Владимир Николаевич Турбин (1927–1993) — литературовед, писатель, педагог, литературный критик; кандидат филологических наук (1953). Член СП СССР (1967). Окончил филологический факультет МГУ в 1950 г. С 1953 г. и до конца жизни преподавал там же на кафедре истории русской литературы. Специалист в области истории и теории русской литературы XIX в.
1. Д. С. Лихачев — В. Н. Турбину 14 марта 1976 г.
Глубокоуважаемый Владимир Николаевич!
Спасибо Вам большое за Вашу статью в «Новом мире» о «П[амятниках] к[ультуры]. Н[овые] о[ткрытия]»[2074].
Д. Лихачев 14.III.76
РГАЛИ. Ф. 3322. Оп. 1. Ед. хр. 587. Л. 1. Автограф.
2. В. Н. Турбин — Д. С. Лихачеву 29 августа 1976 г.
Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич,
вот-вот к Вам обратится издательство «Просвещение»: Вас попросят написать послесловие к моей книге, которая лежит там уже полтора года. Я хотел бы сказать Вам, что я горячо присоединяюсь к этой просьбе.
Моя работа называется «Пушкин — Гоголь — Лермонтов, к проблеме изучения жанра литературно-художественного произведения»[2075] (18 авт. листов). В двух словах суть ее такова:
История литературы не есть только история литературных направлений; это скорее — история жанров.
Жанр вырастает из окружающей нас жизни, жанр антропоморфичен, социоморфичен; в каждом из нас в потенции заложены все литературно-художественные жанры, от эпиграммы, с которой мы сплошь и рядом обращаемся друг к другу, до романа и эпопеи: человек мыслит и эпиграмматически, и романно, и эпически.
Мироощущение — основа, на которой вырастает жанр; первая треть XIX столетия в России активно культивировала мироощущение, которое нельзя увидеть, градируя литературу «по направлениям» или слепо, догматически говоря о ее «карнавальности»[2076]. Это — барокко, и, игнорируя барокко, нельзя объяснить ряд важнейших моментов творчества Пушкина и Гоголя (Лермонтов — яркая вспышка совершенно иного мироощущения, он «антибарочен», монологичен).
Барокко — ни в коем случае не «метод», не «литературное направление», которое можно «вставить» где-то между «классицизмом» и «реализмом». В определении барокко я опять-таки пытаюсь идти от жизни, от простого: барокко возникает (и будет возникать) там, где есть некий кружок, сообщество, я бы сказал, — артель («Арзамас» — типично барочное сообщество). Оно стоит как бы между мироощущением карнавальным и мироощущением индивидуалистическим, неизбежно ведущим к единоличному монологу. Карнавал требует площади, требует он, в частности, и включения в кругозор человека всего нашего тела. Барокко — нечто совершенно иное: диалог здесь ведут, прежде всего, с кем-то знакомым, а моделью мира служит преимущественно лицо, лик наш.
Диалог со знакомым закономерно порождает творческое соревнование: соревнование в изощренности обработки того или иного сюжета, соревнования словесного, стилевого и т. д. В подобном соревновании будущие классики, — не знавшие о том, что они классики, — принципиально равны «второстепенным» и «десятистепенным» писателям, которыми мы позволяем себе пренебрегать.
«Евгений Онегин» Пушкина, «Капитанская дочка», повести «Станционный смотритель» и «Метель» — все это возникало в состязании, в соревновании с повседневной массовой литературой начала XIX века; на многих фактах (хотелось бы думать, это получилось неопровержимо) я показал, как Пушкин и Гоголь ориентировались на журнальную прозу их времени: даже какой-нибудь Пустяков, приехавший на именины к Татьяне Лариной, — хорошо известный современникам литературный персонаж. И все это не было «литературными источниками»; нет, речь должна идти о чем-то принципиально ином, о соревновании, о диалоге равноправных партнеров.
Разумеется, в двух словах трудно изложить 500 страниц. Но даже из моего худосочного изложения видно, что работа моя — целиком в русле Ваших интересов и исканий.
История ее мытарств вкратце такова: издательство спроста послало работу на рецензию в ИРЛИ, и оттуда пришел разгромный и странно истерический отзыв С. А. Фомичева[2077]; потом — а время-то шло и шло! — Б. Ф. Егоров[2078] и У. Р. Фохт[2079] дали вполне положительные отзывы о ней; присоединился к ним и один очень серьезный московский учитель.
Издательство мнется: и хочет издавать работу, и откровенно побаивается. Обращение к Вам будет продиктовано и тактическими соображениями, разумеется, но все-таки всего прежде — творческими: Ваше послесловие придало бы моей книге необходимую законченность, показало бы, что она — не просто моя индивидуальная прихоть, не эпизод.
Положение работы в издательстве остается очень тревожным; а работа для меня — заветна, я многое в нее вложил: есть там и подспудная полемика с моим великим учителем Михаилом Михайловичем Бахтиным; есть и попытки развить и применить к истории литературы идеи Ник. Федорова[2080], до которых издательство, разумеется, не докопалось. Масса там наблюдений над текстами, сопоставлений.
Я бы очень просил Вас, Дмитрий Сергеевич, во всяком случае не отказываться от знакомства с моей работой (естественно, что давать согласие писать послесловие к тому, чего Вы еще не читали, Вы не можете).
Еще раз сердечно благодарю Вас за те добрые слова, которые Вы сказали мне о моей рецензии на «Памятники…». Кстати, в этой рецензии есть кое-что из моей работы, и раз уж Вас заинтересовала рецензия, то и работа, от которой она ответвилась, может быть, заинтересует.
