Кто-то из друзей накануне поездки в Советский Союз посоветовал мне обратиться в Союз советских писателей с просьбой, чтобы эта авторитетная организация помогла мне попасть на родину легендарных мансийских сказителей.
Я изложил свою просьбу организаторам поездки по Советской стране, и они с пониманием и доброжелательностью отнеслись ко мне, пообещав немедленно послать телеграмму в Тюмень, ближайший к манси крупный сибирский город. В отдаленный бездорожный край манси надо добираться сначала самолетом, а затем на оленьей упряжке через тайгу или по реке на лодке. Я с нетерпением стал ждать ответа от мансийских товарищей.
Чтобы как-то скоротать время, я, не выходя из своего номера, начал изучать вогульский язык, пользуясь замечательным учебником Белы Кальмана. И снова только диву давался, как много в наших языках похожего, от души радуясь тому, что мне, возможно, удастся побывать там, куда хотели бы съездить многие мои соотечественники.
Не теряя времени попусту, я гулял по Москве, ходил в музеи и на выставки. Не один раз побывал и в круглом плавательном бассейне, расположенном неподалеку от Кремля, где, несмотря на позднюю осень, было довольно много купающихся. Несколько раз я даже играл там в водное поло.
Особенно одиноко мне было по вечерам. Несколько раз я сходил в театр, в оперу, но чаще всего просто слонялся по гостинице, сидел в ресторане, стоял в очереди в буфете за чаем и мороженым или, остановившись перед газетным киоском, пытался читать названия газет и журналов, а также цветные плакаты и многочисленные вывески на улицах.
Как-то, придя в ресторан поужинать, я оказался за одним столиком с двумя иностранками. На мое приветствие они ответили по-английски. Они оказались американками. Старшая из них, небрежно и броско одетая дама, производила впечатление старой девы. Это была типичная любительница групповых путешествий, каких полным-полно в отелях всех стран. У них нет другого дела как разъезжать по белу свету, чтобы все увидеть и все раскритиковать. Когда официант подвел меня к их столику, как раз говорила она.
Второй соседкой по столу оказалась молодая блондиночка, лет двадцати шести — двадцати восьми. Она в основном молчала и более сдержанно вела себя. Американцы вообще очень коммуникабельны и потому быстро завязывают знакомства. «Старая дева» сразу же засыпала меня вопросами: откуда я приехал, какая у меня профессия, есть ли жена и дети, сколько книг и пьес я уже написал…
Про себя и свою спутницу пожилая дама сообщила, что они познакомились только в Москве, так как попали в одну туристическую группу, что обеих зовут Бетти. Затем она начала распространяться о том, что они уже успели посмотреть, каково их мнение об увиденном, что с ними приключилось забавного. Она затронула обычные в таких случаях темы: о Красной площади, об Успенском соборе, о питании, о том, где и что купить, и тому подобное.
Затем обе дамы начали расспрашивать меня. Молодая блондиночка задала мне несколько наивных вопросов, какие довольно часто задают многие: как почувствовать себя писателем; что необходимо, чтобы стать им; где я черпаю материал для своих книг.
Я пытался объяснить, насколько позволял этот несерьезный и поверхностный разговор, что писатель — такой же человек, как и все, что у него такие же человеческие потребности, что он так же, как все, может радоваться, сердиться, страдать, быть щедрым или скупым, завистливым, влюбленным, больным, — с той лишь разницей, что все это он переживает более остро, чем другие. И потому доброта у него как бы более добрая, зависть — более сильная, любовь — более страстная, а болезнь протекает, как правило, более тяжело. И все же своими не очень серьезными объяснениями я возбудил к себе интерес обеих дам. Они тут же заявили, что теперь обязательно прочтут какую-нибудь из моих книг и что они охотно сходили бы со мной в театр или на концерт, если бы им, к сожалению, не нужно было завтра улетать.
Я, в свою очередь, тоже высказал сожаление по поводу их скорого отъезда и, по обыкновению, записал себе в блокнот их адреса.
Поужинав, мы вышли в холл, где пожилая дама сразу же начала прощаться, сославшись на то, что завтра ей нужно рано вставать. Сказав, что она была очень счастлива познакомиться со мной, пожилая дама удалилась в свой номер.
Молодой Бетти нужно было что-то уладить с портье — не то по поводу счета, не то багажа. Я подождал ее, а затем осторожно поинтересовался, что она намерена сейчас делать. Уж не собирается ли она тоже спать? Бетти ответила, что спать ей совсем не хочется.
— Не хотите немного выпить? — предложил я.
— Не возражаю, — ответила она. — Тем более, что сегодня у меня здесь последний вечер. Если у вас есть время, давайте посидим где-нибудь, где играет музыка.
В гостинице «Украина» нет бара, а ресторан скоро должен был закрыться. Куда еще можно пойти в Москве в такое время, я не знал, но вдруг вспомнил, что в гостинице «Метрополь» на площади Свердлова есть ночной клуб. Да, но там расплачиваются только западной валютой, а у меня в кармане, кроме советских денег, ничего не было! Я откровенно сказал об этом своей знакомой.
