Законы Ману, «сокровище, которое царь вверяет брахманам, сокровище негибнущее; этого сокровища не похитят у него ни воры, ни враги. Жертва, приносимая брахману, богоугоднее жертвы, сжигаемой огнем»[146].
Брахманы с течением времени присвоили себе множество привилегий и направляли мысли индийцев в нужное им русло повиновения, используя для этого суеверие и набожность народа. Они уверяли людей, что только им, брахманам, дано свыше «договариваться» с богами, воздействовать на их решения, касающиеся земных проблем. С помощью аскезы, знания мантр и правильного исполнения ритуалов, утверждали брахманы, они находят общий язык с капризными богами и сохраняют вокруг спокойную, мирную и сытую жизнь. В эти дипломатические способности брахманов люди безоговорочно верили и поэтому снабжали их всем необходимым для жизни, полной покоя и удобств.
Исполнение ритуала считалось исключительно брахманской привилегией. Оно представляло собой тщательно, до мельчайших деталей разработанное священнодействие, которое способствовало не только земному, но и вселенскому порядку. Постепенно людская вера в магическую силу ритуала брала верх над верой в мощь богов.
В ведийской Табели о рангах, помимо брахманов и кшатриев, существует еще две варны — вайшьев и шудр.
К вайшьям относились те, кто занимался земледелием, скотоводством, ремеслом и торговлей. За этой варной закреплялся желтый цвет, цвет земли.
И наконец, к самой низшей варне принадлежали шудры. Согласно Законам Ману они должны были находиться в услужении у брахманов, кшатриев и вайшьев. Ущемлялись наследственные права детей от родителей, принадлежавших к трем высшим варнам и шудрам. Например, лишался наследства сын от шудрянки и брахмана, кшатрия, вайшьи.
Шудрам, как слугам, разумеется, достался черный цвет. Они были далеки от богоизбранных людей «белой кости» и «голубой крови». Шудры подразделялись на «чистых» (ани-равасита) и «нечистых» (ниравасита). «Чистым» разрешалось прислуживать брахманам, кшатриям, вайшьям. Они одевались в вещи ношеные, с чужого плеча. Питались объедками. Им не дозволялось слушать или пересказывать Веды, но не возбранялось знакомиться с эпосами Рамаяной и Махабхаратой, а также с Пуранами — преданиями о жизни царей, героев и богов, из которых можно было также почерпнуть сведения о происхождении и гибели Вселенной и много чего другого. Случалось, что из варны шудр происходили даже цари, но подобные возвышения были все-таки редкостью. Статус лица согласно иерархии варн влиял на многие стороны повседневной жизни жителей Древней Индии. Так, например, размер процента со взятого кредита для брахманов был 2 %, для кшатриев — 3 %, для вайшьев — 4 %, для шудры — 5 %. «Нечистые» шудры, то есть отвергнутые обществом, влачили жалкое существование и в своем бесправии ничем не отличались от неприкасаемых, находившихся вне четырех варн. Жизнь неприкасаемых ничего не стоила. К неприкасаемым относились и чандалы, они жили как придется, не чурались самой грязной работы, перевозили и сжигали трупы, а при случае были палачами. Чандалы ходили с трещотками, оповещая высокородных людей о своем приближении.
Изгоями общества оказались охотники, рыболовы и дубильщики кожи, а также продавцы крепких напитков.
К неприкасаемым также относились корзинщики и тележники, которые когда-то считались вполне уважаемыми и полноправными гражданами.
Большой процент среди этих изгоев общества составляли млеччхи (санскр. — чужеземец, варвар) — чужаки, которые в достопамятные времена захватили какую-то часть или частичку индийского субконтинента, уже занятую арийскими племенами, и натурализовались, на свою беду. Люди, как свидетельствует история, злопамятны и мстительны[147]. Млеччхи, представители других религий и культур, не принадлежали ни к одной из четырех варн древнеиндийского общества.
А может быть, на самом деле «все было с точностью до наоборот»? К млеччхи индо-арии отнесли уцелевшую часть коренного, автохтонного населения, далеких потомков жителей Мохенджо-Даро и Хараппы, чья история прервалась после 1750 года до н. э. Это только предположение, но в нем мерцает искорка правды. Кто-то все же передал индоариям некоторые неизвестные сакральные образы и религиозные традиции, а также навыки и наработки в области производства и торговли — примеров тому предостаточно. Люди большей частью неблагожелательны к чужакам и обособлены от самих себя — быстро забывают добро и свое прошлое.
К изгоям относились как к заразным животным. Их сторонились, а если, на свою беду, кто-то из неприкасаемых прикасался к брахману или заговаривал с ним — возмездие не заставляло себя ждать. До убийства дело за эти проступки, разумеется, не доходило, но искалечить могли — запросто. Давили слонами или выжигали факелами кожу до мяса за серьезные преступления: измену племени или убийство кого-то из представителей высших варн.
