Подле вышеупомянутой канавки, саженях в 50 друг от друга, были повешены мишени, состоящие из мягкого круга около 0,5 аршина в диаметре. Выезжают всадники к юго-западному концу канавки по пяти человек, затем скачут по очереди, по одному. Всадник пускает лошадь в галоп.
Около первого круга он снимает из-за плеч ружье и стреляет по мишени холостым зарядом, затем, надев ружье, до следующего круга снимает лук, вынимает из колчана стрелу и пускает ее во вторую мишень. Это же самое проделывают и последующие. Несмотря на то что в мишени приходится стрелять почти в упор, многие промахиваются и стрелы вонзаются в землю на площади. Кроме этого, бывает много неудач: некоторые падают с лошади, некоторые не успевают проделать второй стрельбы, некоторые вместо того, чтобы надеть ружье, роняют его за спину, и т. п., но лошади всегда пробегают безошибочно по канаве, со свойственным тибетской породе смирением.
Когда кончается упражнение одной партии в пять человек, то она, спешившись, подходит к палатке военачальников и все получают в подарок по два хадака, что ценится на наши деньги в 12 копеек. После получения подарка они делают перед начальством нечто очень похожее на дамский реверанс и уходят, размахивая руками, к своим лошадям, сев на коих отъезжают, а на смену им выезжает следующая пятерка всадников.
Это длится до самого вечера, и мне не удалось дождаться конца, так как нужно было ехать домой в город.
Весь гарнизон, созванный в Лхасу, доходил до 500 человек, 3 сотни пехоты и 2 сотни конницы.
26 марта, а по местному 19-го числа второй луны, происходит второй съезд монахов Сэ-нбра-гэ-сума для чтения так называемого «малого» монлама или цог-чод-монлама. Первый, большой, монлам читается ради долгоденствия и благополучия маньчжурского императора, а малый – в тех же видах для далай-ламы. Разница между ними, во-первых, в числе дней чтения (первый длится 20 дней, а этот – 10 дней), во-вторых, на первый должны собираться все монахи без исключения, на второй же могут не являться те, кто внесет 1/3 монеты в Брайбуне и 2/3 в других монастырях – в пользу цокчэнских шамо. В остальном происходит почти буквально повторение большого монлама, но, в соответствии меньших размеров.
30 марта я впервые увидел того человека, который вскоре должен быть изгнан в виде человеческой жертвы за долгоденствие далай-ламы. Это – мирянин, довольно хорошо одетый. Говорят, что он служил писцом в канцелярии духовных дел (иг-цан) при далай-ламе. Он обходил лавки торговцев и собирал милостыню или, скорее, подать с торговцев. Каждый торговец должен дать 0,5 монеты или вещь этой стоимости. Помимо этих обязательных подачек к нему стекается немало и доброхотных даяний, так как верят, что он примет на себя и грехи подающего. Он ходит с пушистым черным яковым хвостом, который он имеет при себе и при церемонии изгнания. Сопровождает его прислужник, которому он передает получаемые вещи.
4 апреля, по местному 28-го числа второй луны, за неимением завтрашнего 29-го числа, происходила церемония изгнания вышеупомянутого человека лу-гон, т. е. «высший выкуп» или «выкуп за спасителя» (далай-ламу). Церемонию эту совершает духовенство монастыря Чжян-чуб-лина, основанного, как говорят, пятым далай-ламой и принадлежащего «старой секте» (ньин-ма), в сообществе с галданским наместником. Задолго до начала церемонии народ стоял непроницаемой толпой перед главными воротами Чжу, где происходит начало церемонии, и им же были заняты крыши соседних домов.
Я поднялся на крышу одного из домов, составляющих главный двор. Чтение курима, т. е. заклинаний, происходило внутри двора, и зрелище для публики открывается лишь с того момента, как за ворота выходят галданский сэрти в сопровождении духовных вышеназванного монастыря; сюда же выходит и лу-гон в одежде из белой козьей шкуры, надетой шерстью наружу. Половина лица у него вымазана белой краской, а другая половина – черной. Он держит свой неотлучный черный яковый хвост. На голове – род шлема. Здесь между галданским сэрти и лу-гоном происходит как бы спор, кому из них быть изгнанным.
Наконец, они соглашаются метать жребий посредством кубиков с очками. У галданского сэрти небольшой кубик со многими очками на каждой стороне, а у лу-гона большой, грубо сделанный, у которого на каждой из шести сторон по одному очку. Метание происходит трижды, так как лу-гон не соглашается уступить после первых неудач. После третьего раза лу-гон в досаде топчет кубик и обращается в бегство на западную или, точнее, юго-западную сторону. Ламы Чжян-чуб-лина в облачениях тарнистических церемоний совершают тут же мистическую пляску с соответствующими жестикуляциями. В это время выносят на одной подставке сор, а на другой изображение далай-ламы в фут вышиной в полном духовном облачении.
После окончания пляски начинается процессия вслед за лу-гоном. Впереди несут сор и изображение далай-ламы. За ним следуют ламы Чжян-чуб-лина в числе около 20 человек. В некотором отдалении сзади них духовенство Чжюд-мад со своим лама-умцзадом во главе выносит сор.
