Наталья Дмитриевна Архангельская (урожд. Ушакова; 1907–2000) — дочь Дмитрия Николаевича Ушакова (1873–1942), филолога, члена-корреспондента АН СССР (с 1936). С начала 1920-х гг. Д. Н. Ушаков возглавлял Главную редакцию Словаря русского языка и осуществлял его общую редакцию. Первый том словаря вышел в 1935 г.; четвертый, последний, — в 1940 г. Авторами-составителями словаря были В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, С. И. Ожегов, Б. В. Томашевский, Д. Н. Ушаков. Кроме того, Ушаков всю жизнь занимался преподавательской работой — читал лекции в Московском университете, Государственном институте слова, Литературном институте им. В. Я. Брюсова и др. В числе его учеников были П. Г. Богатырев, Г. О. Винокур, В. Н. Сидоров, А. Б. Шапиро, Р. О. Якобсон и др. В 1934–1941 гг. Ушаков заведовал кафедрой языкознания в Институте истории, философии и литературы, а с сентября 1941 г., во время эвакуации в Ташкент, был заведующим славянским сектором Института языкознания АН СССР.
1. Д. С. Лихачев — Н. Д. Архангельской 14 декабря 1998 г.
Уважаемая Наталия Дмитриевна,
Сердечно благодарим Вас за щедрое и бескорыстное приношение Рукописному отделу Пушкинского Дома Российской Академии наук — фотографий Полотняного Завода и Спасского-Лутовинова, который принадлежал Вашему отцу[2295] — видному филологу, члену-корреспонденту Академии наук Дмитрию Николаевичу Ушакову. Нам приятно отметить, что альбом, в котором собраны фотографии, сделанные Д. Н. Ушаковым в год 100-летия рождения А. С. Пушкина, Вы передали на постоянное хранение в Пушкинский Дом накануне 200-летия великого поэта. Мы присоединим вашу семейную реликвию к фонду 244 (А. С. Пушкин) и представим его на нашей юбилейной выставке, которая состоится в Пушкинском Доме в апреле — июне 1999 года[2296].
В канун нового, 1999 года желаем Вам здоровья, бодрого духа и доброго настроения.
Председатель Пушкинской комиссии
Российской Академии наук
академик Д. С. Лихачев
ЦГА гор. Москвы. Ф. Л-276. Оп. 1. Ед. хр. 123. Л. 1. Авторизованная машинопись. На бланке Рукописного отдела ИРЛИ АН СССР.
2. Н. Д. Архангельская — Д. С. Лихачеву 29 декабря 1998 г.
Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич!
Было очень приятно получить от Вас письмо, в котором Вы так высоко оцениваете факт передачи мной Пушкинскому Дому альбома с фотографиями и зарисовками, сделанными моим отцом, профессором Дмитрием Николаевичем Ушаковым, во время проживания в Полотняном Заводе.
С глубоким уважением и пожеланиями счастливого и доброго Нового года!
29.12.1998 г. Н. Д. Архангельская-Ушакова
P. S. На всякий случай сообщаю Вам номер моего телефона […].
ЦГА гор. Москвы. Ф. Л-276. Оп. 1. Ед. хр. 119. Л. 1. Машинописная копия.
Раздел II. Переписка Д. С. Лихачева и А. Л. Гришунина,4 января 1963 г. — 30 сентября 1999 г.
А. Л. Гришунин
Андрей Леопольдович Гришунин (1921–2006) — филолог, языковед, текстолог. Участник Великой Отечественной войны. Воевал на Ленинградском фронте; в 1945 г. был переведен на Дальний Восток и участвовал в войне с Японией. Демобилизовавшись в 1945 г., Гришунин поступил в Московский полиграфический институт на редакционно-издательский факультет, но был исключен с последнего курса по политическому доносу. Восстановиться в институте ему удалось лишь в 1954 г. После его окончания поступил в аспирантуру ИМЛИ, но не был утвержден Президиумом АН СССР. В 1955 г. он начал работать в секторе текстологии ИМЛИ внештатно, «на волонтерских началах». В 1958 г. Гришунин по рекомендации Ю. Г. Оксмана был включен в состав оргкомитета проходившего в Москве IV Международного съезда славистов, ему было поручено редактирование докладов. На съезде была организована Эдиционно-текстологическая комиссия при Отделении литературы и языка АН СССР; Оксман стал ее председателем и предложил Гришунину войти в нее в качестве ученого секретаря.
В том же году его зачислили в штат ИМЛИ на должность научно-технического сотрудника, в 1960 г. он был переведен на должность младшего, в 1975 г. — старшего, в 1986 г. — ведущего, а в 1988 г. — главного научного сотрудника.
Именно в 1958 г. на съезде славистов и состоялось знакомство Гришунина с Лихачевым, которое активизировалось во время его работы в Текстологической комиссии, а их эпистолярное общение началось в 1962 г., когда по просьбе Оксмана Гришунин впервые написал Лихачеву[2297].
В 1960 г. в сборнике «Вопросы текстологии» появилась первая научная публикация Гришунина — «Опыт обследования употребительности языковых дублетов в целях атрибуции». В 1963 г. он защитил в Пушкинском Доме кандидатскую диссертацию «Очерк истории текстологии новой русской литературы», а в 1981 г. — докторскую диссертацию «Развитие исторического сознания в дореволюционном русском академическом литературоведении» (утверждена ВАК в 1983 г.). Обе диссертации были подготовлены без научного руководства, прохождения аспирантуры и докторантуры. В середине 1960-х годов, когда сектор текстологии ИМЛИ стал разваливаться, Гришунина «приютила» в Чеховской группе Л. Д. Громова-Опульская. В 1971 г. Лихачев ввел Гришунина в состав редколлегии серии «Литературные памятники», и он принимал участие в подготовке к изданию в этой научной серии «Воспоминаний» А. Н. Бенуа, поэмы «Василий Теркин» А. Т. Твардовского, комедии «Горе от ума» А. С. Грибоедова, «Записок охотника» И. С. Тургенева и других книг. В ИМЛИ Гришунин участвовал в подготовке академических изданий собраний сочинений А. И. Герцена, И. С. Тургенева, А. С. Грибоедова, Н. А. Некрасова.
С 1980 г. Гришунин работал над изучением литературного наследия А. А. Блока, входил в Блоковскую комиссию при научном совете РАН «История мировой культуры», а в 1988 г. стал главным редактором академического Полного собрания сочинений и писем Блока и руководил группой подготовки этого издания. В 1980–1990-е годы Гришунин читал курс текстологии в МГПИ, в 1997 г. был утвержден в звании профессора. В 1998 г. были изданы две его книги: «Исследовательские аспекты текстологии» и «Творчество Твардовского».
Гришунин был членом Союза писателей Москвы и членом Совета Общества любителей российской словесности.
Гришунин очень ценил свои дружеские отношения с Лихачевым. Он был одним из наиболее активных корреспондентов академика и сохранил в своем архиве подлинники практически всех адресованных ему писем, записок, поздравительных открыток Лихачева (всего 105 документов за период с 16 апреля 1963 г. по 20 декабря 1998 г. РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 39, 201–204). В августе 1996 г. Гришунин сделал копии всех писем (и своих, и Дмитрия Сергеевича) и объединил их в переплетенный том под названием «А. Л. Гришунин. Переписка с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым. 1963–1999»[2298]. Туда вошли свыше 200 машинописных копий и компьютерных распечаток (Ед. хр. 40. 262 л.). Из сохранившегося эпистолярного комплекса для публикации были отобраны 88 писем Лихачева и 81 письмо Гришунина. Письма Лихачева публикуются по подлинникам, в их шифре дополнительно указывается шифр машинописной копии. Письма Гришунина в подавляющем большинстве публикуются по авторским машинописным копиям в составе переплетенного тома. Как подлинники писем, так и машинописные копии имеют многочисленные подчеркивания Гришунина, свидетельствующие о напряженной работе по изучению переписки. Курсивом воспроизводятся только те слова, которые были выделены авторами в письме (как в автографе, так и при печати на машинке).
1. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 4 января 1963 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Примите мое самое горячее пожелание Вам больших успехов в науке и в жизни. Вы мне очень симпатичны.
Ваш Д. Лихачев 4.I.63
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 2. Машинописная копия дарственной надписи, сделанной на форзаце книги: Лихачев Д. С. Текстология: На материале русской литературы X–XVII вв.
2. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 12 февраля 1963 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Высылаю в полное Ваше распоряжение, как обещал, сделанную мной запись нашего заседания[2299]. Это не стенограмма, записал, что успел. По Вашей части упущенных деталей, вероятно, больше, чем по части новой литературы, п[отому] ч[то] понимать и фиксировать это мне было труднее. Если что-нибудь сочтете нужным пополнить или отменить, — поправьте от руки.
Для «Известий ОЛЯ» я пишу на основании этого хроникальный отчет. Пойдет, вероятно, в 3-й номер[2300].
С величайшим уважением и приветом А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 3. Машинописная копия.
3. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 12 апреля 1963 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Посылаю Вам свой автореферат[2301]. Защита назначена на 16 мая, но я убедительно Вас прошу, — если Вам придет желание заглянуть в эту брошюрку, — не делать этого до полного Вашего выздоровления, которого я Вам от души желаю[2302]. Читайте пока что-нибудь приятное, «для души».
С увлечением и с большой пользой для себя читал Вашу статью об эстетическом изучении памятников культуры («Вопр[осы] лит[ературы]», № 3)[2303]. Речь идет, как я понял, о конечной и высшей цели всего литературоведения. У нас часто о ней не помнят, и литературоведческие работы наполняют какой-нибудь чепухой, бог знает чему служащей. Тем большую ценность представляет эта Ваша работа, как напоминание о главном. В текстологическом плане она важна для постановки проблем комментирования.
Поблагодарите, пожалуйста, Вашу дочь за письмо, которым она по Вашему поручению информировала меня о Вашем здоровье[2304].
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 5. Машинописная копия.
4. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 16 апреля 1963 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое за милые письма. От души желаю Вам успеха в предстоящей защите. В том, что работа Ваша превосходна, убежден по тем ее частям, которые опубликованы в «Основах текстологии»[2305]. Нам надо обязательно добиться того, чтобы достижения в области текстологии новой русской литературы стали достоянием и текстологии древней русской литературы, и наоборот. Пока что мы все-таки работаем очень разобщенно.
Я еще пока слаб, хотя выздоровление и идет полным ходом.
Кланяйтесь от меня, пожалуйста, всем милым московским текстологам: Оксману[2306], Нечаевой, Опульской, Ефременко…
Дружески Ваш Д. Лихачев 16.IV.63
P. S. Меня очень тронуло то, что Вы отгадали истинный смысл статьи. Я не решился только так ее назвать, чтобы какие-нибудь начетчики не придрались. «Закономерности» литер[атурного] развития мне надоели: пустая болтовня, понятие крайне неопределенное.
Д. Л.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 13 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 5, 6. Машинописная копия.
5. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 20 апреля 1963 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Пока Вы находитесь в стадии выздоровления и, вероятно, не так сильно заняты, как в обычное время, м[ожет] б[ыть], даже нуждаетесь в развлечении, — решился я обеспокоить Вас еще одним письмом. Отвечать на него Вам совсем не обязательно. — Я представляю себе, как Вам, вероятно, это нелегко. Просто примите к сведению. Мне трудно было бы этого не сделать, п[отому] ч[то] то, что Вы пишете о задачах литературоведения, о важности эстетического изучения, — меня глубоко волнует. Я подхожу (или, во всяком случае, пытаюсь подходить) к текстологии с позиций искусства и считаю, что только такой подход может быть плодотворным и правильным. Нельзя никогда забывать, что объект нашего изучения — литературно-художественные тексты — являются произведениями искусства. Это накладывает совершенно особый отпечаток на всю методику текстологической работы, которая не может уподобляться работе архивиста, имеющего дело с документами, не представляющими художественной ценности. Практически это свое понимание задач текстологии я применил в IV томе академического издания сочинений Тургенева («Записки охотника»). Там я с полной убежденностью вносил в традиционно печатавшиеся тексты такие исправления, на которые «архивист», вероятно, никогда б не решился.
Наши «Основы текстологии», к сожалению, совершенно не учитывают того, что речь идет о работе с художественным текстом, с произведениями искусства. Об этом даже декларативно не заявляется, не говоря уже о том, что рекомендуемая методика никак не отражает и не учитывает этого обстоятельства. В этом состоит главный порок нашей книги. Уповают только на внешние свидетельства и документы (которых может и не оказаться — что тогда делать?), а показаниям самого текста, выводам анализа как бы не доверяют. Поэтому моя диссертация полемична в отношении «Основ текстологии». Прямых выпадов нигде нет, но ряд положений идут вразрез с установками книги. На этой почве у меня были и, вероятно, еще будут малоприятные столкновения с отв[етственным] редактором «Основ текстологии» и их «главным теоретиком» — Е. И. Прохоровым, — наиболее оголтелым поборником текстологического догматизма.
Я сейчас под свежим впечатлением одной прекрасной статьи из только что вышедшего сборника «Редактор и книга», выпуск 4. — «Об опасности бесспорного». Автор — В. Барлас[2307]. В ней очень убедительно доказывается несостоятельность «сравнительно-тематического» метода при анализе и оценке произведений и предлагается подходить к произведению с позиций искусства, не отрывая анализа от произведения, от его замысла и идеи. В статье утверждается, что редактор для этого и сам должен владеть образным мышлением, должен быть человеком искусства. Мне представляется (я об этом и в диссертации пишу), что все это прямо касается всякого литературоведа и, в частности, текстолога. Очень Вам рекомендую, — если Вы не знаете еще о статье Барласа, взять ее сейчас на заметку, с тем чтобы посмотреть, когда Вы вполне поправитесь. Если у Вас нет этой книжки и трудно ее достать, — дайте мне знать, — я Вам тотчас же вышлю.
Приветствую Вашу мысль о необходимости обмена опытом между текстологами-древниками и текстологами новой литературы. Нам это особенно много даст. Текстология родилась и развилась на античном и медиевистическом материале, а на литературу Нового времени только распространилась. Вам ничто не мешает обращаться за опытом к новой литературе, но для нас дело осложняется недостатком специальной подготовки и знаний, необходимых для сколько-нибудь глубокого проникновения в Ваш материал. По мере возможности мы стараемся учитывать всякий текстологический опыт. Сейчас вышел большой сборник текстологических статей в Италии.
Вашу книгу я читал изучая. Хотя Вы и написали Вере Степановне[2308], что от «Основ текстологии» она отлична только качеством бумаги, — это вовсе не так. «Основы текстологии» совершенно тускнеют от соседства с Вашей книгой. Это каждому ясно, очень убедительно прозвучало при обсуждении на Научном совете и найдет объективное отражение в моей информации об этом в № 3 «Известий ОЛЯ»[2309]. Проникновение в историю текста, широта изучения, неприятие механических решений и механически применяемых «правил», зависимость приемов исследования от материала, принцип комплексности и другие принципы, Вами провозглашаемые, бесспорно, обязательны и при работе с текстами произведений Нового времени.
Вам, вероятно, уже сообщили, что А. А. Зимин выступил с сенсационным выводом, будто «Слово о полку Игореве» — не произведение XII века, а стилизаторское упражнение XVIII века. Об этом был разговор на Бюро ОЛЯ[2310]. Но без Вас не знают, как к этому отнестись. Ждут Вашего выздоровления.
Приятно было видеть письмо, собственноручно Вами написанное. Значит, Вы пошли на поправку. Представляю, как Вам было трудно, но именно поэтому мне очень хотелось внушить Вам побольше веры в выздоровление. Поэтому и писал Вам. Вы, вероятно, знаете У. Р. Фохта — он чуть ли не пенсионного уже возраста — года полтора назад перенес резекцию желудка и сейчас вполне здоров. А я — так не только сам выправился после такой операции, но и потомство пустил: у меня сейчас сын — девяти лет, а дочери в мае исполнится год. Я, конечно, легче переносил операцию, п[отому] ч[то] мне не было еще тридцати, но зато болезнь у меня протекала с иного рода «осложнениями». Прободение произошло поздно вечером, когда я ехал в электричке с вечерних занятий в институте. Надо было бы сдать себя на первой же станции в медпункт, а я, не зная, что у меня, терпел и никому даже не сказал ничего, только перекорчился весь от боли и покрылся испариной. Пассажиры, вероятно, принимали меня за пьяного и не обратили внимания. Так я доехал до ст[анции] Царицыно, где тогда жил, и сам дошел до дому (километра полтора). Врачи потом удивлялись, как я это сумел — с продырявленным желудком. Долго-долго вызывали неотложку: не было ни дежурных врачей, ни машин; из больницы по телефону предлагали обойтись «домашними средствами» (и даже приступили было уже к этому, чем могли меня погубить), полагая, что я просто — один из не в меру подвыпивших: тогда была Масленица. Потом пришла все-таки машина, привезли меня сначала в одну больницу, потом в другую: положили на тележку, в которой подвозят к операционному столу, стали ждать хирурга, придерживая меня, чтобы я от боли не сбросился на пол. В 5 часов утра началась операция, и начало я помню. Когда очнулся, было уже 10 часов! Мне уже наложили швы, вливали в меня донорскую кровь, глюкозу в вены.
«Вылечился» я в рекордно короткий срок. Были у меня тогда неприятности, совершенно личные, которые в то время (это был 1951 год) любили превращать в «общественные» и раздувать всячески. Поэтому я не был спокоен и выписался из больницы, оставив расписку, что выхожу «по собственному настоятельному требованию, вопреки указаниям врачей». Едва я вышел из больницы — святая инквизиция взяла меня в переплет. Свободы физической, к счастью, меня не лишили, но исключили отовсюду, откуда только можно исключить человека (оставили только, кажется, в Осоавиахиме и в обществе Красного креста). Я даже не показался врачам через месяц или два, как мне было предписано (для контроля). — Мне было просто не до того. На работу нигде не брали; каким-нибудь грузчиком после такой болезни нельзя было работать. Случайно мне удалось устроиться корректором в небольшую московскую типографию, где я и прослужил более шести лет. 6 лет потерял на войне, да 6 лет на этом деле — поэтому и защищаю так поздно свою диссертацию.
Но все хорошо, что хорошо кончается. Я на судьбу не жалуюсь; может быть, в какой-то мере мне все это и на пользу пошло. Я и вспоминаю об этом не часто. Сейчас вспомнил, думая, что Вам это может быть интересно.
Желаю Вам поскорее поправляться. Простите, что утомил Вас письмом. — Больше не буду. А Вы, в самом деле, не отвечайте. Отдыхайте и набирайтесь сил. Мне и так неловко, что Вы тратите на меня свое время и силы. Простите, — но я приветы Ваши никому до сих пор не решился передать, потому что стесняюсь как-то показать, что Вы мне писали. Об этом я никому не говорил. Подумают еще, что я бахвалюсь: Пиксанов мне пишет, Лихачев — пишет, Берков и Измайлов у меня оппоненты… Это, вероятно, странность моя, но не могу никак преодолеть. Все знают, что Вы серьезно больны, и вдруг — написали мне, и я спровоцировал это. — Меня съедят!
Н. К. Пиксанов, кстати, кроме того письма, что я Вам показывал, прислал мне еще одно и брошюру — перечень трудов его. От имени нашего Научного совета я приветствовал его в день 85-летия и преподнес адрес. Он все так же ко мне благоволит и собирается прийти на защиту.
Еще раз желаю скорейшего выздоровления.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 6–11. Машинописная копия.
6. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 25 апреля 1963 г.
Спасибо Вам большое, дорогой Андрей Леопольдович, за очень интересное письмо. Желаю Вам полного успеха при защите (не сомневаюсь в Вашем триумфе). И у меня было всякое, — отчего и язва поразила хирургов своими размерами.
Дружески Ваш
Д. С. Лихачев 25.IV.63
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 15. Автограф. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 11. Машинописная копия.
7. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 17 мая 1963 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
По приглашению Н. К. Пиксанова я был у него дома, и он, между прочим, сказал, что не имеет Вашей книги «Текстология». Он объяснил это тем, что не торопится покупать книг, относительно которых он имеет основания предполагать, что они поступят к нему в качестве дара от авторов; но этого не случилось, а теперь ее, кажется, и в продаже нет. Я высказал предположение, что, вероятно, Вы из-за своего внезапного заболевания не смогли ему прислать. У него, впрочем, никакой большой обиды на это нет, и заметил он это совершенно спокойно и между прочим — в связи с тем, что книга была упомянута в разговоре.
Не следует ли Вам, если есть такая возможность, послать ему книгу? Своей библиотеке он придает большое значение уже не как личной, а как поступающей в общее пользование[2311]. И она, действительно, производит грандиозное впечатление.
С глубоким уважением и сердечным приветом
А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 11, 12. Машинописная копия.
8. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 20 мая 1963 г.
Поздравляю Вас, дорогой Андрей Леопольдович, с блестящей защитой. Вы прекрасно выступали и произвели на всех наилучшее впечатление. К сожалению, я не смог дождаться до результатов голосования, чтобы Вас поздравить лично, так как очень устал (мы заседали с 12 ч[асов]), а я чувствую себя еще слабым.
Желаю от души Вам и дальнейших успехов!
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 16. Автограф. На почтовой карточке. Датировано по почтовому штемпелю; Ед. хр. 40. Л. 12. Машинописная копия.
9. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 16 января 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
посылаю Вам копию письма, Вас касающегося, которое я передал вчера в Комитет по Ленинским премиям в области науки[2312].
Дабы рассеять всякие Ваши возможные недоумения по поводу собранных подписей, поясню, что 1) мы не имели возможности заполучить подписи иногородних ученых; 2) крайне желательной представлялась подпись ак[адемика] В. В. Виноградова, но, учитывая то, что он тоже претендент (и, вероятно, конкурент?), я так и не решился к нему обратиться (равно как и к другим претендентам) — хотя и не сомневаюсь, что он не отказался бы подписать; 3) кое-кого просто не удалось разыскать; кое-кого не оказалось в это время в Москве (И. Л. Андроников, В. Д. Кузьмина). А. И. Овчаренко[2313] сказал, что он горой за Вашу книгу и даже где-то о ней очень много и хорошо говорил, но подписывать по каким-то причинам «не имеет права» (членство в ВАКе, что ли, мешает?).
Все это не так важно. В Комитете этому документу были как будто бы рады; они говорят, что не избалованы подобными заявлениями, которые не ограничивались бы голой констатацией — без всяких мотивировок, а представляли бы целую рецензию.
Бумага написана, разумеется, применительно к членам Комитета, поэтому — не взыщите.
От всей души желаю Вам успеха в этом и во всех прочих делах, а еще пуще того — здоровья.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 27, 28. Машинописная копия.
10. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 января 1964 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Сегодня мы вернулись из Кисловодска, и сегодня я прочел Ваше письмо мне и копию письма в Комитет. Большое, большое спасибо! Мне очень трудно передать — как я тронут отношением ко мне товарищей и насколько приятно мне было увидеть под письмом некоторые подписи. Я очень и очень чувствую — как много я обязан лично Вам.
В сложившихся обстоятельствах (новый состав Комитета) конечный результат безнадежен, но все равно мне дает очень большое моральное удовлетворение отношение ко мне товарищей. Я этого никогда не забуду.
В Кисловодске я много ходил и окреп, а надо бы еще и потолстеть (до сих пор я еще худею). Сейчас будет очень много работ.
На «Текстологию» вышли рецензии в Польше Якубовского[2314] и др. (кроме того, пишет статью К. Гурский), в Италии пишет рецензию Р. Пиккио[2315]. В Чехословакии написал рецензию Кралик[2316] и пишет Гавранкова[2317]. В Румынии написал рецензию Смахина[2318]. Будет рецензия в Англии. Книга, по-видимому, привлекла внимание. Сейчас сдал в издательство небольшую книгу «Текстологические рекомендации»[2319]. Она вызовет споры.
От души желаю Вам всего самого хорошего.
Искренне Вас уважающий и любящий
Д. Лихачев
Пишу письмо Юлиану Григорьевичу[2320].
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 1 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 28, 29. Машинописная копия.
11. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 2 февраля 1964 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо большое за № 3 «Вопросы текстологии»[2321]. Сейчас важны очень две темы: текстология фольклора (только при условии, если эта тема будет разрабатываться глубоко — как у Чистова), текстология живых писателей. Далее, хорошо бы создать сборник по текстологии восточных литератур и античной. Надо бы также создать дискуссионный обмен мнениями по вопросу об авторск[ой] воле и каноническом тексте, о понятии «текст» и пр.
В наборе моя маленькая книжка «Текстологические рекомендации» (5 печ. л.). Редактор рекомендовал назвать ее так — «Афоризмы текстолога».
Слышал о том, как проходила моя книжка в Ленинском комитете. Беда, что на нее мало рецензий (есть в Болг[арии], Польше, Чехословакии), нет газет[ных] оттисков. Сперва я совсем не думал, что она может пройти, а теперь закрадывается подозрение: а вдруг пройдет! Спокойнее, конечно, было бы думать первое.
Желаю Вам новых успехов.
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 3 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 29, 30. Машинописная копия.
12. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 3 марта 1964 г.
За что же «спасибо»-то, дорогой Дмитрий Сергеевич? За такой жалкий сборник? Право, мне даже неловко было Вам его надписывать. Какой «собачий бред» — статья Прохорова[2322]! — Заглавие не соответствует содержанию, «итоги» (стр. 72) — тоже — писал про Фому, а в них — про Ерему; посмотрите-ка на стр. 19 «определение» понятия «письмо», претенциозно выделено курсивом. — Ни одного слова верного! По «концепции» вся статья — ползучий эмпиризм, а в «итогах» — лицемерная болтовня о «четкой и ясной методологии». Все это изложено нагловато-самоуверенным и наставительным тоном. Другие статьи тоже невозможно читать[2323]. «Проблемы» страшно мелки. Мне и своя статья не нравится[2324]. — Вымученная какая-то. Тема была навязана; она не литературоведческая вовсе, а архивистская. Не припомню другого случая, чтоб от имени Академии наук выходила такая убогая книга. Между тем, это как-то вовсе не понимается, и авторы представляются к поощрению премиями. Точно так же не понята и не принята совершенно недостаточная критика «Основ текстологии». На обсуждении в Научном совете Вы сами видели, какая была реакция, а П. Н. Беркову за его статью[2325] от имени группы послано длинное письмо со всякого рода вздорными оправданиями. Я отказался его подписать.
По-моему, такие вещи надо разоблачать. Здесь есть на чем разгуляться рецензенту, и я очень жалею, что не могу это сделать, будучи автором одной из статей. Устно, впрочем, а при случае и в печати, — не пропущу возможности выступить против.
Уместнее всего было бы ставить такие вещи на обсуждение нашего Научного совета, причем не просто поговорить и разойтись, а сделать все нужные выводы. Беда только в том, что научные советы как-то не удалось пока сделать действенными органами. Лишенные своих средств, они не имеют даже возможности собираться. Недавно я давал в Отделение в Секцию обществ[енных] наук предложения по улучшению деятельности научных советов и выдвинул идею — коль скоро нельзя собираться, — практиковать заочные формы работы (письменные консультации, проведение научных анкет и т. п.). Этим способом, как мне кажется, можно было бы обсудить и те вопросы, которые выдвигаете Вы. Они представляются мне замечательно интересными.
Я думаю — не составить ли нам научную анкету по текстологии, с тем чтобы потом полученные материалы так или иначе опубликовать. Это может получиться очень интересно и практически полезно.
Я тоже затаив дыхание слежу за делами Ленинских премий и очень за Вас «болею». Мне приятно также и то, что В. В. Виноградов выдвинут: последнюю его книгу — «Сюжет и стиль»[2326] — я редактировал. Но мне хочется, чтоб премию получили Вы, если нельзя обоим[2327]. Желаю Вам полного успеха.
Ваш А. Гришунин 3/III 1964
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 30, 31. Машинописная копия.
13. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 4 мая 1964 г.
Спасибо, дорогой Андрей Леопольдович, за письмо. Очень жаль, что комиссия перестала существовать[2328], но есть текстологическая комиссия Советского комитета славистов. Ее упразднить нельзя. Я ее не собирал, так как считал, что комиссия под председ[ательством] Юл[иана] Григ[орьевича] авторитетнее. Надо будет, значит, организовать ее заседание. Очень прошу Вас быть ее уч[еным] секретарем, а с Юл[ианом] Гр[игорьевичем] мы поделим председательство. Что напечатали Вы в своей работе?
Ваш Д. Лихачев 4/V 64
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 5. Автограф. На почтовой карточке; Ед. хр. 40. Л. 32. Машинописная копия.
14. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 9 мая 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо Вам за Ваше ко мне доверие и за предложение быть ученым секретарем эдиционно-текстологической комиссии. Я против этого возражений не имею и только прошу Вас при случае, когда у вас найдется на это время, дать мне нужные наставления. Я слышал, что на Софийском съезде[2329] председателем комиссии вновь избран К. Гурский, заместителями Вы и проф[ессор] Водичка[2330]. Но, м[ожет] б[ыть], Гурскому удобнее иметь секретаря у себя в Польше? Какой комиссии я должен быть секретарем? Всей или только ее русской части? — Это мне не очень понятно.
С Гурским я хорошо знаком, водил его по Москве в 1958 году, показывал дома, в которых бывал Мицкевич[2331], и сопровождал его в Троицко-Сергиевскую Лавру.
Но у меня несколько натянутые отношения с Верой Степановной. Она больше на Прохорова опирается. Или это не важно?
В нашем научном совете, к сожалению, мы не имели возможности работать как хотелось бы: не имели, прежде всего, средств на оплату командировок и проч. Поэтому мы приурочивали наши немногие заседания к общим мероприятиям ОЛЯ, а в последнее время вынуждены были отказаться от приглашения иногородних членов и т[аким] о[бразом] провели очень нужное обсуждение принципов предстоящего издания Чехова.
На бюро ОЛЯ, когда принимали решение о научных советах, доклад по этому вопросу делал С. Г. Бархударов. Один за другим он называл научные советы, поясняя, в какой мере они нужны и как работали. Когда он дошел до нашего, — стал делать очень не понравившиеся мне мины («Откуда, мол, и что это за…»). Сказал, будто совет и не нужен и не работал вовсе. Меня это так задело, что я взял слово (Ю[лиана] Г[ригорьевича] не было на заседании) и сказал, что такое пренебрежение и интонация недоумения ничем не оправданы; что по вопросам текстологии, теоретическим и практическим, ведутся ожесточенные бои и есть много неясного. Если даже мы действительно не нужны, — то — одно дело — «не нужны», а другое — «не работали». — Мы работали, хотя нам не было создано для этого никаких условий, и наша деятельность несколько раз получила отражение в печати, а есть такие научные советы, которые действительно совершенно еще ничего не сделали. (Здесь я имел в виду, прежде всего, совет по теории и стилистике, которого председателем считается М. Б. Храпченко.) В заключение я сказал (и это вызвало оживление), что мы ведь не сами зародились, — нас создало Отделение; — чего же раньше-то думали? Мы ведь имели дело с серьезными людьми, а теперь должны им сказать: «поиграли — и хватит».
Очевидно, все это произвело впечатление. После заседания С. Г. Бархударов подошел извиняться, так что мне и самому стало неловко, и вместе с Храпченко стал мне пояснять, что это, дескать, эксперимент был и т. п.
Юлиан Григорьевич принял все это спокойно. Должен Вам сказать, — п[отому] ч[то] это имеет отношение к Вашим планам, — что он вообще горячо взялся за научный совет только сначала, а потом охладел и прямо мне говорил, что устал, перегружен, болен и не хочет больше председательствовать; хотел говорить об этом с Храпченко и председательство передать Вам. Так что я не очень уверен, что Вам удастся поделить с ним председательство в Славистической комиссии, как Вы пишете. А если так, то удобно ли мне быть ученым секретарем, живя в разных городах с основным и единственным председателем, т. е. с Вами?
Сейчас он в Ялте, и я не могу с ним переговорить и посоветоваться.
Я занимаюсь сейчас историей текста «Разгрома» Фадеева. (Вся наша группа переключилась сейчас на текстологию советских писателей.) Есть интересные наблюдения. Об этом д[олжна] б[ыть] статья[2332]. Ведутся переговоры об издании «Разгрома» в серии «Лит[ературные] памятники»[2333] — к 50-летию сов[етской] власти. Работая над этой темой, я прихожу к выводу, что нужна не только текстология сов[етских] писателей, — но и вообще — текстология живых писателей. Постановка этой проблемы может показаться абсурдной только в том случае, если текстологию понимать узко, признавая за ней только эдиционную задачу (хотя даже и в этом случае содействие текстолога м[ожет] б[ыть] существенно полезным автору). Изучение творческой истории и истории текста произведения могут привести к результатам, неожиданным даже для самих авторов, и быть поучительными во многих отношениях. Собственно, эта отрасль текстологии в какой-то мере давно уже существует, и есть исследования о текстах Шолохова, Леонова и др.
Желаю Вам доброго здоровья. Не очень смущайтесь тем, если, м[ожет] б[ыть], не сразу удастся войти в норму: я после операции года 2–3 был дистрофиком.
Поздравляю с победой над Зиминым.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 32–35. Машинописная копия.
15. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 19 мая 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо за присланную книгу[2334] и надпись. Книга еще не поступила в продажу и не прошла выставку новых поступлений в Библиотеке им. Ленина, и мне тем более приятно пользоваться преимуществом одного из немногих ее обладателей и одного из первых читателей. Я тотчас же ее прочитал. Очень порадовался тому, что это вовсе не облегченный вариант Вашей большой книги, как можно было бы ожидать, а — вполне от нее независимая, самостоятельная работа. Мне показалось даже, что кое-какие очень существенные положения по сравнению с большой книгой здесь развиты. Например, много любопытного сказано об «авторской воле». В тезисной форме, к которой Вы удачно прибегли при обращении к текстологам разных профилей, основная мысль Ваша — об изучении истории текста — еще более крепко цементирует Вашу текстологическую концепцию и способствует ее убедительности. Очень хорошо и то, что Вы не настаиваете теперь на признании текстологии самостоятельной наукой (единственный пункт, вызывающий сколько-нибудь серьезные возражения в Вашей большой книге).
Мне в Вашей книге многое импонирует, прежде всего — Ваш широкий и свободный взгляд на задачи, принципы, методы текстологии. Многое я понимаю так же, кое-что в этом роде протаскиваю в свои работы, но слыву за это у наших еретиком. Поэтому, думаю, и в Вашей книге не всем все понравится. Это не беда. Скорее — наоборот.
Работая сейчас над Фадеевым, я особенно могу оценить справедливость Ваших слов о влиянии нетворческих моментов, о редакторах, принимавших на себя функции цензоров, о возможном несоответствии «последней авторской воли» творческой кульминации, о проявлении якобы «авторской воли» в форме авторского завещания относительно текста, которое хранится в Гослитиздате («авторская воля» — в сейфе!) и мн[огое] др[угое].
Ваша книжка прекрасно оформлена и издана, и в этом тоже угадывается Ваша же забота, Ваш вкус, позволяющий Вам так искусно вмонтировать в титул дарственную надпись, что ее не сразу замечают.
От души поздравляю Вас с замечательным, несомненным и выдающимся успехом. Всегда буду поклонником и пропагандистом Вашей книги и, если сумею, — хотел бы продолжать и развивать выдвинутые Вами положения.
Подумать только, что Вам не хотели позволить издание даже и первой книги, и Вы сами это буквально завоевали!
Но — тем внушительнее Ваш триумф.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 35, 36. Машинописная копия с правкой автора.
16. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 24 августа 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Возобновив прерванную на время летнего отпуска работу, я просмотрел пропущенные номера «Лит[ературной] газеты» и ознакомился с Вашей статьей о болезнях литературоведения[2335] и с ответом на нее Д. Д. Благого[2336]. Захотелось сообщить Вам об этом мое читательское мнение. В Вашей статье я не усмотрел ничего опасного для литературоведения и никакого явного или тайного нападения на него, никакой «воды» на чью бы то ни было «мельницу». Напротив, — все, о чем Вы пишете, — чрезвычайно важно и, в сущности, необходимо для дальнейшего развития нашей науки. Все это давно наболело и совершенно бесспорно. Некоторые вопросы, Вами затронутые (например, система нормирования и учета литературоведческого труда), уже поднимались в печати. Очень, по-моему, актуален и важен вопрос о литературных качествах литературоведческих работ, и не потому ли об этом мало говорят, что есть влиятельные рутинеры, которым удобнее status quo? Я не увидел в Вашей статье также и никаких преувеличений, которые могли бы возникнуть, например, в результате увлеченности темой. Поэтому самый факт выступления Д. Д. Благого с возражениями Вам меня попросту удивил, и я вынужден допустить, что его побудили к этому какие-либо соображения, не имеющие прямого отношения к предмету спора. (Широко известно, как он на это способен.) Если же подходить беспристрастно и заинтересованно, — Вашей статье возражать и нечем, и незачем. Д. Д. Благой меня ни в чем не убедил. К такого рода критике и относиться, стало быть, следует соответствующим образом, не принимая ее близко к сердцу. Я убежден, что подавляющее большинство читателей вполне согласятся с Вами.
Мне хотелось бы сообщить Вам, кстати, нечто по поводу Вашей книги о текстологии («Краткий очерк») — Вам небесполезно знать: как-то на заседании группы я сослался на эту книгу (в положительном смысле). Небезызвестный корифей в области теории текстологии Е. И. Прохоров взял тогда слово и громогласно заявил следующее (я записал стенографически точно, с обозначением даже логических ударений и выкриков): «Я категорически, а-абсолютно не согласен с последней книгой Лихачева и буду добиваться того, чтобы разнести ее в пух и прах!!!»
Надо знать Прохорова, чтобы этому заявлению не удивиться. Но руководитель группы Вера Степановна не только не посмеялась этому и не сказала: «Ай, Моська!..», но приняла его заявление к сведению — как естественное и должное, и сообщила, что, поблагодарив Вас в письме за присланную книгу, она воздержалась от какой бы то ни было ее оценки и только предложила обсудить ее на заседании группы. «Думаю, — сказала она, — что осенью мы это и сделаем».
Говорят, что Е. И. Прохоров уже сдал свои возражения по поводу Вашей книги в «Известия ОЛЯ» (т. е. к тому же Благому). Что бы это ни было, — это будет очередным саморазоблачением этой текстологической шавки. (Мне представляется, что всякий вообще «опус» таких людей, как Прохоров, — их саморазоблачение.) Этого, стало быть, опасаться не следует ни в какой мере.
Что же касается обсуждения, то, насколько я понял, в расчете на него Вы и создавали свою книгу. Но только зачем это делать на «группе» — худосочной и сектантски-замкнутой, а не устроить более широкое обсуждение с привлечением всех заинтересованных в данной теме?
Мне поэтому кажется, что Вам надо ориентироваться именно на такое обсуждение и не соглашаться обсуждаться на «группе», хотя бы и расширенным заседанием. Лучше, чтобы и номинально инициатором и устроителем обсуждения выступала не группа текстологии, которая во всякие итоговые материалы может внести много своего, — «группового», пристрастного, а какая-нибудь другая инстанция.
Меня Ваша книга и Ваш устный доклад о Шахматове-текстологе[2337] наводят на многие размышления о самом предмете текстологии, так что я даже чувствую себя сейчас на некоем перепутье. Мне сейчас представляется, что мы «группой» много лет занимались совсем не тем, чем нужно, и совсем запутали текстологию, неверно ее ориентировали. Представляется чрезвычайно важным выламываться за скорлупу «чистой», самодовлеющей текстологии (которой не может и не должно быть) в большой мир общелитературоведческих и, если надо, — еще более широких — социальных проблем. Необходимо точнее разведать, какие возможны для этого пути; как вообще текстология соотносится со всем литературоведением и какое место в нем занимает, что текстология и что — нет. Ваше понимание задач текстологии и ее роли в системе литературоведения ведет, как мне кажется, в этом пункте к некоему литературоведческому синтезу, чрезвычайно плодотворному. Если действительно предмет текстологии составляет исследование истории текста, а проблема издания — только одно из ряда практических применений текстологии, — то мы уже не скажем, что действительно туманное и очень мало определенное понятие «воля автора», соблюдение «авторской воли» лежит в основе текстологии и является ее «основным принципом». Основной принцип текстологии — дух исследования, филологический анализ текста, опирающийся на все богатство марксистско-ленинской методологии. Или не так?
Я постараюсь привести в порядок свои мысли об этом в связи с Вашей книгой и, если состоится ее обсуждение, — соответствующим образом выступить.
Желаю Вам доброго здоровья.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 37–39. Машинописная копия с правкой автора.
17. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 30 августа 1964 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое, большое за Ваше обстоятельное письмо и доброжелательство. Мы, литературоведы, не очень избалованы добрыми отношениями между собой.
Любопытно, что от Веры Степ[ановны] я получил письмо не только с благодарностью за присланные книги… Ну, Бог с ней.
Если Прохоров напечатает статью или рец[ензию] в «Известиях ОЛЯ», — это будет очень хорошо. Его статья даст мне возможность ответить и развить свои мысли.
Впрочем, не всегда ответы печатают: «Лит[ературная] газета» отказалась напечатать мой ответ Благому. Я получил отказ от какого-то В. Литвинова[2338] (это не ученик Благого?).
Вашим советом требовать широкого обсуждения книжки и не соглашаться на узкое обсуждение в группе я непременно воспользуюсь. Это мудро.
Обсуждения я вовсе не боюсь. Я уверен, что текстология может развиваться только как наука об истории текста (а это не равняется творческой истории). В этом смысле текстологию вслед за мной признали в Болгарии (Мечев — в рец[ензии][2339]), в Польше (Гурский провел мое избрание почетным доктором Торуньского университета за текстологию[2340]; Якубовский — в рецензии[2341]; Поппэ, который будет переводить краткий очерк на польский язык), в Чехословакии (рец[ензия] Кралика в «Филологических листках»; Гавранковой — в статье о сов[етских] текстолог[ических] работах) и др. Это единственный путь для развития текстологии как науки. У ней должен быть свой предмет исследования, а эдиционная техника — это не исследование, а ремесло, техника.
