Дмитрий Дмитриевич Благой (1893–1984) — литературовед, пушкинист, педагог; доктор филологических наук (1938); член-корреспондент АН СССР (1953), академик Академии педагогических наук СССР (1968); лауреат Сталинской премии 2-й степени (1951), Пушкинской премии АН СССР (1983). Учился в Лазаревском институте восточных языков, в 1913 г. поступил на отделение романо-германской филологии историко-филологического факультета Московского университета, затем перевелся на славянское отделение Харьковского университета, которое и окончил (1919).
В годы Великой Отечественной войны читал лекции и доклады о Пушкине в частях действующей армии, в 1944 г. по поручению Политического управления Советской Армии Д. Д. Благой и Н. К. Гудзий выезжали на 2-й Прибалтийский фронт с комиссией по расследованию фашистских злодеяний в Пушкинских Горах.
Преподаватель Московского института слова и МИФЛИ (1924–1941), профессор МГУ (1943–1959; декан филологического факультета в 1950–1952 гг.). Председатель Экспертной комиссии при Министерстве высшего образования (1947–1954). С 1938 г. старший научный сотрудник ИМЛИ, с 1947 по 1966 г. заведующий сектором (отделом) русской литературы, с мая 1966 г. и до конца жизни старший научный сотрудник — консультант института.
Член СП СССР (с 1934), член его правления. В 1954–1976 гг. главный редактор журнала «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка» (с 1963 г. «Известия АН СССР. Серия литературы и языка»).
Редактор и член редколлегий академических и массовых собраний сочинений Белинского, Герцена, Лермонтова, Пушкина, Чехова и др.; член редколлегии серий «Литературные памятники» (с 1951) и «Библиотека всемирной литературы», член главной редакции «Словаря Пушкина», сотрудник «Словаря русского литературного языка от Пушкина до Горького». Автор работ по истории, текстологии русской литературы XVIII–XX вв., о Пушкине, Фете и др., получивших международное признание. Современники называли его «поэтом науки», вечно искавшим «смысл художественного синтеза»[1045]. Книги и статьи Благого издавались в Болгарии, Венгрии, Германии, Китае, Польше, Франции, Чехословакии, Японии[1046].
1. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 24 января 1954 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Варвара Павловна[1047] согласилась! Это очень хорошо[1048].
Раздел П. Н. Беркова будет обсуждаться 7 II[1049].
У нас положение все осложняется. Луканов[1050] не появляется в «Институте» — «болен». Бельчиков и Пруцков[1051] вдвоем валят все на Луканова, а поодиночке друг на друга. На последнем ученом совете дело приняло крайне резкие формы. М. П. Алексеев[1052] был совершенно взбешен — главным образом двумя сторонниками Бельчикова — Скрипилем[1053] и Ковалевым[1054]. Скоро дело дойдет до рукоприкладств, если, наконец, нас не разъединят! Завтра ожидается еще одно побоище.
Привет! Ваш Д. Лихачев 24.I.54
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 1 и об. Автограф.
2. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 10 марта 1954 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
В письме к Вам я забыл сказать еще об одном самом превосходном кандидате на работу в Группу др[евне]р[усской] литературы. Это — Наталья Аполлинариевна Бакланова. Она кандидат филологических наук, специалист по литературе XVII, вернее — конца XVII в., т. е. имеет как раз тот профиль, который больше всего нужен для московской группы древников. В IX томе Н. А. Бакланова опубликовала очень интересную статью о Савве Грудцыне (передатировав ее)[1055] и другую — о виршах петровского времени[1056]. Для X тома она дает статью о Ерше — прекрасную[1057].
Она работает в Ин[ститу]те истории по договору и поэтому в группу может вступить сразу же. (В Ин[ститу]те истории она бывает постоянно, оттуда ее можно и вызвать.)
Забыл Вам сказать в прошлом письме, что в отсутствие Николая Каллиниковича[1058] председательствовать на заседаниях и вести текущее руководство вполне может Андрей Николаевич Робинсон.
Привет! Ваш Д. Лихачев 10.III.54
Андрей Николаевич настолько аккуратен, точен и исполнителен, что с ним хлопот не будет, и группа будет работать как часы.
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 2 и об. Автограф.
3. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 10 апреля 1955 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Относительно выделений в тексте Вы совершенно правы. Я думаю только, что надо несколько изменить шрифты: для первых (подзаголовочных) упоминаний авторов или произведений, не имеющих авторов, принять полужирный, а для произведений просто — курсив (курсив будет «подчиняться» полужирному, тогда как разрядка курсиву не «подчиняется»).
Пожалуйста, поддержите предложение В. И. Малышева о древнерусской группе[1059]. Во главе группы хорошо было бы поставить А. Н. Робинсона. Вы были бы тогда совершенно спокойны. Мы установили бы постоянную (а не бюрократическую) координацию работ всех древников, издавали бы совместно «Труды ОДРЛ» и т. д. Вообще это была бы настоящая деловая группа. О. А. Державина — человек исключительной трудоспособности. Не плоха была бы и В. Д. Кузьмина с ее широкой образованностью.
