ется термин «устойчивые» (susanthita), но, разумеется, как вторичное качество живых существ, следующее из спокойствия, – скорее в смысле стабилизирующего фактора, который нельзя обнаружить ни среди основных состояний ума, ни среди «перечисленных» состояний сознания. А знание выполняет в живых существах функцию главного динамического фактора, способного исключить их из спонтанного процесса перерождения:
…(те) живые существа, кто прибегает к знанию,
(они) не идут
к возобновляемому существованию.
Рассматриваемые с этой точки зрения «спокойствие» и «знание» можно представить соответственно как статический и динамический (и, таким образом, внутренний и внешний) аспекты самого «бытия» живого существа в его отношении к форме [которое можно было бы квазисимволически обозначить как «+», «—» и «0» для «формы», «бесформия» и «Прекращения» живых существ соответственно].
2.3.3. Однако повторяю снова: живые существа нельзя познавать рефлексивно. В этом случае полностью применима старая кантовская мысль о невозможности интроспекции в науке психологии. Невозможно думать о себе как о живом существе, используя сугубо менталистские критерии2[42]. То есть сначала нужно объективировать ментальность в целом, затем абстрагироваться от этого целого и лишь тогда рассматривать себя как «непсихическое существо», познавая всех живых существ как таковых, отдельно от их ментальности:
Кто полностью постиг исчезновение и возникновение
живых существ —
(Его), непривязанного, Счастливо Ушедшего,
Пробужденного, (Я зову Брахманом).
Совсем другое дело, когда нужно объективировать самого себя, то есть извлечь из себя свою личную ментальность, тем самым получив способность наблюдать себя как живое существо, пусть сколь угодно превосходящее всех других живых существ:
Он, прекраснейший из живых существ, первый из людей,
Бык среди людей, лучший (из рода людского…).
2.3.4. Но дело обстоит еще сложнее. Мы имеем здесь два объекта знания, которые составляют феноменологическую диаду, типичную для буддийского философского подхода, каким мы его видим в ранних Суттах. Первым объектом является живое существо вместе с его формой и/или бесформием, его возникновением и исчезновением и его становлением и не-становлением (как мы уже видели в отрывке, где упоминаются живые существа, которые еще не претерпели становления). [Стоит отметить, что в этом стихе «становление» (вместо «бытия») играет роль, почти аналогичную роли «формы». То есть становление можно в каком-то смысле считать средоточием всех природных тенденций живых существ, связанных с «лоном» как их символом. Если рассматривать его «как таковое», становление также раскрывается постепенно или последовательно, как будто бы оно было положительным качеством, каковым оно на самом деле не является.] Вторым объектом знания является Прекращение, познаваемое как состояние (или скорее «не-состояние»), в котором «форма» и «становление» опускаются не как несуществующие (что наблюдается в случаях не-становления и бесформия), а как просто не имеющие никакого значения. Таким образом, Знание Прекращения, говоря объективно, состоит в обнулении всех возможных объективных содержаний таких объектов, как форма и становление. В результате одна и та же вещь познается как один объект, если рассматривать ее в смысле живых существ, и как совсем другой объект, если рассматривать ее в смысле Прекращения. Будда представлен в приведенном выше отрывке из СН, 684 как одно из живых существ, но с точки зрения Знания Прекращения Он не является живым существом, ведь Его «чувственность» совершенно немыслима. Именно в силу наблюдения с первой точки зрения о Самом Будде можно думать как об одном из рода людского (pajā), который, в свою очередь, считается разновидностью живого существа или даже как бы синонимом последнего[45].
2.4.0. Философски здесь, пожалуй, важнее всего отметить то, что Будда в смысле живого существа как понятие остается чисто формальным, столь же формальным, как и само понятие живого существа. И поэтому любое сходство между живым существом, с одной стороны, и «живой душой» (jīva) в джайнизме и лейбницевской монадой, с другой, является поверхностным и излишним, сколь бы очевидным оно ни казалось. Ведь мы имеем дело с этим понятием в контексте СН и комментариев к ней, где оно вообще не наделяется ничем похожим на субстанцию или даже квазисубстанцию.