Конечно, очень трудно Прохорову отказаться от того, что им написано, но ведь Гурский же отказался и прямо об этом заявил в Софии. Он сказал, что согласился со мной и не видит возможности переиздать свою книгу[2342]!
Рано или поздно определение задач текстологии и ее предмета станет всеобщим.
Как Прохоров не понимает, что мое понимание текстологии выгодно для тех, кто ею занимается. Голиньский в Польше сказал на заседании, что «только теперь он понимает, чем следует ему заниматься» и как обосновывать принципы издания (из исслед[ования] истории текста). Это ведь Шахматов!
Ну, да все это ясно.
Жаль только, что мне много нужно спорить («Слове о п[олку] Иг[ореве]», об «элементах реалистичности» в др[евне]р[усской] литературе; надо еще спорить о начале летописания и пр.). Впрочем, спорить люблю.
Чувствую я себя на «3−». Не могу есть сладкого, белого хлеба, картофеля и пр. вещей, содержащих сахар или перерабатывающихся в сахар. Это не диабет, а осложнение после операции: быстрая усваиваемость сахара кровью. Если в кровь попадает сахар, — мне становится худо с сердцем.
А как поживает Юл[иан] Григ[орьевич]? Давно не имею от него письма. Я ему писал, но он, видно, не получил.
Если увидите его, передайте ему, пожалуйста, привет.
Всегда Ваш Д. Лихачев
Пишите!
Простите за почерк — что-то плохо себя чувствую.
30. VIII 64
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 6–7 об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 40, 41. Машинописная копия.
18. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 6 сентября 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо.
В. Литвинова я не знаю. Но, мне кажется, Вы можете и не продолжать спора с Благим в печати или, во всяком случае, Вам не обязательно торопиться, — можно высказаться при случае: все, с кем ни приходилось говорить, соглашаются с Вашей статьей, а что заставило Б[лагого] выступить, — не понимают и думают, что это какая-то «шлея под хвост». Находят даже, что его статья, что называется, «с душком» — в том смысле, что содержит вовсе не оправданные демагогические положения и намеки.
Относительно Прохорова у меня совершенно точные сведения — от секретаря редакции «Известий ОЛЯ»: он передал туда по поводу Вашей книжки не один материал, а два или три: рецензию и еще какие-то свои возражения. Но все это редакцией признано неубедительным и слабым и будет возвращено автору, но не с этой мотивировкой, а с той, что-де на книгу Лихачева мы уже помещали рецензию Деминой[2343]. Не сомневаюсь, что он будет пытаться пристроить свои писания в другое место[2344], — скорее всего — в «Вопли»[2345], где ему покровительствуют. В чем именно он хочет Вам возражать, я не знаю, но приблизительно это можно себе представить: текстологическая позиция Прохорова — это позиция Цербера или квартального надзирателя, который «обязан» «активно (!) охранять» «волю автора». Понимание всего этого — совершенно юридическое, даже полицейское.
Первоначально в рукоп[иси] «Основы текстологии», когда мы ее обсуждали, было им написано: в текстологии есть-де два вредных уклона: 1) механицизм, 2) субъективизм, и задача состоит в том, чтобы «подтянуть одних и осадить других», и что надо знать «правила текстологической работы», а тому, кто этих правил не знает, «на помощь должна прийти эта книга». Так и было написано. Правда, в книгу включить этого не позволили, но любопытно уже и то, что это — было. О каноническом тексте говорилось как об «общеобязательном», вменяемом в обязанность всем лояльным гражданам.
В. В. Виноградов в книге «Проблема авторства и теория стилей»[2346] очень справедливо и хорошо его отстегал. Допустим, что В[иктор] В[ладимирович] имел здесь особые пристрастия; но потрясают не те сильные слова, к которым прибегает В[иктор] В[ладимирович], а те цитаты из Прохорова, которые он приводит. У П[рохорова] можно найти еще более сногсшибательное. Вот я Вам приведу выписку из хранящейся у нас стенограммы текстологического совещания 1954 года. П[рохоров] говорит о выступлениях Б. В. Томашевского и Э. Е. Зайденшнур[2347].
[…] «„Текстология в анекдотах“. Этим и объясняется смех в зале и те бурные аплодисменты, которыми провожали выступавших, как бы прося их бисировать. […]
В. С. Нечаева не нуждается в моей защите, но я позволю себе привести здесь такое сравнение: что дает больше пользы: 25-ваттная лампочка или фейерверк? Думаю, что все-таки лампочка. И выступления некоторых товарищей были именно такими „лампочками“, — эти лампочки светят пока еще слабо, по необходимости, так как многое у нас не разработано.
Что делать, например, со мной, пока единственным аспирантом по текстологии, — также неясно. Но все-таки и я склонен считать себя такой же лампочкой, которая все-таки горит и от которой есть какая-то польза (с места: так оказывается, вы и есть то историческое лицо, с которого началась подготовка текстологов? Смех).
А выступления тт. Томашевского и Зайденшнур — это фейерверки, они красивы, но фейерверк — это минутное удовольствие, а после фейерверка — мрак, темная ночь. И в текстологии так и получилось» (Стенограмма, с. 487–488).
А вот из канд[идатской] диссертации П[рохорова][2348] (научный руководитель В. С. Нечаева): [ч. I,] с. 336–337.
«Третий пример: две городские дамы обсуждают намерение Чичикова украсть губернаторскую дочку. В этом ему должен был помочь Ноздрев: „ведь его на это станет. Вы знаете, он родного отца хотел продать, или еще лучше проиграть в карты“ (стр. 361, строки 13–15). Редакторы академического издания обнаружили, что в III[2349] стоит не „хотел“, а „готов продать“ и поспешили сделать замену. Но ведь, с одной стороны, второй вариант поступка Ноздрева возможен только в том случае, если его отец жив, а в поэме об этом нет ни слова. „Хотеть“ же этого он мог когда-то давно, когда отец еще, возможно, был жив. А с другой стороны, это характерная фраза сплетниц, когда возможное по сплетням (он такой человек, что может продать отца), выдается за случившееся (он готов продать). Поэтому замена неверная».
Дорогой Д[митрий] С[ергеевич], — не вредно ли Вам смеяться?
Я сообщаю Вам это для того, чтобы в том случае, если ему удастся где-нибудь против Вас выступить, — Вам лучше знать Вашего оппонента и не метать перед ним слишком много бисера. П[рохоров] принадлежит к тем «деятелям» науки, которые к ней приблизились на известной мутной волне; таких людей на пушечный выстрел не следовало бы подпускать к текстам классиков. Только одна В[ера] С[тепановна] об этом не знает (или не хочет знать, п[отому] ч[то] он — ее подголосок). То, что мы с Вами стоим на иных позициях, нежели он, ничуть не должно тревожить; наоборот, — должно успокаивать: то, что Вы нажили себе такого оппонента, — лишний раз свидетельствует об истинности Ваших воззрений.
Юлиану Григорьевичу я сказал, что Вы писали ему и не имели ответа. Он Вашего письма не получил; сказал, что незамедлительно Вам напишет. Ю[лиан] Г[ригорьевич] считает, что обсуждение Вашей книги можно провести в Комиссии по истории филологической науки[2350], он даже говорил уже об этом с председателем комиссии Н. К. Гудзием и заручился его принципиальным согласием.
Очень жаль, что Вам нездоровится. Вы так много и по таким важным поводам выступаете в печати, что Вам, конечно, необходимо очень много здоровья. Мне поэтому очень неловко перед самим собой по случаю того, что я несколько раз спровоцировал Вас при всей Вашей занятости на довольно большие письма. Я эти письма очень ценю и храню их как драгоценности, но я еще более ценю Ваши труды и поэтому никогда не претендую на то, чтобы Вы затрачивали на меня слишком много времени и сил. Если придет Вам фантазия или надобность что-нибудь мне сообщить письменно или ответить на мое письмо каких бы то ни было размеров, — пожалуйста, делайте это в минимальных размерах и не заботьтесь о почерке — я Вашу скоропись хорошо разбираю. Человек я скромный — лампочка 40-свечевая…
Ваши доказательства подлинности «Слова о полку Игореве» математически точны и неотразимы. Главка о требованиях к текстологическому исследованию имеет важное значение не только в применении к данному случаю.
В польском журнале видел Вашу статью о «воле автора и пытливости (?) исследователя»[2351]. И хотя я ее пока что всю еще не прочел, — самую постановку вопроса, видную из заглавия, да и из других Ваших работ, — я разделяю.
А в Германии вышла книга: H. Seiffert. Untersuchungen zur Methode der Herausgabe deutscher Texte (Berlin, 1963)[2352]. Я выписал ее для себя через магазин книги стран народной демократии, но еще не прислали. В Ленинской библиотеке, однако, смотрел.
Желаю Вам доброго здоровья.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 42–45. Машинописная копия с правкой автора.
19. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 2 октября 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Знаю, что Вы в Югославии[2353] и, м[ожет] б[ыть], еще не скоро приедете, но посылаю Вам эту газету, которая, надеюсь, очень Вас позабавит по возвращении. Посмотрите-ка на стр. 2 — в каком виде представили Д. Д. Благого[2354]. Вот кто, оказывается, мешает Вам строить коммунизм!
Здесь по этому поводу толки разные. Многие очень радуются. Вечером 26 сентября я позвонил Ю. Г. Оксману; он говорит: «Читал! Мне уже трое звонили». В. В. Виноградов, конечно, на седьмом небе. Другие считают, что с учеными так обращаться не следовало бы. Это, конечно, верно. Но когда речь идет о Благом, как-то об этом не очень думаешь. Он, в сущности — большой актер. Он отобьется, конечно, — и уже ездит в редакцию с жалобой на то, что ему понапрасну нанесли оскорбление. Пожалуй, добьется и опровержения, но это теперь уже мало поможет.
29 сентября в московском музее Пушкина я слушал лекцию С. М. Бонди. Он говорил об одном сочинении покойного И. Р. Эйгеса[2355]: «это сочинение осталось неопубликованным; содержание его изложено в книге Благого „Творческий путь Пушкина“ — без ссылки на автора». Аудитория очень оживилась — тем более что только что появилась заметка из «Веч[ерней] Москвы», и у всех на памяти книга Прянишникова[2356] «Записки словесника» (Оренбург, 1963), в которой, в сущности, содержатся такие же обвинения, хотя и не так прямо заявленные.
Около середины сентября (или несколько раньше) я писал Вам — Вы, возможно, не успели получить до отъезда.
Желаю Вам здоровья и бодрости.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 46. Машинописная копия.
20. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 2 ноября 1964 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое за интересные письма. Только что приехал из Югославии и застал их у себя.
Будьте здоровы!
В Югославии было очень интересно, нашел много для себя новых материалов.
Всегда Ваш Д. Лихачев 2.XI.64
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. 201. Л. 9. Автограф. На почтовой карточке; Ед. хр. 40. Л. 47. Машинописная копия.
21. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 5 ноября 1964 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо Вам за весточку о себе. Рад, что Вы с большой пользой съездили в Югославию и, по-видимому, здоровы (?).
Считаю, что Вашу вторую книгу[2357] необходимо обсуждать — и устно, и в печати, и всячески. Она может послужить началом большого разговора о текстологии на совершенно новом уровне, Вами достигнутом.
Желаю Вам доброго здоровья.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 47. Машинописная копия.
22. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 декабря 1964 г.
Сердечно поздравляю с Новым годом. Желаю новых успехов. Будьте счастливы и благополучны.
Ваш Д. Лихачев
В «Русской литературе» у меня будет интересная и приятная полемическая стычка с Б. Я. Бухштабом. Его статья 1 печ. лист и мой ответ — такой же[2358]. Тон взаимного уважения. Включайтесь, если хотите[2359].
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 10. Автограф. На открытке. Датировано по почтовому штемпелю; Ед. хр. 40. Л. 47, 48. Машинописная копия.
23. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 4 апреля 1965 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
опубликованная в № 1 «Рус[ской] лит[ературы]» Ваша полемика с Б. Я. Бухштабом очень, по-моему, содержательна и глубока и исключительно полезна. Возникшие споры не должны смущать, коль скоро Вы на них и рассчитывали: наоборот, — надо радоваться, что «клюнуло».
Б. Я. Бухштаб — оппонент серьезный. От его возражений не всегда легко «откреститься». Но Вы очень хорошо в споре с ним защитили свои позиции. Кое в каких частностях мне не хочется с Вами соглашаться, но именно в частностях. В главном же пункте спора Вы совершенно правы: текстологию надо ориентировать на исследование и не разделять ее непроходимыми перегородками на участки. У меня есть целый ряд соображений на этот счет, которые я хотел бы изложить для печати. Я нахожу, что Вы Бухштабу кое в чем недовозразили и не использовали всех слабостей его аргументации. Он, например, выбрал из текстологической главы самые малозначительные рубрики: «Ошибки переписки на машинке», «Определение формата оригинала и протографа» — и, сопоставив их с самыми значительными рубриками эдиционной главы («Канонический текст»; «Выбор авторского текста»), вопрошает: «Неужели первые вопросы носят более проблемный характер, чем вторые?..» Но ведь в обеих главах есть и другие рубрики, из которых легко составить иные сочетания, прямо противоположные по значению, напр[имер]: «Комплексность в изучении истории текста»; «Замысел и воля автора» и — «Условные текстологические обозначения», «Публикация черновиков». Такая игра в перестановки, чем-то похожая на фокусы для детей, ничего не доказывает. Да и разве это «спортивно»?
Очень кстати в том же № журнала Вы поместили другую статью[2360], в которой между прочим очень убедительно показана текстология на службе литературоведения — при выполнении труднейшего задания в работе литературоведа — познания содержания и формы произведения в их единстве.
Мне хотелось бы выступить в печати по поводу возникшего спора, который меня очень волнует, — тем более что существуют поползновения атаковать Вас еще, хотя и с гораздо более негодными средствами. Не могу не поведать Вам доверительно о заседании нашей группы, на котором обсуждалась Ваша краткая «Текстология» и полемика с Бухштабом. Я заранее знал приблизительно оголтелую позицию Прохорова в отношении Вашей книги (он хотел ее «рецензировать» в «Вопр[осах] литературы», но его опередил Рейсер[2361]), но ведь В[ера] С[тепановна] в свое время была крайне раздражена указанием Беркова на сугубо практический аспект «Основ текстологии» и поручала Прохорову найти в книге «какие-нибудь такие слова», которые это опровергали бы (как будто бы дело только в «словах» и в декларациях!). Тем, что я теперь услышал, я потрясен совершенно. Только и думаю о том, что их так озлобило. Думаю, вот что: пикантность их положения состоит в том, что полемика, большой спор по основополагающим вопросам текстологии идет, в сущности, на уровне, который гораздо выше «Основ текстологии»; ни к тому, ни к другому берегу пристать они не могут, п[отому] ч[то] и у Бухштаба они читают между строк полное к ним пренебрежение. Они не могут даже принять в союзники Томашевского и Эйхенбаума — своих извечных и заклятых врагов. Вот положеньице-то! Мне представляется, что текстология Прохорова и Нечаевой подошла к окончательному своему краху и концу — коль скоро большой спор по таким проблемам идет через их головы. В этом случае делать в науке как будто уже и нечего, разве что путаться у нее в ногах. Вероятно, они это и сами чувствуют, п[отому] ч[то] иначе как с пеной у рта, при совершенной нетерпимости к иным мнениям, говорить о Вашей книжке и о статье не могут. Если их выступления очистить от брани, в которой они как бы друг с другом соревновались для услаждения слуха В[еры] С[тепановны], и от деталей, то их общее мнение сводится приблизительно к следующему: цель текстологии — изучать текст для установления подлинности его в целях издания; освобождать от этого текстологию — значит «обеднять» ее и сводить к вспомогательным приемам для литературоведческого исследования (я все понимаю как раз наоборот); Вы будто бы стремитесь «в заоблачные какие-то научные выси, далекие от практической жизни»; текстология «не нуждается» в сближении с литературоведением; Вы стоите за «художественный критерий», открывающий простор субъективизму; во всем, что Вы говорите по поводу новой литературы, — «буквально ни одного положения верного»; есть две текстологии — совершенно во всем разные.
Больше всего их бесит «полное игнорирование» как Вами, так и Бухштабом «самого факта существования» сектантских «Основ текстологии», которые они чтут, как Евангелие, и даже скрытая полемика с ними и Ваш «иронический тон», который также принимается целиком на свой счет. Простите, что я сообщаю Вам (считаю это своим долгом перед Вами, чтобы Вы были готовы к возможным прямым или скрытым обвинениям) их совершенно сумасбродное убеждение, будто Вы тем более неблагодарны, что Ваша книжка полна будто бы плагиатов из «Основ текстологии» и что Вы, пиша свою книгу, «имели „Основы текстологии“ у себя на столе». Не говоря уже о явной вздорности подобной претензии, — как это вяжется с тем, что «ни одного положения верного»? Затем — то, что по поводу «воли автора» Вы ссылаетесь на К. Гурского, в то время как «первая работа об этом была В. С. Нечаевой еще в 1954 г.»[2362].
Их «единодушие» (Вашу позицию защищал только А. Д. Михайлов; «единодушны» — 4 человека) нисколько меня не смущает: Вере Степановне свойственно ослепляться пристрастиями; другие смотрят ей в рот. Она сразу припомнила все «обиды», Вами ей нанесенные, между прочим, даже Вашу летнюю полемику с Благим почему-то приняла на свой счет и решила, что все это — «звенья одной цепи» и — «неспроста». Вероятно, она опасается за свою текстологическую «гегемонию», п[отому] ч[то] непрерывно твердит: «Не понимаю, зачем это ему было нужно? И почему — „иронический тон“? Против кого этот тон?» (Как Хлестова по поводу Чацкого.) И я думаю — м[ожет] б[ыть], когда Вы пишете (стр. 79[2363]): «область веры недоказуема, поэтому-то она и требует правил и установлений, канонов и канонических текстов, развивает механич[еские] приемы критики текста», — не следовало ли Вам писать слово «веры» с прописной буквы? — Шутки шутками, а весьма м[ожет] б[ыть], что именно это место вызвало ее раздражение и было воспринято как намек. Это на нее очень похоже. Тем более что Томашевский, если помните, уже обыгрывал это имя.
В[ера] С[тепановна] хотела, чтобы мы на основе уже заготовленных материалов Прохорова сочинили коллективный групповой «ответ» Вам «в тактичной форме» — для помещения в том же журнале. Мое выступление обнаружило, что для этого нет общей платформы. Но Вы не можете себе представить, что делалось во время моего выступления: мне говорить не давали; перебивали, улюлюкали. И наконец случилось такое, чего у нас никогда еще не бывало: у Ефременко не выдержали нервы, и она вдруг стала истерически, грубо кричать на Михайлова (называя «дураком» и т. п.), который вздумал поддержать меня репликой. Когда ее кое-как успокоили, я сказал, что обстановка не позволяет мне высказать все, что хотелось бы, и закончил в немногих общих словах. Я предложил обсудить вопрос широко, с привлечением научной общественности, что В[ера] С[тепановна] тут же отвергла («Придут всякие случайные люди…» — Вот сектанты-то!). Решено, что Прохоров, который петушился больше других и сделал нечто вроде доклада, напишет и пошлет в «Рус[скую] лит[ературу]» «ответ» Вам, а так как широко известно его непомерное самомнение и хамовитость, В[ера] С[тепановна] просмотрит его материал, чтобы попричесать его и соблюсти «дипломатию». Другую статью она предложила написать Смирновой, которая стоит, правда, не на таких дубинноголовых позициях, но тоже на достаточно «твердых».
Мне, конечно, ничего не предложила писать и мое выступление обругала бесцеремонно. Но я все-таки написать хочу. Вместит ли только все это «Русская литература»? И вообще — примет ли? Что у них там за настроения на этот счет — вообще и в связи с переменами в руководстве «П[ушкинского] Д[ома]»? Остался ли Базанов редактором?[2364] Кому послать? Хотелось бы иметь Ваш совет, как лучше воспользоваться мне имеющимся у меня материалом. Нет ли у Вас все-таки какой-либо возможности добиться публичного обсуждения? (Независимо от этого я хочу выступить и в печати.) Если хотите, я мог бы прислать Вам экземпляр того, что мною написано по поводу возникшего спора.
У меня очень трудное положение в группе: они меня считают «ревизионистом», п[отому] ч[то] сужу обо всем свободно, не считаясь с «каноническими» «Основами текстологии». Воюю с ними уже не первый и не второй год. Считаю, что так и надо. Нельзя же быть сектантом! Надо текстологию делать наукой. Но приходится и «сосуществовать».
Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
Новый Ваш адрес попросил в Комитете славистов. Мне все эти места очень памятны по военной службе. Перед самой войной я несколько месяцев служил в военном городке «Коломяги». Путь в город, к трамваям, всегда пролегал через Скобелевский проспект (2-й Муринский совсем близко). А когда-то, в стародавние времена, когда меня вовсе даже и не было, у моего деда была в Коломягах дача. (У меня родители — петербуржцы.)
Я слышал, что в издательстве «Наука» будет печататься книга С. А. Рейсера по палеографии и текстологии[2365]. Рад этому. Тем более что изд[ательст]во «Просвещение» (или «Высшая школа»?) приняло, кажется, к изданию чуть ли не в качестве учебного пособия — сочинение Прохорова[2366], в котором, говорят, обнаружилась тысяча сногсшибательных глупостей. Но их повычистят и издадут; получится не слишком вздорная, но посредственная книжка. А посредственное хуже плохого, п[отому] ч[то] оно не столь явно и может вводить людей в заблуждение.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 49–54. Машинописная копия с правкой автора.
24. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 7 апреля 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Большое Вам спасибо за письмо, которое получил только что, вернувшись из Польши. Я был там 15 дней, читал лекции. В Польше наша точка зрения на текстологию побеждает. Голиньский пишет рецензию и считает мою с Вами точку зрения правильной и полезной, разрешающей многие затруднения. Гурский, хотя и придерживался старой точки зрения в своей «Искусстве издания текстов», — теперь всячески идет навстречу. В Чехии тоже именно наша точка зрения получает признание. Кстати, в Польше вышла моя заметка об авторской воле. Об авторс[кой] воле написал работу и Зб. Голиньский — высказав ту же точку зрения. Если Вы напишете со своей стороны в «Русскую литературу» статью, — это будет хорошо, и редакция статью напечатает. Пожалуйста, возражайте мне во всем, что считаете у меня неправильным, неточным, недоговоренным. Я Вам буду только благодарен. Обстановка в ж[урнале] «Русск[ая] лит[ература]» пока благоприятна.
Написал письмо сейчас Нечаевой по поводу дел Международной текстологической комиссии — в тоне дружественном, — так, как будто бы я ничего не знаю о ее высказываниях, ибо мне она пишет только разлюбезные письма («разлюли́любезные»).
Если не хотите писать в ж[урнал] «Русская литература», — можно направить Вашу статью в «Известия ОЛЯ».
Кстати, статья Эйхенбаума[2367], на которую ссылается Б. Я. Бухштаб, очень слабая. Зачем ее напечатали только!
Коллективный ответ мне группы был бы очень глуп.
В науке разве дела решаются скопом, «большинством»?
Тем более что полемизировать я люблю, мне кажется, могу, и я бы ответил этой единодушной группе, слегка их пожурив, с улыбкой. Мне было бы выгодно, если бы в ответе группы были резкости и нетактичности.
В Праге в сентябре на Междунар[одной] текст[ологической] комиссии будет обсуждаться вопрос о канонич[еском] тексте (понятие и способы выявления). Думаю, что там она побоится резко со мной спорить, так как позиции мои там прочнее ее. А ведь ей придется там делать доклад: ей это будет предложено по моему настоянию (Гурский хотел, чтобы докладчиком от Сов[етского] Союза был только я).
Да, имейте в виду, что начинать надо с «Русск[ой] лит[ературы]». Это журнал больше читается, чем «Известия ОЛЯ», и там платят гонорар (меньший, правда, чем в «Вопросах литературы»).
Один Вам совет! Я думаю — Вы и сами следуете этому правилу: будьте спокойны; держитесь твердо, но тихо, с достоинством; избегайте резкостей; не переносите научную полемику в личную сферу; не унижайтесь до обид; будьте выше всех мелочей; не торопитесь; умейте в полемике ждать; применяйте только сильные аргументы; не соединяйте сильных аргументов со слабыми (отвечают только на слабые, а сильные обычно недобросовестные спорщики пропускают мимо ушей и глаз).
Посылаю Вам все три мои статьи[2368], но о польской статье никому не говорите: о ней еще не знают[2369], и это пока, по некоторым обстоятельствам, для меня выгодно. Полякам статья нравится.
Новые места, где мы живем, мне нравятся, но уж очень далеко.
Крепко жму Вам руку. Будете в Л[енингра]де, — заходите без предупреждений. Я почти каждый вечер дома.
Ваш Д. Лихачев 7.IV.65
Одно признание: прочесть «Основы текстологии» целиком я не мог: скучно. Я только проглядывал «Основы». Поразительно, что при этом я умудрился сделать «плагиаты».
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 27 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 55, 56. Машинописная копия. На письме подчеркивания А. Л. Гришунина.
25. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 17 апреля 1965 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо за письмо и за оттиски. Я оттиски и всякие вырезки вообще люблю и тщательно подбираю по темам. Все Ваши статьи я читал, в т[ом] ч[исле] и польскую. — Я не очень понял, почему Вы хотите сохранять ее пока в тайне, п[отому] ч[то] я читал ее в Ленинской библиотеке еще в августе 1964 г., а узнал о ней из бюллетеня «Новая иностр[анная] лит[ература] по литературоведению»[2370]. На днях приезжала из Минска тамошний текстолог Гульман[2371] и тоже говорила об этой Вашей статье как якобы «еретической» в трактовке «авторской воли». Так что Ваш будущий оппонент Прохоров сказал: «Надо будет и мне ее посмотреть».
Для меня это особенно ценный подарок, п[отому] ч[то] в своей библиотеке я этой статьи не имел, а чтение польского текста в библиотеке во многих отношениях неудобно.
Не знаю, известно ли Вам, что в словацком журнале «Slovenská literatúra» (1965, № 1) есть статья М. Придавковой-Минариковой[2372] о двух книгах по текстологии: польском сборнике «Текстология в славянских странах»[2373] (где и Ваша статья) и «Принципы издания эпистолярных текстов»[2374]. Статья, правда, реферативного типа.
Посылаю Вам со своей стороны оттиск статьи о стихотворении «Родина», написанной мною совместно с В. А. Черных[2375]. Это — тот самый Черных[2376]. Он работает зам[естителем] нач[альника] ЦГАЛИ, в бумагах Герцена нашел стихотворение, которое его заинтересовало; обратился ко мне, и я рассказал ему скандальную историю этих стихов в нашем литературоведении[2377]. Нашли еще два списка[2378] и сделали статью, которую «Вопли» (Путинцев[2379], Машинский) не захотели печатать (опасаясь, видно, Благого[2380]), а в Виноградовский сборник это пришлось кстати. Здесь особенно любопытно то, что список и вся тетрадь, по которой было напечатано стихотворение в 1934 г., из П[ушкинского] Д[ома] куда-то делись, и никто не знает, где они сейчас. Но в ЦГАЛИ есть фотокопия, на обороте которой написано: «Вернуть Л. Б. Каменеву[2381]», — т. е. явно она была сделана для расследований скандала в издательстве «Academia».
Посылаю Вам экземпляр статьи, подготовленной мною. Вероятно, получилось слишком длинно, придется сокращать. Впрочем, Прохоров написал еще больше и в четверг (22/IV) будет читать на группе то, что им написано, и это будет обсуждено, так что фактически получится что-то вроде «коллективки», хотя я от обсуждения, вероятно, воздержусь, только выслушаю. И скажу, что не согласен, что буду писать сам. Я хочу дождаться этого чтения, прежде чем пошлю материал в редакцию. Если Вы найдете время прочитать то, что я написал, мне было бы очень полезно знать Ваше мнение: годится ли вообще, что кажется Вам неверным по существу и по тону, не слишком ли вызывающе-«нигилистично», нет ли необязательной «болтовни» и т. п. Я решительно никому еще этого не показывал, да как-то и не с кем мне посоветоваться об этом. Эту машинопись Вы можете мне не возвращать, я специально сделал лишний экземпляр.
Полученные от Вас советы мне очень ценны, постараюсь всегда им следовать.
В[ера] С[тепановна] читала на группе Ваши письма[2382] к ней. Она считает, что Вы заинтригованы ее ответом, и ждет, что Вы теперь проявите нетерпение узнать подробности обсуждения на группе Вашей полемики с Бухштабом, а она Ваше нетерпение не удовлетворит и подробностей Вам никаких не расскажет.
А Вы не идите на эту удочку.
Я все думаю: я написал более листа, Прохоров — еще больше. Переварит ли все это журнал?
Я получил письмо от Пиксанова, который полемику прочесть не успел, но советует мне в нее включиться.
Вот я и постараюсь и в конце будущей недели пошлю материал в «Русскую литературу».
Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
Я сейчас опять в трудном положении: мне поручена глава о текстологии в кн[иге] «Советское литературоведение за 50 лет» (для П[ушкинского] Д[ома])[2383]. Я написал, но она, конечно, «еретическая» опять-таки. Опять предвижу всякие неприятности.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 57–59. Авторизованная машинопись.
26. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 21 апреля 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Большое Вам спасибо за статью. Я прочел ее с большим интересом. Думаю, что фактически у нас расхождений нет и в вопросе о том, что такое текстология. Я почему-то очень не люблю определений, и поэтому мое определение текстологии страдает краткостью («отрубить и бросить, — чтобы не мучила необходимость определять»). М[ожет] б[ыть], Вы правы!
Все-таки удивлен внутренней нечестностью Веры Степ[ановны]. Она пишет мне заботливейшие письма, на которые я должен отвечать в том же тоне, и тут же она подозревает во мне козни! А козни мои только в том, что я защищал интересы Веры Степ[ановны] (в Праге они в Текстол[огической] комиссии хотели поручить доклад только мне, а я добился того, чтобы и она ехала на равных со мной условиях; добиваюсь включения ее в состав редакции сочинений Достоевского[2384] и пр.). В последнем письме я сделал приписку: «Письмо только для Вас» (там я писал о Прохорове), и она его все же прочла. Впрочем, я так и думал, что она прочтет — даже именно потому, что в письме есть такая приписка… Как ей перед собой не стыдно?
Вы правильно думаете не выступать в четверг. Не надо. Все это только сотрясение воздуха. Важен текст — статей, которые появятся. Раньше времени не надо обнаруживать своих позиций. Не надо ссориться устно. Если уж ссориться, то в печати. И не надо улучшать текста статей своих противников своими им возражениями «до».
В пятницу я буду на заседании «Литер[атурных] памятников» и в тот же вечер уеду в Ленинград. М[ожет] б[ыть], удастся зайти и навестить Юл[иана] Гр[игорьевича].
«Русская литература» примет и 1½ печ. листа.
Ответ Бухштаба я читал. Он не интересен. Это «словопрение»: «не так сказал, а этак»; «а сам Лихачев пишет то-то» и пр. Точка зрения не развивается, а только «обкатывается». Скучно получается.
Всегда Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 28 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 59, 60. Машинописная копия.
27. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 21 апреля 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Посылаю вдогонку еще одно Вам письмо. Мне кажется, что «рогатых» баб правильнее, чем «брюхатых»[2385]. Почему «брюхатых», это не ясно. «Рогатые» же бабы очень типично для некоторых губерний. Это колоссальное сооружение на голове, контрастирующее босым ногам. Вид глупый. Надо посмотреть в научной литературе, спросить у этнографов — в каких губерниях носились головные уборы, в которых платок повязывался «рогами». Это даст основание, м[ожет] б[ыть], установить автора или местность, которую имел в виду автор. Основное текст[ологическое] правило: наиболее «трудное чтение» всего вероятнее первоначальное. «Брюхатых» — это исправление для многих непонятного «рогатых». Простите за «вмешательство» в дела новой текстологии, но текстология действ[ительно] имеет общие принципы.
Привет! Ваш Д. Лихачев 21.IV.65
Передайте, пожалуйста, мою благодарность В. И. Черныху[2386]. Я рад, что В. И. не сохраняет чувства обиды[2387],[2388].
Онежане «на рогах онучи сушили» — шутка над бабами Онежской губернии. «Рог» — кичка, бабий головной убор (см. Даль).
Убежден — «рогатых» — чтение первоначальное (контраст богатства головного убора с действительной бедностью — босотой).
«Они рогато живут»: чем больше рогатая кичка, тем больший это признак богатства. На голове богатство, а на ногах бедность.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 26. Автограф. На почтовой карточке; Ед. хр. 40. Л. 60, 61. Машинописная копия.
28. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 16 мая 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Недоумеваю, — из чего вывела Вера Степановна заключение, что я «сгораю от любопытства»? Хотя знать ход обсуждения своей книги и важно для автора, но я Вере Степановне писал о другом: я удивлялся — почему меня не пригласили на обсуждение. Это ведь пережиток каких-то заочных судов, на которые не допускались сами обвиняемые. Писать я ей больше не буду, но если встретимся, — я ей об этом скажу. Обсуждать книгу живого автора, не пригласив его, — полное неприличие. «Коллегия ОГПУ».
Базанов сказал мне, что они будут печатать Бухштаба (мелочная, придирчивая и неинтересная статья, идущая по формулировкам) и Вашу статью. Мне Базанов не предложил писать ответ Бухштабу, да при наличии Вашей статьи это и не нужно. Спор ведь идет в крупном, в постановке проблемы, а не по частностям. Прохорова, Базанов сказал, печатать не будут, хотя статья еще до них и не дошла (это строго между нами). Вот и хорошо. По-моему, достаточно. Пусть Прохоров печатает свою статью в каком-нибудь «Историческом архиве». Там я ему отвечу.
Удивляюсь, что они так обиделись за «Основы». Но я ведь не пишу не только об «Основах», но и о Гурском, о Пасквале[2389], о Дэне[2390] и многих других «основополагающих» книгах. Не пишу и о Томашевском. Почему так выделять свою книгу. Если они об этом напишут (об «игнорировании» их «Основ»), — легко можно будет вывести Прохорова в смешном виде.
Прохоров в споре со мной может только проиграть, и ничего выиграть ему не удастся. Он не понимает ситуации. Печатать второй раз краткую «Текстологию», я думаю, не стоит. Лучше написать третью книгу.
Спасибо Вам большое за рассказ о заседании. От любопытства я не «сгораю», но все-таки, разумеется, происходящим интересуюсь.
Было у нас великолепное заседание памяти Г. А. Гуковского в ССП. Боже, что там говорилось!
В сентябре поеду, вероятно, в Копенгаген[2391] спорить с норманистами. Сейчас меня очень занимает этот вопрос. Я думаю, что смогу занять совершенно новую позицию — нечто вроде позиции папы Иоанна XXIII[2392]! Если это пройдет, — это будет хорошо, как я уверен, для науки. Пока и это между нами.
Устал очень. Будьте здоровы. Спасибо Вам, дорог[ой] Андрей Леопольдович, за все. Искренне Ваш Д. Лихачев 16.V.65
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 17 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 67, 68. Машинописная копия.
29. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 3 июня 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Редакция «Русская литература» печатает Вашу статью (Базанову она очень нравится), новую статью Бухштаба и статью Прохорова. Базанов дал мне возможность коротко ответить Бухштабу и Прохорову. Посылаю Вам копию. Первые два экз[емпляра] сдаю в редакцию, а единственный оставшийся — посылаю Вам. На ответ редакция дала мне только 1 день. Я ответом поэтому не совсем доволен. На 12 страницах нельзя было ответить по всем пунктам (мне же заказано страниц 6!). Редакция торопится сдать номер в печать. Очень прошу Вас, внимательно посмотрите ответ и напишите мне откровенно — все, что думаете. Я и торопился, и был очень утомлен: поэтому не думаю, что ответ хорош. Об «авторск[ой] воле» я хочу написать особо. Но в ответе я не удержался и написал, что представление о ней Прохорова «лубок». Нужна ли эта резкость?
Жду ответа. Самую копию верните мне, пожалуйста.
Будьте здоровы.
Искренне Ваш Д. Лихачев
За Вашу статью громадное Вам спасибо. Она очень хороша. Рядом с путаными, крохоборческими статьями Бухштаба (статья его новая — очень плохо написана) и глупой статьей Прохорова Ваша статья выглядит великолепно.
3. VI.65
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 19 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 69. Машинописная копия.
30. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 5 июня 1965 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Простите, что пишу на машинке, — мне так удобнее и легче. Я работаю на машинке сам, на собственном «Рейнметалле». Так что мы беседуем с Вами один на один, без всяких соглядатаев и посредников.
Вчера вечером получил Ваше письмо, тотчас же с большим интересом и с жадностью все прочитал и сейчас, с утра, срочно отвечаю.
Я нахожу Ваш ответ Бухштабу и Прохорову бесподобным, неотразимым и не вижу в нем никаких следов спешки, о которой Вы пишете. Это не просто очередная реплика в завязавшейся перебранке, а статья глубокая, существенно развивающая Вашу позицию и имеющая поэтому определенное значение для развития нашей науки. В то же время — много полемического блеска. Мне особенно нравится начало (о «формулировках») и все, что Вы пишете об «авторской воле». Непременно надо, чтобы Вы создали на эту тему особую статью. Концевая, заключительная главка тоже очень нужна, т. к. Вы ведь знаете, кто статью Прохорова организовывал и «вдохновлял». Тут даже можно бы было еще добавить какого-нибудь сарказму. Ситуация возникает весьма непростая. Прохоров, действительно, любит «мыкать» и представляет себя коллективистом (это позволяет ему переносить на других ответственность за собственную глупость и дает ему основание меня упрекать в индивидуализме и в том, что я один иду в ногу, а взвод — не в ногу), он выступает от всего авторского коллектива «Основ текстологии». Но там были еще Опульская, Штокмар (о себе я не говорю), которые давно уже от этой книги с ужасом открестились. Ваша концовка, написанная как бы без учета этого обстоятельства (Вы этого не обязаны знать), активизирует этих людей против Прохорова. Именно этим она полезна и хороша.
Я «Основы текстологии» считаю схоластической и сектантской книгой. Она органически порочна тем, что никак не учитывает, что речь идет о работе с художественным текстом, с произведениями искусства, излишне уповает на всякого рода внешние свидетельства и на рецепты, «правила», при недоверии к возможностям анализа. В сущности, проводится «жесткая» установка на последний прижизненный текст. Ей свойствен во всем эмпирический, а не теоретический подход и совершенно не оправданные претензии и категоризм в суждениях. Они стоят на тех же позициях, которые они занимали и рьяно защищали в 1952 году, когда для обслуживания потребностей «культа» была создана группа текстологии. С одной стороны, много твердят о «науке», а с другой полагают ее совершенно застывшей и неизменной. Глава об орфографии просто невежественна. Книга оторвана от жизни и от опыта нашей науки. Если сравнить ее с книгой К. Гурского[2393], вышедшей несколькими годами ранее, можно только подивиться, насколько польская книга богаче, глубже, основательнее, теоретичнее; и как было не использовать такое богатство!
Я недавно высказал им все это и чрезвычайно обострил отношения. Сейчас вопрос стоит о моем выходе из группы. Опульская тянет меня в группу издания Чехова[2394]. Если В[ера] С[тепановна] согласится (она может завозражать, п[отому] ч[то] группа развалится), то я уйду, хотя, конечно, теорией текстологии мне приятнее было бы заниматься.
Мне хорошо известно, что есть много охотников покритиковать «Основы текстологии». Ю. Г. Оксман мне сказал, что в издании сочинений Добролюбова (в серии «Литературные памятники»)[2395] по какому-то конкретному поводу он скажет, что «Основы текстологии», несмотря на все претензии, не только нисколько не теоретичны, но не решают удовлетворительно и ни одного практического вопроса.
Очень хорошо Вы пишете, что надо, прежде всего, понимать замысел, «волю» и все прочее. Прохоров работает не понимая, по одним только внешним («материальным»!) ориентирам. О методе тоже очень верно. Это и я пишу: все ваши работы — о методе. Я только нахожу, что Вы оказываете Прохорову слишком много чести, как бы признавая все его рассуждения о методе правильными. «Метод текстологии, — говорит П[рохоров], — это сравнительно-историческое изучение источников текста». Может быть, нельзя сказать, что это не верно, но — недостаточно и слишком узко. Идя дальше по пути такого сужения, можно будет сказать, что метод текстологии — это водить пальцем левой руки по одной рукописи, а пальцем правой руки — по другой. Метод текстологии — филологический анализ текста, разнообразнее, богаче; он не сводится только к сличению источников, которое может проводиться совершенно механически. А где — понимание, на котором все основывается, учет контекста (от самого узкого до самого широкого), того, что Вы называете «конвоем», проведение аналогий, конъектуры и мн[огое] др[угое]?
Не внушает никакого доверия и прохоровское определение понятия «текст» как «материально закрепленного» выражения замысла. Я уже писал Вам, что это у него не случайно: из этого у него должно вытекать, что у текстолога имеются все условия («материальные»!) для точного выявления «авторской воли». Ну а верно ли, что текст — «материально закрепленный»? Что имеется в виду? — Книга, бумага, типографская краска, чернила? Или, м[ожет] б[ыть], электрон — если текст записан на магнитофонную ленту? А если обыкновенная грамзапись? — Пластинка? По-моему, можно представить себе текст, нигде и ничем не зафиксированный «материально», а произнесенный вслух и просто запомнившийся слушателями и при желании ими воспроизводимый. — Во всяком случае, на деле все это гораздо сложнее, чем в схоластических упражнениях Прохорова. Об этом Вы верно пишете, но только в связи с «авторской волей».