Большую группу создавать не надо, а небольшая — развернула бы превосходную деятельность.
Иг[орь] Серг[еевич] Черноуцан[1060]за организацию группы. Теперь, после всех событий, организацию древнерусской группы легко было бы провести (обследовательская комиссия пусть включит это в свои предложения). Только бы не упустить время.
Привет! Ваш Д. Лихачев 10.IV.55
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 4 и об. Автограф.
4. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 20 апреля 1955 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
К сожалению, я никак не смогу приехать на обсуждение проспекта[1061]. Наше совещание по древнерусской литературе заканчивается 25-го[1062], но 26 и 27 апреля будут заседания сектора, на которых будут заслушаны доклады приезжих из Москвы. Эти доклады не вместились в повестку нашего совещания, и мы их (как и в прошлом году) поместили в конец нашего совещания, как естественное его продолжение, чтобы москвичам не пришлось приезжать вторично. Доклады будут читаться В. Д. Кузьминой, О. А. Державиной и В. Н. Всеволодским[1063].
Кстати, я разговаривал по телефону с В. Д. Кузьминой. Она сказала, что «время упущено» и что теперь Грабарь[1064] ее никак не отпустит! Может быть, группу организовать в следующем составе: А. Н. Робинсон, О. А. Державина и Илья Михайлович Кудрявцев из Ленинской библиотеки (из ее Рукописного отдела)? И. М. Кудрявцев давно уже активно работает в сотрудничестве с нашим Сектором, пишет, печатается[1065], превосходно знает рукописный материал, что чрезвычайно важно. Он человек спокойный, выдержанный, очень приятный, а ведь это тоже важно. Группа у Вас подобралась бы людей превосходных; они не потребовали бы от Вас никаких забот. Но надо и секретаря, который бы принялся за составление картотеки, следил бы за иностранной литературой (это чрезвычайно важно) и делал бы в группе регулярные информации о новых книгах, а также вел бы протоколы и всю техническую работу. Я горячо рекомендую на эту должность кандидата филологических наук Веру Леонидовну Виноградову. Она защищала диссертацию по «Задонщине»[1066], имеет печатные труды, хорошо знает немецкий и другие ин[остранные] языки. Это человек, у которого нет в жизни никаких интересов, кроме науки, но сейчас она после защиты своей без работы. Это происходит потому, что у нее хорея. К этому заболеванию надо немножко привыкнуть окружающим. Виктор Иванович Борковский не решился взять ее из-за этого в штат своего института[1067]. Я думаю, что он поступил в данном случае слишком осторожно. Я говорил с А. Н. Робинсоном. Он говорил, что все «древники» ее очень хорошо знают и на них ее заболевание не действует совершенно. В. Л. Виноградова — ученица Н. К. Гудзия. Я уверен, что и Н[иколай] К[аллиникович] горячо поддержит ее кандидатуру. Ник[олай] Каллиникович будет работать с группой в теснейшем контакте. Все будет превосходно. Четверо для группы — это и минимум и, пока что, максимум.
Не согласились бы Вы, чтобы интересы древней русской литературы на Вашем совещании 26-го апреля защищал А. Н. Робинсон?
Привет! Ваш Д. Лихачев 20.IV.55
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 5 и об. Авторизованная машинопись.
5. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 2 мая 1955 г.
Глубокоуважаемый Дмитрий Дмитриевич!
Пожалуйста, посмотрите мою статью[1068]. Думаю, что она представит интерес для текстологов и других специальностей.
Обмен опытом между различными специалистами-текстологами (востоковедами, западниками, классиками) мы уже начали на нашем совещании по древнерусской литературе 24–26 апреля. Моя статья там тоже обсуждается (я ее доложил 24-го апреля).
Привет! Д. Лихачев 2.V.55
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 6. Автограф.
6. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 12 мая 1955 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Ваше поручение я выполнил: Александр Александрович Смирнов представит свою статью[1069] Вам в конце мая — начале июня.
Привет! Д. Лихачев 12.V.55
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 7. Автограф.
7. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 9 июня 1955 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Я совершенно перегрузился корректурами (6 книг сектора идут «молнией») и поэтому не был на Пушкинской конференции и не видел Вас.
К. В. Островитянов[1070] прислал письмо В. В. Виноградову, в котором говорит, что дирекция Ин[ститу]та мир[овой] литературы «может организовать» группу по др[евне]р[усской] литературе за счет тех 8 вакансий, которые были предоставлены Ин[ститу]ту в этом году. По справкам из отдела кадров 7 вакансий уже занято. Но одна свободна. Пожалуйста, примите на свободную ставку А. Н. Робинсона и так положите начало группе. Мотивировать прием Робинсона просто: он ведь Ваши поручения уже выполнял, а теперь надо редактировать т. I трехтомника. Кстати, мы нашу часть передадим Вам в конце июня (без перепечатки — она бы отняла в Ин[ститу]те ½ года).
Письмо А. А. Сидорова[1071] о статьях В. С. Люблинского[1072] и Т. А. Быковой[1073] прочел. Самооправдание довольно жалкое.
Кто первый упомянул то, что было обнародовано американцами… — неужели это так важно?
