– Наверное, развода, – объявил Петя, проглотив «наезд».
– Будет тебе развод, – томно откликнулась бывшая.
– Хорошо, Яночка. Значит, ты подашь заявление? Может быть, вы с Толей сразу оба…
– Мы прописаны в разных районах, у нас загсы разные, – дружелюбно объяснила Яна.
– То есть ты хочешь, чтобы я сам подал заявление? – уточнил Петя.
– Было бы неплохо.
– Ну хорошо. Я тогда сам.
– Удачи тебе, Петечка.
Петя задумался, соображая, когда лучше отправиться в загс. Решил посмотреть в интернете время работы и необходимый набор документов. Но Нина уже торопила завтракать, чтобы потом безотлагательно ехать на дачу. И он временно отодвинул неприятную процедуру, сообразив, что никуда теперь от него Ниночка и так не денется.
Однако время шло, радости шальной любви потихоньку вытеснялись заботами ежедневного сосуществования, безусловное принятие друг друга – сложностями взаимной притирки. В общем, протянулось еще несколько недель – и стало выясняться, что участники развалившегося квартета на самом деле не так много выиграли. Это ведь только в чужих руках краюха за ковригу да кус за ломоть!..
Петя, который раньше казался Нине почти идеальным, все больше раздражал ее бытовыми привычками. Оказалось, потенциальный муж храпит, потеет, разбрасывает вещи, а грязные носки вообще швыряет куда бог на душу положит. К тому же Петя был не очень чистоплотен, спокойно залезал в кровать, не помывшись, даже от души поработав на грядках, – после чистюли Гельмана Нина не могла к этому привыкнуть.
За столом, если не подсунуть ему салфетку под самый нос, Петя вытирал вымазанные жиром пальцы прямо о спортивные штаны, или об трусы, в которых очень любил разгуливать по дому. А принимая душ, от полноты жизни орал дурным голосом дурацкие песни, заливая пол потоками воды. И мокрое полотенце потом швырял прямо на постель. Говорил же и хохотал так громко, что хотелось зажать уставшие уши. И вообще все у него было как-то слишком, все через край, так что никогда не изнурявшая себя деликатностью Нина постоянно высказывала ему свое недовольство. Но недовольство это все равно копилось. И было уже таким серьезным, что неожиданно для себя Нина осознала, как ей хочется назад, в прежнюю семью, к деликатному и воспитанному Толе.
Петя, со своей стороны, никак не мог понять, почему его Ниночку столь многое бесит. Яна всегда принимала мужа таким, как есть. Точнее, она вообще мало что замечала вокруг, и Петю это вполне устраивало! А Нина заводилась даже по самому ничтожному поводу. Где молчаливая Янка только бы улыбалась загадочно, Нинуша была придирчива и сурова, напрягаясь, как виделось Пете, по совершеннейшим пустякам. Будучи по природе благодушным, он не стремился осуждать, хотя и огорчался, наблюдая частое плохое настроение Ниночки.
В принципе, некоторую прелесть Петя видел даже в ее раздражительности, привычно восхищался бурной эмоциональностью подруги, ее расчетливым житейским умом… Но вообще-то и бытовая беспомощность Яны умиляла Орлова. Даже теперь, когда все переустроилось и пересложилось в его жизни, беспокойство о бывшей жене нет-нет да и касалось сознания. Конечно, Ниночка ему нравилась безумно! Но и Януся была не чужая и тоже такая прекрасная… И вроде бы получалось, куда ни передвинь добряка Петю – к той ли, к другой, – ему было бы в общем-то нормально. Сам не понимая как, он любил обеих женщин, с обеими готов был уживаться. Вот только постоянная сердитость Ниночки…
В то же время Толя Гельман с тревогой присматривался к новой подруге жизни, ощущая смутное неудовольствие. То, что сближало его с Яной, существовало по-прежнему, но все это словно потеряло былую ценность. Он вдруг почувствовал, как ему с ней не то чтобы плохо, но… скучновато. В сущности, Нинкины манеры и привычки, и раньше и теперь казавшиеся Толе признаками ее неблестящего воспитания, никогда его по-настоящему не раздражали. Бывало, придерется к ней или поострит на ее счет – и вот они уже весело переругиваются, Нинка пошумит – и вскоре уже хохочет. К тому же, хоть она и не любила никогда вести «умные» разговоры, поговорить-то Толе и так было с кем. А зато он порой удивлялся, до чего здраво Нина судит о многих вещах. Яна казалась вроде и умной, и образованной, но об этом приходилось, скорее, догадываться. Суждения ее отличались чаще туманностью и намеренной незавершенностью. И Толя, вроде бы тяготившийся раньше Нинкиной незатейливой прямотой, теперь по этой прямоте заскучал.
Да и быт с Янкой складывался непривычно. У Нинки, бывало, в руках все горит. Все успевала, и ничто не казалось ей ни трудным, ни скучным, ни противным. А Яна считала геройством малейшее со своей стороны усилие по хозяйству, видела проблемы в любой мелочи, которую Нинка посчитала бы за ничто. Теперь простота бывшей жены в глазах Толи выглядела очень даже здоровой. А интригующая сложность Яны – фальшивой многозначительностью на пустом месте.