Таким образом, Будда выступает здесь в отношении живых существ (1) как исключенный из их числа в силу Его знания их всех, а также Прекращения и (2) как один из них и тем самым один из рода людского при объективном наблюдении. Однако есть еще и третий способ, которым Он также понимается как исключенный из числа всех живых существ. На этот раз это достигается посредством Его внутренних действий как рефлексивного, так и объективного характера, как ясно показано в особенно интересном отрывке, где Муни прямо противопоставлен не только всем другим людям, но и всему миру живых существ.
Рассматривая («исчисляя») объекты и уничтожая семя,
Он не поддается страсти к ним;
Такой Муни, видящий угасание рождения
и покидающий рассуждения, не входит в число.
2.4.1. Все содержание этого отрывка можно разделить на две части. Одна часть представляет факты, существующие как таковые, а другая представляет действия, посредством которых Муни связывает или не связывает Cебя с этими фактами, как указано в Таблице I.
Таблица I
[Заметьте, что негативные действия выступают здесь совершенно независимо и на том же уровне, что и позитивные. Так, например, «не входит в…» не означает чистое отрицание «входит в…», но составляет вместе с «числом» отдельную семантическую единицу. Это также означает, что «невхождение в число» и «рассмотрение объектов» относятся к одному и тому же уровню абстракции.]
2.4.2. Что же в конечном итоге все это означает?
(1) Во-первых, что Он рассматривает все как вещь (vatthu), то есть как объект или, скорее, неуказанный объект Своего мышления; Он воспринимает его как таковой, вне всякой связи со Своей субъективностью[46].
(2) Во-вторых, семя (bīja) здесь используется как символический термин, соответствующий определенной структуре сознания, где природная тенденция (которая ранее в этом тексте связывалась с «лоном») уже устранена или, точнее, присутствует как уже устраненная вместе со «страстью к ней»[47].
(3) В-третьих, Муни, пусть все еще обладая такими состояниями ума, как «рассмотрение», «мышление», «видение», уже видит «угасание рождения». То есть он пока еще действует так же, как и все «рожденные», но «рождение» уже не существует для него, «видящего» (dassin), как структура сознания. Это значит, что рождение не существует здесь отдельно, а только вместе с «угасанием», составляя новую структуру сознания, которая, в свою очередь, находит в «видении» соответственное состояние сознания (не имеющее ничего общего с состоянием обычного или природного зрения).
(4) Рассуждение покидается здесь неуказанным образом, потому что оно выступает в основном как синоним практически всех природных или обычных функций ума.
(5) И наконец, мы приходим к самой интересной категории «числа». Числа чего? Очевидно, что мы имеем здесь дело с числом всех живых существ. То есть всех индивидуальных континуумов сознания, которые существовали во все времена в том смысле, что не было времени, когда бы они не существовали. И что особенно важно, их число – определенное или ограниченное. Это значит, что количество всех живых существ исчислимо, если уже не исчислено. Это число не может расти, при этом оно все время уменьшается за счет тех живых существ, которые исключались и исключаются из него, уходя в Нирвану. Кстати, позвольте заметить, что в сутрах махаяны этих «ушедших за пределы» как раз и называли «неисчислимыми» и «неизмеримыми» (санскр. asamkhyeya, aprameya), а к «оставшимся позади» в их совокупности относились как к «числу». Однако возможна еще одна импликация: что каждое конкретное рождение (или по крайней мере человеческое рождение) объективным образом содержит в себе скрытую возможность освобождения из числа, которая как бы косвенно служит символическим термином, соответствующим или, возможно, намекающим на более широкую структуру сознания. Эту структуру сознания можно условно назвать «совокупностью живых существ, понимаемой как определенная или ограниченная», и в этом случае она будет противопоставлена «совокупности Будд, понимаемой как неопределенная или неограниченная». В любом случае «число» символически соответствует вечной космологической двойственности постижимой вселенной.
2.4.3. Мы попали в философский тупик. С одной стороны, у нас есть теория, согласно которой индивид представляет собой индивидуальный «континуум мысли» (cittasantāna) или поток состояний сознания (то есть дхамм). И согласно той же самой теории, относительная устойчивость существования конкретного индивидуального континуума в границах одной жизни обеспечивается или, скорее, проявляется в его «имени-форме»