Журнал «Полиграфич[еское] производство» № 3 в Л[енингра]де еще не получен. Вышел ли он? Да, если и вышел, то разве это лишает необходимости внести поправки в скороспелые (по собственному признанию А. А. Сидорова) сообщения А. А. Сидорова и М. Н. Тихомирова, сделанные ими в весьма авторитетных органах?[1074]
Никакого «следования» за американскими публикаторами у В. С. Люблинского и Т. А. Быковой нет! Напротив, они спорят с американцами. Вся эта часть письма А. А. Сидорова (стр. 5–6)[1075] рассчитана на то, что редакция испугается «низкопоклонства». Это дурно пахнет! Это явный поклеп. Статьи печатать надо, и очень жаль, что публикация их задержалась. Посылать статьи на рецензию критикуемому лицу не следовало. В Москве есть настоящие специалисты по истории книги — Зёрнова[1076]. Привет! Ваш Д. Лихачев 9 VI
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 8 и об. Автограф. Год установлен по содержанию.
8. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому. Март 1956 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Экземпляр 1-й части I тома получил[1077]. Отошлем его назад, как только авторы проверят и откорректируют свои статьи. Опечаток в результате бесчисленных переписок на машинке бездна!
30-го я приеду, хотя это мне и крайне неудобно, так как 29 у нас защита В. И. Малышева[1078]. Отменить ее никак нельзя. Ник[олай] Калл[иникович] тоже будет на защите. Не знаю — сможет ли он приехать 30-го.
Впрочем, я готов был приехать еще 16-го. С обсуждениями и рецензированиями надо кончать. Работа потеряла уже для авторов весь свой интерес. Она писалась быстро (и считалась срочной), а редактируется необыкновенно медленно и, очевидно, предназначается для отлеживания в издательстве[1079].
Не хворайте. В «Поречье» мы хорошо отдохнули, хотя были морозы, и пришлось уехать на 3 дня раньше из-за всевозможных дел.
Андрей Николаевич[1080] писал мне, что к Вам просится грузинский специалист по апокрифам. Я этого специалиста знаю, но он никакого отношения к русской литературе (новой и древней) не имеет. Ведь он занимается грузинскими апокрифами! При чем же тут древняя литература, которая требует особых (и не легких) познаний. Удивляюсь его самоуверенности и наивности.
От души желаю Вам полного здоровья.
Привет Софье Рафаиловне[1081]. Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 15 и об. Автограф. Датировано по содержанию.
9. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 25 сентября 1956 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Спасибо Вам за письмо. Боюсь только, что Институт не сильно заинтересован в скорейшем напечатании т. I трехтомника. Включение его в план выпуска 1957 г. можно было крепко обосновать. Вместо того Бюро Отделения на основании представления Института сделало оговорку — «если не в план выпуска, то в план редподготовки», а так как РИСО и Издательство зверски заинтересованы в сокращении плана выпуска, то оговорка эта равносильна невключению в план выпуска по воле Института. Да и вся предшествующая история первого тома показывает, что с ним не торопились. Это меня чрезвычайно огорчает, как и всех авторов, естественно заинтересованных в том, чтобы написанное ими не лежало, а издавалось.
Как Ваше здоровье и как Вы провели лето? Игорь Петрович Еремин рассказывал мне о Вашей совместной с ним поездке по Украине.
Мы жили под Ленинградом и очень страдали от холода. Отдохнули плохо.
Привет Софии Рафаиловне.
Ваш Д. Лихачев
Не собираетесь ли побывать в Л[енингра]де?
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 9 и об. Автограф. Датировано по помете неустановленного лица в правом верхнем углу.
10. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 12 октября 1959 г.
Глубокоуважаемый Дмитрий Дмитриевич!
Я получил от Вас запрос о том, какие я бы мог представить статьи и рецензии для «Известий ОЛЯ». О статьях пока воздерживаюсь сообщать (я обещал уже и не представил статью на одну очень интересовавшую меня тему)[1082], а рецензию я бы хотел дать на книгу Riccardo Picchio[1083] «Storia della letteratura russa antica» (издание 1959 года «Новой Академии» во Флоренции). Рецензию я представлю в начале 1960 года (раньше я не успею, так как книга написана трудным языком, а в ней более 400 страниц)[1084].
Желаю от души новых успехов и журналу и Вам лично
Ваш Д. Лихачев 12.X.59
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 11. Авторизованная машинопись.
11. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 2 декабря 1959 г.
Большое, большое спасибо, дорогой Дмитрий Дмитриевич, за Вашу книгу[1085]. Я получил ее с некоторым опозданием (только сегодня — 2 XII), так как мы переменили адрес (Л[енингра]д, П-183, Наб[ережная] Черной речки […]).
Сейчас из наших окон открывается вид на обелиск на месте дуэли Пушкина. К сожалению, нет телефона.
Поклон Софии Рафаиловне.
Ваш Д. Лихачев 2.XII.59
Захвачу Вашу книгу в Кисловодск (уезжаем с Зин[аидой] Алекс[андровной] 23 XII).
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 10. Автограф. На открытке.
12. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 27 февраля 1960 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Кроме рецензии A. Robinson’a на I том трехтомника «Истории русской литературы»[1086] могу Вам указать еще рецензию:
Fojtiková Eva[1087]. Nové dějiny ruské literatury. — Československá rusistika. Praha, 1959, № 3, s. 187–189.
Получил письмо от Велчева[1088]. Он пишет, что написал и Вам. Вы все знаете: иллюстраций не будет. Примечания будут внизу страницы (это и удобнее), а не в конце книги.
Привет Софии Рафаиловне.
Ваш Д. Лихачев 27.II.60
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 12 и об. Автограф.
13. Д. С. Лихачев — Д. Д. и С. Р. Благим 8 февраля 1963 г.
Сердечно поздравляю Дмитрия Дмитриевича и Софию Рафаиловну с 70-летием[1089], желаю новых и новых успехов на благо советской науки. Лихачев
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 14. Телеграмма. Датирована по почтовому штемпелю.
14. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 11 апреля 1968 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Очень и очень рад Вашему подарку: красивому и внешне и «внутренне» «Творческому пути Пушкина»[1090]. От души желаю Вам здоровья и здоровья. Книгу буду читать летом, когда немного схлынет гора забот и работ. Мне нужно быть более образованным по части Пушкина для некоторой темы, в которой я намерен несколько выйти за пределы древней литературы.
Искренне Ваш Д. Лихачев 11.IV.68
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 16. Авторизованная машинопись.
15. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 27 мая 1969 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич,
обращаюсь к Вам с большой просьбой: напечатать статью моего ученика Г. М. Прохорова[1091]. Дело в том, что он впервые точно и со многими новыми данными, имеющими прямое отношение к истории летописания, описал ценнейшую русскую рукопись — Лаврентьевскую летопись. Предшествующие работы об этой рукописи (о рукописи специально писал М. Д. Приселков[1092]) не отметили ее некоторых важнейших и загадочных особенностей. Сейчас все рукописеведы бросились вслед за Прохоровым изучать Лаврентьевскую рукопись, и я имею серьезные основания опасаться, что о ней напечатают раньше, чем Прохоров. Это будет обидно и несправедливо. Наши «Труды» выйдут больше чем через год[1093]. Это будет поздно.
Очень в последнее время устаю и мечтаю об отдыхе. Летом никуда не поеду. Буду жить на даче. Отказался от заграничных приглашений. Я был 8 дней в Риме на конференции по эпосу и вернулся еле живой от усталости[1094].
Желаю Вам всего самого хорошего.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 18. Авторизованная машинопись. В левом верхнем углу помета [Д. Д. Благого]: «Отв[етил] 10 / VI 69».
16. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 22 июня 1969 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич,
спасибо Вам за письмо и за приглашение написать некролог И. Н. Голенищева-Кутузова[1095]. Мне известно, однако, что для нашего журнала пишет В. М. Жирмунский[1096]. Я написал сперва Т. С. Глебовой[1097], что напишу некролог (она мне тоже писала о Вашем желании), но теперь от этого придется отказаться[1098].
Грипп оказался противным, тягучим, и я до сих пор чувствую себя очень плохо (очень упало кров[яное] давление).
Желаю Вам хорошего летнего отдыха.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Привет Вашей супруге.
22. VI.69
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 19. Автограф.
17. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 20 ноября 1970 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
В будущем году по решению ЮНЕСКО будет праздноваться во всемирном масштабе юбилей Петра[1099]. Я, как представитель древней Руси, очень за этот юбилей. Наш журнал[1100] должен непременно откликнуться на этот юбилей. Темы статей, как мне кажется, могли бы быть: язык Петра (кому заказать) и литература в эпоху Петра (Вы; но если Вы откажетесь, то у нас в Ленинграде есть молодой очень способный сотрудник к[андидат] ф[илологических] н[аук] Александр Михайлович Панченко[1101]; он займется концом XVII в., но и началом XVIII в. — в моем секторе).
От души желаю Вам всего самого хорошего
Д. Лихачев 20.XI.70
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 20. Автограф.
18. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 23 декабря 1970 г.
Спасибо Вам большое, дорогой Дмитрий Дмитриевич, за поздравление.
От души желаю Вам всего самого хорошего в Новом году.
Надеюсь, что это письмо дойдет до Вас: здесь в Кисловодске у меня нет Вашего домашнего адреса.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 21. Автограф.
19. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 27 декабря 1970 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич! Большое Вам спасибо за поздравление и за большое милое письмо. Послал на Волхонку письмо Вам с согласием напечатать статью Чичерина[1102] при условии ред[акторского] примечания. Кстати, у искусствоведов в отношении середины XIX в. есть понятие «второго рококо» или «второго рокайля». Почему Чичерину не пришла в голову мысль оправдать этим свой тезис о барокко Достоевского?[1103]
Здесь в Кисловодске декабрь очень хорош, много солнца, прекрасные прогулки и хорошее лечение. Если у Вас давление крови не повышенное, то стоит Вам о Кисловодске помнить, иметь его в резерве. Мы с женой ездим сюда с удовольствием. Поздравляю Вас еще раз с Новым годом. Будьте здоровы и счастливы.
