– Вот… Вот… – доставала гостинцы, раскладывая на столе. – И вот еще тебе… – добавила интимно, вытащив из потайного кармашка сумки сверток с деньгами. – Спрячь, пригодятся. Мало ли что. У тебя обязательно должны быть свои деньги.
– Спасибо, – потупилась Ева, розовея от радости. «Видать, этот-то не слишком щедрый…» – поняла Мария.
– Ну ты расскажи мне хоть что-нибудь о себе, доченька моя, – подперши щеку рукой, попросила Мария Егоровна.
– Ну что рассказывать! Все у меня нормально. Хорошо, в общем…
– Любишь его?
– Ужасно! – воскликнула Ева.
– Так, значит, счастлива ты, детка?
– Ну конечно! Ты не представляешь, как я его люблю!
– А замуж как – не зовет?
– Мам! Ну при чем тут замуж? Тебе бы только чтобы все по правилам! И вообще, сейчас не время, если хочешь знать. У Вити очень много сложностей на работе. И… его там подсиживают… разные… Знаешь, как ему все завидуют! Ты хоть понимаешь, как сейчас трудно пробиться нормальному человеку! Да еще при его способностях!
Мария понимала только, что девочка ее, словно зомби, повторяет всякое слово за этим Витькой. И что верховодит во всем он, а Евка совсем себя потеряла и слушается его как собака.
Между тем в замке входной двери явственно заворочался ключ. Мать и дочь испуганно замерли, глядя друг на друга.
– Витя не должен был… – Лицо Евы после секундной паники озарилось радостью, она бросилась в прихожую, повисла на вошедшем. Красивый парень смотрел из глубины коридора на Машу. Она встала и пошла навстречу.
– Здравствуйте, – начала с фальшивой приветливостью. – Я Евочкина мама…
– Здрасте, – хмуро кивнул Виктор и перевел удивленный взгляд на Еву.
Она же, улыбаясь совсем глупой счастливой улыбкой, пожала плечами, словно и представить не могла, откуда взялась в их квартире ее мать. Виктор снял Евины руки со своей шеи.
– Надеюсь, недолго? – спросил тихо у Евочки, но Маша, конечно, услышала. А у дочери сразу сделался испуганный вид, она мелко закивала.
– Конечно, мы давно сидим… Не ждала тебя так рано… – зачастила, словно оправдываясь. – Мама скоро уйдет…
«Несчастная», – подумала Маша и, выдавив подобие улыбки, поспешила сообщить:
– Я уже, в общем-то, собиралась.
– Да зачем же? – вскользь и не глядя на Марию возразило дочкино божество. – Сидите… раз пришли… – Не оглядываясь, он протопал в комнату.
«Ишь ты, не угодили… – с ненавистью думала Мария. – Руслан… копия, та самая порода. Бедная моя Евка…» А дочка, оторвав тоскливый взгляд от закрывшейся за возлюбленным двери, растерянно посмотрела на мать.
– Что ж, Евочка, пойду я, – со вздохом сказала Маша, начиная обуваться. – Разбери там продукты, чтоб не испортились.
– Мам, ты не обижайся, – заблеяла дочка. – Витя так устает… Ну хочешь, я сама к тебе как-нибудь приду?
– Конечно, хочу, – грустно отвечала мать. – Ты, главное, постарайся быть счастливой, дочка. Я-то что! Лишь бы тебе хорошо было.
– Спасибо, мамочка. – Ева обняла Марию и поспешила выставить ее за дверь, оставив в одиночестве дожидаться лифта. Маша потопталась секунду-другую и, махнув рукой, заковыляла вниз пешком, глотая слезы.