— Не беда, — ответила Бетти, выслушав меня, и заявила, что в таком случае она сама приглашает меня, если я, конечно, не обижусь.
Я согласился с условием, что за такси туда и обратно буду расплачиваться сам.
В «Метрополе» играла приятная, негромкая музыка. Поскольку мы были в России, то заказали водки.
Из разговора с Бетти я узнал, что она была замужем, но в настоящее время разведена. Замуж вышла рано. Муж ее заведовал кафедрой в Миннесотском университете, имел звание профессора и был намного старше Бетти. Вместе они прожили недолго и вскоре расстались.
Меня несколько удивило, что эта молодая деликатная особа так откровенно рассказывает чужому человеку о своей интимной жизни. Вероятно, она считала, что мы больше никогда не встретимся…
Я начал рассказывать ей о вогулах. Признаюсь, это было довольно странное ухаживание — рассказывать о вогулах молодой красивой американке, которая, вероятно, имела весьма смутное представление об этнических условиях Европы и, тем паче, Азии. Однако я настолько был увлечен своим планом, что не мог не говорить о нем.
Бетти внимательно слушала, более того, даже утверждала, будто ей все это очень интересно, и просила меня продолжать.
Воодушевленный ее поддержкой и разгоряченный выпитой водкой, я начал говорить о том, как невероятно богата народная поэзия манси, сколько у этой небольшой народности самобытных мифов и героических сказаний, как интересны ритуальные танцы-импровизации, как любопытны обряды и как жаль, что наша поэзия почти ничего не использует из этого богатства. А если бы какой-нибудь специалист по фольклору, то ли из манси, то ли из наших будапештских филологов, собрал все эти народные сказания и песни, записал охотничьи и свадебные обряды и притчи — от древнейших времен и до наших дней, то из собранного материала был бы воссоздан целый эпос, венгерско-мансийская героическая песнь, подобная «Калевале» и «Песни о Нибелунгах»… Разумеется, за это дело стоило взяться, вместо того чтобы плакаться, будто у нас нет народного эпоса. И раз уж этого не сделали раньше, не поздно еще сделать сейчас. Нужен только новый Леннрот! Разве это оправдание — не понимать друг друга только потому, что наши современные языки претерпели изменения и стали отличаться друг от друга?.. А ведь содержание, стиль и звуковая основа фольклора манси так близки к венгерскому фольклору! Да оно и не удивительно: ведь нас разделяют всего лишь два с половиной тысячелетия! Почему же не воспользоваться таким бесценным богатством? И тот, кто возьмется за это дело, внесет огромный вклад в общечеловеческую культуру. Наша древнейшая поэзия войдет в сокровищницу мировой литературы не менее блистательно, чем финская «Калевала»!..
Для Бетти все это, разумеется, было незнакомо и вряд ли интересно. Писатель какой-то маленькой, почти не известной ей страны ссылался на неизвестных лиц, в деталях распространялся о никогда не слышанном эпосе крошечной народности. Но оба мы немного захмелели, а на меня нашло такое вдохновение, что я все говорил и говорил.
Потом я пригласил Бетти на танец. Она покорно прильнула ко мне и, хотя танцевал я довольно плохо, слушалась меня.
Мы вернулись в гостиницу. Мне не хотелось расставаться с Бетти и, набравшись смелости, я предложил ей пойти ко мне в номер, сказав, что у меня есть маленькая кофеварка и мы сможем сварить кофе. Было уже поздно, но Бетти согласилась зайти ко мне. В лифте я, извинившись, предупредил ее, что в комнате у меня беспорядок. Бетти покачала головой, пообещав не смотреть по сторонам.
Здесь хорошо было бы поставить многоточие, давая возможность читателю самому домыслить остальное. Однако многоточия не потребовалось. Это зависело уже не от меня, а точнее говоря, не совсем от меня, да я и сам не могу сказать — от кого. Ничего не произошло. Видимо, по дороге в отель мы оба немного остыли. А может, для вспышки не хватило всего лишь одного-единственного слова или жеста?..
Бетти как-то сразу стала здравомыслящей и степенной и снова завела разговор о вогулах.
Увидев на письменном столе географическую карту, она попросила меня показать ей, где живут вогулы. А когда я ткнул пальцем в ту часть Западной Сибири, где Иртыш впадает в Обь, Бетти с улыбкой заметила, что завтра она увидит эти места с самолета. Она возвращалась в Америку, облетев весь земной шар: сначала она побывала на Багамских островах, потом в Аргентине, затем в Европе: Англии, Швейцарии, пять недель прожила в Италии, побывав в Риме и Неаполе, потом прилетела в Советский Союз; завтра утром она вместе со старой Бетти летит в Хабаровск, а оттуда — в Японию и через Гавайские острова — в Америку.
Я взял два тонких стакана и налил в них сливовой палинки. Мы чокнулись, но Бетти пить не стала, а лишь попробовала палинку. Из-за стола она не вставала, желая, видимо, сохранить расстояние между нами.
Я поинтересовался, с какой целью она совершила ст