Боб сообщил нам, что здесь, в Майами, расположен один из крупнейших аэродромов, откуда самолеты разлетаются по всей Америке. На прошлой неделе в воздухе столкнулись два самолета, в результате погибло сорок семь человек.
В этот момент возле самого берега пролетели три моторные лодки, вслед за которыми на водных лыжах неслись три девушки в красных купальниках. Девушки выписывали круги, махали руками, выделывали различные трюки, попеременно поднимали то одну, то другую ногу, прыгали и даже танцевали на волнах. На пляже собралось много народу. Все любовались воднолыжницами.
Мистер Финчи пригласил девушек к нам. Они оказались профессиональными спортсменками. Красивые, с безукоризненными фигурками, они разъезжали по модным курортам и демонстрировали свое искусство. Неизвестно откуда появились фотографы. Девушки подошли к нам и застыли в позах манекенщиц с приторными улыбками на лицах.
Мы тоже захотели покататься на водных лыжах. Первым отважился Блашко. Войдя в воду, он надел на мелком месте лыжи и взял в руки буксировочный шнур. Моторка рванула с места, и шнур вылетел у него из рук. Блашко упал в воду, подняв вокруг себя тысячи брызг. Он сделал вторую попытку. Хотя все казалось таким простым, но и она не удалась. Мы от души хохотали над ним. Однако не повезло и другим желающим. Даже такие ловкачи, как Рац, Зимани и Петерфи, один за другим потерпели фиаско и попадали в воду. Девушки со смехом подначивали нас.
Наконец рискнул прокатиться и я. Надевая лыжи, я решил про себя ни за что на свете не выпускать из рук шнура. Когда же моторка рванулась вперед, мне показалось, будто у меня выдернули руки из предплечья. Я пытался выпрямиться, но меня тянуло все дальше и дальше в море. Я тщетно старался что-то сделать и уже нахлебался соленой воды. И вдруг каким-то чудом мне удалось полувыпрямиться, но в этот момент одна лыжа вздыбилась, и я, будто споткнувшись, упал в воду.
Руди Шмидт, наш вратарь-ветеран, даже и пробовать не стал. И только одному Анти Куруцу удалось устоять. Он весь был как бы слит из одних мускулов и, казалось, не скользил, а прыгал по волнам, как резиновый мяч, и притом весьма элегантно. Он даже крикнул нам, что вот, мол, как нужно кататься.
Увидев это, Зимани стал просить, чтобы ему еще раз дали лыжи. Об этом же попросил и Петерфи. Однако ни тому, ни другому опять не повезло, хотя их пристегивали к моторке по нескольку раз. Моторка сделала заездов десять. Зимани и Петерфи упрямо не сдавались и даже заспорили, кому из них первому удастся удержаться на лыжах, но всем уже надоело смотреть на них, да и девицы явно заскучали. В конце концов водители моторок заявили, что им надо ехать в другое место, где их уже ждут. Усадив девушек в лодки, они быстро умчались.
В холле отеля нас дожидался толстый лысый мужчина в белом костюме. Он громко и непринужденно поздоровался с нами по-венгерски, но с легким английским акцентом:
— Сервус, ребята! Я вас видел по телевизору. Я — мистер Таллош, но вы можете называть меня, попросту дядюшка Мишка.
Мистер Таллош тут же сообщил нам, что он уже тридцать два года живет в Америке, имеет свою мебельную фабрику, а сейчас приехал пригласить всех нас к себе на ужин, на настоящий ужин по-венгерски, так как сегодня он зарезал поросенка.
— Поехали, ребята. Устроим настоящую венгерскую попойку. О’кей?
Мы нисколько не возражали, тем более что нам уже до чертиков надоели супы из полуфабрикатов, сладковатые бифштексы с типовыми гарнирами и сладкими огурцами. Боб Финчи с нами не поехал, так как ему нужно было уладить какие-то дела по организации рекламы нашего выступления, или, как говорят американцы, сделать паблисити.
По дороге к Таллошу мы увидели на одной из авеню двух негритянских девушек в серебряных платьях и меховых шапках. Девушки несли огромных размеров мяч, на котором крупными буквами была расписана наша завтрашняя программа. Третья девушка в высоких сапогах шла позади них, высоко поднимая ноги, и била в барабан.
Таллош с семьей жил в красивой одноэтажной вилле, расположенной довольно далеко от моря. Старик принял нас в саду и представил нам членов своей семьи. Жена его была очень толстой, а дочь, приземистая девушка в очках, вырядилась, видимо в нашу честь, в венгерскую национальную одежду: красная юбка, вышитая блузка с передником, на ногах — сегедские сандалии, а на голове — расшитый жемчугом кокошник.
Сделав каждому из нас книксен, она произнесла по-венгерски:
— Полинкаш![11]
Помимо этого, она, видимо, знала по-венгерски еще несколько фраз, таких, как: «Добрый день!», «Прошу Пешти хирлан», и несколько присказок. Вообще она казалась довольно глупенькой, так как хихикала и к месту и не к месту, крутилась и вертелась, несколько раз передразнивала отца и во всеуслышание смеялась над ним.
Помимо нашей воли нам пришлось все осмотреть: и суперхолодильник, замораживающий продукты до очень низких температур, и телевизор, и стиральную машину, и кондиционер-распределитель, с помощью которого зимой и летом в доме поддерживается постоянная температура.
