Возможно, в это мгновение Будда испытывал острое сожаление, что рядом с ним нет более чуткого собеседника, который смог бы глубже понять его слова. Будда уже чувствовал, как жизнь по капле покидает его. Не потому ли именно в этот момент перед ним вновь предстал Мара? «Пусть Татхагата прямо сейчас отправится в свою паринирвану», — как всегда, вкрадчиво прошептал Мара. Какой смысл тянуть? Разве он, Будда, не заслужил окончательного покоя? Разве есть смысл в дальнейшей борьбе? И в последний раз Будда усилием воли отогнал коварного дьявола. Он не вступит в блаженство окончательной нирваны, пока не завершит свою миссию и не будет уверен, что должным образом позаботился о судьбе ордена и о праведности жизни его последователей. Это, однако, случится очень скоро, прибавил, обращаясь к Маре, Будда: «В течение трех месяцев, начиная с сегодняшнего дня, Татхагата достигнет своей паринирваны»[20].
Именно там, у святилища Капала, как сообщают палийские тексты, Будда сознательно и намеренно «отказался от желания жить», стряхнул с себя остатки жизни[21]. Это решение эхом отозвалось во всех мирах Вселенной. Мир людей содрогнулся страшным землетрясением, так что даже рассеянный Ананда понял, что происходит нечто важное, а с небес раздались звуки священного барабана. «Слишком поздно», — молвил Будда наконец-то прозревшему Ананде, который стал умолять его не умирать. И добавил, что пришло время сказать монахам сангхи прощальное слово. В огромном зале с украшенными росписью стенами ашрамы в Весали Будда обратился ко всем бхикшу, которые проводили сезон муссонов в городе и его окрестностях. «Я учил вас только тому, что испытал на собственном опыте», — начал Благословенный. Он никогда ничего не принимал на веру и велел монахам неизменно проверять Дхарму на собственном опыте, воплощая ее правила в своей жизни. Бхикшу должны прилежно изучить истины, которые он, Будда, открыл им, превратить их в свой опыт бытия посредством медитаций, чтобы постичь их «прямым знанием», доступным йогину. «Но главное, — продолжал Будда, — жить ради других». Праведная жизнь не есть изобретение, предназначенное для пользы просветленного, а нирвана — не награда, плоды которой бхикшу может эгоистически вкушать на радость себе самому. Монахи должны жить Дхармой «ради спасения людей, ради процветания и счастья многих, из сострадания ко всему миру, ради блага и благополучия богов и людей»[22].
На следующее утро, закончив собирать в городе подаяние, Будда и Ананда возвращались обратно, и тут Будда оглянулся, устремив долгий взгляд на раскинувшийся перед ним Весали. Это было как прощание. После Будда с Анандой направились в селение Бхандагама. С этого момента Будда в своих скитаниях окончательно покидает дороги цивилизованного мира. Он ненадолго остановился в Бхандагаме, где сделал наставление бхикшу, а затем, сопровождаемый Анандой, медленно двинулся на север через селения Хаттхингама, Амбагама, Джамбугама и Бхоганагама (все они бесследно исчезли, погребенные под песками истории), пока не достиг местечка Пава, где остановился в роще, владельцем которой был сын местного ювелира Чунда. Тот гостеприимно принял Будду, внимательно выслушал его наставления, а затем пригласил на великолепный обед. Говорят, что в меню того обеда входило некое блюдо под названием сукарамаддава («жидкая похлебка для свиней»). Никто толком не может объяснить, из чего оно было приготовлено: в некоторых комментариях к каноническим текстам говорится, что оно готовилось из свинины, которая, однако, не была парной (потому что Будда никогда не ел мяса животного, убитого специально для него); другие комментарии указывают, что это было либо подобие свиного фарша, либо грибы трюфели, любимое лакомство свиней. Существует и еще одна версия, будто Чунда, боясь, как бы Будда не ушел в паринирвану прямо в тот день, специально подлил ему некий чудодейственный эликсир, который должен был даровать Просветленному бессмертие[23]. Впрочем, чем бы ни была на самом деле та загадочная сукарамаддава, Будда настоял на том, что один будет есть это блюдо, и велел бхикшу не касаться его, а вкушать другую пищу, щедро расставленную на столах. После трапезы Будда попросил Чунду зарыть в землю остатки сукарамаддавы, объясняя, что никто — даже боги — не в состоянии переварить эту пищу. Не исключено, что такой необычной просьбой Будда просто хотел показать, какого он жалкого мнения о кулинарных способностях Чунды. Однако некоторые из современных буддологов трактуют эту историю иначе: Будда знал, утверждают они, что сукарамаддава была отравлена. Одиночество Будды в последний период жизни и то, что он скончался в медвежьем углу, они трактуют как символ отдаления Будды от сангхи и делают вывод, что Будда, подобно двум царям Прасенаджиту и Бимбисаре, тоже умер насильственной смертью[24].
