Действительно, происходившие изменения были грандиозными и затрагивали все стороны жизни традиционного индийского общества.
Древняя Индия рассматривается в брахманистской и буддийской литературе разделенной на пять частей по географическому принципу. Это Северная Индия (Уттара-патха), Срединная Индия (Мадхьядеша), Западная Индия (Апарантха), Восточная Индия (Прачья) и Южная Индия (Дакшинапатха).
Долгое время самыми процветающими оставались срединная и южная части Индии. Срединная Индия занимала пространство Джамна-Гангского двуречья. На этой территории находились крупные по тем временам города, которым было суждено сыграть значительную роль в индийской истории. Южная Индия по праву считалась кладовой несметных сокровищ — алмазов, сапфиров, рубинов, жемчуга и золота. Наличие этих даров природы между тем большей частью не упрощало, а усложняло жизнь местного населения.
В это же время серьезные перемены произошли в армии. Можно сказать, она претерпевала полное техническое переоснащение и изменение порядка набора в нее воинов.
На смену легким повозкам пришли тяжелые колесницы с четырьмя запряженными конями, что-то вроде античных квадриг. В индийской науке ведения войны им придавалось первостепенное значение. Конница и особенно боевые слоны применялись как ударная сила. О конских седлах еще не знали, зато что-то вроде узды уже существовало и кони были управляемы.
На спине слона устраивалась закрытая башенка, а в ней помещались воины, вооруженные луками и дротиками. Пехота составляла в количественном отношении большинство войска. На нее главным образом возлагалось развитие военного успеха. Пехотинцы были вооружены длинными и широкими мечами, а также луками в человеческий рост. Один конец лука ставился на землю, пехотинец опирался на него левой ногой и натягивал до отказа тетиву. Стрелы длиной в 60–90 сантиметров, сделанные из бамбука или тростника и к тому же оснащенные металлическими наконечниками, были сокрушительным оружием — насквозь пробивали кожаный щит и панцирь. Поражающая дальнобойность лука достигала ста метров.
Войско постепенно превращалось в профессиональную армию. Ее ядро составляли воины, находящиеся на постоянном довольствии правителя. Это уже не была сформированная на скорую руку дружина. В обязанность безоружного сельского населения входила исправная плата налогов, на которые содержались наемные воины и тогдашние чиновники.
Тут пришло самое время вспомнить Законы Ману, этот Домострой Древней Индии. Как ни критикуй брахманов, а все же среди них было немало дельных и умных людей. Они понимали, что и на войне при всей ее жестокости и насилии должны сохраняться какие-то моральные нормы, ограничивающие всеобщее озверение (или «упоение в бою»). Обратимся к тексту Законов Ману: «Сражаясь в битве, не следует поражать врагов вероломным оружием — ни зубчатым, ни отравленным, ни раскаленным на огне. Не полагается убивать оказавшегося на земле, если сам находишься на колеснице, ни кастрата, ни стоящего со сложенными руками с просьбой о помиловании, ни имеющего распущенные волосы, ни сидящего, ни говорящего: “я твой”, ни спящего, ни не надевшего доспехи, ни нагого, ни безоружного, ни не сражающегося, а только смотрящего, ни сошедшегося в схватке с другим, ни не сражающегося в затруднительном положении, ни пораженного, ни тяжелораненого, ни устрашенного, ни отступающего, — всегда помни дхарму добродетельных воинов»[162](Законы Ману, глава 7. 90–93. Наставления об обязанностях царя и управлении государством).
Это была малоприятная и кровавая эпоха. Шло образование империи, которая рождалась в процессе больших и малых войн. Народы, которые объединяют насильственным путем, вряд ли видят, какие выгоды сулит им будущее. Гора трупов заслоняет радужные перспективы — расширение торговых и культурных контактов и т. п.
Историческая личность Будды приобретает осязаемые формы, а ее существование делается очевидным благодаря научному исследованию целого ряда социальных обстоятельств и психологических причин, создавших духовное движение, важнейшей частью которого были буддизм и его основатель. Оно первоначально возникло в Индии как эмоциональный взрыв, долго и исподволь подготовляемый обстоятельствами жизни. Неприятие интеллектуальной элитой существовавших социальных и религиозных традиций постепенно могло перерасти в грозящий хаосом бунт низов против верхов. Чем заканчивается неконтролируемое восстание масс и кто в результате этого приходит к власти, более тиранической, чем прежняя, знаем не понаслышке.
Гаутама Будда и его окружение сплотили вокруг себя людей со здравым смыслом и с человеколюбивыми взглядами. Именно они предотвратили разгул народной стихии.
Это была, разумеется, сиюминутная задача. Глобальной и долговременной целью явилось преобразование самим человеком своей хищнической и эгоистической природы. В предложенных Буддой методах и технологии, направляющих этот сложнейший процесс к финалу, выявились сущность и масштаб его личности. Вот отчего все сведения о нем и его доктрине, циркулирующие в разных эпохах и сочинениях, представляют для сегодняшних поколений несомненный интерес.