Ева все не ехала, и Мария совсем приуныла. «Что же делать… что делать… – бормотала по дороге на работу после бессонной, полной бесплодных раздумий ночи. В городской черте электричка шла медленно, Маша всматривалась в заоконные пейзажи, то ли ища подсказки, то ли просто пытаясь отвлечься. – Какая скотина! Счастье украл! И у меня, и у бедной Евки», – словно ходя по кругу, автоматически думала, не в силах избавиться от навязчивых мыслей. Небо на сей раз было мутным и малоинтересным. Она вяло рассматривала много раз виденное. Мимо проплыл знакомый маленький дворик, задавленный сгрудившимися с трех сторон домиками. Посредине на небольшом пьедестале стоял задержавшийся здесь с советских времен крашенный серебряной краской гипсовый Ленин, взмахом руки указывающий в сторону снующих мимо поездов. Ленин был малюсенький, но уверенно тянулся вверх на своем постаментике, энергично выбросив твердую приоткрытую ладонь, словно выкладывая какой-то новый, непобиваемый аргумент. «Что же ты этим хочешь сказать мне, разлюбленный вождь? – мрачно глядя на крошечного бодрого Ильича, силилась разгадать его знаки Маша. – Я тоже брошенная, меня всегда бросали, и у меня уже нет сил бодриться».
Ленин остался позади, озарений не приходило, и Маша погружалась в свои самые черные мысли. «Одна я, одна на старости лет, – думала с горечью. – Никто не любит, никому не нужна. Евке не нужна… Может, животину завести? Хорошо бы… Да как? Собаку хлопотно, и кошка заскучает, я целый день на работе. Может, хомяка? Или попугая?.. Только разве это мне нужно? Мне Евка нужна! В ней вся душа моя».
Звонила дочери. Спрашивала про жизнь. Старалась звучать нейтрально. Ева по-прежнему твердила, что все хорошо. Но в ее голосе матери слышались досада и нетерпение. Сама же Маша собиралась говорить дочке о своей любви и тоске по ней, но невольно скатывалась на иронию, а затем и на брань в адрес Виктора. И разговор почти всегда заканчивался взаимными обвинениями.
– Хорошо, что я от тебя ушла! – со слезами кричала Ева. – Ты невыносима!
– Оно и видно, как тебе хорошо! – ругалась Мария. – С матерью ей плохо! Еще прибежишь к матери-то!
– Да я лучше повешусь!
– Ну ладно тебе, дочка, ладно… – ужасно сразу пугалась мать. – Что говоришь-то такое! Ты не сердись. Просто переживаю за тебя, а этот твой хмырь…
– Ну хватит уже!
– Да что хватит!.. Дурочка ты у меня. А он пользуется…
Маша снова раздумывала: может, все-таки взять котенка? Маленького. Как будто еще один ребенок. Стала даже головой вертеть в переходах метро, ожидая увидеть людей, раздающих котят… А в общем, все время думала о Еве, о нескладной ее судьбе. И о своем одиночестве. Ходила как в воду опущенная. И опять звонила дочери.
– Мам, что ты все выпытываешь! – злилась Ева. – Выспрашиваешь, вынюхиваешь… Что тебе неймется? Все у меня нормально. Как живем? Хорошо живем! Мне другой жизни не надо!
Мать тушевалась, боясь окончательно рассориться. Старалась отвлечься, успокоиться, не приставать к дочери совсем. Но, вытерпев сколько-то времени, снова звонила.
– Хорошо, – сдерживая раздражение, бубнила Ева в ответ на однообразные вопросы. – Все хорошо. Я люблю его и счастлива! Да! Счастлива!
– Так и слава богу, доченька, – лепетала Мария Егоровна. – Я ж разве… Что еще матери нужно, лишь бы ребенок был счастлив.
А сама не спала ночами, проклятый Витька не шел из головы. Знала, что дочка – для него только временная блажь… Подружки на работе спрашивали, не случилось ли чего – она лишь плечами пожимала.
– Евка-то у парня живет? – допытывалась старая приятельница. Лет тридцать держались вместе, сменили не один ресторан, в этом, последнем, Маша поднялась до шеф-повара, а Татьяна работала старшим кондитером и была ей наиболее близким человеком – но и с ней Мария не откровенничала о главном. Молча кивала: живет, дескать, у парня… И все.