Искренне Ваш Д. Лихачев 27.XII.70
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 23. Автограф. На открытке.
20. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 20 сентября 1971 г.
Большое спасибо, дорогой Дмитрий Дмитриевич, за прекрасное издание Фета: и содержание хорошо, и оформление очень удачно. Статья Ваша — одна из лучших в нашей серии[1104]. Надеюсь, что Вы хорошо провели лето.
С искренним приветом
Д. Лихачев 20.IX.71
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 24. Автограф. На открытке.
21. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 11 октября 1973 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Посылаю Вам справку С. В. Белова[1105] о С. В. Штейне[1106]. Справка сделана по библиографии эмигрантских изданий Булгакова[1107], хранящейся в Архиве Пушкинского Дома. Штейн сейчас уже давно (в [19]30-е гг.) умер.
Простите за задержку с этим письмом и справки.
Ваш Д. Лихачев
PS. Высылаю Вам по дом[ашнему] адресу свою книгу[1108].
11. X.73
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 25. Автограф. К письму приложена карточка с выпиской С. В. Белова: «Фон Штейн Сергей Владимирович (в эмиграции жил в Тарту-Юрьеве, затем в Любляне). Бывший учен[ый] хранитель Пушкинск[ого] дома. При[ват]-доц[ент] Юрьевского ун[иверсите]та по кафедре славян[ской] филологии. В эмиграции опубликовал исследование „Пушкин и Гофман“ — „Acta et Commentationis Universitatis Tartuensis“, т. 13. Юрьев, 1928 и книгу „Пушкин — мистик“. Рига, 1931» (Л. 26 и об.).
22. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 27 мая 1976 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Я только что возвратился из Болгарии (где, кстати, Вас очень любят и ценят) и застал у себя Вашу бесценную книгу «Вокруг Пушкина»[1109].
Я называю ее бесценной, ибо это то, что я всегда ждал. Меня крайне возмущало, что исследователи Пушкина продолжали выдавать Пушкину диплом рогоносца!
Как можно, любя Пушкина, оскорблять его жену, любимую притом?
Наконец-то Вы сделали то, что прекратит эту отвратительную свистопляску.
От всей души, от всего сердца благодарю Вас.
Спасибо, спасибо, спасибо!
Искренне Ваш Д. Лихачев
Я нездоров, но, если бы я был здоровее, лучше себя чувствовал, я бы написал Вам длинное, длинное письмо.
Д. Л. 27.V.76
Жена Вас тоже очень благодарит за эту книгу, за Нат[алью] Ник[олаевну] и за Пушкина.
P. S. Привет Вашей супруге. Увы, я с ней не знаком. Будете в Ленинграде, — пожалуйста, приходите к нам. Д. Л.
Я думаю, каждый читатель Вашей вступ[ительной] статьи чувствует благодарность Вам.
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 28. Автограф.
23. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 4 августа 1976 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Спасибо Вам за доброе письмо. Но опасность еще и другая: пошляк Бурсов[1110] пишет о Пушкине и в ж[урнале] «Аврора» (№ 6 и 7) в статье «О себе и своей работе»[1111] объявил, что считает Нат[алью] Никол[аевну] погубительницей Пушкина и его «домашним врагом». Надо приготовиться к этому!
Кроме того, у меня к Вам большая просьба: петрозаводский исследователь Достоевского В. Захаров написал очень толковую статью о мнимом ставрогинском преступлении Достоевского[1112]. Он разобрал истоки сплетни как детектив. Из статьи ясна выдуманность всей этой гадости. Я послал эту статью в «Известия ОЛЯ»[1113]. Очень прошу Вас настоять на необходимости напечатания статьи В. Захарова. В народе возрожденная Бурсовым клевета на Достоевского широко распространена. Опровергать ее в массовом журнале не стоит, но «Изв[естия] ОЛЯ» — самое место для этого. В. Захаров написал статью тактично, без всяких шокирующих подробностей. Опубликовать статью — наш долг. Прошу Вас употребить весь Ваш авторитет на это хорошее дело.
Возвращаясь к пошляку (Бурсову), — читали ли Вы все-таки «Аврору» с его статьей о себе?
Поклон Берте Яковлевне[1114], с которой я, к сожалению, не знаком, зная только ее работы. Поздравляю искренне Вас обоих с болгарским награждением. Вот бы нам поучиться их любви к своей стране и уважению к своим друзьям!
Искренне Ваш Д. Лихачев 4.VIII.76
PS. Есть еще один вопрос, на который должны ответить специалисты по новой русской литературе, и особенно было бы хорошо, чтобы это сделали Вы в принципиальной статье.
Бурсов пишет в «Авроре», что самое важное для литературоведа — исследование личности писателя. Прекрасно! Но что такое личность писателя? Она выражается прежде всего в его творчестве, а не во взаимоотношениях с женой, не в карточной игре, не в ссорах с товарищами — не в быте. Если мы пойдем по пути исследования последних сторон личности наших великих писателей, то мы зальем русскую литературу грязью гнуснейших сплетен, лишим русскую литературу ее великого воспитательного значения. Вообразите только — что можно написать на радость обывателю о Некрасове, Тургеневе (взаимоотношения с Виардо в бурсовском аспекте!), Успенском[1115] и пр., и пр. Никакого «открытия» в методологии изучения русской литературы своим подходом к «личности писателя» у Бурсова нет. Это «ватерклозетный подход» (простите за резкость выражения) — худший аспект старого биографического метода. Мне, «древнику», это сделать трудно, Вам же несколько дней работы.
