[109]. В основу замысла здания положена идея военная, оборонительная, и с этой точки зрения Потала является одним из прежних замков (цзон, или цзэ), развалинами которых так богат Тибет и в печальной участи коих Потала сыграл преобладающую роль, подчинив их себе.
В длину дворец имеет около 200 саженей и в вышину по лицевой стороне 9—10 этажей. С трех сторон (с лицевой и с боков) он окружен стеной, южная сторона коей находится уже под горой. В постройке дворца тибетцы выказали все свое строительное искусство, и в нем находится все ценное в Тибете, примером чего является золотой субурган пятого далай-ламы около 4 саженей вышины. Все ценности и апартаменты самого далай-ламы находятся в центральной части дворца, выкрашенной в коричневый цвет. Остальные части дворца служат квартирой разного штата при далай-лампе, в числе коего состоит община монахов в 500 человек, составляющая так называемый Намчжал-дацен. На обязанности общины лежат богослужения ради блага и долгоденствий далай-ламы.
Во дворе, под горой, находятся монетный двор, судилище для далай-ламских подданных, тюрьма и т. п. На продолжении этой горы, ныне отделенной большим субурганом с проходными воротами, стоит единственный для Центрального Тибета медицинский факультет – Манба-дацан со штатом в 60 человек, содержимый на средства далай-ламской казны. Немного западнее и ниже находится кумирня китайцев-буддистов, а у северо-западного подножия горы – дворец Гундэлин. В версте на запад от последнего, на берегу реки Уй, стоит летний дворец далай-ламы – Норбу-линха.
Кроме этого, в Лхасе помещается два дацана, изучающих мистицизм, с духовенством в 1200 человек.
Что касается светского населения Лхасы, то оно едва ли превышает 10 тысяч человек, на коих около 2/3 падает на женщин. Но Лхаса может показаться более многолюдным городом вследствие близости двух больших монастырей и большого наплыва сельских обывателей из разных мест, а также стечения сюда богомольцев из ламаистских стран. Служа местом центрального управления Тибетом и имея в своих окрестностях многолюдные монастыри, а также привлекая многочисленных богомольцев своими святынями, Лхаса является значительным торговым пунктом, а также посредницей в торговле Индии с Западным Тибетом и Китая с Восточным Тибетом. Рынок располагается вокруг центрального храмового квартала, где все нижние этажи домов и свободные площадки на улицах заняты лавками и мелочной выставкой товаров. Приказчиками в торговле являются преимущественно женщины, за исключением лавок кашмирских и непальских, где торгуют мужчины.
В окрестностях города расположены, как мы упоминали выше, главнейшие монастыры Тибета: Сэра, Брайбун и Галдан, известные под общим именем Сэ-нбра-гэ-сум. Самым большим из них является монастырь Брайбун (произносится Дайбун), расположенный верстах в 10 на северо-запад от Лхасы. Вторым является Сэра, находящийся верстах в трех на север от нее; третьим – Галдан, отстоящий от Лхасы верстах в 30 и расположенный по левую сторону реки Уй-чу, на склоне довольно высокой горы Брог-ри. Все эти монастыри принадлежат одной господствующей секте Цзонхавы и основаны при его жизни в начале XV в.
Число монахов в них доходит до 15–16 тысяч человек, из коих 8–8,5 тысячи в Брайбуне, 5 тысяч в Сэре и 2–2,5 тысячи в Галдане. Верховным настоятелем монастырей считается далай-лама; лишь в Галданском монастыре существет должность наместника Цзонхавы под именем Галданского «золотопрестольного» (Галдан-сэрти-ба) – должность, учрежденная тотчас после смерти знаменитого основателя советом его ближайших учеников и сподвижников. Она замещалась в старину лицом, выбранным галданскими монахами, но с течением времени, вследствие неурядиц, возникших из-за выборов, был установлен нынешний порядок замещения, а именно: ее занимают по очереди (по 6 лет) монахи из двух лхасских дацанов Чжуд по порядку выслуги ими высших должностей своего дацана. В настоящее время служит уже 85-й наместник Цзонхавы, или 86-й настоятель Галдана, считая первым самого реформатора.
Каждый из этих монастырей имеет свой устав, свои земельные угодья, и они потому не зависят друг от друга, но преобладающее влияние имеет Брайбунский монастырь по своему богатству и многолюдству, которые, без сомнения, составились как взаимная причина и последствие. Значительную основу такому возвышению, конечно, положило то обстоятельство, что из среды брайбунских монахов возвысились далай-ламы, которым суждено было вскоре стать во главе духовного и светского правления Центрального Тибета. Ламаистские монастыри, как известно, служат ныне не столько убежищем отрекшихся от мира аскетов, сколько школами для духовенства, начиная от обучения азбуке до высших пределов богословских знаний.
