Эдуард Шедер. В городе было много студентов, и жители охотно сдавали им комнаты. Там у него была девушка, ее звали Лили. Это была его первая любовь.
— Красивая?
— Я видела только ее фотографию. У нее светлые короткие волосы. Она довольно крупная, нога не меньше сорокового размера…
Вскоре я проголодался и, не зажигая огня, отправился на кухню. В окошко светила луна, и я легко нашел кусок сыра, жареное мясо, хлеб и неполную бутылку вина. Все это я внес в комнату. Анни встала и немного поела.
— Чей это дом? — спросил я.
— Не знаю. Я же вам говорила, что никого тут ее знаю.
— Давайте выпьем на брудершафт. Сервус?
— Сервус, — тихо ответила она.
В комнате было довольно холодно, и я снова нырнул в кровать.
— А ты разве не придешь ко мне? — спросил я ее.
— Зачем?
— Тебе же холодно.
Она легла. Я наклонился к ней, почувствовал, что от нее пахнет вином, и вспомнил, что утром и я пил ром.
— Тебя не колет моя борода?
— Нет. — Она повела плечом. — Скажите, почему вы выбрали именно меня?
— Мы же договорились говорить друг другу «ты»…
— Хорошо… Почему ты выбрал именно меня?
— Не знаю. Мне было жаль тебя: ты так замерзла.
— А что стало с другими?
— Не знаю. — Желая перейти на другую тему, я спросил: — А твой муж?.. Что бы он сказал?
— О чем?
— О том, что мы вот сейчас вместе.
— Он никогда не простил бы меня.
— Но ведь ты сделала это по принуждению!
— Он очень строг в этом отношении. Он говорил, что лучше умрет, чем ляжет в постель с другой женщиной… А здесь, в селе, со мной и разговаривать-то никто не будет, когда узнают, что я с венгерским офицером…
— Они об этом никогда не узнают.
— В таком маленьком селе ничего не утаишь: все равно узнают.
— Ты когда-нибудь уже изменяла мужу?
— Нет.
— У тебя никогда не было другого мужчины? Твой муж был первым?
— Да.
Я снова закурил, пуская в потолок густые клубы дыма. В комнате стало душно.
— Но ведь ты совсем не любишь мужа.
— Люблю.
— Ты только делаешь вид, будто любишь, сама себя утешаешь, а на самом деле знаешь, что не любишь.