Умоляю Вас, спасите русскую классическую литературу от наступающего на нее обывателя, воинствующей пошлости.
Д. Л.
М[ожет] б[ыть], об этом дать статью в «Лит[ературную] газету»? Пушкина надо спасти от повторения книжных пошлостей — вроде бурсовской книги о личности Достоевского[1116].
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 29–32. Автограф.
24. Д. Д. Благой — Д. С. Лихачеву. Ноябрь 1976 г.
Дорогой и глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич, в день Вашего семидесятилетия от всего сердца приветствую Вас, крупнейшего филолога наших дней, ученого больших горизонтов, сумевшего сделать нашу древнюю литературу интересной, понятной и нужной для широких кругов наших и зарубежных читателей, неиссякаемой Вам энергии, новых научных свершений на благо нашей родины, нашей науки.
Благой
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 268. Л. 4. Телеграмма. Машинописная копия. Датирована по содержанию.
25. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 8 декабря 1976 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Спасибо Вам громадное и за теплое поздравление, и за обстоятельный ответ по волнующему меня вопросу о Достоевском. В Л[енингра]де был из США А. Р. Небольсин[1117] (сейчас он в Москве) и говорил, что воскрешенная Бурсовым сплетня имеет в США 100 % сторонников среди литературоведов. Только Плетнев[1118] в Канаде выступил со слабой статьей в защиту Достоевского, так как не имел материалов, и Небольсин, и Плетнев просят советских литературоведов помочь в опровержении этой гнусности. Поэтому я снова вспомнил о статье Захарова. Печатать ее в массовом журнале, конечно, невозможно, но «Изв[естия] ОЛЯ» — специальный орган. Тургенев тут не так уж виноват: изобретать ему пришлось не так уж много. Ведь он же говорил, что Достоевский показал ему язык уходя[1119]. Гнусный человек — Страхов[1120]. Гнусность его известна (как сплетника). Может быть, отредактировать и дать все же статью? Я только считаю, что надо охарактеризовать «Петербургскую газету»: это газета с крайне дурной репутацией (помню с детства). Там печатались разного рода сплетни[1121]. Я считаю, что нужно дать этой газете развернутую характеристику. Захаров — молодой автор, и было бы хорошо подключить к Захарову такого опытного источниковеда-достоевиста[1122] и историка книжности, как С. В. Белов.
У меня к Вам большая просьба: на выборах проголосуйте также и за моего кандидата — Льва Александровича Дмитриева. Он скромнейший труженик, много сделавший для «Слова о полку Игореве» и различных изданий памятников, хороший организатор. Я был бы с его избранием спокоен за свой древнерусский сектор. Сектор наш все время приходится защищать от обвинений в «неактуальности» тематики! Ленинград становится глухой провинцией, а ИРЛИ — Тамбовским пединститутом. Чтобы сектор сохранился, надо мне перевести в члены-корр[еспонденты] Л. А. Дмитриева[1123]. Это моя самая главная сейчас забота. А вообще ИРЛИ с его рукописным отделением меня все более и более беспокоит. В слабых он руках[1124]. Нет о рукописях настоящей заботы и даже настоящей охраны. Нас несет морское течение к полюсу холода и безразличия.
Здесь хорошее лечение. Мы тут с женой. Спасибо Берте Яковлевне за добрые пожелания.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 34. Авторизованная машинопись с авторской правкой. Датировано по почтовому штемпелю на сохранившемся конверте (Л. 35). К письму приложены типографские карточки с поздравлением с Новым годом и с благодарностью за поздравления с 70-летием (Л. 36, 37). См. также с. 660 наст. изд. и вкладку.
26. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 19 августа 1977 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Сердечное спасибо за книгу[1125]. Я ее получил с нек[оторым] опозданием, так как мы безвыездно живем на даче. Буду читать.
Как вы отдыхаете?
Искренне Ваш
Д. Лихачев 19.VIII.77
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 38. Автограф. На открытке.
27. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 15 февраля 1978 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Только сегодня, вернувшись из отпуска, узнал о Вашем юбилее. Простите, ради Бога, что опоздал поздравить Вас к дате.
Мне было бы очень приятно, чтобы мое поздравление было прочитано Вами вместе со всеми.
Редко кому приходится пожинать такой обильный урожай трудов во славу русской культуры! Вами столько сделано и в самых важных ее областях. Для нашей школы, для наших университетов, для всегда благодарных Вам читателей и почитателей! И на челе всего Вами сделанного светится святое имя ПУШКИН! Это Ваш герб, Ваш девиз, Ваше счастье и радость. Охраняйте Пушкина от писак, стремящихся до сих пор «наградить» его титулом рогоносца, пропагандируйте и толкуйте нам его светлую поэзию.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Рад буду увидеть Вас на Общем собрании[1126].