За ними идет галданский наместник. Вслед за наместником, вследствие отсутствия в настоящее время прорицателя Найчун-чойчжона, несли только полное его облачение и изображение чойчжона в сопровождении всей той свиты, какая полагается при жизни прорицателя, который умер от оспы, свирепствовавшей в Центральном Тибете в 1990 г. Впереди каждой из перечисленных групп шел один из высших членов администрации монлама. Так, перед ламами монастыря Чжян-чуб-лина шествовал младший шабдэгма, перед дацаном Чжюд – старший шабдэгма, перед наместником – старший шамо, перед Найчуном – младший шамо. Гэики и табьёки поддерживали порядок среди зрителей. Солдаты шли по краям улицы и часто стреляли холостыми зарядами из своих фитильных ружей.
Сжигание соров происходит перед домом амбаня.
Лу-гон, как говорили мне, добегает до реки Уй и там, переодевшись и вымывшись, садится на приготовленную лодку, на которой уплывает в монастырь Самьяй. Там он делает пожертвования духовным и заказывает молебен уже за свою жизнь, так как он, продав себя за искупление жизни далай-ламы от нечистых духов, понятно, этим самым подвергается опасности быть фактически взятым сими последними, т. е. умереть.
Церемония началась в половине первого и кончилась в три часа пополудни.
5 апреля, а по местному 30-го числа второй луны, происходило большое религиозное шествие, называемое сэр-прэн (по местному произношению – сэр-тан), т. е. «золотые четки». Четки эти составляются из 1000 молодых монахов, назначенных пропорционально численности духовенства главнейших монастырей. Получившие назначение монахи за время всего малого монлама садятся в центральных рядах, чтобы получить выгоду от вышеупомянутой продажи масла, извлекаемого из чая.
Но зачастую вся эта выручка уходит на наем напрокат хорошего парадного платья, которое бывает или у очень богатых лиц, или у лам, занимающих административные должности.
Все они утром сегодняшнего дня собираются во двор Чжу и здесь из кладовых казначейства, при поручительстве администраторов своих факультетов, получают разные вещи, которые они должны нести во время процессии.
Вещи эти суть различные символические предметы из разноцветной шелковой материи, как чжялцаны (победный знак – цилиндр из материи), зонты, род хоругви, трубы, раковины, барабаны, мандалы, маски разных небожителей, балдахины, изображения слонов и т. п.
По мере получения священных предметов всех постепенно ставят друг за другом по улице квартала Чжу. После окончания расстановки участников эта длинная вереница гуськом тянется вдоль улиц, которые к этому дню старательно выметаются и посыпаются белым и желтым песком в виде дорожек. Обошедши один раз квартал Чжу, процессия тянется через Ютогский мост в Потале. К ее приходу на лицевой стороне Поталы бывают сделаны необходимые приготовления, а именно: на стене растягивается громадное полотно с изображением будды Шакьямуни и белой Тары (по-тибетски – Долкар). У подножия его устраиваются седалища для высших светских сановников. Когда процессия подходит к этому месту, то выступают особые плясуны в масках и подобающем одеянии и совершают танцы, имеющие мистическое значение. Народ густой толпой размещается по утесам и крышам домов. Далай-лама, как говорят, смотрит на процессию из дворцового окна.
После этого процессия двигается далее и, пройдя под проходным субурганом, обходит вокруг Поталы. Во время этого прохождения провели большого живого слона, на спине которого было поставлено изображение кучи чиндамани (драгоценностей). По-видимому, слон не мог подделаться под тихое движение процессии и был проведен мимо идущих гуськом участников быстрым шагом, затем, вероятно, водворен в свой двор.
Далее процессия немного отдыхает на северо-восточной стороне Поталы и, обойдя храм Чжу-рамочэ, возвращается во двор Большого Чжу. Здесь сдают обратно взятые вещи, чем и оканчивается церемония. Процессия кончилась около двух часов, а началась она в 7 часов утра. Такая продолжительная процессия чрезвычайно утомляет ее участников, в особенности тех, коим приходится нести более тяжелые вещи. Из них достойны упоминания барабанщики. Они несут на спине громадные барабаны, имеющие диаметр около 1,5 аршина, и во все время процессии должны приплясывать и ударять в эти барабаны.
Начало этой церемонии приписывают известному пятому далай-ламе, который, как говорят, однажды видел сон, что тысяча красивых монахов в наилучших костюмах, с разными драгоценностями и священными предметами обходят Поталу. Он объяснил это внушением богов и затем осуществил сон наяву.
6 апреля – конец монлама. Духовенство и его администрация выехали из Лхасы. Только галданские монахи остаются в городе, так как во главе со своим цзонхавинским наместником поклоняются далай-ламе в его летнем дворце Норбу-линха.
10 апреля. В последние дни на базарных площадях и на боковых улицах появилось около десятка мужчин и женщин, по-видимому, низших степеней монашества, рассказывающих религиозные поэмы. Они натягивают на стене дома или забора рисованные изображения святых или будд. Между ними чаще всего встречаются изображения Падма-Самбавы, известного проповедника буддизма IX в., и знаменитого Миларайбы, поэта и подвижника XI в. Они помещаются посредине полотна в сравнительно больших размерах, а вокруг них изображаются разные сцены из их биографий. Перед этими картинами ставят жертвенные чашки с ячменем или рисом, а иногда и совершенно пустые. Рассказчик становится подле изображения с железной указкой и нараспев рассказывает подвиги святости или вообще биографические данные.