Однако Палийский канон не допускает даже возможности такого ужасного конца Будды. Конечно, обращенная к Чунде просьба зарыть в землю то злосчастное блюдо кажется странной. Однако в Каноне сказано, что Будда уже некоторое время болел и чувствовал, что конец его близок. В ночь после званого обеда у Чунды Будда почувствовал жестокие боли в желудке и у него началась кровавая рвота. Но и на этот раз силой своего духа Просветленный преодолел недуг и, немного оправившись от приступа, направился с Анандой в сторону Кусинары. Это уже была территория племенной республики Малла, у жителей которой учение Будды, казалось, совсем не вызывало интереса. Тексты Палийского канона повествуют нам, что Будду, как всегда, сопровождала неизменная свита монахов, но, помимо Ананды, никого из старших членов сангхи с ним не было. Еще по дороге, не дойдя до Кусинары, Будда остановился отдохнуть и попросил принести ему воды из протекающего вблизи ручья. Ананда возразил, что вода там застойная и мутная, но стоило ему приблизиться к берегу с чашей для подаяний самого Будды, как вода вмиг стала чистой и прозрачной. Такие сказочные эпизоды специально включены в канонические тексты, чтобы хоть как-то оживить унылое одиночество последних дней Будды. Например, там говорится, что к концу этого последнего путешествия Будда обратил путника, который по иронии судьбы был последователем учения Алары Каламы, первого учителя Будды. Глубина йогической концентрации Будды произвела на путника такое сильное впечатление, что он тут же одарил Будду и Ананду одеяниями из золотой ткани. Но стоило Будде облачиться в этот наряд, как Ананда в удивлении воскликнул, что в сравнении с чистым сиянием, которое исходит от тела Учителя, золото ткани меркнет. Будда истолковал это как знак, что совсем скоро, ровно по прибытии в Кусинару, его ожидает «окончательная» нирвана. Немного погодя он сказал Ананде, что никто не должен винить в его смерти Чунду: напротив, это большая заслуга — подать Будде последнее подаяние перед его уходом в паринирвану[25].
Так что же такое паринирвана? Может, не более чем угасание жизни? И если так, то почему это Ничто превозносится как некое замечательное достижение? И чем эта «окончательная» нирвана отличается от той, что Будда достиг под деревом бодхи? Давайте вспомним, что слово нирвана означает «остывание, успокоение» или «угасание», как будто речь идет о пламени. В канонических текстах достижение нирваны при жизни обозначается словом са-упади-сеса. Иными словами, архат гасит огни жажды бытия, ненависти и неведения, но пока он существует в своем теле, пользуется разумом и чувствами и испытывает эмоции, у него еще есть остаточное (сеса) топливо (упади) кармы. Иными словами — погашенные огни могут вновь вспыхнуть. Но когда архат умирает, эти кхандхи более не могут возгореться, тем самым порождая пламя новой земной жизни[26]. Так архат избавляет себя от сансары, и тогда его принимают в свои объятья мир и освобождение нирваны.
Как мы могли заметить, Будда всегда отказывался дать определение нирваны, потому что нет в языке слов и понятий, которые смогли бы описать состояние, выходящее за пределы чувственного и рационального опыта. Как монотеисты, предпочитающие говорить о боге в понятиях с отрицающим значением, так и Будда иногда предпочитал определять нирвану от противного — говорить, чем она не была. Нирвана, объяснял Будда ученикам, — это состояние, где нет ни земли, ни воды, ни света, ни воздуха; ни беспредельности, ни пространства; это не бесконечная обусловленность, но и не абсолютная пустота… это ни этот мир, ни какой-нибудь другой мир; это и солнце, и луна[27].
Не следует думать, что нирвана действительно означает «ничто»; мы уже знаем, что для буддиста утверждение, будто архат, достигнув нирваны, перестает существовать, в корне неверно. Нирвана — это просто иное существование вне пределов собственного эго, и оно блаженно, потому что лишено эгоистических проявлений. Тот, кто еще не просветлен и чьи духовные горизонты оправлены в узкие рамки себялюбия и эгоизма, никогда не поймет, что такое нирвана. А вот те, кто победил свое эго, знают, что с его уходом жизнь не становится пустой. Желая дать ученикам представление о нирване, Будда намеренно смешивает понятия как с позитивным, утверждающим значением, так и с отрицающим. Нирвана, поясняет он, — это «затухание алчности, ненависти и заблуждений»; это Третья Благородная Истина; это «незапятнанность», «непоколебимость», «не-боль», «не-страдание» и «не-враждебность». Как подчеркивают перечисленные эпитеты, нирвана исключает все то, что причиняет нам в жизни страдания и боль, все то, что делает ее невыносимой. Это совсем не отмена и не упразднение всего человеческого — это «бессмертие». Однако нирвану можно определить и целым набором утвердительных понятий: например, это «истина», «другой берег», «умиротворение», «высшая цель», «защищенность», «чистота», «освобождение», «остров», «приют», «укрытие