И сама Яна не смотрела больше на Толю с прежней влюбленностью. Навязчивый аккуратизм и параноидная чистоплотность Гельмана ее давно достали. Толя постоянно в чем-то упрекал, давал понять, что ей есть над чем работать. А с какой стати?! Его потуги «исправить» Яну были и смешны, и возмутительны. И главное, вдруг оказалось, что она скучает по великодушию Пети Орлова, своего бывшего мужа. Он-то принимал ее любой! И до чего же странной теперь казалась Яне прежняя ее привычка смотреть на эту снисходительность как на нечто само собой разумеющееся. Нет, она не ценила мужа, его дружелюбие, его невозмутимость, его готовность взвалить на себя все проблемы. Но стоило всерьез расстаться с Петей, и его благородная снисходительность к ней показалась самой нужной на свете вещью. И если раньше Яна сомневалась в серьезности их брака, потому что между собой и мужем видела мало общего, то теперь убеждалась, как, в самом деле, притягиваются противоположности…
В общем и целом выяснялось, что в этих заново сложившихся парах партнеры не так уж подходили друг другу. И тут-то все и вспомнили опять о намечавшихся разводах.
Первой засуетилась деятельная Нина.
– Толечка, – проворковала в телефонную трубку. – А это я.
– А это я, – с улыбкой откликнулся еще не разведенный муж. – Рад тебя слышать, Нинок.
Она смутилась и замялась.
– Ты… наверное, насчет развода? – уныло предположил Толя.
– Д-да… – пробормотала Ниночка, – то есть не совсем. Но вообще-то мы собирались. Может, встретимся, все обсудим?
– Конечно, если ты хочешь. – Нина чутко вслушивалась в интонации Толи, с удовлетворением замечая, что он ей рад и с разводом как будто не торопит. Главное увидеться – так она рассудила. А уж там посмотрим, что им требуется – развод или, может…
– Встретиться вчетвером, это же всех касается, – рассудил Толя, соображая, что так легче будет повести свою игру и, возможно, повернуть этот чертов развод куда-то совсем в противоположную сторону.
В этот раз они собрались на квартире Гельманов, где теперь обитали Петя с Ниночкой. Яна пришла в прелестном белом платье, с прелестной прической, глаза задумчивые и таинственная полуулыбка. Едва увидев Петю, своего бывшего мужа-гиганта, она почувствовала щемящую тоску в душе – так вдруг захотелось назад, в прошлое. Тонкокостный, мелковатый Толя, в хрупкости которого раньше видела она физический знак аристократизма, теперь показался щуплым и беспомощным со всем своим снобизмом. Ласковые взгляды, обращенные к Пете, были достаточно красноречивы, и Петя прямо таял, с умилением и нежностью взирая на жену.
Нина тоже принарядилась. Оделась во все яркое. На фоне неуклюжей громоздкости Петра законный муж в ее глазах выглядел изящной картинкой, драгоценным алмазом рядом с булыжником. Толя нежно улыбнулся Ниночке – и глаза его выражали что-то теплое, заветное, так что бойкая Нина вдруг утратила бойкость, засмущалась и от потрясения надолго замолчала.
Тем не менее разговор пошел, как и было заявлено заранее, о разводе. Получалось, что развод вроде бы дело решенное, но его детали как-то заминались. Нина встала и, промямлив какие-то невнятные слова про пирог, отправилась на кухню. Толя, немного поерзав на месте, извинился и тоже вышел, бормоча что-то о необходимости срочно позвонить.
Нина топталась на кухне, пытаясь успокоиться.
– Ну… ты что тут застряла… – подойдя к ней, почти прошептал Толя, накрывая своей рукой ее руку, которой она опиралась о стол. Они посмотрели друг на друга молча, а потом поцеловались.
В это время в комнате Яна, подойдя к Пете, произнесла:
– Мне так странно, Петечка, что тебя никогда нет дома… Все время нет и нет… Я скучаю по тебе.
Петя так растрогался, что чуть слезу не сронил. Недолго думая, он заключил Яну в объятия, утешая и что-то шепча ей нежное на ухо. Яна подняла голову, встав на цыпочки, приникла губами к губам мужа. Петя, тут же забыв обо всем, от восторга сдавил ее посильнее, и они упоенно принялись целоваться.
– Подожди, – сияя, оторвалась от него Яна, – вдруг войдут… эти… Давай лучше встретимся где-нибудь… не здесь… Лучше прямо там, у нас… Я скажу тебе, когда Тольки не будет… Петечка… Петечка мой, – нашептывала счастливая Яна – и они все-таки целовались, несмотря на страх и нежелание быть изобличенными.
На кухне тоже договаривались о свидании. Нина и Толя собирались уединиться в этой своей прежде общей квартире позднее, когда здесь не будет Орловых…
В общем, вопрос развода и на этот раз скомкали – в нем уже явно никто не был заинтересован. И, как это ни смешно, участники квартета снова стали встречаться наперекрест, шифруясь, конспирируясь и переживая острое счастье от своих тайных романов. Только теперь законные супруги скрывали интимные отношения от нелегитимных любовников.
Обе пары повадились встречаться на «старых» квартирах. Отношения обновились, сделались яркими и волнующими, словно в первые месяцы брака. Мужья снова стали предупредительны и галантны, жены восприимчивы и внимательны. Те и другие старались понравиться. Ниночку умиляли Толины деликатность и чистоплотность, Яну – Петина снисходительность, а уж мужчины просто не могли наглядеться на вновь обретенных своих женщин. Их свидания были такими праздниками, что, казалось бы, следовало немедленно открутить пленку назад и вернуть семьям первозданный вид, который они имели до разрыва и рокировки. Но, странное дело, никто на этом не настаивал, у всех словно интуитивный страх появился после общей не вполне удавшейся попытки активного поиска лучшей жизни.