Затем хозяин виллы повел нас в гараж, чтобы похвастаться двумя автомобилями, а потом показал ворота, которые автоматически открывались и закрывались с помощью фотоэлемента, срабатывающего при приближении машины к воротам.
Мы, разумеется, как и полагается в таких случаях, удивлялись, охали и ахали.
И только после всего этого мы наконец попали за накрытый стол, на котором увидели всевозможные свежие колбасы, в том числе, разумеется, и традиционную при заколе свиньи кровяную. Все это было подано в большом количестве. На столе красовались также голубцы, слоенки с яблоками и творогом.
Дядюшка Мишка все время без умолку говорил:
— Ешьте, ребята, ешьте! Знаете, это не простая свинья, а, так сказать, летающая! — Он, довольный, расхохотался и по очереди осмотрел нас, желая понять, какое произвел впечатление. — Здесь, во Флориде, свиней держат только негры, и свиньи здесь такой черной породы. Негры их режут, не откормив как положено, и у этих свиней получаются такие слабенькие и тоненькие кишки, что их не набьешь кровяным фаршем: они сразу же рвутся, и вся начинка вываливается… — И он снова громко рассмеялся, стукнув ладонью по столу. — Это же была настоящая, хорошо откормленная свинья, каких разводят только в Айове, где растет великолепная кукуруза. Так-то оно так, но ведь поездом живую свинью не повезешь: как-никак расстояние в две тысячи миль! За такой долгий путь свинья сдохнет, и придется ей устраивать похороны… Ха-ха-ха!.. Вот почему я и привез эту свинью самолетом! Каждый год я подобным образом доставляю сюда пару свиней. Правда, это мне обходится в восемьдесят пять долларов… Но что поделаешь? Ведь все это ради собственного желудка!.. Есть тут у меня один знакомый. Его фамилия Чукаш. Он умеет и заколоть свинью, и разделать. Вот почему у меня в холодильной камере всегда достаточно домашних колбас и грудинки! Так что, как только кто из венгров появляется в наших краях, я обязательно приглашаю к себе откушать…
Итак, мы ужинали, но я бы не сказал, что это были очень вкусные колбасы: то ли в них положили мало специй, то ли мясо оказалось слишком мягким, то ли они просто вымерзли в холодильнике. Может, это только мне одному так показалось? Например, Додо Рац три раза подкладывал себе на тарелку, а Моцинг наелся до того, что весь побагровел. Он расстегнул ворот, ослабил на несколько дырочек ремень, а сам все ел и ел.
Жена Таллоша вздыхала и жалостливо причитала:
— Ешьте, ешьте еще! Бедные ребята, как проголодались…
Мы и вина выпили много, а потом сидели, отяжелевшие и ленивые, как удавы, проглотившие добычу.
Дядюшка Мишка предложил нам сигареты и сигары (даже «Гаванские», упакованные в стеклянные трубочки). А сам, не закрывая рта, все говорил и говорил. Он рассказал, как, преодолев множество трудностей на своем пути, из подмастерья-столяра стал владельцем мебельной фабрики, что теперь он обеспечивает работой шестьдесят человек. Он в деталях расписывал, где, когда и на чем заработал сколько долларов, а жена и дочка слушали его с таким подобострастием, будто узнали все это впервые в жизни.
Мы кивали головами, более того, даже задавали вопросы. Всех нас интересовало одно: на чем здесь можно заработать? Куруц и Очи Веребели учили Милли, дочку хозяина, жарить мясо по-венгерски. Она же, запихнув в рот жевательную резинку, проделывала с ней всевозможные трюки: то вдруг растягивала на целый метр, не выпуская изо рта, то наматывала спиралью на палец, то, надув щеки, превращала жвачку в большой шар, похожий на мыльный пузырь, что само по себе представляло довольно неприятное зрелище. Потом она прочла стихотворение по-венгерски.
Окончив декламацию, Милли сделала реверанс. Мы захлопали в ладоши, а старик отец расцеловал дочь и пожелал, чтобы все мы по очереди сплясали с Милли чардаш. Затем он сам начал петь венгерские народные песни и, стащив с себя ботинки, заставил и нас сделать то же самое. Он был уже сильно пьян и молол бог знает что:
— О’кей, ребята! Вот увидите, в один прекрасный день я заберу свою старушку с Милли и поеду на родину. Куплю там небольшое, добротное имение, непременно с лесом, где можно будет охотиться на лисиц и зайцев… А вас всех приглашу к себе. И чтобы было в моем имении небольшое озеро с рыбой… Сварим вкусную уху с сегедской паприкой в чугунном котелке!.. Сядем все вокруг огня и начнем рассказывать анекдоты на спор, так сказать…
— Послушайте, дядя Мишка, — прервал его Зимани, который даже сейчас не мог удержаться от возражений, — разве вы до сих пор не слышали о том, что император Франц-Иосиф давным-давно помер? Уж не думаете ли вы, что вам в угоду в Венгрии снова разрешат частное землепользование?
Однако старик нисколько не обиделся на это замечание и продолжал мечтать. Он утверждал, что его предки по материнской линии были в свое время людьми благородными и богатыми и что он выкупит у правительства их бывшие имения, а к ним прикупит имение в Бачке, где-то возле Замбора, которое у него когда-то было…