Несомненно, индуизм — это религия. Но не только. Образ жизни? Да, конечно — но не только. Философия? Вне всякого сомнения. Но, опять же, не только. И религиозный, и социальный, и философский компоненты накрепко спаяны в нем в нечто единое. Как обозначить это единство, каким из наших, внешних для индуизма, терминов? Может быть, это мировосприятие? Слово „религия“ явно не покрывает всего того, что так неадекватно именуется у нас индуизмом (кстати сказать, слово „индуизм“ чуждо индусскому менталитету, это заимствованное, заемное, иностранное для Индии определение того, чем живет и дышит ее народ). До какой бы степени церковного диктата и контроля ни скатывалась Европа в прошлом, но могло ли кому-либо прийти в голову, что, скажем, утренний туалет, физические упражнения, половой акт, само дыхание, наконец, есть акт по сути своей религиозный? А индуизм не только считает именно так, но еще и скрупулезно расписывает, как, когда, в какой последовательности должны совершаться эти акты — именно как религиозные обязанности каждого человека. Именно потому, что для индуса религиозно все, все покрывается словом „религия“, потому, что нет для него ничего светского, профанного, мирского, а есть только сакральное, именно поэтому нет и точного аналога нашему понятию „религия“ в языковом наследии Индии. Как назвать то, что охватывает все на свете и не имеет противопоставления? Впрочем, названным ЭТО быть не может. И индусы называют его, но не религией и не индуизмом, а многозначным словом „дхарма“, иногда же „санатана дхарма“ — „вечная дхарма“»[53].
Профессор Р. Б. Рыбаков приоткрыл несведущим людям дверь с надписью на ней — Дхарма. За этой дверью обнаруживается мир, в котором все в нем находящееся подчиняется неукоснительному порядку, от которого зависит качество жизни. В этом мире «все разложено по полочкам, все расписано, как в идеальных бюрократических инструкциях»[54].
Перейду на язык сегодняшнего дня. Дхарма — это единственная вечно и четко работающая безотказная компьютерная программа, учитывающая общие и индивидуальные закономерности и проявления всего сущего. Даже у огня, даже у воды есть своя дхарма!
Чем же объясняется такая предусмотрительность в регламентации всего и вся, почему с необыкновенной дотошностью определены все обязанности человека в отношении окружающего мира и его обитателей — живых и мертвых? Почему от него требуют выполнения приписанной его происхождением и возведенной в священный долг дхармы?
Да потому, что нарушение человеком нравственных устоев вызывает хаос не только в его душе, в его семье, в его стране, на планете Земля, но и в космическом пространстве.
Профессор Р. Б. Рыбаков образно и точно детализировал подобную ситуацию, прибегнув к понятному для современного человека сопоставлению с работой машинного двигателя: «Каждый человек, хоть в малейшей степени нарушающий свою дхарму, нарушает этот порядок, отрицательно воздействует на духовное состояние мира (учитываются при этом и поступки, и мотивы, и мысли, и желания). Так, попавшие в мотор песчинки не просто сбивают или замедляют работу двигателя, но могут даже стать причиной катастрофы»[55].
Со своей стороны добавлю: появляющиеся нарушения — это вредоносный компьютерный червь, способный разрушить всю систему в целом.
Еще следует добавить, что дхарма, этот всеобъемлющий и морально-нравственный закон, гарантирует эволюцию миров и галактик, живой и неживой природы. В частности, в мире людей он воплощает критерий оценки образа жизни, установленный свыше для каждого сословия, и представление о том, чем вызваны те или иные формы телесного и ментального перерождения живых существ. Сам этот процесс (инкарнации, или метемпсихоза) осуществляется на основании кармы (санскр. — дело, действие). Это регулирующий механизм воздаяния за очередную проживаемую жизнь. В зависимости от того, оскверняется ли она греховными или украшается добродетельными поступками, зависит судьба живого существа в новом рождении. Улучшить качество своей телесной, ментальной и социальной жизни после смерти, при последующем возвращении на круги своя, с надеждой на освобождение от дальнейших перерождений, может тот человек, кто неукоснительно следует моральным и социальным предписаниям брахманов. Только поведение, при котором не нарушается индивидуальная дхарма, сохраняет от распада земные и небесные иерархии.
Понятия дхармы, кармы и сансары взаимосвязаны. Особенно крепко сцеплены друг с другом карма и сансара. В Индии говорят: «Какова карма, такова и сансара». В определенном смысле карма — это сам человек. Сансара (санскр. — круговорот) — это колесо жизни, смерти, возрождения, круговорот вынужденных рождений и смертей в обусловленных причинами и следствиями мирах. Она синоним феноменального существования. И как жизнь изменчива и в то же время устойчива в бесконечном повторении одних и тех же сюжетов и ритмов. Именно она погружает человека в земное бытие и, словно сила земного притяжения, прочно его удерживает в посюстороннем пространстве, в котором он вертится как белка в колесе.