Если происходило убийство брахмана, то оно воспринималось как исключительное событие. Все равно, что в наши дни убийство президента страны или суперзвезды поп-культуры. Сам же брахман за убийство человека не наказывался смертью, обходился штрафом.
Привилегированное положение в индийском обществе первых трех варн подтверждалось также инициацией — специальным обрядом посвящения, символизирующим второе рождение. Начиная с этого события, жизнь дваждырожденного проходила в четыре этапа. Первые два этапа охватывали обучение и обзаведение семьей, что предполагало появление и воспитание детей. У детей появлялся домашний учитель, наставник — гуру. Затем, после того как дети встали на ноги и зажили своим домом, отец вместе с их матерью уходил отшельничать в лесную глушь. И, наконец, становился саньясином, то есть жил подаянием, отказавшись от своей варны. Разумеется, он лишался всех прерогатив, связанных с принадлежностью к его сословию. Ждал в одиночестве или в компании с такими же людьми, как он, перерождения в последующей жизни.
Терпение, беспрекословное повиновение, уступчивость членам вышестоящих варн во всем — главные добродетели современников Сиддхартхи Гаутамы.
В таком обществе человек не принадлежал самому себе, а оставался безвольной частичкой веками функционирующего и отлаженного социального и духовного организма. Он жил, как жили его деды, прадеды и далекие пращуры, между доброжелательно настроенными к нему (благодаря брахманам) богами, дэвами и злокозненными, приносящими ему одни болезни и несчастья демоническими существами — асурами.
Брахманы выступали в качестве режиссеров и главных действующих лиц бесконечно длящегося спектакля под названием Майя.
Майей в Ригведе обозначают, с одной стороны, обман, хитрость, колдовство, а с другой — магическую способность изменять все и вся.
Мифологические сюжеты религиозных представлений в храмах были веками востребованы зрителями. Они казались более эффективным средством психологического воздействия на людей, чем театрализация происходящих в повседневной жизни реальных событий.
Брахманам искренне и безоговорочно верили. Они веками обладали безупречной духовной репутацией. Считалось, что их поведение в предыдущих рождениях соответствовало самым строгим нравственным и моральным критериям.
Вот, казалось бы, исчерпывающее описание социальной структуры древнеиндийского общества и его массовой психологии.
И все-таки кого-то я забыл упомянуть. Трудно представить себе, что в те далекие времена внутри традиционной религиозной системы под управлением брахманов не было инакомыслящих людей с личными независимыми убеждениями. Тех «диссидентов», кто придерживался взглядов, идущих вразрез с общепринятыми. О них разговор впереди.
Глава девятаяСЛУХАМИ ЗЕМЛЯ ПОЛНИТСЯ
На протяжении более чем тысячи лет после Паринирваны Будды в религии буддизма, распространяющейся по соседним с Индией странам, вырабатываются учения, значительно расширяющие мифологию ее основателя.
Поэтому-то индивидуальный, физический образ Сиддхартхи Гаутамы с веками вообще исчезает. Об основоположнике буддизма как об исторической персоне еще помнят в странах Южной Азии и Запада, а вот в Китае, Корее и Японии, например, смысл слова будда — просветленный, постигший высшую истину — заслоняет собой человеческий образ.
Биографические и легендарные материалы о Гаутаме Будде, относящиеся к древним источникам, неравномерны по объему в описании всех этапов его жизни. На это обстоятельство обратил внимание историк культуры, философ и публицист Владимир Александрович Кожевников (1852–1917) в обстоятельном труде «Буддизм в сравнении с христианством».
Эти материалы отличаются полнотой, когда речь заходит о пребывании Будды на небесах Тушиты, чудесном рождении и праздном времяпрепровождении во дворцах, об отречении от светской жизни, о причинах его ухода из дома, первых странствиях и встречах, о его пути к Просветлению, о его последних днях. Такое ощущение, словно открылись невидимые шлюзы и информация водопадом низвергается на слушателя или читателя. Когда же хочешь узнать о том, как Гаутама Будда «выстраивал» свою общину и свои отношения с властями предержащими, как он жил во время своей «долгой, но спокойной, просветительской и организационной деятельности», информация отличается либо чрезвычайной скудостью, либо приукрашена или вовсе отсутствует. Она, словно вода, течет тонкой струйкой из крана, а бывает, что и не течет совсем.
В. А. Кожевников увидел причину этой неравномерности в «условиях той догматической, учительской стилизации, которой подверглись первоначальные, вероятно, краткие повествования о Будде»