.
Существует еще одна версия, объясняющая причину ненависти Вирудхаки к своим (по матери) соплеменникам шакьям. В шестнадцать лет этот юноша посетил родину матери — Капилавасту. Он был принят с почетом и даже присутствовал на заседаниях Совета республики, на котором председательствовал его дед. После одного из таких заседаний он по неизвестной нам причине вернулся в зал. Юноша увидел, как какая-то женщина из прислуги, но по варне относящаяся к кшатриям, с озлоблением протирает тряпкой, смоченной разбавленным водой молоком, сиденье, с которого он только что поднялся. Орудуя тряпкой, она приговаривала: «Вот еще наследил тут этот ублюдок, сынок рабыни!»
В юношу ее слова ударили посильнее молнии. Он опрометью выбежал из зала заседаний, бормоча: «Стану царем, и будешь ты протирать это сиденье кровью из своей же перерезанной глотки!»
Конечным пунктом первого большого путешествия Сиддхартхи Гаутамы был город Вайшали — столица конфедерации восьми республик Вридджи. В наши дни это небольшой поселок в 55 километрах к северу от города Патны. Неподалеку от Вайшали, за околицей деревни Анупайя, в манговой роще стояли тростниковые хижины. В них жили Арада (палийский вариант: Алара) Калама и его ученики.
Никто из буддистов, как прошлого, так и настоящего времени, не возражает, что Арада Калама был первым из учителей Гаутамы Будды. Другое дело, что не все относятся к нему с должным почтением. Большинство авторов биографий Первоучителя принижают роль Арады Каламы в развитии древнеиндийской философии прилепленным к этому оригинальному мыслителю ярлыком — «практический учитель». Впечатление, что его учение и деятельность носили исключительно прикладной характер, рассеивается после прочтения поэмы Ашвагхоши «Жизнь Будды», в которой излагаются основные идеи учения Арады Каламы.
Профессор В. К. Шохин не только обратил внимание на оригинальный характер этих идей, но и, проанализировав их, относит первого учителя Гаутамы Будды к выдающимся личностям Древней Индии. Будучи мыслителем частично брахманистской ориентации и последователем уже известного читателю мудреца Капилы, он, по словам российского буддолога, «своего рода “промежуточная фигура”, которую можно поместить где-то на пересечении “диссидентов” и традиционалистов»[272].
Согласно преданию, скорый отъезд Сиддхартхи Гаутамы из манговой рощи (а был ли он скорым?) сбивает с толку и дает повод утверждать, что Первоучитель от занятий с Арадой Каламой ничего полезного для себя не получил. Некоторые сутры подтверждают это ошибочное заключение. При этом напрочь забывается важнейшее событие, проливающее свет на истинные отношения учителя и ученика. Профессор В. К. Шохин обращает внимание, что первым, кому Гаутама Будда захотел поведать о своем Просветлении и проповедовать свое учение, был Арада Калама[273]. До встречи с ним не хватило чуть-чуть времени. Он умер за несколько дней до приезда к нему Сиддхартхи Гаутамы.
Отшельник относился к варне брахманов. Представляю, как от его еретических речей многих брахманов бросало в дрожь. Стоит только вспомнить его рассуждения о том, что в мире нет никакой души, а все, что рождается, живет и дышит, — одна, постоянно меняющаяся телесная материя.
Глава седьмаяВ ОБУЧЕНИИ У АРАДЫ КАЛАМЫ И УДРАКИ РАМАПУТРЫ
Наконец-то Сиддхартха Гаутама добрался до цели. Как он ни спешил, дорога с небольшими остановками и с посещением Раджагрихи все равно заняла больше ста с лишним дней. Сколько удивительных встреч произошло у Сиддхартхи за это время! Индия, разноязыкая и многоликая, встречала его в деревнях без особого восторга, но и не враждебно. Ему, молодому и красивому, охотно подавали милостыню женщины. Его чаша никогда не была пустой. Сиддхартха особенно не разъедался. Он ел не больше одного раза в день. По мере того как он приближался к ашраму аскета Арады Каламы, ему навстречу попадались деревенские люди, не настолько побитые жизнью, как те, кто встречался до этого. К тому же они были более приветливыми и разговорчивыми, чем его земляки шакьи. Он перекидывался с некоторыми из них несколькими словами.
Сиддхартха обратил внимание, что его лицо за время путешествия преобразилось. Оно стало кротким и торжественным, словно он готовился уйти из земной жизни и переселиться куда-то повыше и подальше от земли.
Как и следовало ожидать, он появился не вовремя. Арада Калама четким и громким голосом что-то объяснял сидящим на траве ученикам. Целая толпа в несколько сотен человек, замерев, сидела перед ним. Сиддхартха скромно примостился сбоку за спинами учеников, но острый глаз учителя приметил его сразу. Вскоре Арада Калама замолчал. Урок подошел к концу.
