Гаутама, как и новая луна, расцветал в общине. Расцветал долго, согревая своим светом и своих сотоварищей по общине, и учителей. Однако теперь всё повернулось вспять. В его беседах появлялось всё больше вопросов, на которые ни Алара, ни Уддаха не могли ответить. Вернее, они отвечали, однако их ответы вовсе не удовлетворяли Гаутаму. Впрочем, учителя и сами признавали, что передают лишь ответы предыдущих учителей. Освоив науку созерцания, Гаутама вскоре превзошёл лучших учеников и, надо признаться, не отставал от своих учителей. Учить его больше было нечему… Алара как-то поделился своими сомнениями с Уддахой. Тот только скорбно кивнул головой – он сам заметил, как уходит от их учений Гаутама. Да, тому нужно было иной. Нечто большее… Однако он не терял надежды удержать этого ученика, украшение общины. Только вот как это сделать? Этого не знали ни один, ни другой.
Однако уход Гаутамы из общины всё равно для всех стал неожиданностью. Как-то, после вечернего сбора, когда вся община собралась расходится после проповеди, которую на этот раз вели оба учителя, Гаутама поднялся со своего места, накинул на плечи золотистый плащ, и обернулся, чтобы последний раз взглянуть на своих братьев, собравшихся вместе. Как будто чувствуя, что сейчас произойдёт нечто важное, ученики застыли. Никто не расходился. Разговоры замерли на устах. Взгляд Сиддхартхи проплывал по лицам, которые стали за годы отшельничества родными ему, он видел глаза, направленные на него, глаза ждущие, глаза удивлённые, глаза печальные, самые разные глаза, в которых единым было одно, – желание, чтобы он не уходил. Единственная невысказанная просьба, которую он не мог исполнить. Он покинул отца, мачеху и сына, он покинул своих жён и дворец ради Истины. Он не может остановится, ибо даже здесь, в этой великолепной общине он не нашёл Истину. Сиддхартха грустно улыбнулся и направился к заставшим на своих местах учителям. Алара смотрел прямо на него. Уддаха смотрел в землю.
– Достопочтимые! Спасибо вам за всё, что вы сделали для меня. Никогда я не забуду вашей доброты. Однако нельзя камню долго лежать на одном и том же месте, иначе он зарастём мхом. Позвольте же мне покинуть вас.
Уддаха быстро вскинул глаза на Гаутаму. Лицо ученика было непроницаемо. Однако нет, это было не лицо ученика. Это было лицо человека, который понял суть явления, и не имеет больше желания заниматься им. Это было лицо равного ему. Взглянув в глаза Сиддхартхи, Уддаха увидел там нечто такое, что сразу же заставило его забыть о том, какие доводы он готовил, чтобы удержать Гаутаму в общине. Этот отшельник знал больше, чем его учителя. И Уддаха ничего не сказал…
Однако Алара был иного мнения. Он обнял Сиддхартху за плечи, и, глядя ему прямо в глаза, вопрошал:
– Отчего же ты покидаешь нас, Гаутама? Разве ты видишь изъяны в нашем учении? Разве есть учение более чистое, чем наше? Где ты будешь его искать?
– О мудрейший! Нет учения превыше вашего. Я не видел такого. Однако я не вижу никакой пользы в созерцании.
– Как?! – в один голос воскликнули оба учителя.
– Разве не учили Вы, о достойнейшие, о неизменности души? Какую же пользу может дать ей созерцание или любая другая практика? Если душа неизменна, что может повредить ей либо возвысить её? Разве не смешными будут наши попытки как-то воздействовать на неё? Разве не всё равно будет Атману, в какой оболочке придёт к нему эта душа, ведь она остаётся всё той единой и неменяемой сущностью? Право же, Атман кажется мне слишком разборчивым, если он станет обращать внимание на развитие нашего духа, ждать, когда он подготовит душу к встрече с Божественным, если подарок-то не меняется никак… Итак, душу мы совершенствовать не можем, можем лишь совершенствовать наш дух. Но ни дух, ни тело наше не нужны Атману. Не кажется ли Вам, что в этом случае наши практики теряют свой смысл?
Учителя застыли поражённые. То, что говорил этот человек, было совершенно ново. Это было кощунственноё не влезало ни в какие рамки, это было совершенно ничем не подкреплённое утверждение, свержение всякого авторитета… Они могли опровергнуть каждое слово Гаутамы. Однако его слова оглушили их. Они могли сказать многое. Что он не понял всю полноту их учения, иначе никогда бы не произнёс этих слов. Что на самом деле всё намного сложнее. Что за их плечами стоит опыт целых поколений учителей. Что не стоит доверять своему изменчивому разуму… Но было в глазах говорившего нечто такое, что мешало говорить. Что само утверждало свою правоту. Что сеяло смятение в их душах.
Уддахаа поднялся и стал рядом с Алларой. Он протянул руку и положил её на плечо Сиддхартхе.
– Нам нечему тебя учить. Иди с миром. И пусть Атман направит стопы свои.
Сиддхартха улыбнулся своей такой знакомой, милой всепонимающей улыбкой, поклонился обоим учителям и направился прочь. По общине пробежал ропот. Сиддхартху провожали долгими печальными взглядами. Для всех он так и остался загадкой. Кто же он на самом деле? Запутавшийся отшельник? Неусидчивый аскет? Капризный царевич? Или правда, человек, который видит дальше, чем даже их учителя? На эти вопросы каждый отвечал по разному. И каждый не был уверен в правоте своих ответов.