Отвечаю теперь на прямо поставленный Вами вопрос, не будет ли излишней резкостью называть представления Прохорова «лубком». Для ответа на этот вопрос Вам полезно знать не только то, что он пишет в своей статье и что у него «материально закреплено», но и то, что он думает и болтает всюду. Отчасти я Вам это сообщал уже ранее: 1) Вашу книгу он считает порочной и клянется добиваться того, чтобы она была разгромлена «в пух и прах» (это — подлинные слова); 2) он считает, будто Вы тем более неблагодарны в отношении «Основ текстологии», что многим им обязаны и что даже заимствовали из них многое; 3) заключительную часть своей статьи он сам называет «упреком в непорядочности». (Еще раз прошу у Вас простить меня. Я бы не стал повторять этих глупостей, если бы не считал, что знать о них Вам полезно и нужно для выработки нужной позиции, стиля и тона Вашей статьи.)
И потом — надо знать о том, что такое Прохоров. (У меня есть основания опасаться, что Бухштаб обидится, что Вы его поставили в слишком плохую компанию.) Посмотрите-ка еще раз, как его и в каких выражениях разрисовал Виноградов (в книге «Проблема авторства и теория стилей», стр. 115–119). В «Русской литературе», 1959, № 1 была статья Ермилова[2396], в сущности, уличавшая Прохорова в филологической бездарности. (Статья называлась «Что противопоказано текстологии?».) Его хамовитую статью об издании Пушкина[2397] основательно распек С. М. Бонди в «Вопросах литературы»[2398]; к сожалению, редакция сильно смягчила статью С. М. Бонди, так что он хотел было даже от нее отказаться; его «лермонтоведческие» упражнения высмеяны в ряде изданий как несостоятельные. Трудно припомнить какую-нибудь работу П[рохорова], которая бы не вызвала решительных и резких возражений. После этих «нокаутов» П[рохоров] если еще и плавает на поверхности, то только благодаря необъяснимой поддержке В. С. Нечаевой, которая совершенно ничего не видит за своими пристрастиями. Ни статья Ермилова, ни книга Виноградова у нас на группе даже не обсуждались, и вообще делается вид, что их не существовало. — страусовая защита! Публичных обсуждений вообще боятся и не хотят. Вы им ничего не докажете — они останутся при своем (у них другого выхода нет). Вы поэтому правильно делаете, что апеллируете больше к читателям. Надо формировать вокруг этого общественное мнение (которое, впрочем, давно уже существует).
А сколько к этому неиспользованных возможностей! Вы посмотрите в № 3 «Вопросов текстологии», на стр. 19[2399] — как этот маньяк «формулировок» «определил» понятие «письмо»! — Это же золотой материал для «Крокодила» или для «Горестных замет» в журнале «Звезда»[2400]. (Я очень жалею, что не могу это сам сделать и не придумаю, кому бы подсказать эту идею.)
С такой «наукой» (или «научной текстологией», как любит выражаться Прохоров, противопоставляя себя Томашевскому и прочим представителям текстологии «ненаучной») войну надо вести на уничтожение. Именно поэтому я и писал Вам об этом так заинтересованно и резко — в другом случае это могло бы показаться заушательством. А Вы сомневаетесь, — не слишком ли резко — «лубок»! Да если бы Вы после всего этого назвали бы его просто «лаптем лыковым», — этого и то было бы, по-моему, слишком мало.
В Вашем ответе есть более резкие места, чем «лубок» (напр[имер], на стр. 7 — по вопросу о «воле автора»). Но Вы и в этом совершенно правы, и не только имеете все основания так заявлять, но это даже совершенно необходимо сделать. Я мог бы доказать, как 2 × 2 = 4, что Прохорову свойственна именно такая деревянная позиция в этом вопросе (как и в других). У меня есть на этот счет много наблюдений, которые я при случае использую. Посмотрите хотя бы его «поправку» к докладу Гурского об авторской воле («IV Междунар[одный] съезд славистов. Материалы дискуссии». Т. I. М., 1962, стр. 607–608), замечательную по своей глупости.
Независимо от того, будете ли Вы писать Ваш ответ с «резкостями» или без «резкостей», — и П[рохоров], и В. С. Нечаева, и все их осиное гнездо страшно будут растревожены и рассержены. Но если В[ера] С[тепановна] поощряет и даже организовывает такие глупые выступления, то что можно вообще о ней думать и можно ли считаться с ее «обидами»?
На полях я делал кое-какие пометки карандашом, просмотрите их, пожалуйста.
В общем же — повторяю — меня Ваш ответ стопроцентно удовлетворил, и я буду теперь с большим нетерпением ждать появления всего этого материала в печати. Это будет — я уверен — очень большая и серьезная Ваша победа. Немножечко также и моя, п[отому] ч[то] я с Вами в одном лагере. И вообще — победа науки.
Никак не могу понять, во 2-й или в 3-й номер журнала это пойдет?
Сейчас окончу и отнесу на почту это письмо вместе с Вашей рукописью.
23–24 мая я был в Ленинграде. — Ездил на одно воскресенье к Н. К. Пиксанову (буду помогать ему издавать «Горе от ума» в серии «Лит[ературные] памятники»[2401]). По поручению Ю. Г. Оксмана заходил к С. А. Рейсеру; он сказал мне, что Вы нездоровы. Я очень сочувствую книге Рейсера по текстологии[2402], в которой, как он говорит мне, «все не так, как у Нечаевой и Прохорова». Боюсь, как бы не дали им рецензировать.
Прохорова, кстати, тем более важно сейчас выводить на чистую воду, что какие-то головотяпы в издательстве «Высшая школа» приняли к изданию его стряпню и готовят ее чуть ли не в качестве учебника по текстологии.
Сейчас получил письмо от Рейсера, в котором он предлагает мне вместе с ним, Бухштабом, Ямпольским[2403] и Чуковским принять участие в издании Некрасова в серии «Библиотека поэта»[2404]. Очень бы мне хотелось, но я так перегружен, что, вероятно, придется отказаться. Кроме помощи Н. К. Пиксанову (фактически многое придется делать за него, хотя и по его материалам), мне еще предстоит готовить «Разгром» Фадеева в серии «Лит[ературные] памятники», написать статью о лит[ературном] наследии (огромном) А. Н. Толстого, да и в Чехова надо входить. Я все-таки думаю, что придется мне уйти из «группы»; человек — животное общественное, и мне очень трудно без нормального рабочего коллектива.
Утомил я Вас. — Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 70–73. Авторизованная машинопись с правкой автора.
31. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 8 июня 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое за обстоятельное письмо и за все замечания. Кое-что я постараюсь в статье исправить, если еще не поздно.
Получил сегодня обширное, «ласковое», заботливое, дружески лирическое письмо от «Веруни» (как ее называл Б. В. Томашевский). Она беспокоится — пригласят ли ее в Прагу, и поэтому (по этим текстол[огическим] делам) не хочет, очевидно, ссориться со мной.
Но я решил ей не отвечать больше на письма. Пусть себе пишет.
Все четыре статьи (Бухштаб, Прохоров, Вы и я) идут в № 3 «Русской литературы». По-моему, это хорошо.
Простите за коротенькое письмо. Я очень устал.
Всегда Ваш, дружески
Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 21. Автограф. Год установлен по почтовому штемпелю на конверте (Л. 22); Ед. хр. 40. Л. 74. Машинописная копия.
32. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 15 июня 1965 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Я бы не отвечал на Ваше письмо от 8.VI и не отвлекал бы Вас от Ваших занятий и от отдыха, который тоже Вам очень нужен, если бы мне не хотелось лишний раз сказать Вам, как важно, чтобы Вы осуществили свое намерение выступить со спец[иальной] статьей о «воле автора». Вам это не трудно сделать, п[отому] ч[то] Вы уже опубликовали в Польше статью (по-моему, правильную) «Воля автора и пытливость исследователя» (как я перевел). Да и в других Ваших работах есть существенные и важные мысли на эту тему. Очень интересны и мало разработаны, напр[имер], с виду парадоксальные, но очень нужные встречные проблемы «авторского безволия», «воли читателя» и т. п., о которых Вы пишете. На них обычно закрывают глаза, чтобы упрощать дело. Все эти проблемы (включая и «волю автора») связаны с вопросом о содержании и смысле текстологич[еской] работы, о природе, смысле и назначении вообще — литературы, с вопросом о том, что ищет в тех или иных произведениях литературы современный читатель. Именно так — широко, как мне кажется, и следует ставить эти вопросы.
Мне кажется, что сейчас, раз уж завязался спор, самое время вносить в вопросы текстологии подлинную долгожданную ясность, а не ту, которая основывается на упрощении и является, следовательно, вульгаризацией науки. Вместо добросовестного (не люблю этого слова, но сейчас оно здесь уместно) исследования сложных вопросов науки и их посильного разрешения «прохоровская» текстологическая школа стремится их упрощать, с тем чтобы во всех случаях иметь твердые «объективные», даже «материальные» критерии для совершенно бесповоротных, безапелляционных и всегда однозначных решений. Создаваемые таким искусственным способом, эти «критерии» служат очищению совести и утешением для простаков, но вовсе не являются подлинными критериями, несостоятельны с т[очки] з[рения] подлинной науки. В этом — главный пункт расхождения Томашевского, Эйхенбаума и др. (да и Вашего, как мне кажется) — всех подлинных исследователей с т[ак] наз[ываемой] «московской школой» текстологов.
С большим интересом прочитал Вашу статью о градостроительстве (в «Лит[ературной] газ[ете]»[2405]). Эти вопросы мне очень близки. Я вырос в подмосковном Царицыне, среди баженовских и казаковских дворцов, и очень ценю старую архитектуру[2406].
Есть еще одно зло того же порядка — переименования (городов, улиц). При каждом известии об этом меня как по живому режут. А выступать против этого еще труднее, чем против сноса старых строений, п[отому] ч[то] можно прослыть не только ретроградом, но чем-нибудь еще похуже.
Пожалуйста, не отвечайте мне на это письмо и отдыхайте. Я сам Вам напишу, если будет что интересное.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
P. S. Из Чехословакии получил письмо Придавковой-Минариковой. Она очень благодарит за присланную ей Вашу книгу («Краткий очерк»). В ответ она прислала мне чешскую работу об истории текста «Как закалялась сталь», — очень любопытную. Вот уж где «авторского безволия» и т. п.!
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 74–76. Машинописная копия.
33. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 18 июня 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Спасибо за интересное письмо. Писать мне Вам вовсе не трудно. Вот несколько новостей. Редакция ж[урнала] «Русская литература», получив мой ответ Прохорову, испугалась глупостей Прохорова и послала ему письмо с просьбой снять самовосхваления и упреки. Прохоров самовосхваления снял, но упрек в «закрытом забрале» оставил. В связи с этим мне пришлось несколько сократить свой ответ. Позиции Прохорова усилились, а мой ответ стал слабее. Ну, ничего. Пока шла переписка редакции с Прохоровым, я получил от В. С. Нечаевой разведывательное письмо: очень заботливое, дружественное, приветливое, но… с вопросом, а почему я все-таки не упоминаю ни разу в своей книжечке «Основ текстологии». Я решил ей не отвечать и не переписываться с ней. Кроме того, она волнуется — почему ее не приглашают в Прагу. А ее, действительно, решили не приглашать на засед[ание] Междун[ародной] комиссии (что-то ей очень недоволен Гурский — говорит, что она глупо выступала в Белграде; впрочем, точно я ничего не знаю). Об авторск[ой] воле писать буду, но надо собрать много материала по литературе Нового времени. Сейчас пишу небольшую заметку об эстетических оценках (их роли) в текстологии. Отдыхать не буду. Будьте здоровы. Рад всегда Вашим письмам.
Ваш Д. Лихачев
Если что вспомните из харак[терных] материалов по авт[орской] воле — пишите мне.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 23. Автограф. На почтовой карточке. Датировано по почтовому штемпелю; Ед. хр. 76, 77. Машинописная копия.
34. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 июня 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Громадное Вам спасибо за целую большую научную работу, которую Вы для меня сделали. Не разрешите ли Вы мне воспользоваться Вашими материалами (разумеется, с соответствующими ссылками на Вас) в одной из последующих работ? А пока что посылаю Вам небольшую заметку, написанную мной в тезисной форме для сборника в честь П. Н. Беркова[2407]. Очень жду Ваших замечаний. Статья совсем «свежая» (написал ее вчера) и поэтому еще сырая, требует уточнения формулировок. В частности, я сперва предлагаю термин «последний худож[ественный] замысел» (не очень хорошо — последний замысел), а потом возвращаюсь к термину «последняя воля автора». Надо будет уточнить.
В корректуре Нечаевой (возвращаю ее с благодарностью) меня поразило одно вранье. Сказано, что приглашены были Нечаева и Чистов. Были приглашены — трое (и Лихачев), а не двое. Это, конечно, сделано намеренно.
Но вот казус: на Пражское совещание Нечаеву не пригласили. Гурский ею недоволен очень. Мне прислали приглашение и предложение самому выбрать второго делегата. В Отделении настаивают, чтобы поехала Нечаева, так как она ходит и надоедает, но я не могу рекомендовать Нечаеву, которую специально решили не приглашать!! Чистов всем очень понравился.
Все это строго между нами. Нечаевой страшно хочется поехать: она даже меня спрашивала в ласковом и нежном письме — когда же пришлют ей приглашение. Я ей не ответил: противно, да и врать не могу. Еще раз спасибо большое. Остальные материалы верну в сентябре, если не успею до Вашего отъезда на юг.
Искренне Ваш Д. Лихачев 26.VI.65
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 24 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 77, 78. Машинописная копия.
35. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 31 августа 1965 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Приехав с юга в Москву, я застал дома пакет с Вашей статьей об архитектуре Ленинграда[2408], а вскоре получил от Вас свои материалы и еще одну статью — о реализме в древнерусской литературе[2409]. — Большое спасибо. Вы меня балуете. Тема градостроительства меня тоже очень интересует, хотя и не профессионально: как жителя Новых Черемушек и как рядового читателя — ревнителя старины. Я внимательно слежу за выступлениями по этому вопросу и полностью согласен со всем, что Вы писали об этом в двух Ваших статьях[2410].
Вторая Ваша статья имеет существенное значение для выяснения сложного и путаного вопроса о начале реализма во всех искусствах, о «реалистических элементах» и вообще — «дореалистическом реализме». С этим всегда было связано много принципиальных споров (выступления Макогоненко[2411], дискуссия о реализме 1957 г.[2412], «реализм» ли — «Горе от ума» и мн[огое] др[угое]).
Кроме того, Ваша статья, мне кажется, имеет важное терминологическое значение. Иные педанты сужают значение слов, «закрепощают» слова свободного нашего языка и требуют во всех случаях только узко-терминологического употребления слова, вовсе не допуская употребления обыкновенного, широкого, бытового. Слова могут употребляться и не в терминологическом смысле (точно так же, как, по Вашему справедливому замечанию в ответе Прохорову, не всякое суждение непременно имеет «формулировочный» смысл, и нужен учет контекста).
Я от нескольких лиц слышал выражение изумления обилию Вашей теперешней печатной продукции. — Редкий журнал обходится без Вашей статьи, всегда очень основательной и интересной. Ну и хорошо!
Буду счастлив, если мои материалы окажутся Вам полезными и будут Вами так или иначе использованы. Я впредь всегда буду рад при случае оказать Вам любую услугу в этом же роде — в смысле разыскания материала, нужных примеров и т. п., — если понадобится.
Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 85, 86. Машинописная копия.
36. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 октября 1965 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Из Чехословакии, от М. Минариковой я получил программу и три реферата, прочитанных в Праге на засед[ании] текстол[огической] комиссии[2413], в т[ом] ч[исле] Ваш доклад об эстетич[еских] оценках[2414]. Прочитал его с жадностью и вполне с Вами согласен, очень за Вас радуюсь. Это очень значительный поворот, который, несомненно, войдет в историю текстологии. Мне было очень приятно увидеть в Вашем докладе использованными и мои наблюдения, со ссылками на меня[2415]. Я Вам очень благодарен за это.
Предвижу очередной галдеж в группе вульгаризаторов и упростителей текстологии. Прохоров и Нечаева будут зубами держаться за свои старые догмы и отстаивать свой «приоритет» (а не Гурского) в постановке вопросов о «воле автора» и «каноническом тексте». Я уж не говорю о том, что они опять (и, вероятно, не без оснований) увидят в Вашем докладе экивоки в свой адрес.
Впрочем, у них есть еще один возможный «выход»: они как бы согласятся с Вами и сделают вид, что и они всегда думали именно то же самое (хотя в сущности их т[очка] з[рения] прямо противоположна и всякие эстетич[еские] оценки ими всегда третировались как «субъективные»). К какой тактике они прибегнут — покажет время. Возможно, будут отмалчиваться и по-прежнему бояться широкого обсуждения этих вопросов. И мне кажется, что такого обсуждения надо добиваться. Они Вас уже боятся, и когда в середине сентября выяснилось, что В. С. Нечаева в Прагу не поедет (она упала на даче с лестницы), — страстно желали того, чтобы и Вы не ездили и чтобы Сов[етский] Союз, раз Нечаевой нельзя ехать, вообще не был никем представлен. Значит, не хотят, чтобы Вы выступали без их контроля!
Из Ваших убедительных и очень четких посылок вытекает, мне кажется, еще один вывод: «канонический текст» не м[ожет] б[ыть] вполне «объективным», точно устанавливаемым по столь строгим «правилам», что любые два текстолога независимо друг от друга непременно — как Ломоносов и Лавуазье[2416] — приходят во всем к одинаковым результатам. Устанавливаемая Вами методика текстологической работы, учитывающая всю ее сложность, требует более высокой квалификации и большей ответственности исполнителя этой работы. И надо, чтобы он объявлялся всегда на самом видном месте — для контроля со стороны читателей и критики. С какого-то времени у нас стали бояться связывать имена великих писателей с именами Томашевского[2417], Эйхенбаума[2418], Чуковского[2419], Зайденшнур[2420] или хотя бы (простите) — Прохорова, и это едва ли оправдано. Пусть бы был Пушкин, подготовленный Бонди (а в другом издании — Благим), Добролюбов — Рейсером (а в другом случае — Оксманом), и все бы об этом знали, как знают, что существует Шопен в редакции Падеревского[2421] (и это сообщается в нотах на самом видном месте), Бетховен — Гольденвейзера[2422], и т. д. И пусть это учитывает критика. (Это, разумеется, не значило бы, что редакторы могут вольничать, как хотят.)
Очень хочется, чтобы Ваша работа была опубликована поскорее и в советской печати. Если при этом Вы захотите снова использовать материалы моей работы, хочу напомнить Вам маленькую деталь: в надписи Фадеева слова «Канонический текст» и «только» подчеркнуты им самим. Их надо набирать курсивом. Этот категоризм нам с Вами еще более выгоден.
Желаю Вам здоровья и от души поздравляю. Это действительно — революция! (Что-то скажет теперь Вандея[2423]?)
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 88, 89. Машинописная копия.
37. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 13 октября 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Большое спасибо Вам за письмо. Доклад мой будет печататься по-чешски в № 1 ж[урнала] «Чешская литература»[2424]. После обсуждения я в Праге сделал много дополнений. Дополнения эти были из моего заключительного слова. Чехи опасались субъективизма. Я ввел новые рассуждения по этому поводу. Но самое главное большое дополнение было вот какое. В художественном творчестве есть надличный и надсознательный момент. Если бы Шекспир прочел все то, что писалось о его произведениях, — он был бы удивлен. Но шекспироведы не фантазировали, не приписывали ему того, чего в них нет. Просто многое в творчестве Шекспира определяется не тем, что он хотел сознательно, но и тем, что через него говорило (эпоха, эстетич[еские] представления его времени и пр.). Фрейдизм вводил понятие «подсознание», — я же говорю о прямо противоположном — о «надсознании». Поэтому сам творец не всегда в полной мере осознает значение своих произведений (Достоевский завидовал Тургеневу). Литературовед может знать о произведении автора больше, чем о нем знает сам автор. В этих условиях видеть в произведении только художественную, сознательную волю автора недостаточно. Раз так, то рушится представление о «последней воле» как о единственном критерии. Я приводил пример с танцем балерины: танец ее, м[ожет] б[ыть], гораздо «умнее», чем она сама. Будем ли мы в танце искать «последнюю волю» танцора? А ведь и в отношении танца может быть применен принцип «последней воли» его творца. В поэзии этот надсознательный момент выражен даже сильнее, чем в танце.
Конечно, меня могут обвинить… Но я на это пойду.
После выхода в свет моей чешской статьи постараюсь создать ее русский вариант и начать новую дискуссию о надсознательном и надличном в творчестве художника. Надо будет только подобрать соответствующий материал. А дел очень много!
В Праге я очень устал. Заседания шли с 9 утра до 7 вечера с небольшим перерывом на обед (полагалось полтора часа, фактически — час).
Здесь в Ялте отдыхаем. Только вчера пришлось прекратить купание (стало холодно не в воде, а на воздухе).
Как поживает Юлиан Григорьевич?
Гурский раздосадован Нечаевой (какие-то обиды она ему выражала). Гурский спросил Ваш адрес. Он хочет Вам написать. Вы ему очень понравились.
Будьте здоровы.
Всегда Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 31–32. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 90, 91. Машинописная копия.
38. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 19 октября 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Непременно пишите статью о текстологии в Энциклопедию[2425]. Это, действительно, очень важно, и Юл[иан] Гр[игорьевич] безусловно прав.
Не помню — писал ли я Вам, что мою маленькую «Текстологию» («очерк»), вероятно, будут издавать чехи в своей энциклопедической серии (там есть брошюры «Филология», «Литературоведение», «Палеография» и пр.). Когда вопрос решится окончательно, я внесу в свою книжку дополнения и исправления.
Статью о «последней воле» я напишу для «Русской литературы» зимой.
Вера Степ[ановна] совсем уронила себя в глазах Гурского с какими-то своими обидами и претензиями к нему. Боюсь, что больше ее на текстологическое совещание не пригласят.
Место «автор говорит себе: Окончил!..» в статье Прохорова было. Очевидно, он его изъял уже в корректуре. Я ведь специально сидел с редактором и вычеркивал из своей статьи все, что вычеркнул по настоянию редакции «Русской литературы» у себя Прохоров. Смотрел и я, и редактор. Пропустить мы не могли. Очевидно, содержание моей статьи было кем-то сообщено Прохорову (у нас есть такие охотники в институте)!
Гурскому Вы напишите сами. Сошлитесь на то, что я просил Вас послать ему Ваш адрес. Он будет рад получить от Вас письмо. Мы много говорили с ним о текстологических делах. Восхищаюсь его гибкостью: умением соглашаться, уступать, отказываться от своих старых мнений и, одновременно, наступать. Как председатель комиссии он неоценим.
Я здесь 10 дней купался[2426]. Потом 7 дней было холодно. Последние 2 дня тепло, но я уже не купаюсь (хотя в воде +16°, но в воздух[е] +13).
Будьте здоровы. Желаю успехов.
Искренне Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 34–35. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 95, 96. Машинописная копия.
39. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 5 ноября 1965 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Поздравляю Вас с наступающим праздником.
Адрес:
Prof. Dr. Konrad Górski
Toruń
ul. Budgoska, 14, m. 4.
Посылаю Вам бандероль.
Опульскую встретил в троллейбусе после похорон[2427]. Она сказала мне, что согласна со статьей.
В январе-феврале напишу подробнее и дам в «Русскую литературу».
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 38. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 96, 97. Машинописная копия.
40. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 28 декабря 1965 г.
[…][2428] Совершенно отдельно от поздравления хочу рассказать немного о своих делах.
Из группы текстологии я ушел, на 1966 г. весь план занят у меня изд[анием] Чехова[2429]. К сожалению, пока еще приходится иметь дело с «текстологами». Это совсем не приятно, п[отому] ч[то] они сильно на меня сердиты: группа после моего выхода практически разваливается; там остался Прохоров — как ведущая сила, и две женщины. В[ера] С[тепановна] не кончила своего «Белинского»[2430] и текстологией заниматься не собирается. На 1966 г. они вообще не имеют плана.
Несмотря на выход из цеха присяжных текстологов, меня интересует тема «Исследовательские аспекты текстологии»[2431]. […][2432]
Продолжаю думать, что текстология позволяет многое объяснить и обо многом судить с фактами в руках, и в этом ее гл[авная] задача, а не только в том, чтобы заниматься описанием рукописей и в соответствии с нехитрыми «правилами» и «инструкциями» устанавливать «канонические тексты». В работе об А. Н. Толстом я старался подчеркнуть эти мысли, показать, как текстологические работы способствуют уточнению конкретных оценок, нашего представления о творч[еском] облике писателя вообще, о его эволюции и месте в историко-литературном процессе. Но материал оказался настолько острым, что при обсуждении в сов[етском] отделе (оч[ень] благожелательного) он не был признан пригодным к печати[2433]. Отрицались вещи очевиднейшие, мне показалось, что я не попал в какой-то лад и был критикован за донкихотство (слава Богу, что не за глупость). Поэтому я отнесся к критике оч[ень] спокойно. «Текстологи» же, склонявшие меня к предельному эмпиризму (к «описанию рукописей»), повели себя до смешного по-детски, не умели скрыть «ликования» и перешли к иезуитским методам борьбы. Например, упорно добиваются того, чтобы изв[естный] специалист по Т[олстому], занимающий у нас в институте слишком высокий пост, прочитал работу и обратил на меня свой гнев. Свои же работы возят к рецензентам в автомобиле и с тортом.
Ну, нельзя так нельзя. История, которая будет судить объективно и по «гамбургскому», так сказать, счету, все равно все расставит на свои места. Оставаясь при убеждении, что никакая правда в области истории литературы никому повредить не может, я тем не менее спешно выхолащиваю свою статью, с тем чтобы как бы то ни было ее отдать и больше никогда не иметь с Прохоровым и Нечаевой никакого общего дела.
В лит[ературную] энциклопедию сдал статью «Мистификации литературные»[2434].
У нас был недавно вечер воспоминаний о Н. К. Гудзии, хорошо организованный, замечательно интересный. Вам, вероятно, рассказывали, тем более что В. Д. Кузьмина сказала, что мероприятие это проводится по Вашей инициативе.
Еще раз — будьте здоровы. Большое за все спасибо.
Ваш А. Гришунин
Сердечно поздравляю Вас, дорогой Дмитрий Сергеевич, с Новым годом, желаю крепкого здоровья, благополучия и очень большого счастья. Ваше здоровье и счастье нужны нам всем, — их следовало бы национализировать. Известны мне люди, вовсе даже Вам не знакомые, которые видят в Вас образец ученого, хотят учиться и подражать. О себе в этом смысле я уж и не говорю.
Пожалуйста, берегите себя.
Ваш А. Гришунин 28.XII.65[2435]
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 97–100. Машинописная копия.
41. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 июня 1966 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Шлю Вам привет. Как-то писал Вам, но не получил ответ. Где Вы? Я буду в Москве 27 по 1 июля.
Боюсь пропустить учебник Прохорова. Хочу дать на него рецензию.
С приветом Д. Лихачев 22.VI.66
РГАЛИ. Ф. 3288. Ед. хр. 201. Л. 41. Автограф. На почтовой карточке. Внизу письма пометы Гришунина простым и красным карандашом; Ед. хр. 40. Л. 100. Машинописная копия.
42. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 11 декабря 1966 г.
Большое спасибо Вам, дорогой Андрей Леопольдович, и за поздравление, и за очень интересные фотографии[2436].
Какой глупый доклад делала ВСН в Берлине[2437], и как глупо она набрасывалась на меня на заседаниях. Она совершенно дискредитировала себя в глазах ин[остранных] текстологов.
С приветом
дружески Ваш
Д. Лихачев 11.XII.66
Поздравляю Вас с наступ[ающим] Новым годом! Еду в Болгарию[2438].
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 42. Автограф. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 102. Машинописная копия.
43. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 апреля 1967 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое за книгу «Slovenská literatúra»[2439]. Обзор полемики, я думаю, сделан хорошо. Очень интересна и статья к семидесятилетию Романа Ос[иповича]. Интересно, что характеристика дана только научная. Реабилитационная статья была у них в газете Ф. Водички. Я ее читал еще в рукописи. Она была очень хорошо написана, а в каком виде вышла из печати — не знаю.
Мне кажется, что Вам надо дать согласие написать рецензию в ж[урнале] «Русская литература»[2440]. Номера во всех журналах сейчас юбилейные. Раньше никто не печатает, а дать рецензию все же нужно. Пусть она выйдет после «Воплей». Это даже отчасти хорошо: Вы сможете опровергнуть прямо или косвенно какие-нибудь неточности рецензента. Основное, что нужно подчеркнуть: глубокий провинциализм книги Прохорова (не знает не только иностранной литературы, но и «соседней» — исторической и по древней литературе). Далее я бы подчеркнул то, что в книге не отграничивается свое от чужого и очень много вопросов оставлено «за бортом». Книга слабая, плоская, бестелесная, но написанная с апломбом и категоричностью маститого ученого.
В № 3 «Истории СССР» будет мой ответ Азбелеву по текстологическим вопросам[2441]. Прочтите.
Шлю Вам наилучшие пожелания.
Всегда Ваш Д. Лихачев 22.IV.67
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 1 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 104, 105. Машинописная копия с правкой А. Л. Гришунина.
44. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 29 июля 1967 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо за оттиск[2442]. Он мне очень нужен, хотя, конечно, еще ранее журнал я купил и статью проштудировал. (Оттиск Ваш все равно нужен!) Полностью с Вами солидарен. В то же время некоторые вопросы хочется более прояснить для себя.
Ваше стремление отграничить текстологию от всего ост[ального] литературоведения, от источниковедения и т. п. — понятно; оно необходимо для конструирования текстологии как науки. Но — точно вычленить текстологию из литературоведения и резко отграничить от смежных наук едва ли возможно. Природа ни в чем не оставляет слишком резких и непроходимых границ. Источниковедение и текстология так сложно переплетены, что, напр[имер], Н. Ф. Бельчиков в работах об источниковедении[2443] в сущности пишет о текстологии. Или, во всяком случае, это мне так кажется; но и это тоже — показательно.
На примере отношения к «канонизации» текста Вы отграничиваете, как мне показалось, историческую текстологию от литературоведческой. Все это так, но не следует ли заметить, что и в литературоведении есть обширная область, в этом отношении принципиально ничем не отличающаяся от исторического исследования, а именно: история литературы, которая тоже нуждается в тенденциях и т. п. А история литературы (как Вы писали в отклике на «Теорию литературы»[2444]) теснейшим образом связана с ее теорией, выявляет закономерности развития литературы и т. д. Так что практически и в этом случае я слишком резких границ не вижу. Не только история литературы, но и ее теория, все литературоведение нуждается не в «установленных» текстах, а в подвижных, «живых». «Канонизации» требует только непосредственное восприятие произведения самым простым, рядовым читателем, но это уже не относится к литературоведению.
Пользуюсь случаем сообщить Вам, что рецензию на Прохорова я подготовил и пытаюсь провести ее в ж[урнале] «Филол[огические] науки». Знаете ли Вы, С. М. Брейтбург[2445], добрый человек, который по договоренности с самим Прохоровым писал о нем одобрительную рецензию в «В[опросах] лит[ературы]», — напуган многими нелестными отзывами; к тому же и Машинский удостоверился в том, что над книжкой все смеются, и теперь оба они озадачены и, кажется, хотят сделать рецензию не столь беззубой[2446]?
Но (и это чудовищно!) — Прохоров уже наборзописал и сдал в то же изд[ательст]во «Выс[шая] школа» свой «Семинарий по текстологии»[2447]!
Вчера появился сигнал сб[орника] «Вопросы текстологии», № 4, где и моя статья о Фадееве[2448]. Я сейчас до конца августа еду в Коктебель, а по возвращении, надеюсь, смогу уже послать Вам эту книгу. Вы ее не покупайте — получите от меня непременно.
Очень нравится мне Ваше Комарово. Я в прошлое лето был там три дня и сейчас только оттуда вернулся: ездил опять-таки на три дня для общей работы с Пиксановым. По утрам вместо умывания ходил на море купаться, днем много работал и гулял по поселку вечером. Знал, что Вы где-то там живете, но ввиду позднего часа беспокоить Вас не решился.
Посылаю Вам оттиск моей рецензии на кн[игу] Кормана[2449]. «Горьковские ученые записки», где это напечатано, еще не вышли и выйдут ли вообще, — не знаю. Есть только несколько оттисков.
Желаю Вам всего доброго. Будьте здоровы.
Ваш А. Гришунин
P. S. Ответа на это письмо от Вас никакого не жду, — знаю по себе, как переписка мучает. Но на всякий случай вот летний мой адрес (до 28 августа): Крым. […][2450]
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 107–109. Машинописная копия.
45. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 26 декабря 1967 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо большое за поздравление и за присланную книгу о «Слове»[2451]. Я эту книгу как раз хотел иметь, но, несмотря на большой тираж, ее купить почему-то негде. Жена моя — уж на что книжница, — приносила мне и Цветаеву, и Ахматову, а этой книги купить не могла.
У нас здесь вот что произошло: на бюро ОЛЯ, когда слушался отчет ИМЛИ, М. Б. Храпченко рассматривал книгу «Текстология произведений советской литературы», выковыривая из нее что-то, делая какие-то росчерки и закладки. Потом сказал, что книгу необходимо обсудить, т. к. многие положения ее спорны. В частности, из моей статьи он вычитал место о «завещании» Фадеева, объявившего свой текст «каноническим», мои рассуждения по поводу того, что такие завещания не могут иметь решающего значения и т. д. — Все это он представил в оглупленном виде и высмеял: дескать, автор этой статьи проповедует безудержный произвол текстолога, который может сам писать произведение, отстранив автора. Далее он сказал, что в статье проводится мысль, будто на тексте «Разгрома» сказалась редактура, и это ничем существенным не доказывается. Мясников[2452] поддержал его сочувственно репликой: что Фадеев-де не мог поддаваться редакторам, п[отому] ч[то] кремневый был человек и т. п. Выступил еще Д. Д. Благой, но совсем, по-моему, невпопад: сказал, что книгу он не читал, и понес какую-то чепуху про Томашевского, отрицавшего канонический текст, и т. п. Смысл его выступления остался непонятным (и вообще он производит в последнее время впечатление человека, находящегося в прострации).
Потом говорил Н. Ф. Бельчиков, кот[орый] сказал, что поддерживает критическое отношение к этой книге, которая очень некстати выпущена к юбилею[2453]: все статьи ведут к мрачным выводам, особенно последняя — о гибели таланта Сейфуллиной[2454]…
Так что, возможно, предстоит «обсуждение», которого, коли так, — я хочу. Я не боюсь открытого и честного спора. Ни с Х[рапченко], ни с кем-либо другим по этим вопросам. В вопросах текстологических — здесь он проявил свою консервативность. Что же касается редактуры, — ведь у меня на этот счет в статье собраны факты. Кроме того — как можно забыть о «Молодой гвардии»? А знаменитая шутка Фадеева (она пока не попала в печать): «Сижу в Переделкине и переделываю молодую гвардию на старую»… Да дело и не только в прямой редактуре, а во всей обстановке, в конъюнктуре тех лет, которая оказывала сложное влияние на писателя. Но я боюсь всякого рода демагогии, «ярлыков», домысливания или желания использовать книгу для подсиживания кого-либо, напр[имер] Дементьева[2455]. Поэтому я веду здесь агитацию за скорейшее обсуждение, и не в узком кругу, а с привлечением многих специалистов-текстологов и изучающих сов[етскую] литературу (из Ленинграда, Киева и др.). Есть только у меня опасение, что начальство в конце концов сочтет такое обсуждение нежелательным.
Желаю Вам, дорогой Дмитрий Сергеевич, в Новом году всего доброго и хорошего, здоровья и счастья — прежде всего. Вашей книгой «Поэтика древнерусской литературы» здесь все зачитываются. Я ею совершенно потрясен, как и все: это превосходная книга, значение ее не ограничивается одной древнерусской литературой.
Всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 109–111. Машинописная копия.
46. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 10 октября 1968 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Посылаю журнал, только что вышедший, с рецензией моей на книгу Прохорова (стр. 91–95). Ее несколько раз «смягчали», сокращали, обкатывали, и были какие-то силы в редакции, которые не хотели вообще ее помещать: изымали ее, уже в типографии, сначала из 2-го, потом из 3-го номера. В связи со всем этим во многих местах текст представляется мне совсем чужим. Восполнить все, что хотелось бы, — невозможно, кое-что только я внес в Ваш экз[емпляр] от руки.
Оцените мои бойцовские качества. Вы ведь удивительный полемист! Мне особенно в этом смысле понравились Ваши возражения А. А. Морозову[2456], а заодно и Бурсову — в № 1 «Рус[ской] литературы»[2457]. Меня этот Ваш опус заинтересовал не по существу, а именно как образец сдержанной, тонкой, но тем более действенной полемики. Особенно восхитил меня изящный абзац, посвященный Бурсову, которому ответить тем более было трудно, что он ведь Вас не назвал! Если бы я составлял хрестоматию образцовых полемических сочинений, вероятно, включил бы туда эту Вашу статью.
В начале этого года я с семьей переехал и адрес теперь такой: Москва, В-281, Вавилова […].
Желаю Вам всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 109–111. Машинописная копия.
47. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 15 октября 1968 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Большое Вам спасибо за Вашу рецензию на Прохорова. Она написана очень ясно, и правка ее, в общем, мало испортила. Хорошо бы, чтобы Вы выступили по некоторым из затронутых вопросов более развернуто — в статье или статьях. М[ожно] было бы в «Русской литературе».
Спасибо Вам и за Ваше неизменное внимание к моим работам.
Искренне и всегда Ваш
Д. Лихачев 15.X.68
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 6. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 112. Машинописная копия с правкой А. Л. Гришунина.
48. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 31 декабря 1968 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
От души поздравляю Вас с Новым годом, который, надо надеяться, будет мягче и лучше предшествующего. Ведь ему это так нетрудно!
Желаю счастья и мира, здоровья и благополучия всем Вашим родным, друзьям, близким.
Всего, всего доброго!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 113. Машинописная копия.
49. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 февраля 1969 г.
Дорогой Андрей Леопольдович, спасибо большое за интереснейшую книгу[2458]… Но воспоминания (последние) страшненькие (Лавинской)[2459]. Мы были на даче, и я там успел кое-что из Вашей книги почитать.
3 и 4-го буду в Москве.
Зинаида Александровна успела прочесть больше моего. Она Вас тоже очень благодарит за книгу.
Искренне Ваш Д. Лихачев 22.II.69
На книгу Гачева[2460] отослал отзыв в издательство, чтобы выручить перепуган[ного] редактора.
Д. Л.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 9. Авторизованная машинопись с припиской автора. В левом нижнем углу помета простым карандашом А. Л. Гришунина: «Послана была кн[ига] „Восп[оминания] о Маяковском“ (сборник). А. Г.».; Ед. хр. 40. Л. 113. Машинописная копия.
50. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 ноября 1969 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
От всей души поздравляю Вас и всех Ваших близких с присуждением Вам Государственной премии за книгу «Поэтика древнерусской литературы». Я рад этому так, будто (извините!) сам получаю премию. В известном смысле так это и есть: от премии выигрывает вся наша наука и все к ней причастные. Замечательно, например, то, что книге этой теперь полагается новое издание. Вы, конечно, при этом ее дополните, и не кажется ли Вам, что в заключительную главу («Зачем изучать поэтику…») могли бы вписаться основные положения Вашей новой работы — «Будущее литературы как предмет изучения»[2461]? Я (как и все кругом) ее читал с увлечением, когда не изгладилось еще впечатление от предыдущей Вашей работы — относительно барокко (РЛ. 1969, № 2[2462]). Здесь (в статье о барокко) содержатся исключительно интересные и важные наблюдения над механикой развития и смены стилей; установлена их неравнозначность и парность. Вся картина очень убедительна и нова. Мне кажется, что это — яркий пример проявления общего диалектического закона «отрицания отрицания». Хотелось бы, чтобы и эти Ваши размышления также стали достоянием не только журнальной, но и книжной печати[2463]. Надеюсь, что так оно и будет. Очень чувствую, как все Вами сделанное вырастает в систему.
Вчера мне звонил Гачев, который, как я Вам говорил, живет Диогеном и ничего не читает, кроме «Платона». Я ему сообщил, что в последней Вашей работе Вы снова упомянули его сочувственно. Собирается прочитать.
Желаю Вам здоровья и всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 113, 114. Машинописная копия.
51. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 ноября 1969 г.
Спасибо Вам большое, дорогой Андрей Леопольдович!
И передайте мой привет милому Гачеву.
Едем сейчас с Зин[аидой] Ал[ександровной] в Кисловодск (сан[аторий] им. Горького — туда пишите) до 11 XII.
Ваш всегда Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 11. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 114. Машинописная копия.
52. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 23 ноября 1969 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо за весточку. Очень рад, что вы отдыхаете и, вероятно, лечитесь. А. Н. Робинсон, вернувшись из Кисловодска, рассказывает, что он попал в какой-то странный санаторий, где он был в каком-то совершенно неподходящем окружении. Надеюсь, что Вы не там и что у Вас не каждый день спрашивают, не родственник ли Вы директору автозавода?
Посылаю Вам для развлечения свою фотографию. Таким я был в конце летнего отпуска, а тотчас же после него я эту бороду уничтожил, п[отому] ч[то] в нашем заведении она м[ожет] б[ыть] сочтена признаком вольномыслия. (По крайней мере, это мне так казалось.)
Я работаю по-прежнему в издании Чехова; пишу также главу об Островском в колл[ективном] труде «Развитие реализма в русской литературе»[2464]. О текстологии продолжаю размышлять, и обещан мне спецкурс на филологич[еском] факультете Моск[овского] университета[2465]. Думаю сделать это так, как надо филологам: в плане исследовательском, а не только в эдиционно-прикладном. (Т. е.: исследовательские аспекты или исследовательское применение текстологии.)