С глубоким уважением
[В. Турбин] 29.8.1976
РГАЛИ. Ф. 3322. Оп. 1. Ед. хр. 324. Л. 1–2. Машинопись.
3. Д. С. Лихачев — В. Н. Турбину 1 сентября 1976 г.
Дорогой и многоуважаемый Владимир Николаевич!
Увы, я никак не могу написать предисловие. Я погибаю от количества работы. 12-го я еду в Болгарию[2081] на месяц, затем сразу в Минск, с конца ноября отпуск. А работы уйма, и все от меня зависят.
Не обессудьте. Мне надо ограничиваться только древней русской литературой, а что такое барокко в новое время — я совершенно не знаю.
Я всячески желаю Вам успеха с книгой.
Искренне Ваш
Д. Лихачев 1.IX.76
РГАЛИ. Ф. 3322. Оп. 1. Ед. хр. 587. Л. 3. Авторизованная машинопись.
4. В. Н. Турбин — Д. С. Лихачеву 1979 г.
Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич, большое спасибо Вам за Вашу «Поэтику…» и за доброжелательные слова, на ней начертанные[2082].
Вашу работу я давно, со студенческих лет, принимаю близко к сердцу, и всякое Ваше слово для меня очень весомо.
Почта оказалась на высоте: бандероль с книгой переслали на мой новый адрес. Но, кстати, и о почте: дошел ли до Вас № 8 «Н[ового] мира» со статьей о «Лит[ературных] памятниках»?[2083] А то нынче народ стал грамотен и вороват (вопреки грезам лучших умов прошлого, просвещение не улучшило нравы). Если «Нов[ый] мир» где-то на почте заиграли, я пришлю Вам еще, другой экземпляр.
В. Турбин
РГАЛИ. Ф. 3322. Оп. 1. Ед. хр. 324. Л. 3. Автограф. На открытке. Без почтового штемпеля. Скорее всего, не было отправлено. Датировано по содержанию и по году марки на открытке.
Д. С. Лихачев — Т. А. Мавриной
Татьяна Алексеевна Маврина (наст. фам. Лебедева; 1902–1996) — живописец, график, иллюстратор. Заслуженный художник РСФСР (1981). Училась во Вхутемасе — Вхутеине в 1923–1928 гг. Удостоена премии имени Г.-Х. Андерсена за вклад в иллюстрирование детских книг (1976).
1. Декабрь 1976 г.
Желаю счастья в Новом году
Д. С. Лихачев
Только что вернулись из «Узкого», где скрывался от юбилея!
РГАЛИ. Ф. 3059. Оп. 2. Ед. хр. 86. Л. 1 и об. Типографский набор текста, автограф. Датировано по сведениям о заказе типографского набора.
2. 1 января 1977 г.
Дмитрий Сергеевич Лихачев
сердечно благодарит Вас
за поздравление
с его семидесятилетием
и за чудесную книгу[2084][2085].
Д. Л.
РГАЛИ. Ф. 3059. Оп. 2. Ед. хр. 86. Л. 2. Типографский набор текста, автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте.
Д. С. Лихачев — В. А. Каверину
Вениамин Александрович Каверин (наст. фам. Зильбер; 1902–1989) — прозаик, драматург, сценарист.
23 апреля 1977 г.
Случайно узнал [в] Кисловодске [о] Вашем юбилее. Сперва удивился: помнил и представлял Вас молодым. Потом огорчился тем, что пропустил. Теперь радуюсь возможности выразить Вам глубокое уважение, читательскую, человеческую признательность, любовь и самые от глубины души искренние пожелания нового, хорошего, радостного.
Лихачев
РГАЛИ. Ф. 1501. Оп. 2. Ед. хр. 424. Л. 38. Телеграмма. Датирована по почтовому штемпелю.
Д. С. Лихачев — С. Л. Львову
Сергей Львович Львов (наст. фам. Гец; 1922–1981) — писатель, драматург, критик, переводчик, публицист. Учился в Московском институте истории, философии и литературы, окончил Военный институт иностранных языков, в котором служил и после войны. После демобилизации стал заведующим отделом критики в «Литературной газете», впоследствии работал в отделе международной жизни и спецкором. В 1956 г. ушел из «Литературной газеты» и исполнял обязанности ответственного секретаря в журнале «Новый мир». С 1956 г. член СП СССР. Писал историко-биографические книги. Известен как автор научно-популярных произведений для детей.
1. 11 февраля 1977 г.
Большое спасибо Вам, дорогой коллега, за сообщенные Вами сведения о «перевернутом мире» П. Брейгеля[2086]. Использую это со ссылкой на Вашу книгу[2087] во 2-м издании[2088].
С уважением Д. Лихачев 11.II.77
РГАЛИ. Ф. 2289. Оп. 2. Ед. хр. 282. Л. 1. Автограф. На открытке.
2. 18 ноября 1977 г.
Глубокоуважаемый Сергей Львович!
Большое Вам спасибо за «Дюрера»[2089]. Я очень тронут Вашим вниманием и как бы привет через Вас от Е. Я. Дороша, с которым достаточно переписывался, но виделся только один раз, но считаю его своим вечным другом.
Искренне Ваш Д. Лихачев 18.XI.77
РГАЛИ. Ф. 2289. Оп. 2. Ед. хр. 282. Л. 2. Автограф.
3. 28 августа 1980 г.
Дорогой Сергей Львович!
Большое Вам спасибо за письмо, за очень важную и интересную выписку.
Будьте здоровы, не хворайте.
Ваш Д. Лихачев 28.VIII.80
РГАЛИ. Ф. 2289. Оп. 2. Ед. хр. 282. Л. 3. Автограф. На открытке.