– А ты одна, значит?
– Одна, – разводила руками Мария.
– А кошечку не хочешь взять? – озадачила как-то Татьяна. – Есть кошка. Ищет хозяев.
– Котенок?
– Ну… не совсем…
– Так я ж маленького хочу, и то еще думаю.
– Да зачем тебе маленький? Гадить будет.
– Не будет. Я его обучу. Если возьму, конечно.
– Маленького и без тебя возьмут, – вздохнула Татьяна. – А эту хоть усыпляй. Кому нужна, шестилетка… Я бы взяла, да мои точно откажутся. А там, в семье, малыш родился с аллергией – ну и некуда девать. Она еще и страшноватенькая…
Так появилась у Маши животинка.
– Хозяева-то ее любят, – рассказывала Таня, пока ехали забирать. – Но тут ситуация: ребеночек задыхаться начал. Боятся астмы. Врачи сказали – всех животных вон. Вот и ищут добрые руки, и каждый день им теперь в страх и в тягость. А куда ее? В приют нести жалко, на улицу выгнать – тем более.
– А зовут как?
– Мухой. Хорошая кошка, ласковая. Только такая, знаешь, чумазенькая будто… Но это ведь ничего?
– Ничего…
Хозяева вывели Муху знакомиться. Кошка оказалась худой, с тощей мордочкой и длинным носом, в самом деле словно чумазая, белая с грязно-серыми, беспорядочными пятнами. Одно большое покрывало щеку и половину носа. Еще одно «вымазало» ухо наискосок. Увидев это чудо, Маша совершенно растаяла.
– Ой, милота какая! – воскликнула, всплеснув руками. – Ну что, поедем в новую жизнь?
Носатая кошка жалась к прежней хозяйке, стараясь прошмыгнуть у той между ног обратно в комнату. Хозяйка чуть не плакала, но взять Муху на руки уже не решалась.
Отдали все кошкино приданое – переноску, миски, туалет, кошачьи игрушки… Доставили до квартиры.
– Ну вот мы и дома, – возвестила Мария. – Располагайся.
Кошка опасливыми шажками продвигалась по новому жилищу, осторожно ко всему принюхиваясь.
– Будешь мне дочкой, – улыбнулась Маша, наблюдая за приемышем. Она опустилась на тахту, отдуваясь, и, с грустной улыбкой разглядывая напуганную Муху, приговаривала: – И у тебя обстоятельства – и у меня обстоятельства, и ты стала лишней – и я. Будем жить вместе. Может, все и к лучшему.
Ночью Муха плакала, кричала на весь дом. Маша утешала, звала к себе на постель.
Утром позвонила Еве.
– У меня кошка, – сообщила радостно.
– Да? – безучастно откликнулась дочь. – И зачем она тебе?
– Плохо одной, – призналась мать, в который раз опечаленная Евиным безразличием.
– А-а… Ну молодец.
– Твой-то как?
– Нормально, – сквозь зубы процедила Ева.
Довольно быстро Муха тосковать перестала и вскоре вполне освоилась в своей новой квартире, облюбовала уголки для сна. По ночам забиралась на кровать, располагалась у самой спинки. А привыкнув, стала сворачиваться в уголке хозяйкиных коленок. Потом и вовсе повадилась залезать к Маше под одеяло, так и спали, прижавшись друг к другу.
Мария считала, что животное послано ей в утешение – с появлением Мухи жизнь снова расцвела осмысленностью. Теперь она возвращалась не в пустой дом. Муха выходила навстречу, степенная после сна, важно шествовала на кухню, предвкушая ужин, на ходу потиралась о Машины ноги. Мария приветствовала кошку, громко сожалея о ее вынужденном долгом ожидании, хвалила за терпение, наполняла миску кормом, рассказывала, как прошел день, сообщала новости. Муха ела и, казалось, внимательно слушала. Когда ужинала Мария, кошка сидела рядом, тщательно себя вылизывая, и на душе у Маши было по-семейному тепло.