Хочу еще спросить: знаете ли Вы поэта Ник[олая] Глазкова[2466] и читали ли его стихи, поэму «Юность Рублева» и пр.? Это поэт очень странный, почти шизофреничный, но любопытный, в частности и для Вас, — особенно ввиду его интереса к древней Руси. Только что в изд[ательст]ве «Моск[овский] рабочий» вышел его сборник «Большая Москва».
Желаю Вам и Зинаиде Александровне здоровья и счастливого отдыха.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 115. Машинописная копия.
53. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 1 декабря 1969 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам за письмо и фотографию. А борода Вам идет. Бороды нехороши претенциозные, а у Вас борода вполне естественная. Может быть, рискнете ее носить? У недоброжелателей всегда найдется повод придираться. Как-то я разнял мальчишек. Били малыша. Я спросил: «За что вы его бьете?» Ответили: «А у него шапка не такая!» И действительно, мама ему сама смастерила что-то глупое на голову.
Гос[ударственная] премия тоже многих разозлила. Стали находить многие «метод[ологические] ошибки» в «Поэтике» и пр. А в сущности — зависть и недоброжелательство.
Как Гачев? Кланяйтесь ему постоянно, когда его видите.
Как Прохоров и «Веруня» (так ее называл Б. В. Томашевский)? Как Юлиан Григорьевич?
Здесь было тепло, а сейчас идет дождь.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Возвращаемся 11 XII.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 13 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 116. Машинописная копия.
54. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 19 сентября 1970 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Только я получил от Вас книгу «Человек в литературе Древней Руси», как поступило известие о внезапной кончине Юлиана Григорьевича. Это случилось днем 15 сентября. Он последние дни особенно слаб был физически при совершенно свежей голове и работал до последнего часа. Умер, можно сказать, за работой, среди своих книг. Особенно его занимали предстоящие академические выборы. За полчаса до смерти он сорок минут сряду говорил о них по телефону с Н. Ф. Бельчиковым. 13-го сентября, когда мы с ним расставались в последний раз, он сказал, что на место академика по литературоведению есть только один-единственный бесспорный, достойный кандидат. К этому он прибавил еще несколько фраз комментария, которые и были теми последними словами, которые я от него вообще слышал.
С того времени и до вчерашнего дня (дня похорон) я почти не выходил из квартиры Ю[лиана] Г[ригорьевича], п[отому] ч[то] на меня пришлись все гл[авные] заботы по организации похорон. Литфонд участие принял, но — с кислой миной и с оговорками: дескать, исключение из СП автоматически влечет за собой и исключение из Литфонда[2467]. Г[лавным] о[бразом] помогло то, что В. Б. Шкловский хлопотал через Ильина[2468]. Но извещения в печати нигде не удалось добиться. Тем не менее съехалось много народу, в т[ом] ч[исле] иногороднего (Ленинград, Саратов, Тарту). Речи говорили: Жирмунский, Макогоненко, Шкловский, Бялый, Пугачев[2469], Н. И. Балашов, В. В. Жданов и особенно яркую — Еф. Гр. Эткинд. В числе других читалась и Ваша телеграмма. Похоронили на кладбище в Вострякове. Место хорошее, близ леса, среди молодых березок. Скульптор Ненашева[2470] из Саратова, делавшая когда-то портрет Ю[лиана] Г[ригорьевича], вызвалась соорудить на могиле памятник.
Вот и все пока об этом (хотя предстоит много забот и хлопот о книгах и рукописях, коллекциях Ю[лиана] Г[ригорьевича]). Он не оставил завещания. Только успел пригласить юриста для консультаций, и, как кажется, вокруг этого уже начинают разгораться страсти. Дай Бог здоровья Антонине Петровне[2471]! Решено, что ей надо все это не раздаривать и разбрасывать, а разумно реализовывать[2472].
Надо позаботиться и о приведении в порядок лит[ературного] наследия самого Ю[лиана] Г[ригорьевича]. Может быть, что-нибудь удастся издать?
Спасибо за книгу и превосходно исполненную надпись. Первое знакомство с ней (с книгой) у меня состоялось ранее; один экз[емпляр] я послал друзьям в Братиславу. Теперь буду ее внимательно изучать.
Летом я работал над статьей «Текстология» для КЛЭ и написал 37 страниц вместо заказанных 15 000 знаков. Условно сдал эти 37 страниц в редакцию, но обещал еще сам заняться сокращением (г[лавным] о[бразом] за счет историч[еского] очерка, более всего вероятно).
Строение статьи таково:
1) Общие дефиниции.
2) Деление текстологии (классич[еская] филология; медиевистика; новые литературы; фольклористика; историч[еские] источники; переводы). Охарактеризованы все эти отделы в их специфике, а в конце говорится о принципиальном единстве текстологии.
3) Исследовательское применение т[екстологии]: установление текста, общее значение т[екстологии] для литературоведения в кач[естве] метода изучения закономерностей лит[ературной] эволюции творч[еского] процесса; интерпретация; атрибуция, датировка, локализация и, наконец, — издание текста. Здесь рассматриваются вопросы о типах издания, о понятиях «воля автора» и «канонич[еский] текст».
4) Метод т[екстологии]. Вспомогательные науки.
5) Историч[еский] очерк: александрийцы, Библейская критика; Средневековье; Новое время; «филологический» XIX век; Лахман[2473], Бедье[2474] и др.; развитие т[екстологии] в России, вплоть до современности.
6) Библиография.
Вам мою статью (когда я ее сокращу) пришлют на просмотр. Кроме того, я намеревался прочитать ее Юлиану Григорьевичу, но он так и не пришел для этого в подходящую форму. В общих чертах я ему только рассказывал о ней, и он план одобрил, считал, что не следует смущаться сначала слишком большим объемом.
Перечитывая Ваши книги для статьи «Текстология», я еще раз подивился их грандиозности. Вся статья моя получилась, кажется, вполне «лихачевской».
Так обстоит пока дело.
Возможно, что я приеду в Л[енингра]д на Шахматовскую конференцию[2475] 7 октября, и тогда, если будет возможность, еще с Вами поговорим об этом.
Желаю Вам всего доброго, дорогой Дмитрий Сергеевич. Передайте, пожалуйста, мой привет уважаемой Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 119–121. Машинописная копия.
55. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 октября 1970 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Большое спасибо за дорогие для меня фотографии. Очень он получился живой[2476].
Косолапову[2477] о статье Н. И. К.[2478] написал.
С нетерпением жду фотоснимки текста.
Приятно, что Эйдлина[2479] побили, но Ин[ститу]т востоковедения выдвинул Федоренко[2480]. Удивительно!
Это после выступления Виктора Максимовича[2481].
Привет Вашим
Ваш Д. Лихачев 12.X.70
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 16. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 121. Машинописная копия с правкой А. Л. Гришунина.
56. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 21 ноября 1970 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Прежде всего — позвольте поздравить Вас с давно заслуженной победой на академических выборах[2482]. Не могу передать Вам, как я одухотворен и умиротворен этим. На душе — праздник, из тех, что редко теперь случаются. Передайте мое поздравление также и Зинаиде Александровне. Очень рад за Вас, тем более что давно переживал за исход этих выборов, еще когда был жив Юл[иан] Григорьевич, — вместе и заодно с ним.
Кстати, сообщаю Вам, что статью Н. И. Конрада я подготовил к печати, и она пойдет, вероятно, в № 1 «Нового мира» за 1971[2483] г. Дважды по этому поводу был я у Нат[альи] Исаевны[2484], и она санкционировала текст. Заглавие дано другое, и исключена лингвистич[еская] часть, в остальном ничего не изменено.
Хроникальную заметку о Шахматовской сессии[2485] я сдал в редакцию; на 7–8 страницах мало что удалось сказать. Я считаю, что доклад Колесова мог бы быть напечатан в «Известиях АН» в виде статьи. Нельзя ли как-нибудь подсказать ему, чтобы прислал? Хронику предполагалось дать в № 1, но возможно, она туда не войдет, т. к. № переполнен.
Сдал я в КЛЭ и статью «Текстология». Но сократить ее существенно не сумел. Получится все-таки страниц 30. Вероятно, 15 000 знаков недостаточны для такой статьи. Вам могут прислать из редакции на просмотр «Текстологию» и заметку о Шахматове. Непременно учту всяческие Ваши пожелания.
Всего доброго Вам и Вашей семье.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 122. Машинописная копия.
57. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 25 декабря 1970 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое за поздравление.
Поздравляю Вас с Новым годом.
Как Вы живете?
16 XII умерла моя мать. Ей было 90 лет. Умерла она во сне. И все-таки смерть ее была внезапной, неожиданной для нас и очень огорчительной.
Будьте во всем благополучны.
Искренне Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 18. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 123. Машинописная копия.
58. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 31 декабря 1970 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо за весточку и за поздравление с Новым годом. Вам с Зинаидой Александровной и всей Вашей семье желаю в Новом году здоровья и счастья.
Терять мать в любом возрасте, и сколько бы ей ни было лет, всегда тяжело. Знаю по опыту и потому сочувствую Вам. О том, что Вы это пережили, я слыхал.
В «Новом мире» не все так идет гладко, как Вы предполагали. Овчаренко[2486] «бдит», и сам он был бы не так страшен, если б с ним, как с единственным «литературоведом» в редакции, не так считался Большов[2487] — зам[еститель главного] редактора, пользующийся правом veto. В статье Н. И. Конрада (идет в № 2) О[вчаренко] расставил свои отметки возле всех таких мест, которые представились ему недостаточными с т[очки] з[рения] классового подхода и пр. Напр[имер], там, где говорится о понятии «классического» (с. 548[2488]), которое стали видеть в «худож[ественной] полноценности произведения литературы и искусства, полноценности, придающей этому произведению самодовлеющее значение. Такое значение не только выводило художественное произведение из рамок класса, в котором оно было непоср[едственно] создано, но и из рамок общества своего времени, и даже больше — из самого данного исторического времени»[2489].
Вроде бы — мысль бесспорная; вспоминаются Пушкин, Тургенев… — Но попробуйте его убедить! Тут кроме узколобости и упрямства примешивается ведь еще «амбиция» человека, который знает, что именно такие люди, как Конрад, не пускали его туда, куда он так рвался. Поэтому в редакции, скрепя сердце и кляня О[вчаренко], ищут способа заменить, напр[имер], слово «выводило» (в приведенной цитате) каким-то неуклюжим оборотом. Смысл как будто бы не меняется, но ведь кроме смысла есть еще стиль, изящество и энергия выражения, которые, конечно, страдают. Мне кажется, что даже от двух-трех таких «подправок» работа Н[иколая] И[осифовича] может заметно потускнеть. Я сказал, что перемены нежелательны и что надо считаться хотя бы с тем, что автора нет в живых. Нат[алью] Исаевну пока я не беспокоил этим. Может, еще уладится.
Работа моя в предстоящем году обещает быть интересней, чем прежде: приму участие в 3-томном труде «История литературоведения в России»[2490] (руководит им наш новый сотрудник из МГУ — П. А. Николаев[2491]); редактирую сборник о Достоевском[2492]. Кроме того, планирую себе работу над академическим Полным собранием сочинений Грибоедова[2493].
Последние месяцы жизни Ю[лиан] Г[ригорьевич] неск[олько] раз говорил мне, что хочет издавать «Записки охотника» в серии «Литературные памятники». Я этот замысел не очень понимал; не вполне понимаю и сейчас. Это стоит делать разве что ради неизданных черновых редакций. Но разве в «Лит[ературных] памятниках» это уместно? Ведь и основные тексты придется перепечатать, а они только недавно подготовлены в Полном собрании сочинений. Хотелось бы мне при встрече поговорить с Вами об этом, п[отому] ч[то] товарищи просят меня подать такую заявку и реализовать замысел Ю[лиана] Г[ригорьевича].
Антонина Петровна заказала памятник на могиле, и я уже видел проект. Она хочет также просить всех, кто знал Ю[лиана] Г[ригорьевича] (особенно писателей, напр[имер] Шкловского, Каверина, да и вообще всех), написать свои воспоминания о нем. Конечно, не для печати пока, а так, заготовить впрок и положить в кабинете.
Желаю вам всего доброго!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 123–125. Машинописная копия.
59. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 1 февраля 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Простите, что не писал Вам: много было смертей. А сегодня умер Виктор Максимович Жирмунский. Он был моим учителем по университету. Тяжелая утрата!
У меня к Вам просьба: согласиться войти в состав редколлегии «Литературные памятники». Напишите мне, и я сделаю представление.
Вы ученик Ю[лиана] Гр[игорьевича] Оксмана и будете ему смена.
Искренне Ваш Д. Лихачев 1.II.71
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 21. Автограф. В левом верхнем углу помета простым карандашом А. Л. Гришунина: «Отв[етил] 8/II 71»; Ед. хр. 40. Л. 125. Машинописная копия.
60. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 10 февраля 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
У меня к Вам просьба: согласиться войти в состав редакции «Литературных памятников», продолжив там оксмановские традиции.
И вторая просьба: выступить с докладом на Международном совещании текстологической комиссии, которое будет в Ленинграде 25–28 мая. О теме доклада посовещайтесь, пожалуйста, с Николаем Ивановичем Балашовым, который организует совещание по Москве.
Всегда Ваш Д. Лихачев
P. S. Смерть косит и косит: умер М. А. Гуковский[2494] (брат Григория Александровича; эрмитажник).
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 23. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 125, 126. Машинописная копия.
61. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 13 июня 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Совсем не торопитесь с отчетом для «Изв[естий] ОЛЯ»[2495]!
Я просто так спросил. Отчет я уже сдал по материалам Ю. П. Гусева[2496]. Кстати, он прекрасно составил протокол.
Во всех областях бывают свои дураки, но Прохоров — дурак назойливый. Вы не огорчайтесь.
7000 за памятник! Это слишком много[2497]. Ведь Антонине Петровне надо жить. Зачем это? Я что-то жертвовал на памятник, но не думаю, что удалось собрать 7000!
Устал я очень. Волнения были с отъездом Гурского[2498]. При паспортном контроле перед посадкой в польский самолет обнаружилось, что он потерял важный документ своей жены. Едва успели уладить дело.
Иностр[анного] резюме нет, но у Ю. П. Гусева есть какие-то материалы.
Как Гачев?
Сердечный привет! Зин[аида] Александр[овна] кланяется.
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 25 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 126, 127. Машинописная копия.
62. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 17 июля 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Спасибо Вам большое за письмо и фотографии. Они очень хороши. Нечеткость их «романтична» и передает атмосферу заседаний. Все иностранцы конференцией очень довольны. Рад тому, что памятник Ю[лиану] Г[ригорьевичу] удачен. Очень боялся за идею, а собранные деньги не так уж малы, принимая во внимание «болезнь века» — жадность нашего брата.
Только что вернулись из Новгорода. Впечатления противоречивые.
Будьте здоровы и счастливы.
Искренне Ваш Д. Лихачев 17.VII.71
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 27. Авторизованная машинопись. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 127. Машинописная копия.
63. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 4 сентября 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Посылаю Вам свою корректуру — сразу.
Мы никуда с дачи не ездили — было много домашних забот и служ[ебных] дел. Не чувствую, что отдохнул.
Хотел бы поехать дней на 5 в Пушкинские Горы с Зин[аидой] Алекс[андровной].
Зин[аида] Алекс[андровна] Вам кланяется.
Будьте здоровы.
Ваш Д. Лихачев 4.IX.71
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 29. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 127. Машинописная копия.
64. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 5 сентября 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович,
отправил Вам корректуру и пишу вдогонку об издании Островского в серии «Литературные памятники».
Несмотря на то что русских памятников у нас в серии явно недостает, от издания трех пьес мы на заседании в Л[енингра]де решили воздержаться.
Каким условиям должны отвечать русские издания (т. е. издания русских памятников).
Первое. Это должно быть не собрание памятников, а один памятник. Переписка издается только тогда, когда ее можно рассматривать как памятник. По возможности в переписке публикуются обе стороны: напр[имер], переписка Достоевского с Анной Григорьевной (его и ее письма), переписка Жорж Занд с Шопеном и пр. Пьесы мы должны публиковать с большой сдержанностью, чтобы не дублировать изд[ательство] «Искусство».
Второе. Дублирования не должно быть вообще. Если намечено издание Островского, то не стоит нам предвосхищать его отдельными публикациями.
Третье. Каждое наше издание должно быть маленьким культурным событием. Наши издания должны резко отделяться от изданий «Худ[ожественной] литературы» изданием черновиков, вариантов, редакций — всего, что представляет интерес с точки зрения истории текста. Должны быть подробные и высокого класса комментарии. Хороший пример наших изданий (вернее, их тем): «Письма Боткина об Испании»[2499], «Последние песни Некрасова»[2500]. Это памятники, и такие, до которых не дотянется рука «Худ[ожественной] литературы».
Объединение трех пьес Островского по тому признаку, что во всех есть образы актеров — для «Лит[ературных] памятников» не существенно. Это недостаточно прочный объединяющий принцип. Это главное в вопросе о Вашем предложении[2501].
Нам надо как-нибудь поговорить и условиться о критериях выбора памятников для нашей серии.
Поэтому Вы, пожалуйста, не обижайтесь.
Я думаю, что мы придем к единому взгляду.
Очень беспокоюсь за письма Тютчева[2502]. Прошу Вас об этом подумать. Что-то не похоже на наши темы.
Как Вы отдохнули?
Ваш всегда Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 31 и об. Авторизованная машинопись с правкой и припиской автора; Ед. хр. 40. Л. 128, 129. Машинописная копия.
65. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 19 сентября 1971 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам за письмо. О письмах Тютчева я писал Вам для примера. Рад, что Вы не очень огорчились.
Надо ли нам откликаться на юбилеи? Юбилей Данте — конечно. Но Островский?
Передайте, пожалуйста, мои самые большие приветы Антонине Петровне. Часто думаю о ней и о милом покойном Юлиане Григорьевиче.
Письмо Белинского — хорошая тема, но меня несколько смущают размеры[2503]. Ведь надо, чтобы была книга. Как быть? Какой м[ожет] б[ыть] объем? «Воевода» не годится[2504].
Устал очень. 23-го мой доклад в Президиуме, а затем я хочу съездить дня на 3 в Суздаль.
Зин[аида] Ал[ександровна] Вам кланяется.
Простите за короткое письмо: надо готовиться к докладу.
Всегда Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 33. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 129. Машинописная копия.
66. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 2 января 1972 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Сердечно поздравляю Вас и Зинаиду Александровну в Новом году, желаю Вам доброго здоровья и прочного благополучия, успехов во всем.
Получил Вашу открытку из Кисловодска. Знаю от Д. В. Ознобишина, что Вы вернетесь 11-го, и к этому времени посылаю Вам книжку стихов Некрасова, подготовленную мною и интересно оформленную художниками[2505]… Но издательство, только что учрежденное[2506] (это одна из его первых книг) и укомплектовавшееся кошмарными кадрами, недоучло моей корректуры; сверку и чистые листы вовсе не дало. В результате книжка испорчена безобразными опечатками, так что она м[ожет] б[ыть] Вами использована разве что для бутафории, напр[имер] на даче.
А замысел был интересный — издать книгу на основе последнего вышедшего при жизни Н[екрасова] сборника в серии «Русская библиотека» (составлялся самим Н[екрасовы]м).
Всего доброго Вам и Вашей семье!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 130, 131. Машинописная копия.
67. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 13 января 1972 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Застал у себя на даче Вашего «Некрасова». Спасибо Вам большое. Будьте здоровы, счастливы в Н[овом] г[оду].
Зин[аида] Алекс[андровна] шлет Вам привет и благодарность.
Искренне Ваш Д. Лихачев 13.I
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 202. Л. 36. Автограф. На открытке. Датировано по почтовому штемпелю; Ед. хр. 40. Л. 131. Машинописная копия.
68. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 18 апреля 1972 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Я и А. Д. Михайлов совершили «гастроль», о характере которой даст Вам представление приложенный билет и афиша. Делалось это по инициативе Харьковского клуба книголюбов. Там, в Харькове, деятельность этого клуба хорошо поставлена стараниями одного престарелого книголюба и книговеда И. Я. Кагановича (к которому мы были приглашены потом в гости). Живейшее участие принимали Л. Г. Фризман и его отец, историк Г. В. Фризман[2507]. У них мы тоже были. Путевки, командировки и все прочее выдало нам Центральное правление Всес[оюзного] о[бщест]ва «Знание» (по ходатайству харьковчан).
Все мероприятия прошли, кажется, успешно — заседание клуба книголюбов, на которое собралась заинтересованная и компетентная публика; была устроена выставка книг «Лит[ературных] памятников», и мы поочередно рассказывали о серии и о работе редколлегии (я — преимущественно о русской части, А. Д. Михайлов — о зарубежной). Выступали и члены клуба. Были, конечно, вопросы и предложения. Напр[имер]: почему некоторые названия в плане переносятся из года в год, тогда как другие выходят как бы «вне очереди»; как координируемся мы с новой серией «Исторические памятники», будут ли издаваться украинские классики (Шевченко, Марко Вовчок); могут ли быть изданы в серии «Л[итературные] п[амятники]» такие произведения, как «Записки писателя» Телешова, «Москва и москвичи» Гиляровского; будут ли переиздаваться ранее выпущенные издания? Интересовалась ли редакция — поступают ли книги серии «Л[итературные] п[амятники]» в районные и другие массовые библиотеки? Можно ли примерно оценить распределение тиража серии между частными собраниями и общественными библиотеками?
Жаловались на то, что книги серии нельзя заказать предварительно.
Д. В. Ознобишин передал мне Ваше пожелание относительно «Василия Теркина»[2508]. Я берусь за это с энтузиазмом. Через А. Г. Дементьева я уже начал необходимое разведывание и к очередному заседанию редколлегии надеюсь приготовить заявку и доложить о состоянии дела.
Желаю Вам и Зинаиде Александровне здоровья и всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 131, 132. Машинописная копия.
69. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 29 января 1973 г.
Дорог[ой] Андрей Леопольдович!
Я не успею прислать свою статью в сб[орник] в ч[есть] М. Б. Храпченко[2509] к 1 II. Пришлю, очевидно, к 15 II. Ничего?
Как у Вас дела с «Василием Теркиным»?
Я очень устаю.
Скажите: мне говорили, что Ин[ститу]т мировой литературы хочет выпустить новое руководство по текстологии, это правда? Идея очень интересная. Сейчас уже можно было бы избавиться от многих недочетов прежних «учебников».
Во II квартале выйдет наш сборник «Текстология в славянских странах»[2510].
Не забывайте.
Ваш Д. Лихачев
Название моей статьи будет «Стиль как поведение». Экстравагантно?
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 1 и об. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 2); Ед. хр. 40. Л. 133. Машинописная копия.
70. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 31 января 1973 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий[2511] Сергеевич,
Со статьей в сборник Храпченко не торопитесь: мы только на первых порах назначили срок «1 февраля», а потом дело затянулось, и последующие приглашения были уже на «1 марта», а иностранцам писали даже «15 марта». От Вас же я, конечно, приму когда угодно, лишь бы только — до сдачи в издательство.
«Стиль как поведение» — бесподобная тема. Были попытки обосновать биографию, прожитую жизнь как своего рода произведение, как искусство. Это особенно в книге Г. О. Винокура «Биография и культура» (М., 1927). Кстати, если Вы не читали или забыли эту замечательную небольшую книжицу, — очень ее Вам рекомендую; по-моему, именно к этой Вашей теме она будет очень полезна! Непременно даже, по-моему, Вы должны ее проработать. Там именно много вопросов, связанных с поведением, с «деланьем» биографии.
Я очень хорошо знаю, как Вам трудно приходится, как Вы устаете; как много неприятностей и хлопот доставили Вам дела «Литературных памятников». Именно поэтому я не докучаю Вам письмами. И только поэтому.
Меня тоже очень перегружают. План мой ежегодно составляется с большими и заведомыми перегрузками, и потом еще взваливают множество сверхплановых поручений, от которых я как-то не научился отмахиваться.
О «Теркине» размышляю, но работать с М. И. Твардовской[2512] еще не начал. На днях позвоню ей и спрошу, надо ли мне ездить за город, в Красную Пахру, или она доставит материалы к себе на московскую квартиру.
Сейчас рецензирую «Последние песни»[2513] — для сдачи в издательство. О новом руководстве по текстологии ничего не слыхал. Если это и делает кто, то — только Е. И. Прохоров. Но чего же ждать от него?
От М. Минариковой из Братиславы я получил книгу о текстологии Кукучина[2514].
Вышел VII т. Краткой лит[ературной] энциклопедии.
Вышел наш сборник «Достоевский — художник и мыслитель», — мы на днях Вам пошлем его — не покупайте!
Вышла новая книга Гачева «Жизнь художественного сознания»[2515].
У Вас новый адрес, а я не знал: Сучкову надо было что-то послать Вам, спрашивали меня об адресе и телефоне, а я уверял, что ничего не менялось.
Вам и Зинаиде Александровне желаю здоровья и всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ед. хр. 40. Л. 133–135. Машинописная копия.
71. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 20 февраля 1973 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Для сборника Храпченко статья Ваша редколлегией получена. Я был ее первым и пока единственным читателем. Собрать редколлегию мешают разные обстоятельства: В. И. Борковский в «Узком», Н. Ф. Бельчиков в больнице с обострением своей язвы… Мне статья Ваша понравилась, особ[енно] свежестью темы. Уверен, что она «прозвучит» и Вы станете опять пионером нового направления в нашей науке.
Я пребываю в гамлетовском состоянии: Е. Ф. Трущенко[2516] предложил мне перейти в ИНИОН на должность старшего научного сотрудника и там работать в реферативном журнале по литературоведению, который будет выпускаться раз в квартал. Меня, как и многих, в ИМЛИ держат как «младшего» н[аучного] с[отрудника], а между тем взваливают колоссальный план и дают бесчисленные поручения. Я, впрочем, работу люблю и никогда ничего не просил. В 1968 г. (5 лет уже) представлен к «старшему», но дело не сдвинулось. Думаю, что, в конце концов, переведут меня или дадут возможность завершить диссертацию.
Я Трущенко сначала сказал решительно: «Нет!» Меня моя работа устраивает; наряду со всякой поденщиной я один из главных исполнителей «Истории литературоведения в России» и мн[огого] др[угого]. Потом, под влиянием двух-трех друзей, согласился и подал документы на конкурс (его объявят в конце февраля). А еще через несколько дней, после раздумий мучительных, показалось мне, что ИНИОН — совсем не та «фирма», что ИМЛИ, хотя там конкретное дело, в общем небольшое, и Трущенко обещает вольготную жизнь (которой я никогда не искал), — переход туда может обернуться научной гибелью. Это работа реферативная, вспомогательная. Будет время и наукой заняться, но не будет настоящих стимулов… Тем более Сучков и Ломунов[2517], раздосадованные моим уходом, закроют мне двери ИМЛИ. Я работаю 15 лет, и меня здесь, по существу, ценят; жаль бросать дело и людей. — И сейчас у меня созрело решение: категорически, наотрез отказаться от перехода. Мне представляется, что и Вы мне посоветовали бы то же.
Я уже работаю над «Теркиным», сидя в рабочем кресле самого Твардовского, за его столом, в его кабинете. Вдова и дочь создали мне для этой работы самые благоприятные условия. Открываются интересные варианты текста ранней редакции.
Как мы условились с Дм[итрием] Вл[адимировичем][2518], — я стараюсь не «звонить» об этой работе: но в воскресенье была телепередача о Твардовском, и Симонов, как председатель комиссии[2519], между прочим сказал, что он надеется на скорый выход «Вас[илия] Теркина» в серии «Литературные памятники».
Желаю здоровья и всего доброго Вам и Вашей семье.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ед. хр. 40. Л. 135, 136. Машинописная копия.
72. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 марта 1973 г.
Дорог[ой] Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам за оттиск о Грибоедове[2520]. В последнее время все как-то не удается с Вами поговорить.
Ваш Д. Лихачев 22.III.73
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 3. Автограф. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 137. Машинописная копия.
73. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 31 мая 1973 г.
Дорогой Андрей Леопольдович,
давно не получал от Вас писем и давно сам Вам не писал.
Сперва о делах. Пожалуйста, пришлите мне те первоначальные экз[емпляры] моей статьи о Грозном, которые сейчас Вам уже не нужны. И, пожалуйста, в новые экз[емпляры] статьи внесите следующие исправления:
На стр. 4 в строке 9 сверху вм[есто] Иезея надо Езекия
На стр. 5 в строке 7 сверху вм[есто] Козьме надо Козме
На стр. 6 в строке 9 сверху вм[есто] Грозному надо Грязному
На стр. 10 после конца второго абзаца (следом за строкой 17) прошу поместить следующее небольшое рассуждение (даю текст для вклейки):[2521]
Я очень устаю. Много суетливых дел. Сидеть за письменным столом удается мало. То обследование ИМЛИ, от которого я не могу отказаться, чтобы не поручили этого дела человеку сердитому. То какие-то дела по научному наследству умерших. То помощь начинающим или неудачливым людям. Все это надо, но жаль, что результатов видимых нет. Уходит работа как вода в песок.
Пишите изредка. Не забывайте.
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 5–6. Авторизованная машинопись. В левом верхнем углу пометы А. Л. Гришунина: «Отвечено, послано 4.VI.73», «В 1-й экз. внесено. Внести во 2-й». Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 7); Ед. хр. 40. Л. 137, 138. Машинописная копия.
74. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 31 мая 1973 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо за присланный сборник «Текстология славянских литератур». Я знал, что книга вышла, но до того, как получил от Вас, ее не видел. Теперь она продается уже в Москве, и я тоже закупил и раздарил несколько экземпляров. По-моему, книга очень полезна, в частности, разработкой транскрипционных вопросов. Ваши «скрижали» (вторая статья)[2522] тоже очень важны, т. к. большая Ваша книга мало кому доступна[2523], да из нее и не так легко выудить эти десять заповедей.
На праздники ездил я в Пушкинские места, заезжал в Новгород и там приобрел сборник «Тысячелетние корни русской истории»[2524]. Очень порадовался некоторым его тенденциям, даже самому заглавию.
Продолжаю работу над «Теркиным», в рукописях открывается много интересного. Очень сложна ранняя редакция, которую я хочу дать целиком. Работаю в кабинете Твардовского, за его рабочим столом, в его кресле. Стараюсь каждую неделю выделить для этого хотя бы день. Это важно, в частности, для спокойствия М[арии] И[лларионовны], у которой с С. А. Макашиным, напр[имер], не получилось договоренности, т. к. он сказал, что подготовка тома «Лит[ературного] наследства» займет около 7 лет. Так оно и есть, конечно, но она этого понять не может.
С Д. В. Ознобишиным ходили вчера в Ком[итет] печати отстаивать «Петербург» Белого[2525]. Он Вам, видимо, сам об этом напишет. У меня такое впечатление, что комитету издательство «Худож[ественная] литература» — «сынки», а мы — «пасынки»; но у нас шансы отспорить издание есть — тем более что в «Художественной литературе», как выясняется, никто им не занимается и ничего еще не сделано.
Тем временем подписан сигнальный экземпляр каталога «Литературные памятники»[2526] и тираж готов.
Я в середине июня иду в отпуск и уезжаю в Цхалтубо. В августе снова буду на службе.
Сердечно приветствую Зинаиду Александровну и Вас, желаю здоровья.
Ваш А. Гришунин
P. S. Обратили ли Вы внимание на стр. 196 № 2 «Изв[естий] АН», где отразилась небольшая полемика, которая была у меня в Ереване с В. А. Мануйловым[2527] относительно «Стансов» Пушкина? С очень вздорной гипотезой выступил там Яшин[2528]. На конференции никакого обсуждения докладов (довольно скучных) вообще не получилось, и только я «украсил» ее дискуссией. Хронику писал тоже я — по [неск. сл. нрзб.][2529].
РГАЛИ. Ф. 3288. Ед. хр. 40. Л. 138, 139. Машинописная копия.
75. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 2 сентября 1973 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо за присланную мне Вашу книгу «Развитие русской литературы X–XVII веков» и Ваш доклад съезду славистов[2530]. Книга и сама по себе для меня драгоценна, а с Вашей затейливой надписью — тем более. Мне захотелось ее не просто читать, а изучать очень внимательно. Я поэтому прошел пока только две главы. Вы снова выступили с важной инициативой теоретической истории литературы, которая, как мне представляется, будет означать новый уровень и новое качество истории лит[ературных] изучений. Не сомневаюсь, что Ваша инициатива будет подхвачена и во многих методологических трудах появятся указания на Ваш опыт и призывы развивать этот сгущенный, концентрированный вид истории литературы, в результате которого вскрывается так много важных закономерностей, напр[имер], о значении переводной литературы, соотношении литературы и фольклора и о разделении их функций в разные исторические эпохи. На каждой странице постигаешь органичность и неслучайность литературы, ее жизненную необходимость. М[ожет] б[ыть], это покажется Вам слишком, но меня поразила и порадовала, напр[имер], совершенно простая мысль, которая, однако, почему-то не в ходу: о том, что влияние одной литературы на другую — одно из проявлений жизни литератур. Это истина совершенно простая и очевидная, и очень существенная, п[отому] ч[то] из нее многое следует. Прочитавши такое, кажется, будто и сам так всегда думал; но дойти до нее и высказать, вероятно, не так легко, если так редки теперь подобные констатации. У Пыпина[2531] и Тихонравова[2532] мне случалось читать то, что и Вы пишете (на с. 19) о соответствии иностранных влияний внутренним потребностям рецептора; но теперь все это прочно забылось и никем до сих пор не вспоминалось, да и мысль такая была «не в моде».
Импонирует мне и то, что Ваше изложение пронизано текстологией. Кажется, теперь можно считать доказанным, что сравнительно-историческое и типологическое изучение невозможны без текстологии и что это, т[аким] о[бразом], наука серьезная.
Вы подаете хороший пример, снабдив книгу детально разработанным предметно-тематическим указателем.
Доклад Ваш тесно примыкает к книге, и к нему можно отнести все, что о ней сказано.
Я лето провел сначала в Цхалтубо (впервые понадобилось санаторное лечение по поводу обменного полиартрита). Потом посетил Тбилиси, где побывал на могиле Грибоедова, и Харьков, где был в гостях у Л. Г. Фризмана. В Харькове в это время функционировала выставка рисунков известной Нади Рушевой[2533]; посылаю изданный по этому поводу буклет, — м[ожет] б[ыть], Вам и Зинаиде Александровне будет он интересен. Остальное время провел на даче в Полушкино. Это километров в 70 к западу от Москвы. Москва-река в лесистых берегах и на другой стороне — с[ело] Васильевское, где проводил юные годы Герцен. От усадьбы его отца, правда, остались только ряды лип. На месте, где стоял дом, растет картофель и устроена свалка мусора. Церковь была взорвана во время войны, но разрушилась только наполовину, стоит сейчас в запустении. Вокруг нее старинное кладбище в ограде, совершенно заросшее бузиной и крапивой; памятники повалены. На одном я прочел: «Дорогому о[тцу] диакону от признательных священника и прихожан», — что мне живо напомнило «Соборян» Лескова.
Погода, впрочем, на даче нас не баловала, но у меня была с собой работа, и удовольствие от сбора грибов компенсировало неприятности непогоды. Чувствую себя отдохнувшим.
Работа над «Теркиным» летом несколько притормозилась, т. к. все разъехались по дачам. Осталось проработать еще одну тетрадь Твардовского, и тогда смогу подытожить текстовую часть всего дела. Но вопрос об основной статье, о которой мы намеревались просить К. М. Симонова, по-прежнему остается открытым. Как будто ведь мы договорились о том, что Вы ему напишете (?).
Д. Д. Благой, возможно, говорил Вам в Варшаве, что ему не очень нравится работа Г. В. Краснова[2534] над «Последними песнями». Мне пришлось вторично просмотреть это издание, встретиться с Красновым и О. К. Логиновой[2535] и дать свои дополнительные предложения. Действительно, статья слабовата. На днях мы встретимся по этому поводу все четверо у Д. Д. Благого.
Работы все прибавляется. В частности, меня включили в состав смешанной (ИРЛИ и ИМЛИ) Пушкинской группы, которая будет осуществлять «Пушкинскую энциклопедию»[2536]. И хотя я загружен сверх всякой меры, — мне не хотелось отказываться, п[отому] ч[то] заниматься Пушкиным — моя заветная мечта, и Юл[иан] Григорьевич постоянно к этому меня подвигал.
Желаю Вам и Вашей семье доброго здоровья и полного благополучия.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 141–144. Компьютерная распечатка, машинописная копия. С пояснительной записью А. Л. Гришунина: «Письмо Д. С. Лихачевым получено не было».
76. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 25 июня 1974 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Посылаю Вам корректуру. Частицу статьи Приймы отдать еще не могу, так как в городе буду только через неделю, а дом[ашнего] адреса его не знаю. Но я прочел и замечания сделал. М[ожет] б[ыть], будет достаточно?
Очень боюсь за И. Л. Андр[оникова]. Попытки его включить «Маскарад» и «Демон» показывают, что он совершенно не понимает задач издания. Обе поэмы труднейшие в текстологическом отношении. У нас же не «Детгиз»! Дм[итрий] Влад[имирович] привлек его легкомысленно. Ведь ясно, что И. Л. А[ндроников] не текстолог. Ознобишин провел его заявку вопреки редколлегии. И дал ему объем даже больше, чем нужно. Наверно, чтобы больше был аванс? Обывательское преклонение перед «знаменитостями». А «знаменитости» бывают разные. У нас не телевидение! Но все, что я пишу, строго между нами. И. Л. А[ндроников]а я уважаю как распространителя культуры.
А как Вы? Я по Вас соскучился. Над чем Вы работаете и что собираетесь делать?
Не забывайте бывший Второй Муринский!
Не написали бы Вы интересную книгу по текстологии для Научно-популярной серии. Ведь можно сделать книгу увлекательной!
Всегда Ваш Д. Лихачев 25.VI.74
Что-то в свое время не получил от Вас ответа по поводу «Развития». Не понравилась?
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 10 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 144, 145. Машинописная копия.
77. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 3 июля 1974 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Очень, очень рад Вашему письму и рад, что Вы меня успокоили с Андрониковым.
Рад, что подвигается «Теркин». Все-таки это единственная в своем роде подлинно народная поэма. И ее народный характер ясен и из того, как она создавалась (сперва коллективно, а потом в откликах на письма). И она патриотична в самом настоящем смысле. Это самое значительное явление не только военных лет. Надо, чтобы статья была хорошая.
Но меня огорчило положение с Вашей докторской. Хотите — я поговорю или напишу Вашей дирекции, Борису Леонтьевичу[2537], чтобы Вас от всего освободили на полгода? Смешно: Вы и не доктор! Смешно и безобразно. Тема Грибоедова наихудшая. Но другое все интересно.
Очень хочется, чтобы Вы написали книгу по текстологии. Прохоров — просто упадок и провинциализм.
Будьте здоровы и хорошенько отдохните.
А о письме Борису Л[еонтьевичу] напишите, иначе напишу без Вашего согласия.
Зин[аида] Ал[ександровна] Вам кланяется.
Всегда Ваш
Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 12. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 145, 146. Машинописная копия.
78. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 10 июля 1974 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Большое спасибо за теплое письмо и за Ваше внимание, за Вашу готовность похлопотать за меня перед Б. Л. Сучковым.
Но против этого сейчас — следующие обстоятельства:
1) Б. Л. Сучков только что отбыл в 45-дневный отпуск. В отпуске и непоср[едственный] мой начальник — К. Н. Ломунов, с которым он в этом случае, конечно, консультировался бы.
2) Оба они очень хорошо знают мое положение, относятся сочувственно, обещают поддержку. Но тот и другой знают, что моя перегруженность многими поручениями не оставляет мне возможности заниматься этим.
3) Я сильно сомневаюсь, что есть реальная возможность освободить меня на полгода: я — один из основных исполнителей и «рабочий» член редколлегии большого трехтомного труда «История литературоведения в России», «Пушкинской энциклопедии», связан с четырьмя томами Чеховского издания и с некоторыми другими трудами. Хочу попросить, чтобы меня освободили хотя бы от Пушкинской энциклопедии, пока дело не развернулось, но не думаю, что и это удастся.
Сейчас любимая тема выступлений Б. Л. Сучкова — о том, что в институте нагрузки распределены неравномерно, есть люди перегруженные, другие живут припеваючи. Это все так. Но потому-то и невозможно освободить меня на полгода: Ломунов взвоет.
Над «Теркиным» тружусь с наслаждением. В одно из воскресений съезжу на Красную Пахру к Мар[ии] Илл[арионовне] — подобрать материал для иллюстраций, там же повидаю А. Г. Дементьева, с ним поговорю о статье. Ведь Симонов если и даст статью, то только «представительную», а рассказать о произведении и его авторе, как полагается в нашей серии, придется кому-то другому. Сам Твардовский был удивительным на этот счет мастером — судя, напр[имер], по его предисловию к Бунину[2538].
Как-нибудь напишу Вам о том, что получается с «Теркиным».
Желаю Вам, Зинаиде Александровне и всему Вашему семейству доброго здоровья и благополучия.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 146, 147. Машинописная копия.
79. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 20 августа 1974 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
По просьбе заболевшего Дмитрия Владимировича посылаю Вам эту бумагу. С А. М. Самсоновым я согласовал, с М. И. Твардовской тоже. Был еще на Красной Пахре у М. И. Твардовской и А. Г. Дементьева. Там, между прочим, связался с художником О. Г. Верейским[2539], который предоставил мне несколько своих превосходных иллюстраций к поэме и портрет А. Твардовского, рисованный им с натуры под Смоленском в 1943 году.