К моменту появления Гаутамы Будды на Земле объяснение справедливости традиционного социального разделения уже устраивало не всех. Говоря совершенно откровенно, «оборотная сторона» повседневной жизни брахманов не всегда соответствовала провозглашаемым ими нравственным принципам. Чему тут удивляться, ведь и на солнце существуют пятна.
Среди смышленых и деятельных людей из варн кшатриев и вайшьев в адрес брахманов уже слышался некоторый сдержанный ропот, впрочем, еще не сопровождаемый проклятиями. А кому, в самом деле, понравится, что кто-то требует для себя особых привилегий в таком деликатном вопросе, как освобождение из сансары, не забывая при этом о земных благах и других для себя выгодах?
Подобные люди, особенно из двух высших варн. конечно же, существовали. В те времена, для того чтобы стать свободными от поучений и навязчивого надзора брахманов-традиционалистов, они занялись исключительно индивидуальной духовной практикой. Как сейчас сказали бы: пошли по своей воле в «бомжи», то есть стали бродягами. Но бродягами образованными, сведущими в ведийской учености. Это были люди смекалистые, знали, как обратить на себя внимание. Они здраво рассуждали о духовных материях и разбирались в тонкостях ведийского ритуала. Большинство этих бунтарей происходили из родовитых семей (преимущественно из варны кшатриев).
Разрыв с привычным образом жизни был первым шагом к переосмыслению священной роли ведийских традиций и метафизики Вед. Они усомнились — сначала робко, а затем решительно — в естественности установленных четких социальных границ между варнами. Это бросающаяся в глаза причина их бунта. Была еще и другая, более глубокая, рожденная их борьбой за право свободно мыслить.
Надо полагать, что бунтари были людьми неординарными, талантливыми, обладающими сильным характером и умеющими оставаться невозмутимыми при любых обстоятельствах. Вопрос, ими поставленный во всеуслышание, задавали в узком клановом кругу и многие их соотечественники. Почему установлено верховенство брахманов над всеми другими варнами?! Ведь большинство из этого высшего социального слоя уже не обладало ни мудростью древних, ни обширными знаниями, а всего лишь твердо придерживалось ритуала и настойчиво защищало свое право на привилегии.
А теперь выясним, с чего начался и как проходил этот бунт заговоривших во весь голос несогласных. В страшном сне не представить того, что увидела и испытала вскоре брахманская элита. Ведь некоторое интеллектуальное оживление в древнеиндийском обществе, связанное с обсуждением тонкостей ведийского ритуала и проблем языкознания, не предвещало появления радикального религиозно-философского движения, развернувшегося с бесподобным размахом на севере Индии. Это движение шло практически синхронно с образованием в Древней Индии мощных царств, а затем империй. Знатоков ведийской литературы из жреческого сословия ценили и уважали за обширные знания все члены древнеиндийского общества. Эти эрудиты жреческих школ, поощряемые местными правителями, привнесли некоторое разномыслие и живость в духовную жизнь той эпохи. В моду тогда входили многочисленные турниры-диспуты с компетентными арбитрами и с объявлением наград победителям. Настоящее «пиршество духа» и «торжество интеллекта». Поздневедийские специалисты по ритуалам, а также знатоки сакрального ведийского языка, так называемого ведического санскрита, соревновались друг с другом в аргументации того, чтó всего важнее и как все устроено. До хрипоты спорили о том, какому богу в первую очередь и когда приносить жертву[163].
Особый интерес среди интеллектуалов вызывали дискуссии по проблемам языка. Например, разгорались настоящие баталии при обсуждении вопроса о том, несут или не несут «приставки в себе смысл независимо от “приставляемых” к ним корней» или восходят или не восходят «звукоподражательные слова (…) к забытым, “темным” корням»[164].
В этих дискуссиях были выработаны приемы рационалистической аргументации. В рамках двух посылок и одного заключения мысль двигалась плавно и легко, как лодка по воде, а здравый смысл и неуемная фантазия открывали новые горизонты. Оказалось, что, несмотря на убожество повседневной жизни, люди не разучились думать. Более того, по сравнению с прежними временами мысли рождались смелые и парадоксальные. Владимир Шохин справедливо замечает: «…поздневедийская Индия превращается в дискуссионный клуб»[165].
Эти ни на что не похожие рассуждения обратили на себя внимание местных правителей. Те понастроили немало просторных помещений: так много народа вдруг заинтересовалось тонкостями ведийского ритуала и вопросами языкознания. Владыки того времени не чурались высказать свои соображения, например, по поводу грамматики Панини. Они понимали, что обсуждение приставок и корней, а также тонкостей ведийского ритуала успешно отвлекает внимание от социально-политической неразберихи в их государствах. К тому же многие из них искренне увлеклись интеллектуальными спорами на подобные отвлеченные от повседневной жизни темы.