Правда, общинная школа начинает сразу с изучения богословия, первоначальные же знания дети, равно как и взрослые, получают под руководством частных учителей по выбору учащегося. Но всякий, будь то мальчик 5–6 лет или вполне зрелый и даже старый человек, по пострижении считается членом общины и получает содержание, подчиняясь общемонастырскому уставу. Главным предметом является богословская философия, заключающаяся в пяти отделах догматики[110], составленных индийскими пандитами и переведенных на тибетский язык. В этих отделах уже после цзонхавинской реформы были сделаны различными учеными толкования, которые, как говорят ламы, не различаются между собою по существу, так как все толкователи держались общей идеи учения знаменитого реформатора. В вышеупомянутых монастырях богословие изучается в толкованиях шести ученых в семи редакциях, каждая из коих изучается на специальном факультете (дацане): три – в Брайбуне и по две – в Сэре и Галдане.
Помимо богословских дацанов, или факультетов, в двух первых монастырях существуют по одному дацану Агпа, на обязанности коих лежит совершение мистических обрядов и чтение за благополучие монастыря. Духовенство распределено весьма неравномерно по отдельным факультетам монастырей: например, в Брайбуне на одном факультете 5 тысяч человек, а на другом только 600.
Справедливость требует сказать, что монастырские общины заботятся не столько об образовании своих членов, сколько о хлебе насущном. Поэтому всякие почести и ученые степени даются только тем, кто сделает общине пожертвование натурой или деньгами; все значительные должности также обложены обязательной раздачей пожертвований членам общины. Самый главный приток пожертвований исходит от перерожденцев, т. е. воплощенцев души какого-нибудь предшественника. Чьим бы воплощением он ни был, он в общине признается таковым лишь по совершении известной раздачи денег и кушаний, и сколько бы образован ни был монах, он не получит ученой степени, пока не сделает пожертвований. Следовательно, добродетель и ученость там измеряются количеством пожертвований на монастырские общины.
Затем, каждый из этих монастырей известен чем-либо особенным. Так, Брайбун знаменит своими прорицателями, Сэра – ритодами – кельями аскетов, а Галдан – разными чудесными предметами.
Культ прорицателей, или оракулов, основан, в свою очередь, на культе так называемых чойчжонов, или хранителей учения. Судя по историческим преданиям, можно заключить, что буддизм, введенный в Тибет в VII в., не мог здесь прочно развиться потому, что ему трудно было преодолеть народное тяготение к своим прежним божествам, с которыми народ так свыкся и которые были тем дороги, что созданы им самим. Затем, без сомнения, защитниками прежнего культа являлись жрецы его – шаманы[111]. Но буддизм, покровительствуемый царями Тибета, в трудной борьбе с народным суеверием сделал ему уступки.
Этот компромисс между буддизмом и шаманством был сделан, как говорят, проповедником IX в. Падма-Самбавой. Он заставил прежних местных духов поклясться, что отныне они будут защищать лишь буддийское учение, за это им были обещаны почести, воздаваемые в виде жертв из вина, ячменных зерен и т п. Наивысшие из духов называются идамами, духов же более низких рангов называют чойчжонами, или чойсрунами. Чойчжоны вещают устами прорицателей, на которых нисходят. Нисхождению подлежат чойчжоны лишь низших степеней. Как хранителей и защитников веры народ представляет их себе в виде страшных чудовищ с воинскими доспехами. Поэтому и прорицатель перед нисхождением на него чойчжона надевает шлем, берет в руку пику, саблю или лук со стрелами и т. п. Смысл же нисхождения заключается в том, что дух-хранитель ради пользы живых существ воплощается в избранного прорицателя.
Таких духов-хранителей очень много, соответственно чему много и прорицателей. Старшим между ними является утверждаемый китайским правительством прорицатель Найчун-чойчжон, золотокровельный храм которого со штатом духовенства находится на юго-востоке от монастыря Брайбун, в тенистом саду. К нему обращаются за предсказаниями не только простые смертные, но и все высшее духовенство до далай-ламы включительно. Взаимное отношение их таково: лама есть «содержатель (вместилище) учения», а чойчжон – его «хранитель», давший клятву в неусыпной защите религии, за что будет чествоваться всеми. Поэтому лама чествует, делает жертвоприношения чойчжону, а чойчжон предотвращает все случаи, угрожающие религии и ее представителю – ламе. Они являются контролерами друг друга и в тоже время единодушными союзниками.
В этой роли защитника религии чойчжоны или, вернее, их прорицатели играют громадную роль в жизни как отдельных частных лиц, так и монастырских общин до верховного управления Тибетом включительно. Влияние прорицателей до того велико, что с ними приходится считаться даже далай-ламе и высшим хутухтам; они стараются расположить их к себе. Роль чойчжонов нам хотелось бы отождествить с деятельностью прессы, начиная от серьезного обсуждения важнейших общественных вопросов до мелкой, иногда пристрастной рекламы включительно.