А. Г. Дементьев надолго и сильно занят и от писания статьи отказался, но обещал всяческую поддержку и, во всяком случае, согласился быть рецензентом. В авторы статьи он рекомендовал Ю. Г. Буртина[2540], бывшего аспиранта ИМЛИ, со статьей которого вышло несколько массовых изданий «Теркина».
Но я в отпуске, на подмосковной даче, обладая обширным материалом всяческих наблюдений над текстом и т. п., написал статью сам. Как кажется, получилось. Статья К. М. Симонова, конечно, была бы желательна, но его ведь не заставишь входить в конкретику, в текстологию вещи, изучать творческие материалы, критическую и исследовательскую литературу… Его статья будет представительной, общего характера. Такая статья может быть, а может и не быть в издании. Мария Илларионовна даже думает, что он написал бы плохую статью, и я с этим согласен, судя по некоторым его опусам подобного рода (о Луконине[2541] и др.). Мы поэтому пока оставляем этот вопрос открытым.
Главную ценность и интерес издания составят варианты текста. Их много, и они либо совсем никогда не публиковались, либо, что почти то же самое, печатались только однажды, в фронтовой газете «Красноармейская правда». При этом эти «отходы» — превосходные, изумительные стихи. Понять не могу, почему автор так не по-хозяйски ими распорядился.
Желаю Вам и Вашим близким доброго здоровья и счастья.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 140, 141. Компьютерная распечатка.
80. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 25 августа 1974 г.
Дор[огой] Андрей Леопольдович!
Спасибо за письмо и Твардовского. Со всеми Вашими предложениями я согласен. Вполне возможно ограничиться (или, вернее, разбогатеть) Вашими статьями.
Мы в «Лит[ературных] памятниках» раньше все делали руками специалистов, и громких писат[ельских] имен нам не надо. Не надо и повторений статей из массовых изданий. Наша серия «серьезная», рассчитанная на серьезного читателя. Поэтому передайте, пожалуйста, Ал[ександру] Мих[айловичу] Самсонову — Вашему редактору, — что было бы хорошо сохранить во всем серьезный научный стиль, в том числе и в авторстве. Если все сделаете Вы один, — слава Вам и Вашему изданию.
Завтра мы уезжаем с дачи и едем на теплоходе до Горького и обратно. Поэтому тороплюсь — кончаю. Пишите. Ваши письма мне интересны очень. Вернемся 8 сентября.
Зин[аида] Ал[ександровна] кланяется. Всегда Ваш
Д. Лихачев 25.VIII.74
Иллюстрации к «Теркину» могут быть совр[еменного] художника, ибо и поэма современная.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 14 и об. Автограф.
81. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 7 декабря 1974 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Письмо Варнеке[2542] очень интересно, и я прошу Вашего разрешения оставить копию у меня. «Сценическое предание» — это совершенно новый аспект в текстологии театральных текстов. Письмо надо было бы напечатать. К сожалению, ответить на Ваш вопрос о Лемах не могу (м[ожет] б[ыть], надо посмотреть в справочниках научных работников Ленинграда [19]20-х гг.?).
Нельзя, по-моему, говорить о «науськивании» Варнеке на Пиксанова. Просто люди могли быть заинтересованы в продолжении интересной полемики. Мог быть заинтересован и Шахматов[2543]. Тут нет ничего дурного.
Было бы замечательно, если бы можно было опубликовать письмо в «Изв[естиях] ОЛЯ» с Вашей вступит[ельной] статьей, почтительной к Пиксанову и Варнеке[2544]. Я надеюсь, что это только хорошо напомнит о заслугах Н. К. П[иксанова]. Может быть, есть к[акая]-л[ибо] дата его рожд[ения] или смерти?
Очень жду «Теркина». Но если не выйдет к маю, а выйдет к сентябрю, — тоже не беда.
Попросите все же написать А. М. Самсонова статью о русском солдате, а К. Симонова дать хотя бы предисловие[2545].
Искренне Ваш Д. Лихачев
Передайте, пожалуйста, мое глубокое уважение Марии Илларионовне.
Д. Л. 7.XII.74
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 16 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 147, 148. Машинописная копия.
82. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 19 декабря 1974 г.
Дор[огой] Андрей Леопольдович!
Спасибо за письмо. К Глазунову[2546] я бы обращаться не хотел: он мне не нравится. А от Кеменова[2547] было бы хорошо получить письмо с просьбой издать Бенуа на имя председателя РИСО[2548].
И вот еще что! «Теркин» выходит в изд[ательст]ве «Худ[ожественная] лит[ерату]ра» с иллюстр[ациями] О. Верейского[2549].
Нам нужны либо другие иллюстрации, либо другой художник[2550]. Но О. Верейский нарушает нам правила иллюстрирования: мы ведь берем только документальные или ставшие классическими.
Ваш Д. Лихачев 19.XII.74
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 19. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 148. Машинописная копия. Письмо отправлено вместе с поздравительной открыткой с Новым годом (Л. 18).
83. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 14 апреля 1975 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо за поддержку. Я нахожу Ваше ходатайство[2551] написанным идеально, и в нем, как говорится, «ни убавить, ни прибавить». Я, действительно, никому не напоминаю о себе. Сучков знал мое положение, но он, кажется, не хотел идти в обход непосредственного моего начальства и только говорил: «Мы поддержим Вашу докторскую». Но загружали меня так разными поручениями, что о работе для себя мне думать не было возможности.
Теперь, кажется, что-то просветлело: документы мои приняты и предстоит конкурс, — по возвращении А. М. Ушакова[2552] из заграничной поездки. Правда, на 2 объявленных места претендуют четверо, но моя кандидатура считается как будто бесспорной. Ну, посмотрим. Я на всякий случай не очаровываюсь.
Я только что вернулся из Калининграда с некрасовской конференции. Выступал там с докладом, посылаю Вам сборник тезисов. Пока я там был, мне звонил А. Н. Савинов[2553] — по делам Бенуа. Беспокоит меня то, что затянулось у нас это дело. Материалы давно уже — у А. М. Самсонова.
«Теркина» в середине мая сдаем в производство, сейчас работаем над ним с О. К. Логиновой.
Желаю доброго здоровья и благополучия Вам и всему Вашему семейству.
Ваш А. Гришунин
P. S. Новость — такая: в директоры ИМЛИ прочится Ю. Барабаш[2554]. Он — активный борец со структурализмом в крайних его проявлениях. Не знаю, насколько это хорошо или плохо для нас, но боюсь — не повысились бы акции Овчаренко, с которым он давно приятельствует.
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 149, 150. Машинописная копия.
84. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 мая 1975 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Звонили мне И. С. Черноуцан и С. В. Житомирская[2555]. Речь идет вовсе не о «воспоминаниях» А. Гр. Достоевской, а ее «Дневнике», который, действительно, не издавался.
В 1981 г. 100-летие смерти Ф. М. Достоевского. Но можно было бы издать и раньше, дав хороший аппарат и статьи. Можно просить Туниманова и Белова, готовивших у нас переписку[2556]. Но посмотрите — не слишком ли много там интимностей и антисемитизма.
Буду Вам очень благодарен.
А в США что-то не тянет ехать. В этом смысле я ответил и Т. Г. Неупокоевой[2557].
Искренне Ваш Д. Лихачев 22.V.75
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 21 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 151. Машинописная копия.
85. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 27 июня 1975 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Спасибо Вам за отзыв на «Дневники» Достоевской. Но вот главный вопрос: литературны ли они? Могут ли они выйти в нашей серии? Пожалуйста, разъясните этот вопрос и перешлите отзыв (у Вас есть копия?) Дм[итрию] Вл[адимировичу] с просьбой поставить рукопись на обсуждение на ближайшем заседании осенью. Кому бы из членов редколлегии рукопись еще показать. А. Михайлову, Егорову? Очень устал от обилия дел.
Жаль, что мы с Вами разминулись.
Как дирекция реагировала на мое письмо о Вас (я просил дать Вам «старшего»).
Где Вы будете отдыхать?
Искренне Ваш Д. Лихачев 27.VI.75
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 23. Авторизованная машинопись. На конверте помета Гришунина: «Отв[етил] 7/VII 75» (Л. 24); Ед. хр. 40. Л. 151. Машинописная копия.
86. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 июля 1975 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Ваше письмо от 27 июня мне из дому переслали в Цхалтубо. — Я здесь принимаю радоновые ванны (до 17 июля), потом вернусь в Москву и отпуск мой будет прерван для всяких неотложных заданий. Сюда я тоже взял кое-какую работу и между прочим рецензировал для КЛЭ статью Л. Д. Опульской «Издание литературных произведений». Там я, в частности, возразил против того, что в перечне литературы значится статья С. Розановой о «Литературных памятниках»[2558], которая не произвела на нашу р[едакционную] к[оллегию] никакого впечатления. Вместо нее, чтобы отразить наши проблемы, я предложил хотя бы статью Н. Л. Степанова, а еще лучше — превосходную работу Н. И. Конрада, напечатанную в брошюре «Лит[ературные] памятники» (или — целиком эту брошюру в последнем издании).
Дневники А. Г. Достоевской, конечно, «литературны» в известной мере — поскольку идет речь о жизни и личности великого писателя и есть сведения о его творческой работе, о его связях с другими писателями, о круге чтения, его лит[ературных] и худож[ественных] впечатлениях и т. п. Но в еще большей, м[ожет] б[ыть], степени они «окололитературны», и это естественно — поскольку и сама А[нна] Г[ригорьевна] — окололитературная фигура. Во всяком случае, по моему мнению, вещь эта м[ожет] б[ыть] издана в нашей серии. Нисколько не сомневаюсь, что ей обеспечен полный читательский успех, а коль скоро имеются на ее издание столь высокие санкции и даже ходатайства, — то не д[олжно] б[ыть] неудовольствий и сверху. С Дм[итрием] Вл[адимировичем] я свяжусь, как только приеду в Москву, да и он вернется с дачи. Рукопись можно дать для прочтения еще и Егорову, и Михайлову, — у С. В. Житомирской есть 3 экз[емпляра].
За Ваше письмо в дирекцию я очень Вам признателен, да и вообще в моей жизни Вы чрезвычайно много значили и значите (как и Ю. Г. Оксман, П. Н. Берков). Касаюсь этого вопроса, поскольку Вы спрашиваете. Реакции на него пока никакой не было. Объявление о конкурсе было в марте, с того же времени лежит и мое заявление. Но на 2 объявленных места набросано 4 заявления, и дело с того времени положено под сукно. […]
Вы и без того очень много для меня сделали, дорогой Дмитрий Сергеевич, а я жизнью не избалован и относительно спокойно к этому отношусь. Не надо никаких новых ходатайств. Надеюсь, что и то — «сыграет». Я так много работаю, что они без меня обходиться не могут и не могут бесконечно держать меня в черном теле. Ушаков, как мне говорили, расположен в мою пользу и ругался за меня с Ломуновым.
Желаю Вам доброго здоровья, благополучия и счастья всей Вашей семье.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 152, 153. Машинописная копия.
87. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 21 октября 1975 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Остро переживаю злоключения переписки Достоевских. Но относиться к этому приходится, как к стихийному бедствию. Причины его: 1) фарисейство; 2) невежество (люди «открыли» для себя, что Д[остоевский] — «игрок», и — ужаснулись); 3) желание проявить «деятельность». Если бы Вы видели, что это за люди! Нет на них Щедрина. Но разговаривать с этими опасными людьми чрезвычайно трудно. Надо бросить шакалам кость, и, т[аким] о[бразом], пришлось предложить отсечь переписку Анны Григорьевны с третьими лицами (хотя и это жалко).
Сегодня выяснилось, что они этим не удовольствовались. Но материал попал к Г. Д. Комкову[2559], который обещал его рассмотреть. Я на его благоразумие надеюсь.
Боюсь, не прицепились бы к «Теркину». Жду его в сверке.
Вот еще новость: из «Известий ОЛЯ» уходит Д. Д. Благой. После эксцесса с «Невольницей» мне как-то и не очень жалко. Но кто будет вместо него?
Желаю Вам и Вашему семейству всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 153, 154. Машинописная копия.
88. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 октября 1975 г.
Спасибо, дорогой Андрей Леопольдович, за письмо. Жалко приложений — интересные были письма: особенно воспоминания Штакеншнейдер[2560] о «самом большом грехе». Это полностью опровергает гнусность Страхова[2561].
Ваш Д. Лихачев 26.X.75
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 25. Автограф. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 154. Машинописная копия.
89. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 8 февраля 1976 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Получил письма одновременно от Вас и от С. Вл. Житомирской. Я думаю, что Е[фим] Сем[енович][2562] обманывает: ничего [он в] «Дневник» не включит. Но не беда: подождем годик. Ведь и переписка еще не вышла, а между перепиской и «Дневником» должен быть перерыв.
Н. Я. Дьяконова[2563] отказывается от предисловия к Джойсу «Портрет худ[ожника] в молодости» Д. Урнова[2564]. Я думаю, она права: статьи у нас должны быть серьезные, а не «фельетонно-популярные». Надо искать нового автора.
Сам я на заседании не буду: у меня тромбы в ноге, и хотя 19 II я уже буду выходить, но ехать в Москву мне врачи запрещают.
Спасибо за письмо и пожелания.
Искренне Ваш Д. Лихачев 8.II.76
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 27. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 154, 155. Машинописная копия, компьютерная распечатка.
90. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 3 апреля 1976 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я посмотрел составленный Вами перспективный план по разделу русской литературы XVIII–XX вв.
Спасибо! Вы много поработали.
Но все же он очень велик. Его надо сильно сократить, чтобы он не был расплывчатым.
Сокращения мною намечены, но Вы вольны со мной не соглашаться, так как я не специалист по этому времени.
Принципы, которыми я руководствовался.
1) Мы не должны издавать памятников советской литературы (как и современной западной). Причины следующие.
А. Это коренное изменение общего направления работы редколлегии и изменение самого понятия «литературный памятник».
Б. Коренное изменение это должно быть сделано не самовольно, а согласовано с ЦК и Комитетом по делам печати. Мы обращались туда по более мелким вопросам. Надо доложить тут и там с полной откровенностью, обозначив все опасности и сложности и отсутствие в составе редколлегии компетентных специалистов по советской литературе.
В. Занявшись советскими памятниками, мы вступаем в конкуренцию с рядом издательств. Мы встретим конкурентное недоброжелательство.
Г. Нам трудно будет удержаться от неудержимого увеличения памятников в этой области. Не поможет и оговорка, что мы издаем только мертвых, но не живых. Это не очень твердый и даже просто «приличный» принцип. Нас прежде всего обяжут издавать «Тихий Дон», «Блокаду» Чаковского и пр.
Д. Текстологическое изучение памятников советской эпохи, всех, не исключая и Фурманова, создаст ряд крупнейших неудобств, которые могут использовать наши недоброжелатели (и уже пользовались).
Таким образом, я решительно против такого изменения. Я изменил свое мнение в отношении «Мастера и Маргариты», боюсь даже Хлебникова[2565] (надо обдумать). К Харджиеву[2566] прошу пока не ходить относительно Хлебникова и прошу Вас сообщить об этом Дм. Вл. Ознобишину.
2) Другой критерий, которым мы должны непременно пользоваться при отборе памятников для издания, состоит в следующем: что нового мы можем предложить читателю в своем издании? Каждое наше издание должно быть в каком-то отношении новинкой, быть маленьким культурным событием. С этой точки зрения издавать памятник, только что вышедший в академическом собрании сочинений Тургенева, Чехова, Достоевского и пр., нет смысла. Должно быть что-то новое: новые неопубликованные редакции, варианты, что-то новое в приложении, полная история текста, новые толкования и т. д.
Пересмотрите, пожалуйста, Ваш список и с этой точки зрения. Хорошо бы сопроводить упоминание памятника в списке кратчайшим примечанием: «новые тексты», «по неизданной редакции», «в сопровождении писем на эту же тему» и пр. Просто значительное произведение мы не издаем. «Евгения Онегина» мы издаем с комментариями и вариантами, «Медного всадника» — в новой текстологической интерпретации. А что мы можем дать нового для «Пиковой дамы», хотя произведение, конечно, поразительное?
Итак, Вы теперь «старший»? Поздравляю от души.
Жалею, что я хворал и не смог быть на 2-х последних заседаниях. Меня возмущает, что члены редколлегии берутся отвергать те или иные памятники с высоты «полузнайства», случайно кем-то услышанного, кем-то сказанного и при этом плохо запомнившегося. Черт знает что! До чего мы докатимся? И кроме того — это просто неуважение к товарищам, которые за свой раздел отвечают. Надо будет на эту тему мне как-нибудь сказать на заседании.
Дружески Ваш
Д. Лихачев 3.IV.76
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 51 и об. Авторизованная машинопись с правкой автора; Ед. хр. 40. Л. 155, 156. Компьютерная распечатка начала письма. К письму приложен составленный Гришуниным 22 октября 1975 г. список «К перспективному плану „Литературных памятников“ по разделу русской литературы XVIII–XX вв.» с правкой Лихачева (Ед. хр. 203. Л. 52–58). На компьютерной распечатке примечание Гришунина: «На плане вычеркнута почти вся советская часть; „Иван Выжигин“ Булгарина, „Дубровский“ Пушкина, „Статьи о Пушкине“ Белинского, „Три повести“ Павлова, почти все Достоевского, „Коробейники“ и „Мороз, Красный нос“ Некрасова, „Исповедь“ Л. Толстого („Пропустят ли?“), П. Свиньин („Как быть с акварелями?“), „Яма“ Куприна, Собрание стихотворений Лермонтова 1840 г. оставлено, но „исп[олнитель] И. Андроников“ — решительно зачеркнут» (Ед. хр. 40. Л. 156).
91. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 26 апреля 1976 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Скорректированный Вами список новых русских памятников я получил и вполне одобряю Ваши соображения. В ближайшее время я его переподготовлю, как Вы просили, и передам на новое рассмотрение.
Поездка в Киев в деловом отношении была успешной: там как раз в эти дни оказались и податель заявки П. М. Панченко[2567] — переводчик Шевченко, и В. М. Россельс[2568], тоже переводчик и теоретик перевода, делающий нам В. Стефаника[2569]. Оба они приняли участие в организованном нами совещании в Институте литературы АН УССР. Украинцы с большой охотой берутся за Шевченко. Им вообще наш приезд и наше предложение оказались кстати, п[отому] ч[то] от них сейчас требуют «координации», и на другой же день после нас там было большое совещание по этому вопросу — при участии акад[емика] П. Н. Федосеева, Ю. Я. Барабаша, Д. Ф. Маркова[2570]… Теперь все зависит от них, — от того, как они расценят «моноперевод» Панченко.
В других отношениях поездка была менее удачной: погода была прохладная, сырая, и Дм[итрий] Вл[адимирович] в больших количествах нелегко переваривается. Человек, видно, хороший, но странностей много.
В недавнем письме я писал Вам о поступившей в и[здательст]во «Наука» новой книге Прохорова[2571]. Теперь мне сказали, что рукопись и[здательст]вом отклонена на данном этапе и что Овчаренко отказался быть отв[етственным] редактором этой книги. Он только что, кстати, вернулся из Америки, где возглавлял нашу текстологич[ескую] делегацию (Макашин, Опульская, Евстигнеева[2572] и Баскаков[2573]). Кажется, все это прошло как-то тихо и скучно: обе делегации выслушали доклады другой стороны — через переводчиков (ибо никто не знал по-английски, как и те не понимали русского языка).
В редколлегии в последнее время — какие-то антагонизмы и страсти. Между Н[иколаем] И[вановичем] и Д[митрием] В[асильевичем][2574] — давние. У Д[митрия] В[асильевича] свои какие-то нелады с А. М. Самсоновым, хотя по каким-то другим линиям они союзничали. — Ничего не поймешь. Но мы постараемся уладить это, лишь бы под Вашим руководством. Я, во всяком случае — «неприсоединившийся» и стараюсь конфликты улаживать.
Тираж «Теркина» ожидаем на днях. В свет он выпущен.
Желаю Вам всего доброго и поздравляю с праздниками — Вас и Зинаиду Александровну.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 159, 160. Машинописная копия.
92. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 октября 1976 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Я прочитал огромный том (1305 машинописных страниц) Кюхельбекера и пришел в некоторое замешательство. Решил посоветоваться с Вами, прежде чем писать официальную рецензию.
Напомню Вам сложную историю этого замысла: сначала была заявка на издание «Лит[ературная] критика и Дневник» — Ю. Д. Левина[2575] и М. Г. Альтшуллера. 3 марта 1972 г. мы ее отвергли — ввиду неоднородности состава и большого объема; предложили ограничиться повестями. Альтшуллер прислал на них заявку (22 авт. листа), и мы ее приняли. В июле 1973 г. поступила новая заявка — «Дневник и письма» Кюхельбекера — от В. Н. Орлова и Н. В. Королевой[2576], поддержанная Базановым. 28 декабря 1973 г. мы приняли решение об объединении в одном издании дневника и худож[ественной] прозы К[юхельбекера], редактором предложили Б. Ф. Егорова.
Лежащий передо мной том-Левиафан удручает не только своим объемом, но и своей нецельностью, аморфностью. Он содержит: «Путешествие» (путевые записки 1820 г., печатавшиеся тогда же в журналах), повести: «Адо», «Русский Декамерон», «Последний Колонна»; дневник 1831–1846 гг., а в «Дополнениях» еще — литературно-критические статьи. А так как в дневник Кюхельбекер имел обыкновение вписывать, сидя в одиночной тюрьме, свои (а иногда и чужие) очень длинные стихотворения, — они тоже печатаются в составе дневника. В результате получилось смешение, конгломерат всего, что только было у Кюхельбекера, за исключением разве что писем (которые как раз были бы интересны и уместны в сопоставлении с дневником). В статье Альтшуллера и Королевой есть, правда, попытка подчеркнуть цельность всего наследия К[юхельбекера] и видеть в худож[ественной] прозе его проявление его эстетических взглядов. Но ведь так оно и должно быть; стихи и драмы, я думаю, подчинились бы той же закономерности.
Мне показалась сомнительной целесообразность включения «худож[ественной] прозы». Из трех повестей только «Последний Колонна» представляет живой, не археологический интерес, но и она была издана ленинградским ГИХЛом в 1937 г. В повести «Адо», бесцветной в литературно-художественном отношении, речь идет о борьбе средневековых эстонцев против Тевтонского ордена, с опорой на новгородцев. Это — по-декабристски. Но решающее значение при этом придается мотиву религиозного обращения — христианизации, православизации (и мотив этот очень заметен, силен).
«Русский Декамерон» — жалкая потуга относительно произведения Боккаччо, едва только начатая. Написана одна только «ночь» из замышлявшихся десяти — вставная поэма «Зоровавель». Но — какая же это «проза»? Это — переложение стихами одной из библейских книг — 2-й книги Ездры (гл[авы] 3 и 4), где речь идет о юном вожде иудеев, отличившемся при дворе царя Дария и выведшем евреев из персидского плена. Много раз говорится о возвышении Иерусалима и «святой горы Сиона», и вообще — многовато «сионских» мотивов, например:
Евреев кончилось изгнанье;
Их всех идущих в град Салим (Иерусалим)
Вы провожайте и храните
И хлебы в путь давайте им…
Да рубят кедры с Ливанона
И господу созиждут храм.
Об исторической судьбе евреев:
И тяжко бремя их судьбы.
Всех стран народы их владыки,
Они же всюду, всем рабы.
Все это много раз уже напечатано, последний раз — в двухтомнике Кюхельбекера «Библиотека поэта» (1967), но представляете ли, как сейчас это будет звучать и восприниматься умными и неумными нашими оппонентами, особенно — в исполнении М. Г. Альтшуллера и В. Н. Орлова (который уже «горел» на чем-то подобном)? Альтшуллер еще и выписывает четверостишье («Евреев кончилось изгнанье…») в своей статье, уверяя (с очевидной, по-моему, натяжкой), будто это — намек на декабристов, которых Кюхельбекер таким образом призывает вернуть.
Библию сейчас мало кто знает, а «злоба дневи» у всех на глазах.
В литературном отношении и это произведение крайне слабо. В комментариях приводится отрицательный анонимный отзыв «Библиотеки для чтения»[2577]. Отзыв этот глумлив — в духе Сенковского[2578], но если отвлечься от этой глумливости, то по существу своему он справедлив.
Я полагаю, что нам надо бы очистить издание от этих повестей, тем более что и самый дневник перенасыщен религиозными мотивами, так что и с ним нам могут быть всякие трудности. Кюхельбекером в крепости, как видно, овладело религиозное исступление, экстаз, и это отразилось буквально почти в каждой странице дневника, а также в выписанных здесь стихотворениях: переложения псалмов, молитв (даже «Отче наш» переложен на стихи Кюхельбекера), молитвы собственного сочинения, духовные стихи. Такие настроения понятны в его положении узника (были они и у других декабристов); общее впечатление о «Кюхле» при чтении его дневника остается традиционным: чудаковатый, невезучий, но — чистый сердцем. Надо бы объяснить это в комментариях (чего пока не сделано). Но опыт наших изданий — переписки Достоевских, Врачанского и др. — показывает, что проводить такие издания трудно.
Есть в дневнике еще выпады против материализма, критика Локка[2579], учение которого «едва ли можно согласить не только с религиею христианскою, но даже с верованием феистов в бессмертие души», оно «прямо ведет к материализму или, лучше сказать, — материализм, только прикрытый благородною личиною».
Дневник вообще богат, содержателен; книга будет хорошей; но есть (изредка) и безвкусие, «глубокомыслие» в духе Козьмы Пруткова, что, впрочем, тоже не нарушает традиционного представления об авторе как о милом неудачнике и чудаке.
Вот еще есть какая сложность: Королева доверительно пишет мне, что Орлов подготовленной рукописи еще не видел. Как составитель издания 1929 года[2580] он может быть ревнив в этом случае, испугается религиозных мотивов и т. п.
Я думаю, что нам надо сделать издание по возможности цельным — на основе дневника. «Путешествие» вяжется с дневником, п[отому] ч[то] это — путевые заметки (по Европе), как-то они дневник дополняют. Повести же я предложил бы вывести из книги, не печатать. За «Путешествием» пойдет дневник, но его надо избавить от некоторых стихотворений, присоединенных к нему искусственно. Я имею в виду два огромных отрывка незаконченной трагедии «Архилох» и стихотворения 1846 года, помещенные в конце дневника. Все они с текстом дневника не имеют никакой связи, — просто за несколько месяцев до смерти ослепший, больной К[юхельбекер] превратил свой дневник в записную тетрадь для текстов своих стихотворений. Дневник после них уже не возобновляется. Было бы неоправданным формализмом публиковать эти стихи как части собственно дневника. Между нами, — я думаю, что Н. В. Королева потому это здесь оставила, что «Архилох» не вошел в подготовленный ею двухтомник 1967 года. Но мы не можем сего позволить.
Помещаемые в «Дополнениях» литературно-критические статьи К[юхельбекера] — содержательны, важны, никогда не собирались вместе, хотя на них часто ссылаются в исследовательской литературе. Их надо сохранить, тем более что они имеют много перекличек с «Путешествием» и «Дневником», главную ценность которых как раз и составляют литературные оценки. Соответственно и статья Альтшуллера — Королевой названа: «Литературная позиция В. К. Кюхельбекера».
От такой переделки книга, по-моему, очень выиграет. Пострадает М. Г. Альтшуллер (который готовил «прозу»), и мне его искренно жаль; но все же его доля в издании останется; это — лит[ературная] критика[2581].
Извините, дорогой Дмитрий Сергеевич, что досаждаю Вам такой трудной проблемой. Но именно Ваш совет мне очень нужен, и — довольно скоро. Б. Ф. Егорова сейчас нет на месте, да и странным образом, вопреки нашему решению, он не обозначен на титуле в качестве отв[етственного] редактора, а вместо него значится В. Н. Орлов.
Желаю Вам доброго здоровья! И — простите за длинное письмо. Я давно не писал Вам, да и от Вас не получал с начала апреля.
Передайте мой сердечный привет Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
P. S. Б. Я. Бухштаб хорошо «пощипал» Прохорова в сб[орнике] «Книга», вып. 32 — по вопросу о «типах и видах»[2582].
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 160–164. Машинописная копия.
93. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 октября 1976 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Полностью согласен с Вами относительно Кюхельбекера.
Прошу Вас доложить 17 X на бюро (быть там) и решить вопрос срочно. М[ожет] б[ыть], кое-что небольшое можно дать для «П[амятников] к[ультуры]. Н[овые] о[ткрытия]» (но небольшое и стоящее из неопубликованного).
Главное не в обиде авторов, а в интересах «Лит[ературных] памятников».
Их и надо учитывать.
Ваш всегда Д. Лихачев 12.XII[2583].76
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 29. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю и по содержанию; Ед. хр. 40. Л. 165. Компьютерная распечатка.
94. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву. Ноябрь 1976 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
В дни Вашего юбилея[2584] позвольте мне сказать Вам, как много Вы значили и значите в моей жизни, что Вы во многом определили ее.
Думаю, что то же могут сказать очень многие, даже и не знакомые с Вами лично. Ведь даже и помимо огромной популяризаторской работы (пропаганда русской культуры) все Ваши научные труды, несмотря на видимую их специальность, имеют колоссальное общее значение и с интересом читаются всеми, хотя в них нет никакой сногсшибательной остроты, никакой демагогии или дешевых приемов, какими иные «медиевисты» стараются сдабривать свои писания. Всякий Ваш труд отличается высокой культурой исследования и изложения мысли, непретенциозным и творческим характером письма. (Таковы, впрочем, Вы и в личном общении.)
Ваши работы привлекают еще органической диалектичностью. Диалектика не «применяется» к ним, — на диалектике, на историзме они «замешаны».
Счастливейшим образом, через Ю. Г. Оксмана (который также значил для меня очень много) я познакомился с Вами, и это важно для меня в личном плане: стараюсь быть этого достойным. Искренне радуюсь всякому Вашему успеху. Счастлив сотрудничать с Вами, популяризуя Вашу мысль об общем значении текстологии и несводимости ее к ремеслу. С большой радостью в эти дни ношу в душе праздник по поводу Вашего юбилея. Сердечно поздравляю Вас, дорогой Дмитрий Сергеевич, Зинаиду Александровну, Ваших дочерей и все Ваше славное семейство. Желаю здоровья, благополучия и счастья. Всегда Ваш А. Гришунин
26 ноября 1976. Москва
P. S. Институтский «адрес» Вам я не успел подписать, потому что Н. И. Балашов с большой поспешностью повез его к Вам в тот как раз день, когда я, наоборот, уезжал из Л[енингра]да.
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 165. Компьютерная распечатка.
95. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 30 октября 1977 г.
[…][2585] Теперь о другом.
Давно не удается нам побеседовать. При мимолетной встрече в П[ушкинском] Д[оме] Вы как-то сказали о жалобах И. К. Ениколопова[2586]. Лет уже 25 или 30 он маниакально добивается пересмотра текста «Горя от ума»[2587], установленного Пиксановым на основании общепризнанных, безусловно авторизованных источников, — ссылаясь на список своего деда, тоже Ениколопова[2588], который служил вместе с Грибоедовым на Кавказе. Список этот — рядовой, каких много, не авторизованный (можно сказать: не золотой, но около золота лежал); разночтения его с текстом общепринятым — ничтожны, так что тут и спорить-то не о чем, а «доводы» Е[николопова] прямо-таки смехотворны. Тем не менее он проявлял большое упорство в пропаганде своей идеи и так надоел редакции «Вопросов литературы», что там сказали ему: напечатаем Вашу статью, но сопроводим ее антикритикой. Это и было сделано в № 4 за 1977[2589]. Так чего же ему теперь жаловаться?
Вы несколько раз говорили мне об И. Н. Медведевой[2590], тоже будто бы не соглашавшейся с текстом Пиксанова[2591]. Действительно, М[едведева] напечатала «Горе от ума» не по Булгаринскому списку (как Пиксанов), а по Жандровской рукописи. Они, впрочем, почти совпадают, так что и здесь спорить не о чем. Однако Ю. Г. Оксман говорил мне в 1968 г., что И[рина] Н[иколаевна] призналась ему, что она — высокого мнения о Булгаринском списке, но скрепя сердце согласилась его дискредитировать, поддавшись уговорам В. Н. Орлова[2592], — иначе нельзя было делать издание. Сообщаю Вам этот факт, небезынтересный с точки зрения того, как «отношения» могут влиять на выбор текста.
Сердечно приветствую Вас и Зинаиду Александровну, желаю доброго здоровья и благополучия полного.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 166, 167. Машинописная копия.
96. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 15 января 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Уезжаю в отпуск до 16 II. Спасибо за подробную информацию о «Бенуа». Значит, первые две части мы издаем по книгам, но книгами (и названием их) сам А. Н. Бенуа был недоволен.
О Бенуа прежде всего следует написать как о человеке, организаторе, реформаторе и пр. Художник он нам не очень нужен. Должна быть и характеристика его литературоведческая как мемуариста, как стилиста. Никаких сокращений, кроме самых необходимых с полит[ической] точки зрения. В конце концов, замаскировывать их не так уж важно. Подумаешь!!
А когда Вы станете доктором?
Как у Вас в институте? Как живете?
Мы едем с Зин[аидой] Ал[ександровной] в отпуск (за 77 г.) до 16 II — поэтому пусть Григ[орий] Юрьевич[2594] до этой даты не приезжает. Хорошие комментарии мог бы дать Е. Ф. Ковтун[2595] и Лавров (референт М. П. Алексеева).
Шлю Вам наилучшие пожелания. Ваш Д. Л.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 31. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 32) и по содержанию; Ед. хр. 40. Л. 165. Машинописная копия.
97. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 апреля 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
В основном с вычерками в «Бенуа» я согласен, но все вычеркивания отметить надо тремя точками в скобках — (…). Есть все-таки лишние. Неудобства жизни в начале революции никого смутить не могут. Надо убрать только те моменты, где видна непримиримость Бенуа к этим неудобствам. Посмотрите с этой точки зрения еще раз выбрасываемые тексты, чтобы не переборщить (придерется тогда западная пресса). Ни в коем случае нельзя допускать замен: вместо «в эмиграции» — «после революции» (что это меняет?) и уничтожать слово «большевики» (что в этом плохого?).
Какие должны быть иллюстрации. Они должны сопровождать текст, быть как бы комментариями. «Мадонну» Бенуа[2596] надо дать. Дом Бенуа и маскароны[2597], о которых он пишет, воспроизвести. Флигель в Петергофе — дать (тот, в котором жил паж Екатерины II). Нет ли акварели Альберта Бенуа[2598], изображающий дом на Кушелевке? По-моему, я что-то подобное видел. Старый Большой театр в Петербурге, стоявший на месте консерватории, дать. Никольский собор, где была свадьба, дать. Старый дом гимназии Карла Мая на Вас[ильевском] острове нужен. Таких документальных фотографий наберется много.
Комментарии должны быть, как и статья, фактического характера: о деятельности Бенуа и о «Мире искусства». О Бенуа как о художнике сказать минимально. Мы издаем не художника Бенуа, а мемуариста — организатора художественного течения.
Если у составителей статей и подготовителей текста будут ко мне вопросы, то я смогу с ними поговорить в Ленинграде между 1 и 15 мая (15 мая наш сектор едет в Вологду) или после 22 мая (лето я буду в Комарове).
Редакторами Бенуа будем мы с Вами. Третье лицо не нужно. На титульном листе кроме нас с Вами должны стоять и подготовители текста.
Теперь о других делах.
Быть Вашим оппонентом я согласен. Но я плохо себя чувствую, и Вы, в целях «твердости», обеспечьте себя и четвертым, запасным оппонентом.
Вам давно надо быть доктором. Пожалуйста, скажите об этом или покажите эту часть письма в дирекции.
Больше того, я пишу Михаилу Борисовичу[2599], что нам нужна, как и в других славянских странах, национальная Текстологическая комиссия, и Вы должны быть ее председателем. Во-первых, это должен быть человек Ваших знаний и Вашего типа. Во-вторых, это должен быть специалист по текстологии Нового времени (с древней обстоит благополучно). Поэтому должны быть Вы, и комиссия должна быть организована до съезда[2600], чтобы на съезде при организации международной Текстологической комиссии мы были подготовлены. Из текстологов не смогут быть на съезде поляки, немцы и чехи. Западные же специалисты хотят сделать председателем Мареша — он же не сможет ездить в соцстраны. Плохо, что Вы до сих пор по странному недоразумению и небрежности окружающих, до сих пор не доктор. Тогда председателем Международной комиссии можно было бы выдвинуть Вас. Надо возродить «Вопросы текстологии» и сделать Вас председателем редколлегии. Скажите, пожалуйста, об этом Палиевскому[2601] и Бердникову[2602]. Покажите им мое письмо. Я их очень прошу не уступать наших первенствующих позиций в текстологии. Пока это еще не поздно.
Ваши предложения по «Литературным памятникам» я поддерживаю. Они интересны.
В Лейпциге[2603] я очень устал (три дня по два раза в день заседания).
От души желаю Вам всего самого хорошего.
Зинаида Александровна Вам кланяется и жалеет, что Вы не смогли попить хоть чаю у нас.
Искренне Ваш Д. Лихачев 22.IV.78
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 33 и об. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 168–170. Машинописная копия.
98. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 мая 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я был на выставке новых (за 10 лет) приобретений в Русском музее.
Там есть прекрасный портрет (графический) Бенуа 1912 г., сделанный Петровым-Водкиным. Он еще не воспроизводился, и воспроизвести его очень легко (он четкий и лаконичный). Фотографии для воспоминаний Бенуа нужно запрашивать у директора Русского музея Ларисы Ивановны Новожиловой[2604]. Шифр Р550[2605]89 отдела рисунков.
Затем есть прекрасный портрет Бенуа 1943 г., вернее фотография с портрета работы художника С. П. Иванова[2606]. С фотографии этой можно сделать хорошую же фотографию[2607]. Фотография хранится в Архиве Русского музея среди писем к Бенуа. Шифр не указан.
Архив Бенуа в Архиве Русского музея очень интересен. Советую Вам с ним познакомиться. Вообще Архив Р[усского] музея необыкновенно богат и совершенно не используется литературоведами, а искусствоведы, за некоторыми исключениями, в архивах работают мало. Очень рекомендую Вам поработать там.
Мои замечания по Вашим предложениям Вы получили? Как идет работа по Бенуа? Надо в Русском музее поискать фотографии для иллюстраций, снять дом Бенуа в Л[енингра]де, Николу Морского[2608] и др. Надо снять хорошо «Мадонну» Бенуа. Вообще об иллюстрациях надо думать уже сейчас. Получение их отнимет много времени.
Рад, что с диссертацией у Вас все устраивается. У нас защищать Вам можно.
Завтра едем всем сектором в Вологду. 21 мая возвращаемся. С 1 июня будем жить в Комарове. Писать после 1 VI надо будет мне по комаровскому адресу.
Искренне Ваш Д. Лихачев 12.V.78
Прошу Вас торопить И. Штрома (гл[авный] ред[актор]) в «Науке» с рукописью Волошина. Она уже вычитывалась.
Зин[аида] Ал[ександровна] шлет Вам привет.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 35–36. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 171, 172. Машинописная копия.
99. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 19 мая 1978 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо огромное за оба письма, они меня окрылили.
Текст II тома Бенуа я уже подготовил вместе с Н. И. Александровой (вдова А. Н. Савинова). Сейчас занят I томом. (Так получилось, что удобнее было начать со II-го.) 1-й экземпляр подготовленного II тома, а потом и I-го мы рассчитываем незамедлительно дать издательству, с тем чтоб они теперь уже начали знакомиться с текстом. Я тем временем буду готовить III том, и тоже сдам. В конце мая проведем второе общее совещание всех подготовителей. Вы забыли написать Ваше мнение: нужен или нет указатель имен? От этого зависит работа над комментарием. Чтобы не писать спец[иальное] письмо, отзовитесь при случае (коротко: да или нет), напр[имер] в очередном письме к Д. В. Ознобишину, а он мне скажет.
Иллюстрации мы активно готовим. Многое уже есть, напр[имер]:
Дом Бенуа в С[анкт]-П[етер]б[урге], акварель А. Н. Бенуа.
Портрет Ник. Л. Бенуа (отца) работы Репина (из собрания Зильберштейна).
Кушелевская дача Бенуа, фотография с акварели А. Н. Бенуа, сделанной в Париже по старым зарисовкам.
Фотопортрет Бенуа при поступлении в университет.
Бенуа с женой и дочерью (фотография).
Последняя фотография Бенуа в Париже с двумя дочерьми.
Генеалогич[еские] схемы семьи Бенуа (получены от Федора Францевича Бенуа[2609], инженера-судостроителя из Ленинграда).
Фотография с портрета Бенуа 1943 г., работы худ[ожника] С. П. Иванова (та самая, о которой Вы мне пишете, она у нас есть).
И мн[огое] др[угое].
Отчасти в этом нам помог И. С. Зильберштейн. Кое-что нашлось в разного рода книгах. Надеемся получить еще что-нибудь от А. А. Черкесовой[2610], а также из музея г. Ленинграда (старые фотографии: Никольского собора, церкви Екатерины и др.). Попробую проникнуть и в Архив Русского музея, хотя Стернина туда едва-едва пустили. Портрет работы Петрова-Водкина посмотрим; только он — 1912 г., а это не время «Воспоминаний» (они обрываются 1907 годом) и не время их писания.
К сожалению, Г. Д. Комков из-за истории с Этвишем[2611] упрямо не разрешает выплату 20-процентного аванса Н. И. Александровой. Ей предстоят расходы по перепечатке рукописи и фоторабот. Не говоря уже о том, что аванс А. А. Черкесовой тоже не выплачен (по той же причине).