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 39 и об. Автограф.
28. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 2 сентября 1980 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Спасибо Вам большое за новую Вашу и Вами вдохновленную книгу[1127]. Как это важно, как благородно! Ведь Пушкин любил жену, и как можем мы к ней относиться как-то иначе (по-дамски, с ревностью, как Ахматова[1128] — увы!).
Привет Берте Яковлевне.
Ваш Д. Лихачев 2.IX.80
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 41. Автограф.
29. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому и Б. Я. Брайниной 10 сентября 1981 г.
Дорогие Берта Яковлевна и Дмитрий Дмитриевич!
Привет Вам из Михайловского и Тригорского. Здесь чудесно.
Ваши Лихачевы
Встречались с милыми Маймиными[1129].
10. IX.81
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 42. Автограф. На открытке.
30. Д. Д. Благой и Б. Я. Брайнина — Д. С. и З. А. Лихачевым. Октябрь 1981 г.
Дорогие Зинаида Александровна и Дмитрий Сергеевич, только сегодня узнали о постигшем Вас горе[1130], горюем вместе с Вами, выражаем Вам глубочайшее сочувствие, да поможет Вам Пушкин, крепко-крепко обнимаем Ваши Благой, Брайнина
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 268. Л. 5. Телеграмма. Автограф Б. Я. Брайниной. Черновик. Датирована по содержанию.
31. Д. Д. Благой и Б. Я. Брайнина — Д. С. и З. А. Лихачевым 25 ноября 1981 г.
Горячо поздравляем Вас и очень полюбившуюся нам обоим Зинаиду Александровну с Вашей славной юбилейной датой[1131], от всего сердца, от всей души желаем Вам крепкого многолетнего здоровья, спокойствия душевного, столь присущей Вам творческой энергии, создания новых столь же ценнейших трудов, которые вносили и будут вносить выдающийся вклад в отечественную филологию, больше того, во всю нашу, а значит и мировую культуру.
Крепко-крепко обнимаем
Благой, Брайнина
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 268. Л. 6. Телеграмма. Машинописная копия.
32. Д. Д. Благой — Д. С. Лихачеву. 1-я половина марта 1983 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич!
Вчера мне привезли из Москвы в нашу переделкинскую обитель очередной выпуск академических «Книжных новинок»[1132], из которых я узнал о выходе в свет Вашего нового труда «Поэзия садов»[1133], пока еще в «Лавку» не поступившего. Очень это меня обрадовало, и я всей душой и сердцем поздравляю Вас, зная, с каким увлечением Вы над этой темой [работали], сперва, когда впервые от Ознобишина услышал об этом, несколько для меня неожиданной, а затем, узнав об этом подробнее лично от Вас в «Узком», не только крайне заинтересовавшей своей новизной, от которой на меня повеяло свежестью и благоуханиями «дольнего» растительного мира, обаяло сияющей вечной красой нашей земной флоры (с первых же детских лет я предпочитал ее фауне).
Уверен, что при приобретении и чтении Вашего капитального труда, написанного пером автора «Заметок о русском»[1134], это чувство еще более усилится, примет почти галлюцинаторно ощутимый характер, которым, обладая в этом отношении безграничными возможностями, чарует подлинное искусство слова…
Предвкушение этого, помимо всего сказанного, вызвало во мне по контрасту мысль о той обесчеловеченной человечьей фауне, с какой мне (увы! не раз) приходилось иметь дело на моем столь длительном жизненном и, в особенности, трудовом пути. За последние же три года это стало носить прямо-таки катастрофический, надрывающий и разрушающий все мое существо характер. А это объясняет то, что иначе было бы совершенно непонятной и не имеющей оправдания виной перед Вами и милой, сразу же полюбившейся нам Зинаидой Александровной. Я имею в виду мою безответность в течение многих последних месяцев на Ваши и Отдела древней литературы Пушкинского Дома добрые и ласковые приветы и пожелания[1135].
И все же в это время я был доведен до столь тягчайшего душевного состояния, что притекавшие ко мне (особенно в предъюбилейные месяцы) все в большем и большем количестве письма, как от моих друзей и знакомцев, так и просто от зачастую совершенно неведомых мне читателей, полные доброжелательства и горячих похвал, не могли из него вывести. Больше того, я верил искренности писавших. Это очень меня радовало, но вместе с тем психологически-парадоксально воспринималось как горькая ирония. И я никому не отвечал, что, в свою очередь, воспринимал как свою, повторяю, ничем не извинительную вину, особенно перед Вами. Но ничего не мог поделать с собой: рука не подымалась.
В Средние века, да и позднее, как Вы знаете, римскими папами составлялся[1136] [ «Индекс запрещенных книг»], чтение которых правоверными католиками угрожало отлучением их от церкви. Инквизиция беспощадно прибрала это к рукам и стала использовать в своих видах: авторов запретных книг публично сжигали на костре. Оба эти вида наказаний довелось изведать и мне.