Ученики рассыпались по лесу. Каждый из них искал себе уединенное место, чтобы теорию закрепить практикой. Сиддхартха подошел к Араде Каламе и полным высочайшего почтения голосом попросил разрешения стать его учеником. Таков был обычай.
Мастер разрешил ему остаться и напутствовал словами, что Сиддхартхе придется немало потрудиться, погружаясь в глубины собственного сознания. Ведь ему предстояло теоретически и практически освоить методы медитации для приведения ума в соответствующее состояние. Он должен был научиться воспринимать пространство как безграничный источник всех вещей, а также попытаться достичь «сферы ничто», или «сферы нематериальности». Эта цель Сиддхартху заинтересовала, хотя он, откровенно говоря, сначала не понял, что имел в виду учитель.
Вскоре, однако, он вошел в круг идей Арады Каламы. Полученные знания он моментально закреплял практикой. Расскажу, в чем состояла суть этого оригинального миро-видения. Итак, как я уже писал, осязаемое, материальное из чего слеплен мир, то есть материал Вселенной, пребывает в постоянных метаморфозах. На первой, изначальной и неразвитой своей стадии этот материал находится в допустимом равновесии. Но лишь равновесие нарушается, он становится при дальнейшем своем развитии пластически подвижным и приобретает разнообразные формы.
Последователь Л. Н. Толстого, переводчик и публицист Павел Александрович Буланже (1865–1925), тонко прочувствовал восприятие Арадой Каламой дисгармонически-демонического изменения разнообразных материальных форм. Меня впечатлило его толкование дошедшего до нас из глубокой древности учения: «Таким образом явилась отдельность этого материала, началась как бы отдельная жизнь всякой формы: и человека, и зверя, и дерева, и звезды, и всякого неживого и живого вещества во Вселенной. После того как материал стал обособленным, или личным, в нем стало проявляться пять сущностей тонких и им соответствовало пять сущностей грубых. Эти пять сущностей: 1) звук (тонкая) и эфир (грубая); 2) осязание и воздух; 3) цвет и огонь; 4) вкус и вода; 5) обоняние и земля. Человеку только кажется, что он есть то, что он есть. На самом же деле он кусок природы, этого всемирного материала, который постоянно изменяется. И в человеке, как и во всем во Вселенной, тоже есть эти пять сущностей, и тонкие сущности называются манас, а соответствующие им грубые — чувствами (слух, осязание, зрение, вкус, обоняние). Когда человек, положим, видит красный цвет, это не значит, что красный цвет существует на самом деле. На самом деле в природе нет никаких различий, — есть один неизменный материал, из которого она состоит. Но человеку кажется, что он видит красный цвет, потому что тонкая сущность человека — манас — получила впечатление от грубой сущности — чувства зрения — и сделала такое разделение материала Вселенной. Если бы тонкая сущность — манас, скрывающаяся за грубой — зрением, не произвела разделение материала Вселенной, человек не почувствовал бы красного цвета. Как часть всего материала Вселенной человек изменяется: одно время он может быть человеком, другое время — животным, растением, камнем и т. д. Смысл человеческой жизни заключается в том, чтобы остановить эти вечные изменения. А это может быть только тогда, когда он узнает, от чего происходят изменения, то есть когда он узнает, что для этого надо стремиться к первоначальному состоянию материи — равновесию, небытию. А это может быть тогда, когда уничтожится сознательность и отделенность человека от остальной материи, то есть уничтожится сознание человеком своей отдельной личности»[274].
В. П. Андросов в своей фундаментальной работе «Будда Шакьямуни и индийский буддизм» конкретизирует, в чем заключалось для Арады Каламы достижение глубочайшего уровня — созерцание «долины абсолютного ничто»: «Адепт полностью осознает, что всё данное ему в ощущениях и представлениях суть ничто. Но под “всё” понимался не только внутренний мир личности. Постепенно погружаясь в медитативное состояние, ученик должен был утвердиться в мысли, что все составляющие грани его души ничтожно малы и никчемны. В них нет ничего достойного внимания или развития. По мнению Каламы, такая духовная практика освобождала вечное Я (Атман) человека от оков тела и души, и, как птица из открывшейся клетки, оно устремлялось в небесную высь, в бесконечное пространство, к соединению с высшим Абсолютом Вселенной — с Брахмо»[275].
Такой результат, если сжато сформулировать условия, при которых он возможен, непременно появится, когда тонкие и грубые сущности будут парализованы волевым усилием человека, их тщательно изучившего с помощью самоуглубления и полного отстранения от всего, что питает его чувства. Возвращение равновесия Вселенной означает возвращение в небытие как в новую реальность. Небытие в этом случае представляет высший Абсолют.