Относительно купюр я вполне с Вами согласен, что надо их поменьше. Будь моя воля, вообще бы не назначал никаких. Но они будут зависеть не только от нас, но и от издательства, и более всего — от Лита. Я уже думаю — не сделать ли так: не дать ли издательству полный текст, а потом с ними «торговаться»…
Диссертация моя в П[ушкинском] Д[оме], но Ф. Я. Прийме она (правда, еще до чтения) показалась теоретической, в связи с чем один экз[емпляр] передали в отдел теории. А. С. Бушмин решил, что она все же — по русской литературе. (У нас здесь в этом сомнений не возникало.) Я, вероятно, приеду на Пушкинскую конференцию 31 мая и попробую вопрос прояснить.
Возобновление работ по текстологии заинтересовало Ю. Я. Барабаша в последние месяцы его пребывания на «посту». Г. П. Бердников пока не проявил к этому интереса. Для начала, под влиянием Вашего письма, я вызвался прочитать доклад на очередных Виноградовских чтениях: «Исследовательские аспекты текстологии».
Рукопись Волошина мы вызволили у Штрома и отослали уже в Ленинград.
2-е издание «Капитанской дочки»[2612] с моей рецензией тоже отослано. Оно почти готово по существу, но технически подготовлено совершенно неудовлетворительно. Г. П. Макогоненко надо поручить кому-нибудь срочно привести в порядок расклейку, перепечатать на машинке петит и подготовить оригиналы иллюстраций. Иначе издательство не примет рукопись. Он об этом извещен.
Желаю Вам всего доброго, дорогой Дмитрий Сергеевич. Передайте мой сердечный привет Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 172–174. Машинописная копия.
100. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 24 мая 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Указатель с краткими пояснениями нужен: он поможет сократить комментарий, во многих случаях его заменит.
Вы очень похожи на Хана[2613] — директора архива Гёте в Веймаре.
Сердечные пожелания успеха. Давно пора! Просто стыдно, что Вы еще не доктор. Привет всем, кто готовит «Бенуа». Но Петрова-Водкина возьмите, хотя он и 1912 г. — не обязательно им иллюстрировать текст. Времени написания портреты будут, но Петрова-Водкина очень красивый и четкий. Не воспроизводился.
Всегда Ваш Д. Лихачев
День Кирилла и Мефодия
24. V.78
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 38. Авторизованная машинопись с припиской автора; Ед. хр. 40. Л. 174, 175. Машинописная копия.
101. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 7 ноября 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я прочел внимательно 5-ю книгу Бенуа. Читается с огромным интересом (раньше я читал только первые два тома в изд[ании] «Чехова»[2614]). Блестящие характеристики, прекрасный старомодный стиль изложения.
Я уже понимаю, как надо написать предисловие, чтобы нас не обвинили. Набросок предисловия я сделаю завтра и постепенно буду его шлифовать по мере чтения других частей «Воспоминаний».
Комментариев больших не надо вовсе. У Бенуа так все ясно написано, что если что-то сперва непонятно (фамилия и пр.), то потом становится ясно. Французские и немецкие выражения светского петербургского языка под строкой объяснены плохо. Надо, чтобы эти объяснения были внимательно проверены.
Подозреваю ошибки. Напри[мер], надо не «ирландский мох» (такого нет), а «исландский мох», который действительно является прекрасным лекарственным растением. Есть дворянская фамилия «Вонлярлярский», но «Вонлярских» не было. Поэтому проверять текст надо еще и еще.
Не все редакторские сокращения мне нравятся. Надо сохранять все топографические уточнения (для истории города они важны). Надо также восстановить многое, что сам Бенуа сократил. Список своих недовольств я прилагаю к письму.
Когда и как (почтой?) мне отправить мою пятую книгу (т. е. 5-ю книгу Бенуа). Почтой на Ваш адрес.
Надо торопиться. Не надо ни больших статей, ни больших комментариев. Но надо побольше документальных фотографий. Я бы дал открытки с видами петербуржских мест конца XIX в. Вскоре пойду к одному коллекционеру открыток (80 тысяч различных видов городов) и закажу фотографии с отобранных. По мере чтения Бенуа буду составлять список того, что надо мне снять.
Когда Ваша защита?
С праздником!
Искренне Ваш Д. Лихачев 7.XI.78
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 40. Авторизованная машинопись с припиской автора; Ед. хр. 40. Л. 175, 176. Машинописная копия.
102. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 ноября 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я буду в Москве 21 XI — на заседании ОЛЯ. Хотелось бы вернуть книгу 3 «Воспоминаний» и получить другие книги.
Посылаю Вам наметку «От редакции».
Получили ли Вы письмо, где я сделал некоторые замечания по сокращениям?
Не стоит увлекаться комментированием:
1) Бенуа пишет столь ясно, что читатель и без комментариев легко воспринимает «Воспоминания».
2) «Воспоминания» Бенуа можно комментировать бесконечно — проверять их точность, дополнять и пр.
Будьте здоровы.
Ваш Д. Лихачев 12.XI.78
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 41. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 176. Машинописная копия.
103. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 10 декабря 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
В «Литер[атурных] памятниках» нет стандарта изданий. Мы сообразуемся с обстоятельствами и целесообразностью. «Воспоминания» Ал[ександра] Бенуа сами по себе комментарий к его личной деятельности и к художественной жизни эпохи. Они написаны поэтому столь ясно, что в особых комментариях не нуждаются. В дальнейшем, когда они будут изданы, они станут изучаться, и исследования их представят собой научный комментарий широкого размаха.
Мы же должны ограничиться в отношении упоминаемых лиц нашей, современной, оценкой. Для этого достаточен алфавитный комментарий — как расширенный указатель. На протяжении 100 листов текста многие лица упоминаются сотни и десятки раз, и поэтому искать — где впервые упомянуто данное лицо, чтобы получить разъяснения, крайне неудобно. А в алфавите и младенец разберется.
Оценка членов импер[аторской] фамилии не нужна. Об этом будет сказано в статье. Нужны оценки таких лиц, как З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковский и пр. Тут вполне достаточно 2–3 слов в «Именном указателе-комментарии».
Остальной комментарий должен быть также крайне скуп. Комментировать простые вещи не надо.
Если мы будем давать большой комментарий, то это займет несколько лет.
Зачем?
Второй вопрос об отв[етственном] редакторе. На титуле должны быть указаны подготовители — в том числе и Вы (Савинов, Александрова и Вы), а на обороте титула отв[етственные] редакторы: Вы и я (по алфавиту). Я менее всего принимал участие в издании, но Анна Алекс[андровна][2615] в свое время поставила условием и прислала рукопись мне (кстати, после издания я буду просить, чтобы она передала рукопись Пушк[инскому] Дому).
Рецензентами прошу назначить кроме И. С. Зильберштейна и В. С. Кеменова еще и И. С. Брагинского[2616].
Прочли ли Вы предисловие (1-й вариант), которое я написал от Вас и от меня. Теперь Ваш черед исправлять и дополнять предисловие.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Это мое письмо покажите, пожалуйста, О. К. Логиновой и передайте ей привет от меня.
10. XII.78
Повторяю: комментарий к «Бенуа» должен быть кратким. «Воспоминания о балете» — обязательны. Именной указатель с краткими полит[ическими] и идеол[огическими] оценками. Это мое решительное слово как председателя серии.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 44–45 об. Автограф. На письме пометы А. Л. Гришунина; Ед. хр. 40. Л. 176–178. Машинописная копия.
104. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 10 декабря 1978 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Посылаю сразу два письма. Одно — чтобы Вы показали О. К. Логиновой (о комментариях), другое — лично для Вас.
С. И. Тимина[2617] плохо пишет, но позиции у нее в вопросах текстологии правильные. Б. Ф. Егоров ее характеризует как порядочного человека. Поэтому хорошо, что вы ее поддержите.
А. М. Самсонова как рецензента Бенуа я просто боюсь. Нельзя о Бенуа судить политкомиссару и вульг[арному] социологу[2618].
Если нужен будет сторонний рецензент все же — посоветуйтесь с Татьяной Борис. Князевской. М[ожет] б[ыть], она возьмется (она — к[андидат] и[сторических] н[аук]).
Здесь только что выпал снег и скользко, но солнце. У меня же болит горло. 21 XII вернемся в Л[енингра]д.
Говорят, вчера в «Правде» было интервью со мной. Будет еще в газ[ете] «Унита». Как теперь репутация этой газеты. Плохая?
Пишите мне в Л[енингра]д.
А звонить можно в Кисловодск. Коммутатор 5 22–22
+213
(это телефон нашей комнаты).
Всегда Ваш
Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 203. Л. 43 и об. Автограф. На письме пометы А. Л. Гришунина; Ед. хр. 40. Л. 178, 179. Машинописная копия. Датировано по содержанию.
105. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 1 марта 1979 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
1. Посылаю Вам фотографии старого (где учился Бенуа) дома гимназии и реального училища Карла Ив. Мая. Здание сносится, и очень важно эту фотографию дать (флигель с преп[одавателями] — смотрите сами: помещать ли).
2. Ко всему изданию я очень прошу дать Предисловие (не «От редактора») с моей одной подписью. Мне это издание (добывание рукописи и пр.) стоило много труда, и я как-то хочу выразить свое отношение к Бенуа.
3. Необходим срочно[2619] Вапцаров[2620] (во исполнение указания Федосеева), маленький (его легко сделать), а после выпустим Паисия Хилендарского[2621].
4. Посылаю заявку на Раковского[2622] (во исполнение указания Федосеева же), но Раковский будет делаться сложно.
5. Как можно скорее включите в план «Римские деяния»[2623] (я не согласен ни с М. Л. Гаспаровым, ни с А. Д. Михайловым и прошу их больше считаться с моим мнением).
Проведите все это на бюро и поставьте в известность Дм[итрия] Вл[адимировича]. Очень прошу его больше обращаться к Егорову, чем ко мне. Я — на крайний случай.
Любящий Вас Д. Лихачев 1.III.79
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 1 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 179, 180. Машинописная копия.
106. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 21 марта 1979 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Подготовителей позовите всех, как наметили. Но сдали ли комментаторы свои комментарии?[2624]
Блок очень интересен, но в него надо войти целиком[2625]. Стихи надо помещать по возможности циклами, как они формировались Блоком. Изменения в стихах («окончательные редакции», создававшиеся после выхода цикла) печатать не в конце собр[ания] сочинений или в конце тома, а в конце цикла. Если появятся повторения тех же стихов в разных циклах, то печатать и эти повторения, оговаривая в прим[ечаниях]. Но циклы («сборники») у Блока крайне важны.
Блок, если вы его будете вести, станет Вашей очень интересной новой и последней специальностью. Вы им увлечетесь и не сможете отойти. Но Блок стоит того!.. Зара Григ. Минц знает Блока и консультации ее важны, но она совсем не текстолог: очень неряшлива. Ездить к Максимову Вам придется.
О своей дисс[ертации] поговорите с Георг. Влад. Степановым немедленно. Он был председателем комиссии, обследовавшей институт, и о задержках с Вашей диссертацией я ему говорил. Надо, чтобы в секции у П. Н. Федосеева было принято специальное решение: рассосать диссертационные залежи в ИРЛ!! Поговорите с ним. Редакторами Бенуа прошу назвать, как полагается, по алфавиту: Гришунина и Лихачева. Это будет на обороте титула, — но будет справедливо.
На Пушкина[2626] хотели брать Св. Дан. Селиванову[2627] из «Литгазеты». Не согласится ли она заняться Блоком?
Искренне Вас любящий Д. Лихачев
В пятницу едем домой.
Среда, 21.III.79
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 3 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 179, 180. Машинописная копия.
107. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 22 марта 1979 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я подумал: не взять ли Вам на Блока Светлану Даниловну Селиванову. Ее хочет взять на Пушкинскую энциклопедию П. Палиевский. Но… по Блоку ей будет интереснее, так как она ученица Бонди и текстология ей ближе. Она ученица С. М. Бонди и очень хорошо знает и ценит Ваши точки зрения по текстологии (в Вашей полемике с Прохоровым она всецело на Вашей точке зрения). Сейчас она работает в «Литер[атурной] газете». Ей покровительствует Мих. Б. Храпченко (помимо П. Палиевского).
Подумайте! Ее служ[ебный] тел[ефон] […].
Будьте здоровы.
Об историч[еских] взглядах Карамзина хорошо напишет для издания «И[стории] г[осударства] Р[оссийского]» Г. П. Макогоненко.
Ваш Д. Лихачев. Поклон от Зин[аиды] Ал[ександровны].
22. III.79
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 5. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 181. Машинописная копия.
108. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 10 апреля 1979 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
I. Письма Ваши из Узкого я получил и благодарю Вас за все советы. Они очень кстати, п[отому] ч[то] я уже начал жить интересами издания Блока и, если не считать Бенуа, всецело им сейчас занят.
С. Селиванова известна мне только по статьям, которые очень мне импонируют. Особенно — бесподобная «Как Блок Незнакомку разлюбил»[2628]. Если удастся взять ее в институт, мы ее приобщим к Блоку.
В Бенуа сделал все, как Вы хотите.
II. У нас заседание бюро ознаменовалось малоприятным спором с Ю. М. Лотманом, который вел себя нервно и позволял себе эпитеты (вроде «невежество» и т. п.) в адрес редколлегии и издательства. Никто его не поддержал. Т. к. он собирается апеллировать к Вам, то все тут встревожены этим и просили меня написать Вам.
Требования Лотмана, Успенского[2629] и Семенко[2630] относительно архаизации орфографии[2631] не могут быть приняты и наверняка не пройдут, даже если мы с ними согласимся. Первые же слова книги ошарашивают читателя написанием: «Разстался я с Вами, милые, разстался!..»
Ю[рий] М[ихайлович][2632] держится за прописные буквы, которые, по его словам, имеют будто бы стилистическое значение. В немногих случаях это действительно так (при словах «Творец», «Натура» и т. п.). Но какое значение имеют написания «Апрель», «Чухонец», «Жиды», «по Немецки»?.. — Подобными написаниями пестрит весь текст. Есть написание: «Руской народ», где в одном только слове — три несообразности. Написания «Есть ли», «Сей час», «Не льзя» — тоже ничего не дают. Есть случаи совершенно немыслимой и ничем не оправданной пунктуации («Хотели овладеть Парижем, и уничтожить Парламент» — какой смысл в этой запятой?).
Соблюдать все это не нужно, да и попросту невозможно: никто этого нам не разрешит.
Ничего специфически карамзинского эти написания не содержат, а отражают общую норму первых десятилетий XIX в.: текст печатается по изданию 1820 г. Языковая реформа Карамзина в то время была уже делом давно прошедшим, да и самая эта реформа затрагивала, г[лавным] о[бразом], лексическую и синтаксическую сферы, которых орфография почти не касается. Орфография и язык — разные вещи.
Издательство вернуло подготовителям текст. И если они будут настаивать, — договор с ними м[ожет] б[ыть] расторгнут. А это — жаль. Издать надо так, как издан у нас Батюшков[2633] (хотя и там есть кое-какие орфографические чудачества). Дать читателям представление об орфографии источника я предлагаю факсимильным воспроизведением отдельных страниц (3–4 иллюстрации) и описательно — в комментариях.
III. У меня к Вам просьба: если можете, — дайте рекомендацию в Союз писателей. (Две другие попрошу у Д. Д. Благого и Берты Яковлевны[2634].) Чтобы облегчить Вам задачу, хоть и противно мне было себя хвалить, — написал я прилагаемый текст. Надеюсь, что в нем нет особой неправды. Можно его просто подписать и прислать мне (заверять подпись не надо). Или, если тут Вам что-то не по душе, — можно написать от руки 4–5 строчек без всякого размазывания «заслуг» — чистой рекомендации.
Вас никогда не подведу.
Рекомендую в члены Союза писателей СССР ст[аршего] н[аучного] сотрудника ИМЛИ АН СССР А. Л. Г[ришуни]на, которого я давно знаю по совместной работе в редколлегии журнала «Известия ОЛЯ», в редколлегии серии «Литературные памятники», а также на почве общего интереса к текстологии и истории филологической науки.
Работы Гришунина по теории текстологии близки мне своим общим пафосом. Он понимает текстологию широко — имея в виду ее не узкоприкладное, эдиционно-техническое, а широкое общее значение. Определение предмета и задач текстологии сопряжено у него с пониманием природы и общественной функции самой литературы и ее исторического развития. В этом отношении показательны его статьи «Текстология», «Творческая история», «Мистификации литературные» — в Краткой литературной энциклопедии и в БСЭ (3-е издание), статья о советских академических изданиях классиков (в кн[иге] «Текстология славянских литератур», Л., 1973), а также исследовательская работа о тексте «Разгрома» А. Фадеева.
Помимо текстологических у А. Л. Г[ришуни]на есть много других ист[орико]-литературных и критических работ, которые дают основание для принятия его в члены Союза писателей.
[…][2635]
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 182–184. Машинописная копия.
109. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 27 сентября 1979 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я достал справочники по гимназии К. Мая. Поэтому прошу Вас — спросите комментаторов — каких сведений им недостает.
Ваш Д. Лихачев 27.IX.79
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 7. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 184. Машинописная копия.
110. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 28 сентября 1979 г.
Дорогой Андрей Леопольдович.
Посылаю Вам предисловие и сведения для комментария о гимназии К. И. Мая (в которой учился и я). Сохраняю пока у себя справочник по гимназии Мая с полным списком учеников и учителей. Если нужно, могу дать сведения.
Шлю приветы. Д. Лихачев
Копии высылаю А. Стерлигову[2636].
28. IX.79
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 8. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 185. Машинописная копия.
111. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 4 ноября 1979 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Воспоминания Добужинского в спецхране Ленинской библиотеки я прочитал. (Точные библ[иографические] данные: Добужинский М. В. Воспоминания. Т. I. Нью-Йорк, Кн[игоиздательст]во «Путь жизни». 1976. 408 с.). Ранее, даже еще при жизни Д[обужинского], это печаталось в «Новом журнале». В книгу включены фрагменты II тома, подготовка которого, как сказано в предисловии сыновей, «потребует еще продолжительного времени».
Содержание весьма сродни Бенуа (тот же Петербург — глазами ребенка, худож[ественная] жизнь; глава о «Мире искусств», лит[ературные] портреты участников; превосходная — симпатичная, восторженная даже характеристика Бенуа), но заметно бледнее в лит[ературном] отношении и конспективнее, фрагментарно. В отношении проблем «Лита» материал не сложен: в 2–3 местах есть только незлобивое сожаление о переименовании улиц в Новгороде и т. п.
По наведенным справкам, сюжетом этим давно уже занимается в Ленинграде некто Чугунов, который от сыновей Д[обужинского] получил многие материалы и предлагал книгу ленинградскому изд[ательст]ву «Искусство». Но будучи человеком негибким, упрямым, а м[ожет] б[ыть] и неумным, — он с этим издательством не поладил и пристроил рукопись в Москве, в другое издательство («Искусство» или «Изобразительное искусство»). Нам с этим Ч[угуновым] связываться не стоит, но и обойти его на этом материале вряд ли возможно[2637].
Том I Бенуа уже в типографии; т. II в ноябре тоже сдадим. Ввиду спешки один том будет печататься в Москве, другой — в Ленинграде. Но т. к. в Ленинграде нет шрифта елизаветинской гарнитуры, пришлось (с сожалением!) от нее отказаться. Логинова вносит в дело много нервотрепки и суеты, от нее все стонут. Людям с «повышенной» психикой, вероятно, свойственно интуицией доходить до иных истин; и так она почувствовала, что я оградил Вас от нее, когда вы приезжали к Беляеву[2638], и десятки раз она мне уже это выговорила.
Но сейчас дело идет к концу, и мы потерпим, — лишь бы Вы были здоровы и спокойнее духом.
[…][2639]
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 185, 186. Машинописная копия.
112. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 30 ноября 1979 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Пожалуйста, передайте лично Г. П. Бердникову материалы на переаттестацию Д. В. Ознобишина и с его (Г. П. Бердникова) согласия непременно Вы, а не кто-либо другой доложите на Ученом совете.
Очень жду статью к Бенуа, которую мне обещала тотчас же выслать О. К. Логинова. Теперь я буду в «Узком». Я мог бы там прочесть, но не допускайте ко мне О. К., так как со мной будет худо. Мне же надо в «Узком» лечиться, а статью я прочту с удовольствием. Пусть завезут мне либо Вы, либо Наталья Ивановна[2640], либо курьер, либо просто почта.
Советую: возьмите из Ин[ститу]та Вашу диссертацию. Прийма ведет себя (не в отношении пока Вас) возмутительно. Емельянова[2641] диссертацию сняли накануне защиты и перенесли. У нас мафия.
Будьте здоровы.
Ваш Д. Лихачев 30.XI.79
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 9 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 187. Машинописная копия.
113. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 февраля 1980 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Я очень огорчен, что так получилось с Бенуа, но в издательстве решительно заявили, что два ответственных невозможны. По этому поводу мы еще, надеюсь, поговорим в начале марта.
Посылаю Вам копию своего письма Г. П. Бердникову относительно Людмилы Всеволодовны Евдокимовой[2642]. Ее мать Вы, вероятно, знаете хорошо — Елена Сергеевна Земская[2643],[2644] (Институт русского языка АН). Пожалуйста, посодействуйте ей в принятии в Вашу блоковскую группу. Вы будете ею довольны.
Если со Св. Дан. Селивановой что-то не получилось, то, может быть, с Людмилой Всеволодовной удастся.
До скорой встречи
Ваш Д. Лихачев
На обсуждение передачи текста «Писем русского путешественника» Карамзина непременно надо пригласить историков русского языка. Без этого обсуждать у нас вторично работу Б. А. Успенского и Ю. М. Лотмана нет смысла.
26. II.80
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 10. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 187, 188. Машинописная копия. С приложением копии письма Д. С. Лихачева Г. П. Бердникову от 26 февраля 1980 г.:
Глубокоуважаемый Георгий Петрович!
В связи с тем что Ваш институт предпринимает академическое собрание сочинений А. А. Блока и организуемая группа по изданию, очевидно, нуждается в знающих, трудолюбивых и четких работниках, рекомендую вам Людмилу Всеволодовну Евдокимову.
Людмила Всеволодовна — западник. Она закончила аспирантуру МГУ по специальности «история зарубежной (французской) литературы». 11 января с. г. она защитила диссертацию «Французская ренессансная комедия второй половины XVI в. и традиции народного фарса» (там рассматриваются и связи французской комедии с античностью и итальянской драматургией). Но она широко образована и в русской литературе, в частности — древнерусской. Все это было бы очень важно для компетентного комментирования сочинений Блока («Роза и крест» и пр., цикл, связанный с полем Куликовым).
Кроме того, Людмила Всеволодовна, как дочь известного лингвиста, сотрудника Института русского языка АН СССР, Елены Сергеевны Земской, весьма компетентна в вопросах русского языка, в лингвистике, и это также немаловажно для будущего текстолога.
Я надеюсь, что Вы сочтете возможным поговорить с Людмилой Всеволодовной. Уверен, что из разговора с Вами будет ясно, что ее весьма и весьма было бы полезно занять по изданию сочинений Блока. Конечно, она была бы рада работать и в группе Ю. Б. Виппера.
С уважением
Ваш Д. Лихачев
26. II.80
(Ед. хр. 204. Л. 11; Ед. хр. 40. Л. 188).
114. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 18 марта 1980 г.
Дорогой Андрей Леопольдович,
спасибо за присланный Вами по моей просьбе Ваш отзыв на статью Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского «Некоторые вопросы текстологии и публикации русских литературных памятников XVIII века»[2645]. Из отзыва видно, что Вы учитываете в нем и прения на заседании редколлегии, но далеко не все из моего выступления, так как, очевидно, помешала нервная обстановка, создавшаяся моим отпором А. Б. Стерлигову (объяснение сути моего длительного конфликта с А[ндреем] Б[орисовичем] я дам в конце письма, а сейчас обращаюсь к сути самого дела).
1. Речь сейчас идет не о том, что мы начинаем печатать всѣ памятники XVIII в. по системе Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского, а, как я решительно подчеркнул в своем выступлении, только об издании «Писем русского путешественника». Поэтому все Ваши рассуждения о том, что редколлегия устанавливает особую орфографию для «каждого календарного века», могут ввести в заблуждение издательство, если Вы представляете свой отзыв (как и свое особое мнение ранее, на которое ссылался А. Б. Стерлигов, игнорируя мнение других членов редколлегии, требуя разрыва договорных отношений с подготовителями) в издательство. Вообще член редколлегии должен быть осторожнее в своих разговорах в издательстве, если особенно его мнение расходится с мнением редколлегии и ее председателя.
2. Наши книги, хотя и расходятся огромными тиражами, но специфика их в том, что они одновременно и высоконаучные. Мы поднимаем читателя до уровня науки, а не спускаем текстологию до уровня понимания рвущихся к прилавкам приобретателей книг. Я сказал на заседании решительно: «Мы даем для издательства множество „шлягеров“, и издательство может пойти нам в некоторых случаях навстречу» (лимит трехмиллионного дохода с наших «Л[итературных] п[амятников]» от этого мало пострадает).
3. Если Вы признаете, что смысловые и языковые особенности текста «Писем» должны тщательно сохраняться, то должны признать:
А. Интерпункция[2646] тесно связана с оттенками смысла, нюансами эмоциональными, интонационными и пр. текста. Следовательно, интерпункцию надо сохранять (как опыт, по крайней мере).
Б. Прописные буквы теснейшим образом связаны с интерпункцией. Вопрос о том, что слова «Бог» и «Богородица» нас издательство по главлитовским требованиям заставит писать со строчной, несерьезен. Заставит писать со строчной — согласимся и оговорим в примечании, но не думаю, чтобы издательство поставило себя в такое глупое положение. Есть множество изданий, где Бог пишется с прописной (древнерусские тексты). Надеюсь, что издательство, учитывая особый характер передачи текста в «Письмах», разрешит нам прописные всюду.
В. Окончание «ой» вм[есто] современного «ий» в словах «русской», «маленькой» и пр., «оне» (петербургское произношение) есть несомненные факты языка. Об этом говорили на заседании лингвисты, и я удивляюсь, как можно было не заметить их аргументации. Два «с» в слове «русский», по-моему, следует восстановить![2647]
4. Если в тексте Карамзина не устоялась орфография (тесно связанная со смыслом; издания, на которые Вы ссылаетесь, устарели), то это-то и заставляет сохранять все ее особенности. Это факт сам по себе заслуживающий бережного отношения. Относить все к «чудачествам» Карамзина антиисторично. «Чудачества» в век становления русского литературного языка сами по себе заслуживают серьезного внимания филологов и культурного читателя (в каждое время свои чудачества): игнорировать их нельзя. Чудачествами наполнен мир и история.
5. То, что Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский в некоторых вопросах сильно колебались и даже представили черновой текст, перепечатав его с какого-либо советского издания, не говорит против их эксперимента и их предложения (с Софронием Врачанским мы также колебались — как печатать; кстати, это текст XIX в.).
6. Относительно «казуистического задания» статьи Б. А. Успенского и Ю. М. Лотмана, то не будем об этом рассуждать. Спорить надо по существу, а не «читать скрытые мысли» и не искать побуждений. В этом случае нарушается элементарное требование научного спора.
7. Теперь о юридической стороне. Никогда не выходило запрещения печатать старые произведения по старой орфографии. Возобновите в памяти и само постановление о введении новой орфографии (кстати, дело прошлое, но «ять» отменять было нельзя, этим нарушалась связь с украинским языком, и приводит ко многим недоразумениям) и разрешение Ленина печатать академического Толстого по старой орфографии.
8. Странно звучит Ваше утверждение, очевидно сказанное в запальчивости: «текст надо прочитать и перетранскрибировать (подчеркнуто Вами. — Д. Л.) […] если этого нет, то нет и никакой (подчеркнуто мной. — Д. Л.) работы текстолога». Вот, следовательно, к чему целиком сводится работа текстолога! Этого Вы думать не можете, но на издательство подобное категорическое утверждение может произвести сильное впечатление. Но Вы ведь пишете не для издательства Ваш отзыв, надеюсь?
9. С Вашим утверждением, что научным изданием текста Карамзина будут интересоваться единицы исследователей, я категорически не согласен. Заинтересуются не только исследователи языка, но и всѣ, кому дорога история русского языка: тысячи. Будем воспитывать интересы читателей…
10. Никакие «орфографические навыки» современного читателя от издания «Писем» Карамзина, как и от изданий древнерусских текстов, нарушены не будут совершенно. Но аргумент Ваш очень «силен» как могущий оказать сильное воздействие на издательских работников, а эта «заданность» Вашего отзыва мне очень не нравится.
О мелочах спорить не будем. Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский учтут в своей статье Ваши замечания (пожалуйста, пошлите им Ваш отзыв на них).
Я собираюсь опубликовать книгу своих статей по текстологии и археографии, вышедших после моих двух книг по текстологии. Разрешите в приложении дать Ваш отзыв на статью Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского (их статью опубликовать в своей книге я буду просить у них разрешения). Там же дам и свой ответ Вам. Если Вы улучшите свой ответ (если пожелаете улучшить), то спор от этого только выиграет. Но дело это не срочное.
Теперь об А. Б. Стерлигове. Я его очень ценю и независимо от всего очень ему благодарен за все, что он сделал по Бенуа, и за то, что порекомендовал нам составителей. Но… у меня с ним очень неприятные отношения возникли из-за «Памятников культуры. Новые открытия», где он вмешивался в направление всего издания, ввел оскорбительные для редакторов правила приема рукописей и заставил меня перевести издание в Ленинград и опубликовать «Предисловие», в котором я еще раз разъясняю цели издания, продиктованные «П[амятникам] к[ультуры]. Н[овые] о[ткрытия]» самим Президиумом АН СССР, где я делал доклад и где были установлены задачи издания. Поэтому я увидел в письме от 19 апреля 79 г. (ранее у нас не было заседания редколлегии) ту же его тенденцию вмешиваться и диктовать нам свои соображения по научным вопросам (с угрозой разрыва договорных отношений), что и по «П[амятникам] к[ультуры]. Н[овые] о[ткрытия]». Кроме того, рукопись Карамзина была переслана в Л[енинградское] о[тделение] «Науки» с тем же письмом Стерлигова о необходимости разорвать договор с составителями. Это крайне некрасиво. Некрасиво и то, что он, как и многие перед тем, разговаривал со мной путем поворачивания спины и ухода с заседаний. С А. М. Самсоновым, который вхож к Федосееву и во многие другие места, проявлять подобное явное неуважение он бы не посмел. Он чувствует себя героем, а я чувствую его по-другому.
Не обижайтесь, ради Бога (с прописной), на это письмо. У нас нет оснований ссориться и обижаться друг на друга.
Анне Александровне[2648] надо сразу посылать экз. Бенуа с надписью и подписями составителей. А как получить мне 10 экз. за наличные?
Всего, всего Вам хорошего и скорейшей защиты (увы, наш П[ушкинский] Д[ом] лихорадит, трясет…). Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 12, 13. Авторизованная машинопись с правкой и припиской автора; Ед. хр. 40. Л. 189, 190, 192. Компьютерная распечатка.
115. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 25 марта 1980 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Мне очень горько от того, что я разошелся с Вами во мнении. О Ваших «отношениях» с А. Б. Стерлиговым я ничего не знал и искренне сожалею о них, п[отому] ч[то] всегда считал его человеком приличным и «нашим». Вы ссылаетесь также на «редколлегию». Но из членов редколлегии высказался только Б. Ф. Егоров (у Н. И. Балашова особая позиция, склоняющаяся к факсимильному изданию). Между тем мне известно, что другие члены редколлегии (московские и ленинградские) не понимают, ради чего в «Письмах…» Карамзина надо так резко отступить от общепринятой нормы. Было бы понятней, если бы мы издавали текст «Московского журнала» (1791–92 гг.) или первое издание 1797–1801 гг. Но мы вынуждены воспроизводить издание Сочинений Карамзина 1820 года. — Есть ли уверенность в том, что там орфография Карамзина, а не какого-нибудь типографского правщика?
Я. К. Грот[2649] отказался от сохранения орфографии и пунктуации Державина на том основании, что было бы «бесполезным испестрить целую книгу неверностями, не имеющими значения для внутренней, существенной стороны писем и только затрудняющими без всякой надобности чтение и понимание их» (Сочинения Державина, т. V. СПб., 1869, с. XII). Правда, в отличие от Державина, не имеющего прочных орфографических навыков, все писания таких авторов, как Ломоносов и Карамзин, Грот признавал необходимым передавать без всяких изменений, оговариваясь, впрочем, что соблюдаться должны, прежде всего, написания, опирающиеся на осмысленные, разумные и сознательно проведенные принципы.
Но во времена Грота русская орфография мало чем отличалась от карамзинской.
С Вашими доводами я мог бы поспорить. Например, об окончании — ой в прилагательных, которое Вы считаете «несомненными фактами языка». — Нет, это чистая орфография. Люди говорят фонемами, звуками, а не буквами, и если мы слова «русский» и «маленький» напишем по способу фонетической транскрипции, то здесь на конце будет — къi. — Только так это и можно произнести русскому человеку. Безударная гласная редуцируется.
Свою записку я делал не для издательства и в издательство ее не давал; она написана для Вас — по Вашей просьбе, и копия дана в «Известия АН», куда поступила статья Лотмана — Успенского. Для них у меня не осталось свободной копии, так что придется адресовать их в редакцию «Известий АН», чтобы ознакомиться. В печать мои соображения пустить можно, но только при статье Лотмана — Успенского; самостоятельного значения моя записка не имеет. Кроме того, мне для этого потребуется ее переписать, так как на печать она не рассчитывалась.
Но с еще большим удовольствием, оставшись при своем мнении, я эту полемику со своей стороны вовсе бы прекратил, так как мне не хочется Вам перечить и мешать Вам (а также Ю. М. Лотману и Б. А. Успенскому, которых я за многое чту и искренне уважаю) проводить то, что Вам представляется правильным.
Да, диссертация два года уже лежит в П[ушкинском] Д[оме]. Думаю, что я — жертва каких-то «отношений». По неосторожности я называл в числе возможных оппонентов Рейсера и Ямпольского, для внешнего отзыва — Егорова и кафедру Института Герцена… Для Приймы все это звучит плохо. Я сделал ошибку, переправив работу в Л[енингра]д. Но назад забирать неловко. Вообще я инертен в отношении устройства своих дел. Жизнь меня не баловала, и вкуса к деланию карьеры (даже научной) у меня нет. На днях появится книга, написанная мной (с двумя соавторами)[2650] на тему диссертации, — будет у меня повод напомнить о себе.
10 экз[емпляров] Бенуа надо Вам заказать спец[иальным] письмом в Академкниге. Д. В. Ознобишин знает, как это делается.
Желаю Вам всего доброго, дорогой Дмитрий Сергеевич!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 191, 193. Компьютерная распечатка.
116. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 20 апреля 1980 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо за книгу.
Надеюсь, что у Вас все хорошо.
У меня семейное горе: умер мой младший брат[2651].
Не работается.
Привет, Ваш Д. Лихачев 20.IV.80
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 17. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 195. Машинописная копия.
117. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 3 мая 1980 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Бенуа очень радует. Я написал просьбу для составителей о 200 экз[емплярах]. Если надо заранее прислать деньги на мою долю, — я тотчас же вышлю телеграфом.
С Дм[итрием] Вл[адимировичем] не знаю — что и делать. Смущает меня то, что он своевольничает и самым решительным образом отказывается от протоколиста, которо[го] могло бы прислать издательство. «Я все помню»! Но даже, если бы он и помнил, то важны выступления, их содержание, а не только решения. У нас происходят научные дискуссии — и все впустую. Было бы, например, интересно перечесть — что говорили лингвисты, но все оказалось сотрясением воздуха, хотя я просил его заранее о стенографистке.
Было бы для «Литер[атурных] памятников» отличнейше, если бы Вы были ученым секретарем. Но это отнимало бы у Вас много времени, и мне Вас жалко — жалко Вашего времени.
Если бы у Вас был хороший, работящий секретарь, — другое дело. Но для секретаря надо искать ставку или просить издательство о прикреплении к Вам редактора-машинистки.
У меня кругом смерти и неприятности.
Ваш Д. Лихачев
В институте безобразие.
3. [V].80[2652]
С праздниками!
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 15. Авторизованная машинопись с припиской автора. Датировка уточнена по почтовому штемпелю на конверте (Л. 16) и на основании пометы А. Л. Гришунина простым карандашом на полях: «Ошибочная дата; д[олжно] б[ыть]: 3.V.80»; Ед. хр. 40. Л. 194. Машинописная копия.
118. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 9 октября 1980 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
«Досадить» своими письмами Вы мне никак не можете: я их всегда получаю с удовольствием.
В список на заключение договора пока «Сев[ерную] лиру»[2653] включать нельзя; нужно проходить всем заявкам установленный порядок.
Рад, что дело с дисс[ертацией] сдвинулось с места. Хотя должен отметить, что мое выступление весной 80 г. по Вашему поводу на общем собрании ОЛЯ нисколько не пристыдило Прийму, и он «выдержал характер».
Всего Вам хорошего.
Искренне Ваш Д. Лихачев 9.X.80
РГАЛИ. Ф. 3288. Ед. хр. 204. Л. 19. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 195. Машинописная копия.
119. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 19 октября 1980 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо за письмо и доброжелательство.
Верю, что письма мои Вам не «досаждают»; но я знаю, что один Дм[итрий] Вл[адимирович] направляет Вам по два письма в день, б[ольшей] ч[астью] притом не по делу, и есть, вероятно, немало других досужих корреспондентов. Эпистолярные долги бывают почти так же обременительны, как и долги всяческие.
Кстати, хочу сказать Вам и всей нашей редколлегии: Дм[итрий] Вл[адимирович] Ознобишин совершенно непричастен к заявке на «Сев[ерную] лиру». Инициатор этого издания Татьяна Матэосовна Гольц, живущая в Душанбе. Она автор диссертации о влиянии таджикско-персидской литературы на русскую поэзию 20–30-х гг. XIX в. и особенно увлечена Раичем[2654] и Д. П. Ознобишиным[2655]; последнего (как, кстати, и К. В. Пигарев) она считает недооцененным очень значительным русским поэтом. Работает она очень серьезно, обследовала всю периодику и архивы. Пишу это потому, что может создаться впечатление, будто Дм[итрий] Вл[адимирович] из фамильных соображений выдвигает такую заявку. Это совсем не так, все сделано без него, он даже и не знал, пока ему не сказали. И в «Сев[ерной] лире» главное лицо не Ознобишин, а Раич, глава кружка.
Еще несколько слов о прохождении моей диссертации: 21-го работа будет представлена совету для допуска к защите. Меня просили дать свои соображения об оппонентах. Я сказал, что Вы хотели выступить, но просили назначить для подстраховки четвертого оппонента. Мне сказали, что нет таких прецедентов, назначают только троих, и от П[ушкинского] Д[ома] отдел рекомендует Г. М. Фридлендера. Так что Вы, если захотите выступить, сможете сделать это неофициально. Другими двумя намечаются Г. В. Краснов и С. А. Рейсер (или И. Г. Ямпольский). Все эти люди меня знают и мне приемлемы. Внешний отзыв — пединститут им[ени] Герцена.
Желаю Вам и Вашим близким всего доброго и хорошего!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Ед. хр. 204. Л. 195, 196. Машинописная копия.
120. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 декабря 1980 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Сердечно поздравляю Вас с Новым годом! От души желаю Вам новых успехов и хорошего Блока.
Ваш Д. Лихачев 26.XII.80
Сочувствую трудностям.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 20. Автограф. На открытке; Ед. хр. 40. Л. 197. Машинописная копия.
121. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 8 марта 1981 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Посылаю Вам копию своего письма А. И. Кузьмину[2656] по поводу Вашего «От редакции». Предлагаемое мной решение вопроса о порядке напечатания единственно приемлемое, если есть в редколлегии члены, не согласные с мнением других.
Надеюсь, что теперь ждать Вам в нашем институте придется недолго. Май — не за горами.
Рукопись Добужинского я читал. Это не так блестяще написано, как «Воспоминания» Бенуа, но все же очень хорошо. Воспоминания не стремятся рассказать всю жизнь, это не автобиография, а дают яркие характеристики отдельным художникам. Они очень все же интересны, и надо их издать, запросив мнение В. С. Кеменова (как мы поступили и с Бенуа).
Рукопись Добужинского, находящаяся у Чугунова, — с поправками и добавлениями рукой Добужинского. В добавлениях можно дать письма Добужинского (некоторые, особенно — Тамаре Платоновне Карсавиной[2657]), также содержащие воспоминания.
С наилучшими пожеланиями Д. Лихачев 8.III.81
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 22. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 197. Машинописная копия. С приложением копии недатированного письма Д. С. Лихачева А. И. Кузьмину:
«Дорогой Александр Иванович! Я прочел „От редакции“ по поводу статьи трех докторов наук — Лотмана, Успенского и Толстого. Помещать в таком виде ответ нельзя. Я член редколлегии, и я против такого официального решения редакцией такого сложного и ответственного вопроса — как вопрос об издании текстов XVIII в. Никаких официальных и окончательных решений в науке вообще быть не может, если это не указание на какую-то ошибку. Кроме того, в ответе „От редколлегии“ содержится фраза, что издательство не согласилось и не согласится на издание по предлагаемой тремя докторами системе. С каких это пор мы стали рупором мнений издательства? Это неудобно.
Предлагаю решить таким образом вопрос. Статья печатается с указанием: „В порядке обсуждения“. В следующем номере (только так поступить прилично) печатается мнение А. Л. Гришунина, мое и тех, кто пожелал еще выступить: на обсуждении доклада Б. А. Успенского в редколлегии „Литературные памятники“ было довольно много выступлений. К сожалению, протокол не велся, не велась и стенограмма.
Не успел с Вами поговорить на лесковской конференции: было много суеты.
Это свое письмо Вам в копии посылаю Андрею Леопольдовичу Гришунину.
Искренне Ваш [Д. Лихачев]»
(Ед. хр. 204. Л. 23; Ед. хр. 40. Л. 197, 198).
122. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 26 марта 1981 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Простите, что задержал ответ на Ваше письмо от 8 III, я почти две недели, пока Вы были в Узком, провел в Ленинграде над рукописями Блока и письмо Ваше получил только по возвращении, 24 марта.
Мне очень горько оттого, что возникли у меня с Вами разноречия, равно как и с Лотманом и Успенским, которых я и люблю, и ценю. Очень прошу Вас не сердиться на меня за мое мнение. Я (как, между прочим, и ряд других в той и другой редколлегии) совершенно убежден, что статья Лотмана и Успенского несостоятельна в научном отношении, п[отому] ч[то] они смешивают орфографию и язык. Недопустимость такого смешения давно уже считается аксиомой в науке. Добавления Н. И. Толстого относительно сербских «аналогий» только растянули статью, не усилив ее убедительности. Спорить с ней, однако, затруднительно, п[отому] ч[то] они скрыли конкретный повод возникновения спора, ссылаются на тексты Феофана Прокоповича[2658] и даже Симеона Полоцкого, тогда как в виду имеют Карамзина. Напечатать Карамзина так, как они хотят, по-моему, совершенно немыслимо.
Мне представляется, что Вас они просто околдовали.
Но раз Вам этот спор неприятен, — я обещал Вам больше в него не ввязываться и не препятствовать ни статье Лотмана, Успенского и Толстого, ни изданию в «Литературных памятниках».
Как получилось, что я контрстатью все-таки написал? — П[отому] ч[то] самое мое неписание оказалось препятствием к печатанию статьи Л[отмана — ]У[спенского — ]Т[олстого] в «Известиях ОЛЯ». Г. В. Степанов и товарищи по редколлегии упросили меня изложить свое мнение, с тем чтобы оно могло послужить отправной точкой для выработки всеми членами редколлегии безымянной сопровождающей статью Л[отмана — ]У[спенского — ]Т[олстого] редакционной заметки. Ни на что большее я не претендую, и моей статьи в журнале не будет.
Предполагалось, что каждый член редколлегии «И[звестий] ОЛЯ» сделает свои добавления, отмены, переработки и т. п. (если моя заготовка хоть в какой-то степени будет принята за основу). Но никто пока, насколько мне известно, ничего такого не сделал, а Кузьмин, который в первую очередь должен был об этом позаботиться, вместо этого преподнес Вам этот материал — статью Гришунина.
Таково мое необходимое объяснение по этому «сюжету» (как любит выражаться А. М. Самсонов).
О Добужинском — поговорим.
В «Виноградовских чтениях» скоро выйдет моя статья «Исследовательские аспекты текстологии»[2659]. Ее пришлось сжать до 13 страниц, изложение получилось тезисным; но тема эта давно меня занимает и представляется значительной. Я исходил из Вашей идеи об общем значении текстологии, не узко-эдиционном.
Защита моя назначена на 11 мая. Оппоненты: Рейсер, Фридлендер (назначен советом), Краснов. Если бы и Вы смогли выступить, был бы я очень счастлив. Для этого, я думаю, Вам совсем не обязательно читать всю диссертацию и т. п. Мы сотрудничаем с Вами около 20 лет. С. А. Рейсер уже написал хороший отзыв. Он предсказывает мне по обстановке в П[ушкинском] Д[оме] 1–2 голоса «черных». Плохих отношений ни с кем из членов совета у меня нет, но в нем есть люди типа, напр[имер], Выходцева, с которым я избегал знакомства, и это нежелание познакомиться, вероятно, было замечено. Кроме того, «отношения» внутри П[ушкинского] Д[ома] могут также сказаться на результатах голосования. Не думаю, что дело может дойти до провала; но естественное предзащитное напряжение я все-таки ощущаю. Поэтому и Ваша поддержка была бы мне очень нелишней.
Желаю всего доброго, дорогой Дмитрий Сергеевич, Вам, Зинаиде Александровне и всей Вашей семье.
Ваш А. Гришунин
P. S. В Отделе рукописей ГПБ я читал огромный и интересный дневник Е. П. Казанович[2660], очень им увлекся, потрясен ее судьбой.
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 198–200. Машинописная копия.
123. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 31 марта 1981 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Расхождения в науке плодотворны. Недопустимы нажимы. Вы написали не полемическую статью, а «От редакции», т. е. готовы были прекратить все споры и при этом в статье «От редакции» (по такому вопросу дело неслыханное) выступали от издательства «Наука», т. е. выносили приговор всему изданию. А я, кстати, вхожу в редакцию, но живу в другом городе. Вы знали, что я стою на стороне лингвистов. Что же бы получилось? А если бы журнал напечатал ваш приговор (доработки не важны, если есть мое принцип[иальное] несогласие)? Вы ведь могли дога[даться], как бы я все воспринял!
Кстати, издательство продолжает делать попытки закрыть издание Карамзина. С их стороны это мелко.
Писать можно было бы многое. Бог Вам судья.
Защита Ваша пройдет, уверен, хорошо. В моем выступлении надобности особой нет. Будет надобность — выступлю.
Ваш Д. Лихачев 31.III.81
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 25 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 200, 201. Машинописная копия.
124. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 27 апреля 1981 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Поздравляю с праздниками — Вас и Зинаиду Александровну.
Горьки мне были Ваши упреки. Особенно в том, что я осуществляю «нажим». Для «нажима» я не имею никаких средств, и вообще я не из тех, кто осуществляет нажим, а из тех, на кого нажимают. Я и не хотел ничего писать — меня Г. В. Степанов упросил сделать проект «От редакции», чтобы ускорить печатанье статьи. После Вашего письма я сказал, что документа этого не существует и я писать ничего не буду, хотя и остаюсь при своем мнении. Статья Лотмана, Успенского и Толстого идет в № 4.
На защиту свою я приеду 8 мая: обсудим со Златой Георгиевной[2661] состояние «кворума». Это тоже дело непростое, и соискателю приходится этим заниматься. Отзыв С. А. Рейсера — хороший. От Фридлендера еще не имею ничего.
Всего доброго и хорошего Вам и Вашей семье.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 201. Машинописная копия.
125. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 13 сентября 1981 г.
Милый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Весть о кончине Веры Дмитриевны[2662] глубоко меня опечалила и потрясла. Думаю постоянно только об этом. Хорошо представляю себе, как Вы это переживаете. Горячо сочувствую Вам и Зинаиде Александровне.
Тем более я могу себе это представить, что в моей семье было нечто подобное: когда мне было 8 лет, в результате несчастного случая погиб мой брат, 19 лет, надежда и опора семьи. Это наложило глубокую печать на мой характер, на всю мою жизнь.
Не могу ничего сказать в утешение, кроме того, что для памяти Веры Дмитриевны ничто так не необходимо, как то, чтобы Вы были деятельны и бодры, и чтобы продолжалась Ваша работа, и чтобы возле Вас была бодрая и здоровая Зинаида Александровна.
С глубоким уважением и приветом
любящий Вас А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 202, 204. Машинописная копия.
126. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 27 ноября 1981 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич! [В] день Вашего рождения позвольте вновь сказать Вам, как много значили [и] значите Вы [в] моей жизни, как [в] жизни многих. Счастлив скромным сотрудничеством [с] Вами. Желаю здоровья, благополучия, новых трудов. Ваш Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 203. Телеграмма. Авторизованная машинопись. Датирована по штемпелю на приложенной квитанции об оплате.
127. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 12 ноября 1983 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
С огромным удовольствием и восторгом слушал вчера по радио Вашу наставническую беседу для молодежи. Превосходно это у Вас получается. Давно ничего подобного (по содержанию и форме) по радио я не слышал. Непременно надо написать книгу о Вашем опыте ученого и жизненном опыте. Убежден, что вчерашнюю передачу слушатели попросят повторить, и на Вас обрушится поток писем радиослушателей. Надеюсь, что это Вам будет не труднее перенести, чем эпистолярный террор Д[митрия] В[ладимировича]. Теперь он особенно активен, обнаружив свое родство с Ломоносовым (с Львом Толстым и Чайковским он уже давно родственник). Одержим кошмарными отношениями с семьей, ненавистью к Самсонову и т. п. Может он выйти из строя, и так уже попадал в больницу. — Что будем делать мы без него? Не надо ли нам подумать о подстраховке?
Всего доброго Вам и Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 206. Машинописная копия.
128. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 23 ноября 1983 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
«Юность»[2663] передает беседу со мной уже раз 5. Числа 26 будет вторая беседа (значительно хуже). По Ленингр[адскому] ТВ в конце декабря будет на 1½ часа «встреча» со мной. Она удачна и, вероятно, перейдет на 1 программу в Москву. В декабре же будет ТВ фильм по Москве — «Дома у Пушкина» (я разговариваю с Ниной Ив[ановной] Поповой[2664]).
С Озноб[ишиным] тяжелый случай. Он справедливо не хочет даму, которую ему рекомендует Самсонов, так как она уже у него занята на двух должностях и не имеет отношения к литературе (впрочем, и Дм[итрий] Вл[адимирович] в литературе «не эрудит», но дама — уже совсем худо). Дм[итрий] Вл[адимирович] предлагает принять свою машинистку. Он ее хвалит, но она 1) еврейка (а это плохо для оформления) и 2) неизвестно — «эрудит» ли она. А все-таки элементарные знания нужны (у Дм[итрия] Вл[адимировича] хоть опыт есть). Я просил Ник[олая] Ив[ановича][2665], Андр[ея] Ник[олаевича][2666] и прошу Вас подыскать помощницу для Дм[итрия] Вл[адимировича], которая могла бы его заменять. С ним я на эту тему говорил неоднократно. Скоро вышлю Вам 2-е изд[ание] «Текстологии».
Будете в Л[енингра]де — заходите.
Ваш Д. Л.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 29 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 206, 207. Машинописная копия.
129. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 января 1984 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо!
Зин[аиде] Александровне лучше: сняли гипс.
Очень много работы.
Ознобишину нужен помощник, который со временем его бы сменил. Как смена ему его кандидатура невозможна. М[ожет] б[ыть], он, хитрый, поэтому ее и выдвигает?
Очень прошу подумать. Кого? Ведь место хорошее.
Искренне Ваш Д. Лихачев 12.I.84
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 33. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 208. Машинописная копия.
130. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 29 февраля 1984 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Д. В. Ознобишин просил меня написать Вам о впечатлениях от его лекции в Доме ученых 27 февраля. Охотно исполняю его просьбу. Говорил он с час, с демонстрацией слайдов. Большой зал был заполнен публикой. Показано было 72 портрета, по рубрикам (разная степень родства; предки, потомки, учителя и наставники, где были Волгин[2667], Конрад и Вы; друзья, куда попал также я и А. Д. Михайлов…). Ничего слишком содержательного по поводу портретов сказано не было, но слушали его хорошо, и, в общем, был успех. Выступил В. И. Безъязычный[2668] — о том, как важны такие генеалогии; припомнил печальный разгром Гослитмузея и Бонч-Бруевича в 1948 г. за том, посвященный С. Н. Марину[2669]. Все были довольны вечером.
Я предложил Д[митрию] В[ладимировичу] подготовить такую же лекцию, со слайдами, об истории «Литературных памятников», которой он был свидетелем и участником с самого начала. Кое-какие нужные здесь портреты у него уже есть; надо их пополнить, добавить снимки с рукописей и книг… Мне кажется, было бы интересно — для Дома ученых, московского и ленинградского. Кстати, не думаете ли Вы, что нам надо бы сфотографироваться редколлегией, группой? Есть на этот счет добрая традиция.
Месяца полтора или два назад получил я от Вас письмо, где Вы между прочим писали, что скоро мне будет выслано второе издание «Текстологии». Я ее, однако, не получил. Если бандероль пропала на почте, то это жаль, т. к. по роду моих занятий книга эта мне просто необходима, тем более что я читаю курс текстологии на ФПК Пединститута им. Ленина. Огромный материал скопился у меня на тему «Исследовательские аспекты текстологии». В тезисной форме я его опубликовал в Виноградовских чтениях. Можно было бы делать книгу, если бы не был так занят изданием Блока.
В преддверии академических выборов «претенденты» заговорили о Вашей книге[2670]. Овчаренко просил меня с ним в соавторстве написать рецензию для «Вопросов литературы». Но мне с ним соавторствовать некстати; я сослался на недостаточную свою компетентность в медиевистике и предложил вместо себя В. В. Кускова, что, кажется, и устраивается[2671]. Директор о Вас забеспокоился: будто бы Вы переживаете отсутствие отзывов; просил меня организовать, указав на Прохорова. Я говорю: отзыв Прохорова вряд ли будет приятен Д[митрию] С[ергеевичу]. — «Нет, — говорит, — П[рохоров] книгу читал и сказал, что теперь все в порядке; возражений нет». Я для «Известий» заказал рецензию все-таки не Прохорова, а Л. И. Сазоновой[2672]. Демин не может, п[отому] ч[то] обозначен в качестве рецензента на самой книге.
Желаю Вам всего доброго и шлю сердечный привет уважаемой Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 208, 209. Машинописная копия.
131. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину. Начало марта 1984 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Простите: с «Текстологией» это моя вина. Я написал Вам, но не записал, и у меня осталось ощущение, что книгу я Вам выслал. Это старческая забывчивость. Книгу уже приготовил и высылаю.
Пусть, конечно, Дм[итрий] Влад[имирович] занимается предками и имеет успех. Хуже, что он не следит за нашими изданиями. Ведь разнобоя в оформлении было бы меньше, если бы он чаще заходил в издательство. Не надо было бы писать и инструкции.
Сфотографироваться надо. Когда в сентябре мы соберемся в Ленинграде, совсем просто будет пригласить фотографа из ЛАФОКИ. Но как сфотографироваться с теми, кто не приедет? М[ожет] б[ыть], заседание бюро в Москве сфотографировать отдельно? Боюсь, что полного состава редколлегии мы никогда не соберем.
Историю «Литпамятников» пора, конечно, постепенно создавать.
Дм[итрий] Влад[имирович] не любит вспоминать, что до него три года был Моисей Изр. Радовский, который все и делал до своей смерти. Боюсь, что Дм[итрий] Влад[имирович] «насочинит» о своей значительности и припишет много себе (ср[авните с] Гейченко[2673], который приписывает себе заслуги М. М. Калаушина[2674] по Пушк[инским] горам).
Старания двух указанных лиц в отношении «Текстологии» мне понятны.
Ну, будьте здоровы. До встречи.
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 35 и об. Автограф. В правом верхнем углу карандашная помета А. Л. Гришунина: «<5 или 6 марта 1984>», дата почтового штемпеля на сохранившемся конверте: 08.03.84; Ед. хр. 40. Л. 210. Машинописная копия.
132. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 апреля 1984 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Сердечное спасибо Вам за книгу и надпись. Письмо Ваше тоже получил. С запозданием Вам об этом пишу — по двум причинам:
1) Когда Вы высылали книгу, я только что выехал в Ленинград, где пробыл 18 дней, работал в архивах;
2) Ваша книга так содержательна и велика, что и для самого общего, первичного ознакомления с ней требуется время. Разумеется, она долго еще не сойдет с рабочего моего стола.
Сравнительно с первым изданием книга существенно обогащена, особенно по части «общей» текстологии. Е. И. Прохоров, конечно, лукавит: у него не может не быть «возражений» против Вашей книги, п[отому] ч[то] Ваша книга вся — антидогматична, а Прохоров — догматик. Все, что Вы пишете об «авторской воле», не согласуется с прохоровско-нечаевской «ненарушимостью».
Хотя я был и остаюсь ревностным пропагандистом Вашего тезиса об общем значении «текстологии»[2675], — я воспринимаю ее все-таки как вспомогательную науку — при литературоведении (истории и теории литературы). Но от этого, по-моему, ничего не меняется. «Самостоятельность» науки — вещь вообще относительная; всякая, даже большая наука, как бы ни была она «самостоятельна», все же — и «вспомогательна» относительно чего-нибудь (философии, жизни в целом…). Текстология имеет тенденцию развиваться и усложняться; м[ожет] б[ыть] и станет когда-нибудь «самостоятельной». Правда и то, что медиевистическая текстология имеет гораздо больше оснований быть «самостоятельной» наукой, чем текстология новой литературы.
Интересно и ново — о «Макротекстологии». Над этим еще предстоит думать.
Лирику Блока в академическом издании мы располагаем все-таки не хронологически (хронологически Блок только что издан в 6-томном издании Гослитиздата), а так, как издавал он себя сам, отобрав 3 «канонических» тома лирики, к которым он отнесся как к «лирическому дневнику». Такая композиция имеет художественное значение и, по единодушному мнению всех специалистов (Д. Е. Максимов, Л. К. Долгополов и др.), с которыми мы на этот счет совещались, должна быть сохранена.
Думается, что напрасно Вы пишете о «Горе от ума» как о произведении, текст которого надо устанавливать по неавторизованным спискам: комедия Грибоедова имеет надежные источники текста. Здесь уместнее говорить о письме Белинского к Гоголю, политической лирике Пушкина и Лермонтова.
Ваше понятие «конвой» важно и применимо также к новой литературе. Оно сродни более общему понятию контекста и имеет отношение к суждению по аналогии: так, при изучении истории текста «Обломова» необходимо учесть все, что мы знаем о работе Гончарова над текстами «Обыкновенной истории», «Обрыва» и др., и больше того — учесть всю типологию писательской работы в это время.
К с. 297: «Определение места» — не следовало ли бы называть: «Локализация»?
Хороший пример варьянтологии в других искусствах (к с. 582) — вариант картины Поленова «Христос и грешница» — первоначальный, хранящийся в Поленове: художник сделал абрис, стал его растушевывать углем и, увлекшись, создал настоящий черно-белый шедевр, который ему не захотелось записывать маслом. Христос здесь изображен в шапочке, что вызвало пересуды, между прочим, и Л. Толстого. Для картины же, которую мы все знаем, куплен был новый холст.
На с. 345 упомянуты Теплов[2676] и Немировский[2677] («Книгопечатание — русское изобретение», 1950[2678]). Я знал их в те годы по институту[2679], где учился. В том же духе они много поразбойничали пером, спекулируя на идеологических перегибах того времени. Куда девался Теплов, я не знаю, а Немировский и сейчас в Москве — видный «книговед».
Я очень, очень рад Вашей книге, пропагандирую ее в своих лекциях и убежден, что отзывов будет много и все — хорошие — пусть Бердников не опасается!.. Л. И. Сазонова пишет для «Известий АН», работает увлеченно. Так что Вы — «машите руками»!
Видели Вас по телевизору в беседе со школьниками (утр[енняя] передача 5 апреля) — бесподобно! Мне особенно интересны Ваши рассказы о блокаде, п[отому] ч[то] я был совсем близко от Вас — за Новой Деревней и Серафимовским кладбищем, у Комендантского аэродрома. За водой ходили с бочкой на Невку через кладбище — по трупам (буквально).
С возрастом стало меня тянуть на старые места: сейчас, будучи в Ленинграде, побывал я у Гренадерских казарм, где был тыл нашего полка, в Измайловских «ротах», где формировался в 1943 г. наш новый полк, а столовая была в школе гвардейских прапорщиков (на Лермонтовском); тянет меня в Лисий Нос, где стояли у самого пирса под обстрелом из Петергофа; в Шлиссельбург, во многие места на Карельском перешейке, в Автово (в котором, впрочем, теперь уже ничего не узнать).
Ленинград вообще в этот приезд особенно представился мне самым дорогим местом на свете — по многим причинам: здесь жили мои деды и родители (переселились в Москву в 1915 г.). По проспектам и набережным я хожу затаив дыхание. Нравятся мне ленинградские библиотеки — «Салтыковка» и БАН. «Звук шагов в Эрмитажных залах»[2680] тоже многого стоит. И если бы П[ушкинский] Д[ом] не был бы теперь таким склочным местом, — с удовольствием переселился бы я в Ваш город.
Всего Вам доброго, дорогой Дмитрий Сергеевич. Сердечный привет уважаемой Зинаиде Александровне. Я не стремился к Вам, зная, как Вы заняты и как много людей, злоупотребляющих Вашей добротой и Вашим временем. Несколько раз был я у Рейсеров, у Т. И. Орнатской[2681]… Меня уже и то тяготит, что Вы тратите свое время на чтение этого письма…
Всего доброго!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 211–214. Машинописная копия.
133. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 21 июля 1984 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Спасибо Вам за книгу «Литература — реальность — литература» и надпись на ней. Она исключительно богата. Предисловие — подлинный гимн конкретным исследованиям, обеспечивающим точность нашей науки, а дальнейшее — образцовая их демонстрация. Во втором разделе разработаны темы большой важности и общего значения для всей литературы и вообще — искусства: закономерности развития, теория стилей и т. п. — это еще долго предстоит нам изучать, так что книга пока остается настольной. Предсказанный Вами «кризис тем» в рутинном литературоведении (с. 244) уже наступает: наш отдел русской литературы давно уже озабочен в планировании своей деятельности не потребностями науки, а чтобы занять себя.
Мысль о том, что произведение распространяется за пределы текста (с. 4) — понятна и близка мне: литература и действительность взаимопроникают, диффузируют, и это дает возможность широких интерпретаций в духе добролюбовской «реальной критики».
Я подметил, что «В начале жизни школу помню я…»[2682] Вы относите к Лицею и Царскому Селу (с. 16), и это — правильно. Другие видят тут московский Юсупов сад, повествование от имени Данте и пр. — на том основании, что «величавая жена» не могла быть в Лицее, т. к. женского персонала в Лицее не было. У меня есть текст одной ненапечатанной работы, в которой доказывается, что Пушкин имел в виду икону «Знаменье», которая была в лицейской церкви, а сейчас — в церкви Ленинградской духовной академии (Обводный канал, 17).
Ваши соображения о варианте «рогатых баб» (с. 29) абсолютно верны. Рад, что Вы нас уточнили и тем самым подкрепили авторитетность данного списка стихотворения[2683]. Это Ваше суждение, известное еще по первому изданию книги, я использую в лекциях по текстологии — как пример локализации (определения места возникновения) редакции, списка.
В архиве Н. Ф. Бельчикова я нашел стенограмму заседания Пушкинской комиссии от 21 апреля 1936 г. — с обсуждением VII (пробного) тома академического издания Пушкина. Тут много любопытных соображений по текстологии. Б. В. Томашевский говорил, что «Благой выдвигает принцип максимальной робости» — механической перепечатки документа, исправлять который можно лишь при стопроцентной уверенности в опечатке.
«Но принципиально наше издание печатает не документ, а пушкинское произведение, свидетельством о котором являются отдельные документы. Для нас все документы равноправны. Когда мы видим „адом“ или „ядом“, „мазурка“ или „музыка“, — мы не основываемся на том или ином документе, а на том чтении, которое наиболее вероятно. Если в самых скверных документах, которые мы в целом отвергаем, будут представлены доказательства чтения, которое нам кажется правильным, то мы его принимаем. […][2684] нельзя ставить вопрос так: я не могу решить, какие чтения брать, так я действую механически, механически перепечатываю 35 год. Мы так не поступали. Мы брали наиболее вероятные решения. 100 %-го решения совсем нет. […] Раз есть вопрос — иначе, значит, есть шансы за то или другое. И в выборе текста всегда есть риск, потому что 3 % в пользу отвергнутого варианта всегда останутся, и эти 3 %, оказывается, и содержат в себе истину. […] Но бывает 51 и 49. […] Отсюда следует, что в текстологии Пушкина есть спорные вопросы, т. е. нельзя сказать, что наше издание есть невариэто. Ни один редактор не скажет, что он дает издание невариэто, а тот, кто это скажет, тот шарлатан. И этим объясняется, что, какое бы академическое — в смысле силы эпитета, академическое издание ни было, я все-таки ему не поверю и все-таки я его проверю, и если я буду издавать текст, который будет продаваться за пятачок, я его проверю, а не возьму из академического издания, потому что в академическом издании есть спорные вопросы. Потому что это спорные вопросы не издания, а самого текста. И совершенно естественно, что, к сожалению, психология разных редакторов различна, у нас нет аргументов за и против […] потому что вопрос спорный и тонкий и требует серьезного обмозгования. Явятся новые документы — и мы согласимся, и друг другу горло перегрызать не будем. И в академическом издании печатается так, а я буду печатать иначе, потому что не считаю это правильным. И вот почему не надо особенно кричать караул, если одно издание расходится с другим. […]
Мне бы очень не хотелось, чтобы в результате сегодняшнего или другого обсуждения было признано, что академическое издание открыло текст и этот текст оно же закрыло. И впредь до какого-то декрета все издания Пушкина должны явиться перепечаткой этого академического издания. Такую резолюцию мне бы не хотелось услышать».
А. М. Эфрос[2685] согласился, что «невариэто не может существовать», что академическое издание «не ограничивает дальнейшей работы над текстом», но — «это ограничивает произвол, и это мы имеем право требовать, — чтобы академическое издание на данной стадии было дефинитивным»; «какой-то предел критического произвола должен быть. […] И в этом отношении надо взять жесткую линию — не давать своему собственному искусству слишком большого хода».
Г. О. Винокур[2686] отмечал «сложность и трудность этой задачи», которая «становится предметом общей заботы».
«Если стать на принципиальную точку зрения, вряд ли можно что-нибудь возразить против того, что говорил Томашевский с такой страстностью. И, конечно, ни один редактор не поверит академическому тексту, если он сам не проверит. […] Конечно, для массового издания можно использовать текст апробированный, но, если я выпускаю текст Пушкина со своей фамилией, я должен сам увидеть этот текст, его проверить».
Он, правда, призывал к осторожности и отступление от установленного текста допускал только тогда, «когда ошибка абсолютно ясна».
Винокур не согласился с Вересаевым[2687], призывавшим сохранять всю орфографию Пушкина: «Получить полную орфографию Пушкина — это такая же работа, как подлинный текст Пушкина». — Тут есть страшно трудные вопросы — и «правильно ли будет, если мы читателю Пушкина будем показывать неграмотным?»
«[…] Чтобы орфография была подлинно отражена, это можно сделать только в одном издании одного типа, только в издании фототипическом, в таком издании рукописи. Изучить язык Пушкина можно только по рукописи, потому что каждое издание вносило свои изменения. […] Мы без особенной борьбы и без Главлита согласились, что можно издавать Пушкина по новой орфографии, но при одном условии, что и при новой орфографии передать все особенности пушкинского языка. […] вся фонетика и форма пушкинского языка сохранена полностью нами. Прописные буквы мы соблюдаем, если они связаны со смыслом […]»
Относительно других редакций Винокур подчеркивал и напоминал, что это — «тексты Пушкина» (и этим все сказано); относительно комментариев — предлагал «говорить не о размерах, а о качестве».
С. М. Бонди:
«[…] не нужно смотреть на академическое издание как на священное писание. […] Это — научная работа, которая хочет быть максимально точной и максимально постоянной. Вот почему приходится против такого твердого, решительного текста внутренне возражать. Это вчерашний день текстологии. Это канонизм. К счастью, это слово сегодня не было произнесено. Это гофмановщина. Вы помните, был такой Модест Гофман[2688], который думал всего Пушкина пересмотреть и дать канонический текст. […] Это демагогизм […]. Не нужно нам перегибать палку и считать, что текст пушкинский может быть какой угодно, но надо иметь в виду то, что это есть научное исследование и, как всякое исследование, оно не на 100 % верно, а на 99 и 1 и 9 в периоде»[2689].
Еще раз спасибо за Вашу книгу, дорогой Дмитрий Сергеевич! Всего доброго Вам и Вашим близким.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 214–218. Машинописная копия.
134. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 6 мая 1985 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Спасибо Вам большое за биобиблиографию Г. Алферовой[2690]. А я ее ни разу не видел. Знаю, что у нее почему-то было много врагов, которые даже на меня хотели воздействовать. Почему?
Я всегда ссылался на ее работы.
Почему она считала себя ученицей Л. М. Тверского[2691]? По книгам?
Ужасно жалко, что она погибла.
Искренне Ваш Д. Лихачев 6.V.85
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 37. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 218. Машинописная копия.
135. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 7 мая 1985 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Поздравляю Вас с Днем Победы. Победители уже дедушки и прадедушки! И сколько выросло тех, кто не знает, что такое война! Опасно.
Ваш Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 38. Автограф. На открытке. Датировано по почтовому штемпелю на конверте; Ед. хр. 40. Л. 218. Машинописная копия.
136. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 12 мая 1985 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Спасибо за поздравление и письмо. Отвечаю на Ваши вопросы.
Вы ошибаетесь, когда пишете, будто «ни разу не видели» Г. В. Алферовой. Когда неск[олько] лет назад отмечалось 500-летие Успенского собора, в перерыве между заседаниями мы втроем (Вы, я и она) ходили по Оружейной палате Кремля и разговаривали.
Я с этой семьей познакомился через Ю. Г. Оксмана: муж Г[али] В[ладимировны], ученый-экономист Борис Александрович Васильев, был пушкинистом-любителем, автором нескольких напечатанных пушкиноведческих работ и одной ненапечатанной — о стих[отворении] Пушкина «В начале жизни школу помню я…», где говорится о том, что Пушкин имел в виду в этом загадочном для многих стихотворении под «величавой женой» икону Знаменье, бывшую в лицейской церкви (теперь ее можно видеть в церкви Ленинградской духовной академии (Обводной канал, 17). В доме Г[али] В[ладимировны] и Б[ориса] А[лександровича] бывал я с 1970 г. Это был один из немногих и лучших староинтеллигентских домов Москвы.
Действительно, у нее было много врагов, п[отому] ч[то] она, энтузиаст с бойцовским характером, не щадя себя боролась за сохранение московской архитектуры. Многого, как Вы знаете, добиться не удалось, но кое-какие успехи были (об этом — в буклете, который я Вам присылал). Сторонникам разрушения старых зданий было выгодно представление о «стихийности» в застройке древних русских городов.
Главная мысль работ Г[али] В[ладимировны] и ее диссертации сводилась как раз к тому, что в градостроительной практике Древней Руси не было стихийности. И в этом она опиралась на предположение Л. М. Тверского, высказанное им в самой общей форме, о том, что первоначальная планировка русских городов — не результат стихийности, что здесь действовали какие-то правила.
Г[али] В[ладимировна] и занялась разысканием в архивах сведений, подтверждающих гипотезу Л. М. Тверского. При жизни Тверского она много раз ездила к нему в Ленинград для консультаций, так что работала под его руководством, и контакт был не только книжным, но и личным. Результатом разысканий был «Закон градский», обнаруженный Гали Владимировной в «Кормчей книге»[2692].
В разговорах с Г[али] В[ладимировной] я много раз слышал имя Л. М. Тверского как имя ее наставника и учителя. Расходились они только в одном: Л[ев] М[ихайлович] считал регулярность, введенную в XVIII в., закономерностью, тогда как для Гали Владимировны это была европейская система, чужеродная исконным русским канонам.
Особенно много внимания Гали Владимировна уделяла градостроительной деятельности патриарха Никона. Она восстанавливала Крестный монастырь на Кий-острове в Онежской губе, в последние годы восстанавливала Никоновский скит возле Ново-Иерусалимского монастыря. В Москве она реставрировала бесподобную замоскворецкую церковь Вознесения в Кадашах[2693], палаты Аверкия Кириллова, Троекуровское подворье[2694] (за него ей пришлось бороться, т. к. его захотели снести за неимением вида).
Кстати сказать, книга Г. В. Алферовой «Памятник русского зодчества в Кадашах. История его реставрации» (М., 1974) удивила меня тем, что там все проблемы — наши, текстологические: поиски решения (мы бы сказали — текста!), варианты реконструкции, опора на историю искусства (особенно — архитектуры), учет общеисторических факторов; соображения о датировках, проблема автора и т. п.
Я рад, что Вы за письменным столом. Желаю Вам доброго здоровья!
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 219, 220. Машинописная копия.
137. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 14 августа 1985 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Спасибо за письмо — я его получил вместе с копией Вашего обращения к Г. П. Бердникову[2695]. Скорого ответа от него ждать не приходится, т. к. он в отпуске — числа, кажется, до 10 сентября. Письмо хорошее. Нет ясности относительно Дмитрия Владимировича, которой пока, видимо, и не может быть. Несколько раз он сам поговаривал о выходе на пенсию, но, как видно, семья его не очень этого хочет. Бердников может не согласиться освободить мне полплана, т. к. я всегда работаю с перегрузками. Будем все же надеяться. Отнюдь не уходя от нашей договоренности, — хочу на случай отказа выдвинуть резервный ход: Инна Григорьевна Птушкина[2696], сотрудница «Летописи Герцена»[2697]. Труд этот сейчас кончается, и И[нна] Г[ригорьевна] могла бы (и хотела бы) подключиться к «Памятникам». Легко ориентируется во всякой работе и в людях, хороший организатор, всякое дело выполняет инициативно, с душой. Б. Ф. Егоров хорошо ее знает. Перевод ее на эту работу и для Г. П. Бердникова ввиду окончания «Летописи» не составит труда; она — штатная сотрудница ИМЛИ. С кооптацией в состав редколлегии можно не торопиться, учитывая наш прежний горький опыт. Кроме всего прочего, в отличие от меня, И[нна] Г[ригорьевна] — член партии, что для начальства, возможно, имеет значение.
Я предлагаю это лишь как резервный ход — на случай, если Г. П. Бердников не захочет отпустить меня на полплана.
В конце июля я послал Вам на городской адрес две бандероли с книгами: Афанасьева т. I, «Капитанская дочка» и Мюнхгаузен[2698]. Дошли ли они?
Я несколько дней был в больнице, вышел вполне здоровым. Сейчас предстоит мне отпуск, который проведу в основном на даче за разными литературными работами.
Ко мне обратилась директор библиотеки ИМЛИ В. П. Пироговская[2699] с просьбой переслать Вам прилагаемые бумаги. Мы все очень страдаем от закрытия нашей действительно уникальной библиотеки. Не можете ли Вы обратиться по этому поводу к ак[адемику] Александрову[2700] или к кому-то из членов правительства, Моссовета? Примерный набросок такого обращения — на последнем листе. К этому краткому тексту можно приложить «Справку». Извините за докуку. Но дело — общее[2701].
Замечательно, что Ваша машинка имеет «ять», и Вы дифференцируете «всѣ» и «всё».
Всего доброго и хорошего Вам и Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 221, 222. Машинописная копия.
138. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 25 августа 1985 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Книг еще не получил. Вероятно, получу на днях: в понедельник зайду на почту. Спасибо за письмо. Передайте, пожалуйста, мое письмо В. П. Пироговской. Стоит ли обращаться к Барабашу с просьбой опубликовать мою заметку в «Сов[етской] культуре»? Не чувствует ли он сам себя виноватым?
Буду ждать ответа Г. П. Бердникова, а потом уже разговаривать с ним о И. Г. Птушкиной. Но хотелось бы именно Вас. Нужны Ваши знания и качества, Ваш авторитет (ведь надо постоянно держать связь с издательством).
Я здоров. Три недели плавали по Волге от Ленинграда до Астрахани.
«Сады» Делиля готовы[2702]. Лотман прислал статью[2703] — буду читать. Издание будет очень полезное.
Берегите себя.
Всё всѣм!
Был в Новгороде (съемки ТВ фильма о «Слове о полку Игореве»[2704]). По «Слову» 90 % пало на наш сектор. Всѣ устали[2705].
Искренне Ваш Д. Лихачев 25.VIII.85
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 40. Авторизованная машинопись; Ед. хр. 40. Л. 222, 223. Машинописная копия.
139. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 4 ноября 1985 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Того, что мы задумали, к сожалению, не получается: признано немыслимым соединить руководство академическим изданием Блока с обязанностями секретаря серии «Литературные памятники». Мне поручено ответить Вам, что я с тяжелым сердцем и делаю.
10 ноября я встречусь с Б. Ф. Егоровым, и мы с ним обсудим положение. Мне кажется, что труднее решить вопрос о Д. В. Ознобишине, чем подыскать замену ему. Тем более что в данный момент он находится на стадии сугубой активности, подвергая нас с Вами эпистолярному и телефонному террору (другого слова не подберу). Г. П. Бердников на прямой вопрос (Николая Ивановича[2706]): может ли он перевести его в консультанты, определенно ответил: «Нет! Достаточно мне одного Черноуцана» (он сейчас консультант при «Литературном наследстве»).
А заменить его легче всего И. Г. Птушкиной, о которой я Вам писал: она возьмется за наше дело с охотой, не претендуя даже на членство в редколлегии — ни сейчас, ни в будущем. Значит, нам не надо даже обращаться в президиум, а просто запланировать ей эту работу, на что Г. П. Бердников согласен, т. к. «Летопись Герцена» заканчивается. О деловых качествах Птушкиной в одном из писем Б. Ф. Егоров отзывается так: «…собранный, четкий, разумный, работящий сотрудник — не очень много у нас таких!» Я с этим вполне согласен. Во всякое дело вкладывает она душу, не боится начальства и умеет добиваться того, что считает нужным. Необыкновенно аккуратна во всех делах, особенно письменных.
Я здоров. В сентябре отдыхал в Юрмале.
Желаю и Вам доброго здоровья, благодарю за письмо от Марии Рев[2707], пересланное через Вас.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 223, 226. Машинописная копия.
140. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 20 января 1988 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
1. Посылаю книги (с С. А. Фомичевым):
1) Гр[игорий] Турский «История франков»[2708];
2) Ж. Делиль «Сады».
Это — на 7 р. 50 к.
Из Ваших денег (55 р. 60 к.) вычитаю эту сумму; остается у меня 48 р. 10 к.
Ближайшие поступления:
Грибоедов — «Горе от ума»[2709];
Некрасов — Сборник 1856 г.[2710]
Волошин — «Лики творчества»[2711] обещан в феврале.
«Сады» дали нам только в мягкой обложке, и так, что об экземплярах в переплете мы вообще не знали. Зато на Гр[игория] Турского мы добились суперобложки.
2. По поводу Вашей тревоги: сокращением в ИМЛИ занимается комиссия под председательством П. В. Палиевского, который удивился и заверил меня (да я и сам это знаю), что Ознобишина и Птушкину никто сокращать не собирается. Д[митрий] В[ладимирович] боится за себя (без всяких на то оснований), а чтобы не писать только о себе, он приплел сюда и Птушкину, чтобы тем самым надежнее Вас «задействовать».
3. Мы провели научно-практическую конференцию по изданию Блока, и меня прочат главным редактором.
4. А в Союз писателей не принимают, несмотря на Вашу рекомендацию: приемная комиссия не любит «академических ученых», особенно из ИМЛИ.
Всего доброго и хорошего Вам и Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 226, 227. Машинописная копия.
141. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 21 февраля 1988 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Посылаю очередную книжку: Некрасов. Сборник 1856 г. Остаток Ваших средств у меня: 45 р. 10 к. Этого хватит еще надолго.
Большое спасибо Вам за письмо к А. А. Михайлову. Буду надеяться, что оно поможет. Союз писателей — непрошибаемая каста, хотя иногда принимали Бог знает кого. Осьмакова[2712], который и сам свои шансы [сравнивал] с моими как 1 к 10 и который собрал мало голосов, — благополучно провели по звонку Храпченко. В приемной комиссии много снобов и людей типа Овчаренко, который, конечно, не чувствует во мне «своего». Я бы махнул на все рукой, но появился азарт преодоления несправедливости, и, кроме того, испытываю ряд неудобств, например, недоступны мне дома творчества…
Бюро ОЛЯ утвердило меня главным редактором издания Блока. Знаю, что этим я Вам обязан; благодарю сердечно и буду помнить о том. Дело, конечно, весьма нелегкое. Мы пересоставили редколлегию, вывели из нее Бердникова, Ломунова, ввели людей молодых, непосредственно работающих над томами (Лавров, Магомедова[2713]) и вообще деятельных (З. Г. Минц, С. Лесневский[2714], Енишерлов[2715], Турков[2716]).
Беспокоит приближающееся собрание Отделения и перспектива «выборов» академика-секретаря. Представляется, что П. А. Николаеву[2717] нет эквивалентной замены. Он самый «широкий» из всех возможных кандидатов и вполне приемлемый особенно нам, русистам. Вместо него возможен ведь только Е. П. Челышев[2718], человек хороший, но как ученый он очень узок в своей экзотической специальности. Николаевым все в основном довольны, кроме Федосеева, который почему-то стал ему вредить. Вот уж чего действительно с нетерпением ждет вся гуманитарная наука, — так это: когда его скинут!? «Книга» его продувной супруги[2719] с немыслимой помпой обсуждалась недавно в Союзе писателей. Что там были за танцы! Талантливые и умные люди договаривались до того, что она идет в чем-то в духе и вровень с академиком Лихачевым, делает то же дело, даже в чем-то еще и лучше, только что на другом материале…
Иначе, как помпадурством, это не назовешь.
Простите, что так (по-ознобишенски) расписался (пользуясь особенно тем, что письмо — с оказией). Мне представляется, что фактически руководить Отделением должны Вы — пусть даже и через кого-то. Оно у нас обмелело, если сравнить с временами Жирмунского, Виноградова, Конрада, Беркова; заражается легкомысленным прожектерством. Проект восьми новых «академических» изданий на 10 лет («Лит[ературная] газета», № 7, с. 1, где забыты еще издания Блока, Толстого, Гоголя…) — от него не знаешь, смеяться или рыдать. И то и другое, видимо.
Дорогой Дмитрий Сергеевич! Все предшествующее — крик души, который не требует ответа. Но есть один вопрос, на который мне надо иметь Ваше мнение, п[отому] ч[то] П. В. Палиевский поручил мне добыть его у Вас: во исполнение летнего решения ОЛЯ в ИМЛИ создается межотдельский коллектив пушкинистов с перспективой издания альманаха и т. п. Приглашен на полставки В. С. Непомнящий[2720]. Назвать хотели: «Пушкинская комиссия». Я говорю: это неудобно; Пушкинская комиссия — устоявшееся наименование совершенно определенного общесоюзного органа, существующего с начала [19]30-х годов, во главе которого стоит сейчас академик Д. С. Лихачев. Стали примерять другие названия: «центр», «комитет», — отдает политикой… Неясно и соотношение такого объединения с Пушкинской комиссией и с сектором пушкиноведения П[ушкинского] Д[ома].