Об этом я прямо сказал на заседании в ОЛЯ[1137] перед моим выступлением по докладу академика Бушмина[1138], подчеркивая морально нездоровый климат, который образовался в нашем Отделении, и подтверждая это той травлей, которая была поднята вокруг исключительного успеха в самых широких кругах научной и литературной общественности моей книги «Душа в заветной лире»: занесение ее, как и автора, в подобный же индекс со всеми вытекающими отсюда последствиями. И все же, как пытался сделать некто, власть имеющий, но не имеющий совести и не брезгающий никакими средствами, действуя и кнутом, и пряником, и самыми разнообразными способами, говоря современным языком — «выкручиванием рук», невозбранно и безнаказанно используя это, сорвать мое выступление ему не удалось. Оно — вполне лояльное и деловое — было встречено очень сочувственно как оставшейся на своих местах аудиторией, так и академиком Бушминым, и — я это ощутил и никогда не забуду! — Вами, дорогой Дмитрий Сергеевич. Однако атмосфера вокруг меня еще более ужесточилась. Травля — «отлучение» меня от литературоведения, тем более от филологии вообще — приняла характер открытой расправы.
Был дан все той же властной рукой строгий наказ не считать меня сколько-нибудь стоящим ученым и как можно реже упоминать мое имя и мои труды. И вот сказано — сделано!
А теперь — о другом. Мне, наконец, удалось приобрести Вашу книгу. И хочу еще раз горячо поздравить Вас с ней. Она превзошла все те мои ожидания, о которых писал вначале. С большим вкусом полиграфически оформленная, она так прекрасна, благоуханна и своевременна, так необходима сейчас. Она — Гимн вечной красе Природы, освежающий души и сердца, укрепляющий силы, чтобы бороться за нее и верить в победу.
До слез, светлых слез растрогал меня и конец Вашего предисловия. Столь точно очерченный Вами образ всегда жизнерадостной и энергичной Веры, так трагически погибшей, всякий раз, когда буду брать в руки Вашу книгу, а потребность в ней — знаю — станет очень часто во мне возникать, как живой, хотя, к великому сожалению, мне никогда не довелось ее видеть, будет, как Ваша любовь к ней и моя глубочайшая душевная приязнь к Вам, передо мною вставать.
Самый мой горячий — сердцем и душой — привет Вашей милой Зинаиде Александровне.
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 268. Л. 7–8. Машинопись. Датировано по содержанию.
33. Д. Д. Благой — Д. С. Лихачеву 6 июля 1983 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Помимо 2-го русского издания, может быть, Вам будет небезынтересно взглянуть и на третье издание моей «Души в заветной лире», которое в самом конце 1982 г. появилось на белый свет, обретая, говоря пушкинскими словами, «новую жизнь» в англоязычной одежде[1139], отлично сшитой мастером своего дела Алексом Миллером, самым квалифицированным, как я в этом лично убедился, переводчиком издательства «Прогресс» — «Радуга». К сожалению, объем пришлось сократить. Книги данной серии не должны были превышать 15 листов. Однако издательское начальство сообщило мне, что для данной книги сделано исключение: объем был увеличен до 25 листов (а во втором, наиболее полном, издании «Советского писателя» было 45). В частности, пришлось отбросить заключительный раздел: «Достоевский и Пушкин», но он, независимо от этого, появился несколько позже на японском языке. Когда я узнал из очередного бюллетеня книжной лавки АН СССР о выходе в свет Вашей «Поэзии садов», я тотчас же взял телеграфный бланк, чтобы поздравить Вас с ее появлением. Но убедился, что телеграммой этого так, как мне хотелось, не скажешь, и принялся за письмо. Но оно по ряду причин невольно разрослось, да и я все медлил с его отправкой. Но когда прочел тоже с огромной радостью за Вашу страстную энергию, молодость творческих сил, которыми дышит Ваше только что опубликованное интервью, это послужило решающим толчком, и я, наконец, твердо решился послать Вам эту свою книгу и одновременно мое, оказавшееся тоже слишком пространным даже для ценной бандероли, письмо, из которого Вы узнаете все, и поймете, и, верю, простите мою столь долгую безответность.
Сердечный привет и глубоко искренние мои поздравления Вашим близким с тем, что Вы, именно такой, у них есть.
Крепко обнимаю и целую Вас. Д. Благой
Переделкино, 6.VII.1983 г.
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 268. Л. 9. Авторизованная машинопись с правкой автора. Черновик.
34. Д. С. Лихачев — Д. Д. Благому 4 сентября 1983 г.
Дорогой Дмитрий Дмитриевич!
Очень тронут Вашим подарком — «The Sacred Lyre»[1140] — и, особенно, посвятительной надписью.
К сожалению, Вашего письма о «Поэзии садов» не получил[1141]. А оно было бы важно для меня, так как я мечтаю о втором, значительно расширенном, издании, и Ваши замечания были бы для меня драгоценны.
Ваши труды, особенно последних лет, я чрезвычайно ценю. Они удивительны. И я надеюсь, что с годами не ослабею!
Привет Берте Яковлевне (у нас с ней, да и с Вами, общая любовь к Болгарии).
4. IX.83 Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 1828. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 43. Автограф.