Аллара повернул голову к старому другу:
– Почему ты отпустил его?
И услышал еле различимый, тяжёлый шёпот, выдающий глубокое волнение мудрого отшельника:
– Сегодня мы потеряли только одного из учеников. Однако если бы он остался, мы потеряли бы всю общину…
Ламаизм имеет свои особенности, которых нет в других буддийских школах. Так, последователи этой религии считают, что буддийские божества могут воплощаться в реальных земных людей, чтобы иметь возможность проповедовать человечеству. Таковы, например, легендарные личности Тулку, Хубилган, Гэсэн, Хутухта. Эта идея является заимствованной из более ранних народных верований народов, исповедующих ламаизм. Ведь буддизм достаточно естественно взаимодействовал с самыми различными местными культами, иногда вплетаясь в них, иногда дополняя их, иногда замещая эти верования. Точно так же возник и ламаизм: традиции ваджраяны были сплавлены с местными религиозными традициями, переосмыслены в новом ключе и преподаны в виде новой формы буддизма. Старинные добуддийские божества «приняли буддизм», «встречаясь» в легендах с самим Буддой или Далай-ламой, и, «освящённые» таким образом, стали святыми буддийского пантеона, которым можно поклоняться в буддийских храмах.
Впрочем, такая практика присутствовала и в христианстве, где, к примеру, многие христианские праздники старались увязывать с праздниками языческими, которые были ближе и понятнее народу. Таким образом, языческий праздник приобретал христианские черты, но, в свою очередь, накладывал свой отпечаток на христианский ритуал.
Что же представляет ламаизм на современном этапе? Цитадель ламаизма, Тибет, находится в составе Китая. И если традиционный махаянистический буддизм коммунистическая власть принимает хотя бы как культурное наследие, то с тибетским ламаизмом дела обстоят гораздо хуже. С 1959 года, когда ламаизм был объявлен деградировавшей формой буддизма, против него начались репрессии. Разрушались тибетские храмы, выселялись монахи. Далай-лама XIV был вынужден уехать из Тибета и с тех пор живёт в эмиграции. Остаться в стране Тэнзин Гьятцо, или Его Святейшество Далай-лама XIV просто не мог. С 1949 по 1951 года между Тибетом и Китаем шла война. Народно-Освободительная Армия Китая, или НОАК, вела полномаштабные боевые действия, завоёвывая территорию, которую коммунистическое правительство считало своей. Война была жестокой: Далай-лама принял решение обороняться и призывал к этому народ. Решение это далось ему нелегко, ибо убийство человека для буддиста – грех тяжелейший. Однако при определённых обстоятельствах война оправдана. Как раз такие обстоятельства, по мнению Его Святейшества, и сложились в период оккупации Тибета.
Тибетцы защищались отчаянно. Китайцы сотнями гибли в горах, не только от рук коренного населения, но и от голода, сурового климата, горной болезни. Но остановить лавину самой многочисленной в мире сухопутной армии они не смогли. Далай-лама был вынужден покинуть Лхасу, столицу Тибета, и укрыться в Дромо, маленьком поселении недалеко от границы. Однако вскоре его нашли и там. Несколько лет он провёл, подчиняясь прихотям китайских властей. Он видел, как рушились монастыри, как разгонялись монахи, как китайцы вели себя в его стране, как оккупанты. Когда же репрессии против его религии были оформлены документально, Его Святейшество уезал в эмиграцию.
Нынешняя резиденция Далай-ламы – город Дхармасала в Северной Индии. Вместе с ним живёт большая община тибетцев, насчитывающая несколько десятков тысяч человек, сохранившая веру своей страны. Тибетские буддисты также проживают в Европе, США, России, где создают свои общины и регистрируются как религиозные организации. Однако в самом Тибете дела обстоят плачевно: несмотря на то, что с 1976 года гонения на ламаизм прекратились, согласно действующей норме китайской конституции о свободе вероисповедания, былого могущества тибетский буддизм не достиг. Опомнившись, китайские власти совместно с администрацией Тибетского автономного округа пытаются восстановить самые известные храмы и культурные памятники, а в 1983 году в Тибете была даже построена буддийская академия. Однако подлинная традиция была прервана, и эти усилия скорее декоративны, чем результативны. Власти КНР просто не хотят портить себе международный имидж, но в реставрации истинного ламаизма они никак не заинтересованы. Впрочем, в глухих местечках сохранились немногочисленные общины, где по сей день продолжается религиозная традиция. Однако той полноты и масштабности, которая существовала ещё полвека назад, естественно, не наблюдается.
Для европейцев в этой ситуации есть один положитальный аспект. Только теперь, более тесно соприкасаясь с другими культурыми, тибетские ламы стали открывать свои секреты. Начало выходить множество книг по практике тибетской тантры, печатаются откровения известных тибетских лам. Не представляет сложности найти в обычном книжном магазине священные и засекреченные ранее тибетские тексты… Да и для того, чтобы поучиться у настоящих тибетских наставников, теперь не нужно ехать в Тибет. Там, на родине ламаизма, у нас практически нет шансов найти островки, где сохранились остатки этой загадочной религии. Зато деятельность лам в эмиграции всегда на виду, ибо теперь они живут по законам западного мира и охотно принимают в ряды учеников тех, кто раньше об этом не мог и мечтать.