Для буддистов, например, ее проявление в материальном мире — иллюзия, а ее основное качество — страдание[56].
Есть общее в религиозных воззрениях древних индийцев до времени завоевания Индии мусульманами. Все они, включая буддистов, сходятся в конечном итоге на одной мысли, что необходимо перенаправить эволюцию человека разными средствами и путями от материального к духовному. Не всякие люди могут, приходится признать, легко и последовательно ущемлять плоть ради возвышения духа. Это доступно немногим. Когда же человек унижен до последней степени скудостью своего существования, он либо гибнет, либо выживает в другой среде, приспосабливаясь к любым условиям жизни. При этом все прежние мирские соблазны в нем стремительно идут на убыль и замещаются ценностями нематериальными. Вот тогда-то в каждом отдельном человеке и происходит эта вожделенная и веками ожидаемая духовная эволюция. Доминирующая в человеке сила духа укрепляет немощь его тела. Но так происходит не всегда и не со всеми людьми. Некоторые из них в этих обстоятельствах окончательно звереют.
Изобретение колеса преобразило жизнь человечества. Колесо стронуло его с насиженного места и покатилось вместе с ним по земле, по бездорожью. Колесо со спицами и ось, прикрепленная к повозке, по своему значению в человеческой истории равны приручению человеком лошади. Лошадь и колесо утвердили господство одних племен над другими. Те, кто управлял боевыми колесницами, легко побеждали тех, у кого их не было. Недаром на Востоке образ колеса по своему могуществу равен образу солнца. Колесо и солнце объединяют в одно понятие. Колесо катится по земле, солнце — по небу. То и другое символизируют власть и верховенство тех, кто возвел насилие в свой главный жизненный принцип. Колесо и солнце вписываются в круг.
Не стоит забывать и про гончарный круг. С его помощью человек создает из глины округлые формы. А гончарный круг кармы пересоздает самого человека.
Гаутама Будда одним из первых на Земле противопоставил силу духа культу насилия. Он дал людям ясно понять, что у колеса большая часть его функций никак не связана с убийством человека человеком (за исключением казни колесованием). Вот почему он запустил свое Колесо Дхармы (палийский вариант: дхамма) — положил начало миролюбивому учению, приводящему человека к избавлению от страданий.
Карме и сансаре сопутствуют понятия дукха (санскр. — страдание, боль, тяготы, невзгоды) и сукха (санскр. — счастье, радость). Соединенные вместе, они характеризуют основной принцип интуитивного животного состояния человека. Их функция — находить в этой безысходной жизни хотя бы в чем-то удовольствие и наслаждение. Однако постоянная тревога в мгновение ока лишиться обыкновенных радостей приводит людей к еще большему ужасу и страху. Вот почему для буддистов жизнь — воплощение дукхи, бесконечного страдания. Над людьми тяготеет рок неприкаянного существования. При всем том их томит неопределенность будущего. Они изнемогают от своей ничтожности под беспощадной дланью кармы. Остается одно — вышибить клин клином, убить страх в себе еще большим страхом.
Разве джунгли, где за каждым деревом поджидает смерть, не подходящее для этого место? Не в этих ли лесных дебрях прятались и выживали наши далекие предки? Углубиться в лесную чащобу, преодолеть и победить ее — нет большего счастья для тех людей, которым уже нечего терять. Бродяжничество означало спасение самих себя и своего рода, как это происходило в доисторические времена. Чем больше народа принимало в нем участие, тем меньше пугал дикий лес. Не люди тогда приспосабливались к нему, а он к ним. К тому же вера в сродство человека и леса придавала странникам силу и мужество.
В древнеиндийской религиозной традиции духовная сущность человека (Атман) считается идентичной абсолютному первоначалу бытия, так называемому Брахману, безличному Нечто, которое невозможно ни определить, ни описать. Только через осуществление своей истинной природы (Атман) человек освобождается от гнета сансары.
Здесь придется подробнее объяснить, что такое в древнеиндийской религиозной философии Брахман, понятие, означающее субстанциональную основу бытия, первопричину всего сущего, и Атман (санскр. — дыхание, дух, Я, самость).
Обратимся опять к Артуру Л. Бэшему: «Так как Брахман пребывает в человеческой душе, он фактически есть сама душа — Атман, „я“. Когда человек полностью осознает эту реальность, он освобождается от закона перерождения. Его душа готовится соединиться с Брахманом и раствориться в нем: он возвышается над циклами радости и боли, жизни и смерти. Во время сна разум человека свободен: он чувствует себя в мире как бог или птица, он может быть царем или Брахманом. По ту сторону сновидений — сон без сновидений, ожидание несказанного опыта; и по ту сторону — Брахман. Человек, соединяясь с Брахманом, освобождается»