Очень важно нам знать (прежде даже чем собраться впервые), — что Вы об этом думаете? Как нам именоваться и в какой субординации быть с Пушкинской комиссией? Может быть, подумаете об этом за чашкой чая и сообщите мне, например, через Б. Ф. Егорова, с которым мы переписываемся?
Желаю Вам доброго здоровья.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 227–229. Машинописная копия.
142. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 28 июня 1990 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Приехавший из США Ф. Ф. Кузнецов[2721] формирует советско-американский совет: «Русская классика и многонациональная советская литература» и просил меня (почему меня, а не сам к Вам обращается, — я не знаю, тут какая-то «дипломатия»): хотите ли Вы войти в этот Совет (от Пушкинского Дома) или поручите это, например, А. М. Панченко?
Жду Вашего ответа — предельно краткого. Мне надо ответить ему, раз вздумалось почему-то мне поручить.
Бенуа я не получил еще: обещают в ближайшие дни.
С неизменным почтением и приветом
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 235. Машинописная копия.
143. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 27 марта 1991 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Впечатление очень добротного, точного, систематичного философско-историософского экскурса. Удачно начинается с интересного парадокса (о границах физических и духовных).
Замечания у меня такие:
Три особенности европейской культуры (1. личностная, 2. восприимчивая и 3. основанная на свободе) — главный тезис всего сочинения, и важно их далее провести в том же виде и в том же порядке.
Между тем, на с. 3 возникает еще один признак — «универсализм», который, очевидно, должен совпадать со 2-м признаком (восприимчивость). На с. 4 это становится окончательно ясным («личностность, универсализм и свобода»).
Значит: надо с самого начала (на с. 2) эти признаки так и обозначить, т. е. ввести туда «универсализм».
Далее: следует сохранить и единообразный порядок этих признаков. На с. 6 он не тот, что на с. 2 и 4 («личное начало, стремление к свободе и восприимчивость…»).
Признак «личностная культура» с самого начала требует пояснения. Можно только догадываться, что имеется в виду христианство, о котором после этого идет речь. (Или то, что общество «состоит из личностей» — с. 3? Или то и другое?)
Далее (на с. 6) возникает еще «соборность» — славянофильский признак, с которым Вы соглашаетесь. Это — четвертый? Или он как-то вытекает из обозначенных трех?
Все у Вас прочно связано, взаимообусловлено и доказано. Особенно, например, христианство, как основа всего (на с. 2). Но упоминаемая на с. 4 «любовь» как-то не очень. Этот тезис, пожалуй, не раскрыт.
На с. 6 вместо слов «и национал-социализм XX века с его расизмом» я бы сказал: «…и тоталитарные режимы XX века с их нетерпимостью…» (чтобы вобрать сюда и наше тоталитарное «зло»).
На с. 8 и 9, может быть, упомянуть еще об итальянцах, строивших московский, коломенский и др[угие] кремли и соборы?
В конце с. 9 (о староверах) я бы добавил: «…также переселявшихся в отдаленные местности государства».
С. 10: не упомянуть ли «местничество» (в ряду проявлений «зла»?).
См. мои другие пометы, в частности уточнение пунктуации.
«Аттака» (с. 5, 10–12) звучит эффектно: вроде аллитерации. Но орфографические словари требуют все-таки: «атака».
Не сомневаюсь в успехе Вашего доклада![2722] И очень того желаю.
Ваш А. Гришунин 27.III.1991
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 232, 233. Авторизованная машинопись.
144. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 1 апреля 1991 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Сегодня по Вашему поручению я связался с Е. Ю. Гениевой[2723], передал ей все Ваши просьбы. Она оказалась в курсе замысла Академии искусства книги, которая предполагается на базе Библиотеки иностранной литературы, участвует в разработке программы, свои соображения и список работ Вам пришлет. Она предложила мне для пересылки этого материала воспользоваться оказией: дня через 2–3 приедет сюда из Л[енингра]да директор Музея Пушкина, который доставит Вам ее и мой пакеты. 1-й экземпляр материалов я с ним посылаю, 2-й для страховки посылаю почтой в адрес ИРЛИ.
Над программой я еще не успел размышлять сколько-нибудь обстоятельно и не могу претендовать на глобальную разработку, которую готовит и пришлет Вам Ек[атерина] Юрьевна; сообщу только перечень изданий и книг, которые, на мой взгляд, желательно было бы иметь в виду для пропаганды или переиздания:
Щелкунов М. И. История, техника, искусство книгопечатания. 330 иллюстраций и приложений. М.—Л., Гос. изд-во, 1926.
Фомин А. Г. Путеводитель по библиографии литературы. Л., 1934.
Аркадьев Е. И. Словарь библиофила. М., 1890.
Здобнов Н. В. История русской библиографии. М.: АН СССР, 1951.
Известия литературно-художественного кружка. Вып. 1–5. 1913–1914.
Литературный вестник. Издание Русского библиографического общества. 1901–1902.
Рубакин Н. А. Среди книг[2724].
Мезьер А. В. Библиография русской литературы[2725].
Книги П. Н. Беркова.
«Русский современник», 1924. Вып. 1–3.
Альманах «Феникс», кн. 1. Кн-во «Костры», 1922.
«Книжный угол», № 1–8. Пб., 1918–1921.
Письма к библиографу С. И. Пономареву. М.: Л. Бухгейм, 1915.
Письма русских писателей к А. С. Суворину. Л., 1927.
Может быть, это не то, что Вы имели в виду, тогда извините: исправлюсь, когда более войду в курс. Я понял так, что Вы просили назвать конкретные книги.
Желаю Вам и Зинаиде Александровне доброго здоровья. С тех пор, как уехали Амбарцумяны[2726] и затем — Вы, «Узкое» как-то совсем потускнело.
Ваш А. Гришунин
P. S. Думаю над тем, что рассказали Вы о «Петре Первом»: это — в духе А. Н. Толстого: ведь знаменитый эпиграф к «Хождению по мукам» («В трех водах купано… чище мы чистого!») — из Софьи Федорченко[2727] («Народ на войне»), на что в тексте Толстого нет указания.
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 234 и об. Авторизованная машинопись под копирку.
145. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 6 июня 1991 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Посылаю с оказией очередную книгу — «Замок» Кафки[2728]. Остаток Ваших средств у меня — после этого: 104 р. 30 к.
Я недавно с особым интересом прочитал в «Неве» Вашу работу: «Как мы остались живы»[2729]. Могу сказать, что это лучшее и единственно правдивое из того, что доводилось читать о блокаде. Да, это было мученичеством. Я ведь сам это пережил — от самого начала до самого конца. Правда, в армейских частях, но был дистрофиком, а цинготные пятна на ногах оставались надолго. Болезни обмена веществ преследуют меня до сих пор. Зиму 1941–42 гг. был я от Вас в нескольких километрах. Наша батарея стояла у Комендантского аэродрома, за Серафимовским кладбищем (которое Вы называете «Новодеревенским»?). За водой ездили с саночками на Невку через кладбище — буквально почти по свозимым туда из города трупам. Потом — до полного снятия блокады был я в Лисьем Носу, в Автове, в Шлиссельбурге, на Карельском перешейке и т. д. С Л. А. Дмитриевым, как выяснилось, были мы в одной армии, но в разных полках.
Два мелких уточнения: к с. 8: красные ракеты наводчиков — были! И — много. Я, зенитчик, не уходивший в укрытие при налетах, каждый раз видел их сам — над нашей батареей, над аэродромом и т. п.
К с. 8–9: Бадаевские склады разбомбили не в августе, а 8 сентября. После этого сразу наступил голод.
По Ладожскому льду в начале 1942 г. эвакуировались Рейсеры. Их взяли на грузовик за золотое кольцо Мальвины Мироновны[2730]. За 16 километров до того берега мотор заглох, и никто не захотел взять их на буксир. Тем временем в кузове было уже 7 трупов. У М[альвины] М[ироновны] была с собой бутылка со спиртом — за которую их только и согласились отбуксировать до берега.
И еще до ледостава там погибали люди; например, Цезарь Вольпе[2731], пытавшийся выехать на барже осенью.
И тем не менее я — за «Санкт-Петербург». Такие вопросы нельзя решать референдумами. — Десятилетиями оболванивали народ, истребляли интеллигенцию, петербургскую — особенно.
Желаю всего доброго Вам и Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 235, 236. Машинописная копия.
146. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 ноября 1991 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Спасибо за «Книгу беспокойств»[2732] и за надпись. Я ее уже просматривал в библиотеке, но она так богата содержанием, что хочется держать ее на столе и читать порциями, как Евангелие. Особенно дороги мне воспоминания о блокаде, которую и я пережил, могу об этом судить: правдивее, лучше, чем Вы, об этом никто не написал.
Много и другого близкого мне, я удивлялся некоторым совпадениям. Например, точно так же меня застала врасплох прободная язва желудка, и люди думали, что я пьян (с. 145). В Ваших рассказах о старом Петербурге очень многое знакомо мне по рассказам моей матери: так же ежегодно осенью нанимали квартиру, только хозяин спрашивал, какие наклеить обои; жили то на Фурштадтской, то на Васильевском острове, то на Каменностровском, на Большой Конюшенной. Финские торговцы кричали: «Риба варель!» Дед мой (А. Н. Третау, ум[ер] в 1913 г.) был директором акционерного Калашниковского пивоваренного завода. Дача его была в Коломягах. Я из петербургских немцев, — мне петербургская тема очень близка. Очень близка, интересна и Ваша книга.
Слышал, что Вы уедете за несколько дней до Вашего юбилея[2733], потому спешу сердечно поздравить Вас и Зинаиду Александровну. — Будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 236, 237. Машинописная копия.
147. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 20 декабря 1992 г.
Дорогой Андрей Леопольдович, поздравляю с Рождеством Христовым (см. на обороте Филонова) и Новым годом.
Пусть все будет хорошо.
Ваш Д. Лихачев 20.XII.92
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 44. Автограф. На открытке с репродукцией картины П. Н. Филонова «Крестьянская семья» (1915); Ед. хр. 40. Л. 238. Машинописная копия.
148. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 18 февраля 1993 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Мои сотрудники по редколлегии «Литературных памятников» стали отказываться от централизованной закупки книг, которые стали теперь доступными, а по цене непредсказуемыми. Например, этот том Петрарки (напечатанный безобразно!) в Академкниге № 1 стоил 120 р. (и был нарасхват), в Академкниге № 2 — 84 р.; в Академкниге № 3 — 70 р.
Я купил за 81 р., и Ваших денег у меня осталось после этого 3 р. Стесняюсь быть столь мелочным, чтоб вкладывать трешку в этот пакет[2734].
Деятельность эту я прекращаю, и Вы мне денег не присылайте. Если же Вам захочется приобрести что-то из книг, — я всегда к Вашим услугам, только просигнализируйте, — потом рассчитаемся. А чтобы не прерывалась с Вами связь, буду писать Вам о себе иногда; не так часто, конечно, как покойный Д. В. Ознобишин, и без всяких ожиданий ответных писем, как правило. Очень ценю Ваше время и Ваш покой; слежу за Вашими выступлениями в печати; есть у меня заветная полка Ваших книг и специальная папка оттисков, вырезок и конспектов: «Д. С. Лихачев». И есть место для Вас в голове у меня и в сердце моем.
В будущем году надеюсь сдать в печать монографию: «Исследовательские аспекты текстологии».
В Узкое не еду в этом году: цена — 1200 р. в день. Подал заявление в Литфонд на Дом творчества «Переделкино», куда поеду, как всегда, в марте с пишущей машинкой.
Всего доброго, здоровья Вам и Зинаиде Александровне.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 237, 238. Машинописная копия.
149. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 12 апреля 1993 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Спешу поздравить Вас и Зинаиду Александровну со Светлым Праздником. — Христос Воскресе!
Впервые за последние пять лет весенний отпуск проводил я не в Узком, а в Доме творчества «Переделкино». Пожалел об этом: в Узком спокойней и лучше. Впрочем, я был с машинкой и книгами; посетил Дом-музей Пастернака. Неудобно чувствовал себя только перед телевизором: шел безобразный «съезд»[2735], за которым нельзя было не следить, между тем, публика была столь антидемократична, что я старался сидеть молча и думать о своем. О том, в частности, что наш «скипер»[2736],[2737] войдет в историю России как новейший Тушинский вор.
Работаю над монографией «Исследовательские аспекты текстологии», которую должен сдать в будущем году.
Отпуск мой кончается, завтра возобновляю работу над изданием Блока, которое наткнулось на многие трудности. Тома 2 и 3 Блоковская группа П[ушкинского] Д[ома] изготовила в объемах 70 и 75 л[истов]. Это при том, что объем текстов Блока в каждом из этих томов — 8 а[вторских] л[истов]. Такие тома не влезают в переплет. Между тем состав их определен самим Блоком, и они принципиально неделимы. Предлагают отделить варианты в особые малотиражные тома (как в издании Горького), что значило бы испортить издание и сделать его в некотором отношении беднее орловского восьмитомника[2738], где основные варианты все-таки приводятся в примечаниях. Да и варианты Блока, о которых много писал В. М. Жирмунский, по характеру своему и по своей важности не идут ни в какое сравнение с вариантами Горького.
Единственный способ сдвинуть издание с мертвой точки — сократить комментарий, в котором имеется много излишеств.
Кончина Льва Александровича Дмитриева очень меня опечалила и огорчила. Я знал его как очень хорошего человека, а кроме того, он оказался моим однополчанином: в начале войны оба мы находились в 115-м зенитно-артиллерийском полку, который располагался в северо-западном направлении: от Комендантского аэродрома, через Лахту, Ольгино и Лисий Нос — до Сестрорецка. В то время мы, конечно, не знали друг друга и служили на разных батареях, но в последние годы, когда выявилось наше «однополчанство», несколько раз с интересом обсуждали эту тему.
Желаю Вам доброго здоровья!
Ваш А. Гришунин
P. S. Из «Литературных памятников» подписан сигнальный экземпляр «Путешествия стольника» П. Толстого[2739], но в продаже книга еще не была.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 239, 240. Компьютерная распечатка.
150. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 29 апреля 1993 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Как приятно было получить от Вас письмо. И оно так пришлось ко времени. С кончиной Льва Александровича[2740] у меня не стало товарищей. Умер осенью мой последний одноделец Селиванов[2741]. И со смертью милого, простого, умного Льва Александровича я в Пушк[инском] Доме чувствую себя совсем одиноким. Нет человека, с которым можно было бы посоветоваться, поговорить, услышать всегда взвешенное и честное (без лукавства) мнение.
Я рад за «Литер[атурные] памятники». Президент[2742] несколько раз хорошо говорил о нашей серии. Теперь к нему всегда можно обратиться. Вы знаете — как он отозвался в своей речи на Общем собрании о «Л[итературных] п[амятниках]». На презентации моей итальянской книги[2743], в издательстве «Искусство», он тоже мне говорил о «Лит[ературных] памятниках».
Очень жду стольника Толстого. Боюсь пропустить, но Вы не тревожьтесь: я перешел на книжное «самообслуживание».
Был в марте и в апреле дважды в Италии. Первая поездка была исключительно хороша. Вторая — тяжела, мучительна, хотя самолет — прямо от СПб. и прямо в Рим. Но дело не в самолете. Было мало знакомых (кроме Б. А. Успенского и Грачотти), мало интересных встреч. В первой поездке я был у самых интересных лиц в Италии, был в монастырях, университетах и т. д. Вторая поездка была как бы безрезультатной.
Текстологию нашу, польскую, венгерскую — они совсем не знают. Застыли на времени спора Бедье с Лахманом. Современных немцев не знают. И т. д. Буду писать Челышеву о необходимости возрождения Текстологич[еской] комиссии. Вы должны быть во главе.
В «Узкое» мы не поедем: не дадут мне покоя дела Р[оссийского] ф[онда] культуры. Жалко! Зинаиде Александровне хочется туда поехать. И я тоже привык. Чтобы избавиться от дел, придется поехать в Куоккалу в Дом композиторов, но там нет лечения. […]
Буду в Москве 21 мая, чтобы оформить на Совете РФК свой уход из РФК.
5 лет потеряны. Столько волнений, загубленного времени, нервов, здоровья! И все это, чтобы дать нажиться нескольким людям.
Простите за ужасный почерк, но машинка моя работает плохо.
Зинаида Александровна Вам кланяется. Если будете в «Узком», то кланяйтесь, пожалуйста, всем, кто нас помнит.
Любящий Вас Д. Лихачев 29.IV.93
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 46 и об. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 241, 242. Машинописная копия.
151. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 1 декабря 1993 г.
Дорогой Андрей Леопольдович!
Сердечно поздравляю Вас с Новым годом.
Будем надеяться на все лучшее.
Д. Лихачев 17.XII.93
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 48. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 242. Машинописная копия.
152. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 21 апреля 1994 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Сердечно поздравляю Вас и Зинаиду Александровну с Весенними Праздниками, горячо желаю благополучия и здоровья.
Посылаю № 2 киевского журнала «Collegium», в редколлегии которого я состою. Редакция поручила мне доставить Вам этот номер, № 1 я посылал Вам ранее вместе с книгой дневника А. Г. Достоевской.
Я в феврале был в «Узком», много гулял по зимнему лесу. Отдыхающих было мало, но сейчас, как мне сказали, — всего только два (два!) человека. Все понемножечку гибнет. Радует только церковь, которая заметно благоустраивается, благовестит, и о. Петр[2744] регулярно служит, составился хор, и храм прихожанами полон.
Сообщаю Вам, что я закончил работу над монографией «Исследовательские аспекты текстологии», сдал на обсуждение в отдел. Планом предусмотрено 20 а[вторских] л[истов], а у меня получилось 600 стр. — Что-то придется подсократить. Впрочем, в какое издательство и когда книга поступит в работу, — пока не известно.
Специально для Вас прилагаю аннотацию и оглавление моего труда.
Разумеется, во всем исхожу я из Ваших установок и из Ваших работ, которые, наряду с работами Винокура, Томашевского, Шахматова, — многократно упоминаются, пропагандируются и цитируются. Единственное существенное расхождение у меня с Вами состоит в том, что текстологию я причисляю все-таки к вспомогательным наукам. Принципиального значения этому расхождению я, однако, не придаю и объясняю себе это так: в решении вопроса о том, «самостоятельная» ли наука текстология или она «вспомогательна», — многое зависит от объекта изучения: для древнерусского материала текстология более органична, более необходима, самостоятельна и значима, чем для более благополучных текстов новой литературы, где она, как я думаю, все-таки — вспомогательная. Впрочем, «самостоятельность» всякой науки — относительна: всякая наука, даже очень «самостоятельная» (математика, физика…) — вспомогательна по отношению к чему-либо: к другой науке, к философии, к жизни в конце концов…
Еще раз желаю Вам доброго здоровья.
Неизменно Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 243, 244. Машинописная копия.
153. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 26 апреля 1994 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! От всей души поздравляю Вас с Пасхой. Христос Воскресе!
Был очень обрадован Вашим письмом. Я эгоист: самому писать трудно, а получать письма доставляет радость — особенно от Вас. Ваши письма так обстоятельны и так изящно написаны, что мне стыдно за свои «служебные записки».
Сейчас читаю письма Пушкина и стараюсь вникнуть в них со всех точек зрения. Если удастся — напишу о них статью. Какие есть работы (статьи) об эпистолярном стиле XIX века? Может быть, что-нибудь вспомните? И о письмах Пушкина, в частности?
Очень озабочен юбилеями Пушкина. Я совсем неопытен в этом деле, а числюсь председателем[2745]!
Скатов жутко обижен, и мне его жалко. Когда мы его приглашали директорствовать в Пушк[инском] Доме, — он был скромного мнения о своих работах. Поверил внушениям, что он крупная величина.
Рад за избрание Михайлова[2746]!
Где Вы будете отдыхать летом?
Я старею. Это сказывается и на моем почерке.
Спасибо Вам за все и за постоянное внимание.
Искренне Ваш Д. Лихачев 26.IV.94
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 50. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 244, 245. Машинописная копия.
154. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 23 декабря 1994 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Сердечно поздравляю Вас с Праздниками. Вам, Зинаиде Александровне и всем Вашим близким желаю доброго здоровья и благополучия всяческого.
«Все идет своим путем» (одно из присловий Блока, скалькированное с немецкого). Надеемся на выход в 1995 году двух первых томов Блока. 15 января отмечаем 200-летие Грибоедова (в Вязьме[2747] и в Москве). Оно почти совпадает со столетием Ю. Г. Оксмана (12 января). Предложение отметить это официально Отделение не поддержало, и мы (несколько человек инициативной группы) хотим провести заседание 19 января в московском Музее Пушкина.
С Б. Ф. Егоровым мы провели четыре чудесных дня в Смоленске: ездили туда на заседание Специализированного совета, и я прочел несколько лекций в Пединституте.
Всего Вам доброго и хорошего.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 245. Машинописная копия.
155. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 29 августа 1996 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Август этого года я провел на даче — в тесном общении с пишущей машинкой и — с Вами! Не удивляйтесь: я перевел на машинку свою переписку с Вами, начавшуюся в 1963 году. Ваши письма — все; мои — насколько они сохранились у меня в черновиках или в копиях. Всего 175 писем, 200 машинописных страниц.
На это меня подвигла постоянная память о Вас, особенно в связи с предстоящим Вам юбилеем; кроме того — набор материала для спецкурса по текстологии. И еще — озабоченность упорядочением и устройством своего архива. — Мне ведь тоже в октябре стукнет 75.
О том, как велика и значительна была Ваша роль в моей жизни, — я не забываю никогда. Перечитывая переписку, я на каждой странице нахожу этому подтверждения. Сначала было мое деловое письмо, когда был я при Ю. Г. Оксмане ученым секретарем Текстологической комиссии. Вы тогда заболели, и я получил письмо Веры Дмитриевны, написанное по Вашему поручению, когда Вы лежали после операции, — в ответ на мое ободряющее письмо с описанием такой же операции на желудке, мною ранее пережитой.
Счастлив я тем, что и Вам в чем-то был я полезен. — Переписка была взаимополезной. Почти все письма, мои и Ваши, начинаются словами: «Большое спасибо за…»
Вспомнились противостояние уродливому прохоровско-нечаевскому «текстоложеству»; разные ситуации «Литературных памятников», работа над изданием Бенуа, «проблема» Д. В. Ознобишина и внедрение в редколлегию в качестве ученого секретаря И. Г. Птушкиной — по моей рекомендации. Было сопротивление внутри редколлегии; хотели трудоустроить «своих» людей… Да, Птушкина — моя приятельница, но я знал, что она отличный работник, и потому рекомендовал ее Вам. И мне кажется, что вы скоро оценили ее качества, что эта моя инициатива оправдалась блистательным образом.
Так я и считаю, что Вы в моей жизни — один из самых главных людей; «судьбоносных», как теперь говорят. Будучи младшим Вашим современником, одновременно с Вами переживал я социальные потрясения и невзгоды, и большую войну, и изнурительную ленинградскую блокаду, и резекцию желудка после нее.
Сейчас жизнь по-другому осложнилась: нет средств на командировки, на печатание томов Блока, в значительной мере к тому готовых. В целом же в теперешней жизни, несмотря на многое непотребное и наносное, мне многое нравится: нас более не стесняет цензура, все в основном имеется и Вы снова живете в Санкт-Петербурге на благословенном Втором Муринском! Вблизи Коломяг, где была дача моего деда.
Будьте здоровы и бодры, передайте, пожалуйста, эти же пожелания уважаемой Зинаиде Александровне.
Неизменно Ваш А. Гришунин
P. S. Я действительно озабочен судьбой своего архива. Кроме личных бумаг у меня изрядная часть документов и книг Ю. Г. Оксмана (все пушкиноведение его было мне завещано); письма, кроме Ваших, — Д. Е. Максимова, С. А. Рейсера, Л. Я. Гинзбург, В. Эджертона[2748], П. Н. Беркова, Н. К. Пиксанова, Н. В. Измайлова и мн[огих] др[угих]; картотеки, тематические подборки (по Грибоедову, Пушкину, Блоку… по текстологии)… Будучи человеком с некоей толикой немецкой крови и научившись кое-чему (хорошему) от Н. К. Пиксанова, я создал у себя такую систему, в которой легко собрать первичный материал на любую нашу литературоведческую тему. — Где бы открыть мне фонд? РГАЛИ и РГБ испытывают затруднения с местом, Архив Академии наук неинтересен для филологов. Готов принять Отдел рукописей ИМЛИ. Но — хорошо ли — в свой институт? Есть кое-что не вполне остывшее[2749].
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 246, 247. Машинописная копия с правкой автора.
156. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 12 сентября 1996 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Очень приятно было получить от Вас письмо, как всегда, изящно, обстоятельно и умно написанное. А я стал совсем неряха из-за склероза, и память сильно сдает.
Я открыл свой фонд в Пушкинском Доме. Малая часть его описана, бóльшая будет разбираться невесть когда. Я на это и рассчитываю. Когда дело дойдет до моих писем, корреспондентов и всех вообще лиц, в письмах затронутых, не будет уже в живых. Не думаю, что у Вас будет иначе, и письма Ваши станут доступны Вашим неприятелям.
У меня переписка с Шкловским, Кавериным, Чуковским, Дорошем, Заболоцким, полно писем иностранных славистов — А. В. Соловьев, И. Дуйчев, Белич, Оболенский[2750], Мейендорф[2751] и т. д., и т. д. Не думаю, чтобы все выбросили, хотя мусора предостаточно. После войны я ничего не уничтож[ал].
Спасибо, дорогой Андрей Леопольдович, за Ваше внимание ко мне, за дружбу, за переписку с Вами.
Любящий Вас Д. Лихачев
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 52 и об. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 53); Ед. хр. 40. Л. 248. Машинописная копия.
157. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 22–28 ноября 1996 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Горячо поздравляю Вас, рад за Вас, сердечно обнимаю! Душа поет, — Ваш Девяностолетний Юбилей праздную вместе с Вами. В моей жизни и судьбе Вы — один из главных людей. Я знаком с Вами, по меньшей мере, с 1958 года, — отсчет веду от достославного Московского съезда славистов и от тех замечательных собеседований (Вы, я, П. Н. Берков…), которые устраивал у себя Ю. Г. Оксман, сплачивая Текстологическую комиссию. С 1962 года началась наша переписка и сотрудничество в противодействии примитивно-рецептурной профанации текстологии.
Неизменной Вашей почитательницей и союзницей была добрая моя знакомая — Гали Владимировна Алферова, архитектор-реставратор церквей и монастырей. Последней ее работой, после чего она вскоре скончалась, была рецензия в «Вестнике Академии наук» на Вашу «Поэзию садов»[2752]. Посмертно была издана ее докторская диссертация «Русские города XVI–XVII веков». Возможно, она не дошла до Вас; я Вам ее посылаю. Это — в сфере Ваших научных интересов: в некоторых Ваших трудах есть сочувственные упоминания исследований Г. В. Алферовой по древнерусскому градостроительству.
А. П. Чудаков[2753], вернувшись из Петербурга, сказал мне, что Вы прочите меня (вместе с ним и А. В. Лавровым) в состав Виноградовской комиссии. С благодарностью это принимаю. О В. В. Виноградове у меня много теплых воспоминаний. Вопреки репутации злоязычного, язвительного ученого, который никого не любит и ни с кем не считается, — он одобрил в рукописи мою первую научную работу «Опыт обследования употребительности языковых дублетов в целях атрибуции» и рекомендовал ее к печати. С его рекомендации она и появилась в «Вопросах текстологии» в 1960 г.[2754] Зато и я оказался ему полезным и нужным в самый критический для него момент — в июне 1963, когда на его место академика-секретаря был посажен функционер Храпченко. В[иктор] В[ладимирович], уже смещенный, попросил меня взять на редактирование новый его труд: «Сюжет и стиль». Это было не просто редактирование, а, можно сказать, составительская работа: мне даны были несколько охапок материала, из которого надлежало составить книгу, компонуя ее по логике текста, — отбрасывая лишнее, присочиняя связки… Я с этим успешно справился. Книга вышла в том же 1963 году, и В[иктор] В[ладимирович] благодарил меня специальным письмом: «Все мною пересмотрено и проверено. Приняты во внимание все Ваши соображения. Внесены дополнения и поправки. Благодарю за очень тщательную и точную, продуктивную работу. Можно печатать. Все Ваши рекомендации выполнены.
Акад[емик] В. Виноградов. 1963.2.VII».
Он, таким образом, оставил существенный след в моей жизни, и я храню память о нем с благодарностью. Много удовольствия доставил он мне и своей книгой «Проблема авторства и теория стилей» (1961), где страшными словами, убийственными формулировками и фактами посрамлены и разбиты антагонисты мои (и Ваши) по части теории текстологии. Грешно вспоминать их имена в дни Вашего великого Праздника.
Еще раз поздравляю Вас, дорогой Дмитрий Сергеевич, желаю Вам доброго здоровья, многих новых успехов.
Сердечно поздравляю и Вас, дорогая Зинаида Александровна! Бесконечно много, много Вашего труда, тревог и забот вложено в этот наш общий Праздник.
Всего-всего доброго!
Любящий Вас А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 249–251. Машинописная копия.
158. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 24 декабря 1996 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Горячо поздравляю Вас и Зинаиду Александровну с праздниками, желаю здоровья. Весь прошедший месяц вспоминали Вас, думали о Вас часто и много.
Сердечное спасибо за прекрасную книгу «Повести временных лет»[2755], которую мне передал от Вас Б. Ф. Егоров. И за надпись — спасибо!
В Музее Герцена 18-го хорошо прошел вечер «Лит[ературных] памятников». Все мы выступали один за другим с разными воспоминаниями. Я говорил о большой дружбе Ю. Г. Оксмана и Н. И. Конрада и о том, как защитил их В. М. Жирмунский. Этим трем замечательным именам посвятил я свое выступление. О Вас я делал особый доклад в Обществе любителей российской словесности[2756].
Еще раз поздравляю, желаю Вам в Новом году здоровья и благополучия всяческого.
Ваш А. Гришунин
P. S. В Доме книги на Невском я купил оригинальный план Петербурга: огромную фотографию всего города, сделанную из космоса. Страшно интересно ее рассматривать.
А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 252. Машинописная копия.
159. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 26 апреля 1997 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Сердечно поздравляю Вас и Зинаиду Александровну с прекрасными праздниками. — Христос Воскресе! Желаю Вам бодрости и здоровья.
Главная моя новость — начало издания академического Блока: тома 1 и 2 уже продаются, том 3 в корректурах. Кроме того, я получил «грант» на издание моей монографии «Исследовательские аспекты текстологии». Она уже набрана. В-третьих, ВАК утвердил меня в звании «профессора». Все эти «успехи» и удачи, к которым я не привык, даже несколько пугают меня, так как жизнь, как известно, — полосатая.
Работаю много. Читаю курс текстологии в Педагогическом университете. Отдыха настоящего не получается; в «Узком» не был уже третий год. Довольствовался Домом творчества «Переделкино». Но — силы еще есть.
В Петербурге был в последний раз в сентябре. В былые времена бывал в Вашем городе 4–5 раз в году.
Всего Вам доброго и хорошего, дорогой Дмитрий Сергеевич!
Ваш
А. Гришунин
P. S. Посылаю письмо с оказией. Поэтому — на Пушкинский Дом. А. Г.
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 252, 253. Машинописная копия.
160. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 7 мая 1997 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Сейчас получил оттиски из 6-го номера «И[звестий] ОЛЯ», направляю Вам образец.
История этой статьи такова: мне заказала ее редакция летом 1996-го. Когда я написал, — из Петербурга явилась на эту же тему статья О. В. Творогова. Заказывали ли ему или то была его инициатива, — никто не помнил. Прочитав, решили, что статьи так несхожи, что могут быть напечатаны одна за другой[2757].
Я, действительно, не писал про Героя и Лауреата, старался делать акцент на другом. Редакция не сделала мне ни одного замечания и напечатала слово в слово так, как я написал.
Поздравляю Вас с праздником и желаю доброго здоровья Вам и Зинаиде Александровне.
Ваш
А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 253. Машинописная копия.
161. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 10 декабря 1997 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Рад возможности поздравить Вас с Новым годом новой книгой Ивана Долгорукова[2758], которой я был не только «ответственным редактором», но и инициатором, как и другой, давно вышедшей книги — «Рассказы бабушки»[2759] (недавно мы приняли решение о ее переиздании).
В нашем издательстве «Наследие»[2760] вышел, безусловно, интересный для Вас сборник статей: «Современная текстология: теория и практика». В нем есть и моя статья: «Современное состояние теории текстологии». Если Вы еще не получили этой книги (я болел в течение последнего месяца и не мог проследить за рассылкой), — то в ближайшее время мы Вам ее вышлем.
Шлю сердечный привет Вам и Зинаиде Александровне. Желаю здоровья и всего доброго.
Ваш А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 254. Компьютерная распечатка.
162. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 20 декабря 1997 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Большое спасибо за «Капище моего сердца» Долгорукова. Я очень Вас благодарю, что меня не забываете.
Послал Вам «Поэтику русской литературы»[2761]. В январе выйдет второе издание моих «Воспоминаний»[2762]. Они, кстати, вышли на болгарском языке и на немецком с примечаниями [Вернера Фика]. Переводятся на итальянский и на английский. На немецком имели различные оценки в прессе.
В «Поэтике русской литературы» интересная статья Франсуазы Лесур[2763] о моих работах.
У меня к Вам просьба прислать «Текстологию». Мы затеяли хрестоматию по текстологии, но будем ограничивать ее только древнерусской частью — для литературоведов и историков. Надо, чтобы не было совпадений. Придется исключить все части из Ваших работ и работ других специалистов по XIX и XX вв.
Хотел переиздать «Поэзию садов», но отказался. Мелкие поправки я могу внести в третье издание, но нужны серьезные дополнения в связи с выходом польских и русских работ, имеющих то же направление — изучение идей садов, философии садов.
Нужда в переиздании «Поэзии садов» большая, но мне теперь трудно серьезно работать, да и работа за письменным столом утратила для меня свою привлекательность.
Когда-то я думал, что старческие недостатки можно исправить усилием воли, но оказалось, что это гораздо труднее, чем я думал. Справиться с надвигающейся старостью нельзя, все не так-то просто.
Может быть, смогу приехать в Москву в январе — феврале, если потребуется получать президентскую премию[2764]. Один не смогу, — приеду с Милой[2765]. Хотел бы встретиться с Татьяной Борисовной Князевской. Она молодец — столько выпускает книг. Я особенно ценю ежегодник «Памятники культуры. Новые открытия». Может быть, у Вас найдется что-либо для этого издания?
Будьте здоровы и успешны во всем.
Поздравляю с Новым годом.
Любящий Вас Д. Лихачев 20.XII.[97][2766]
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 57. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 255. Компьютерная распечатка. Датировано по содержанию.
163. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 18 января 1998 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Я обзавелся дома компьютером — освоил его и теперь на нем работаю. Это значительно облегчает и ускоряет процесс.
За книгу «Историческая поэтика русской литературы…» и за надпись на ней я сердечно Вас благодарю. Я не сразу ответил, ибо хотелось прежде вчитаться в интересную и исключительно глубокую статью Франсуазы Лесур, что я к сегодняшнему дню и сделал. Статья, впрочем, такова, что придется к ней обращаться многократно и впредь, как, впрочем, и к книге в целом. Так что она остается у меня на столе. Поздравляю Вас с этой новой книгой. Аналитическую, очень содержательную и важную статью Франсуазы Лесур, мне кажется, хорошо бы издать отдельно и большим тиражом.
Письмо Ваше от 20 декабря дошло до меня только 13 января. Такова новогодняя почта. Всякое Ваше письмо для меня драгоценно. Не понял я лишь Вашей просьбы: «прислать „Текстологию“». Имеете ли Вы в виду мою монографию «Исследовательские аспекты текстологии»? Корректура ее мной прочитана (420 страниц). Значит, скоро появится и тираж. И Вы, разумеется, в списке для рассылки значитесь у меня Первым номером. Кроме этого, недавно с Б. Ф. Егоровым мы отправили Вам сборник «Современная текстология. Теория и практика», где есть и моя статья. В ней я вспоминаю историю дела, заведенного в тупик «школой» Прохорова и Нечаевой, неконструктивной, мягко выражаясь, позицией Храпченко, ликвидацией научного совета по текстологии — ради того, чтобы отнять это дело у Ю. Г. Оксмана… В результате исчез текстологический центр. И только Вы неустанно напоминали дирекции ИМЛИ о необходимости не упускать инициативу, сохранить приоритетную позицию, пока не поздно. Этого у нас не сделали.
В «Литературных памятниках» я был инициатором двух изданий: «Рассказы бабушки» Благово и «Капище моего сердца» Долгорукова. Теперь это осуществилось под моей же редакцией. Сейчас работаю над альманахом «Урания» 1826 года[2767]. «Рассказы бабушки» намечены ко второму изданию.
Плохо представлен у нас С. Аксаков. Когда-то меня впечатлила его книга «Записки об ужении рыбы» (хотя рыболовом я никогда не был). И я думаю: не разработать ли план такого издания?
Жаль, что нет возможности продолжить «Поэзию садов». Мне эта тема близка по подмосковному Царицыну, где я провел детские и юные годы — лучшую половину своей жизни. Признаюсь Вам, что сейчас пишу книгу: «Царицыно. Записки старожила»[2768]. Она очень «личная», и не знаю, удастся ли скоро ее издать.
Желаю Вам и Вашим близким доброго здоровья и благополучия всяческого
Ваш всегда
А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 256. Компьютерная распечатка с правкой автора.
164. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 20 апреля 1998 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
Книги вдруг пошли косяком: неделю назад появилось «Творчество Твардовского»[2769] (заказана мне издательством Московского университета). Сегодня вышла «Исследовательские аспекты текстологии»[2770]. Мне дали пока три экземпляра; никому еще не посылал и не вручал. — Первый экземпляр посылаю Вам. Ибо вся книга навеяна и пронизана Вашими идеями, во всем пропагандирует Вашу «Текстологию». Без Вас эта книга не могла бы ни появиться, ни существовать.
Уделено внимание критике «текстологии» Е. И. Прохорова и В. С. Нечаевой. Люди уже не живы, и можно бы не тревожить прах. Но есть «наследие», соблазнительное своим практицизмом и «простотой», которое поэтому крепче сидит в головах многих, считающих «текстологией» догматические инструкции.
Приблизительно по этой программе (схеме) читаю я лекции магистрантам педагогического университета. Лекции способствуют развитию мысли, и теперь хотелось бы кое-что добавить сюда. Так что есть уже известная неудовлетворенность сделанным.
Сердечно поздравляю Вас с праздниками, дорогой Дмитрий Сергеевич! Христос Воскресе! Желаю доброго здоровья Вам и Зинаиде Александровне.
Неизменно Ваш
А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 257. Авторизованная компьютерная распечатка.
165. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 29 апреля 1998 г.
Дорогой Андрей Леопольдович! Получил обе Ваши книги — «Исследовательские аспекты текстологии» и «Твардовского». Получить у нас в Питере московские издания крайне трудно. Думаю, что и в Москве — питерские. На днях выйдет второе издание моих «Воспоминаний»: обязательно пришлю.
Я рад «Исследовательским аспектам» и по эгоистическим соображениям: ведь это для меня означает, что я свою «Текстологию» писал не зря и что она пригодилась и для новой литературы. Поскольку мы работали в целом независимо друг от друга, сходные мысли и подходы говорят об их правильности.
Спасибо Вам!
Я чувствую, что старею, но меня радует, что в Отделе[2771] сотрудники дружны между собой и хорошо работают.
Лето буду в Комарове, но придется часто бывать в городе по общественным делам. Взялся за гуж…
А где Вы собираетесь отдыхать?
Вспоминая все свои летние «отдыхи», думаю, что наилучшие были на теплоходах по Волге. Но это сейчас невозможно. Впрочем, мои общественные дела расширяют мое знакомство с миром. В связи с готовящимися похоронами в Петропавловском соборе встречался с родом Романовых[2772]. Интересно!
Вообще время наше очень трудное, но очень интересное.
Будьте здоровы.
Зинаида Александровна Вам кланяется.
Искренне Ваш Д. Лихачев 29.IV.98
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 204. Л. 55 и об. Автограф. На личном бланке Д. С. Лихачева; Ед. хр. 40. Л. 259. Компьютерная распечатка.
166. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 27 декабря 1998 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич,
Горячо и сердечно поздравляю Вас с праздниками и с Новым годом. Неизменно мысленно я всегда с Вами, заинтересованно слежу за Вашими успехами и им радуюсь.
Книга моя по текстологии, кажется, имеет успех, судя по доходящим до меня отзывам. В «Известиях ОЛЯ» будет рецензия В. С. Баевского[2773].
Только что появилась новая большая книга: «Литературные памятники. 1948–1998. Аннотированный каталог». Доставка ее Вам — «дело техники» только. Вы ее получите в ближайшие дни.
Всего доброго Вам и Зинаиде Александровне.
Неизменно Ваш
А. Л. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 260. Компьютерная распечатка.
167. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 25 января 1999 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Дмитрий Сергеевич!
В дополнение к аннотированному каталогу посылаю новую книгу: «Урания на 1826 год», вышедшую при моем участии и под моей же общей редакцией. Издание это не поспело к каталогу 1948–1998 гг., стало быть начинает собой следующее Пятидесятилетие «Литературных памятников».
В издательство сдана еще одна книга — «Л. Толстой и Достоевский» Д. С. Мережковского[2774]. Начинаем работу над еще одной — стихотворения и проза Д. П. Ознобишина.
Дорогой Дмитрий Сергеевич! Заинтересованно слежу за всеми Вашими выступлениями — в печати, по радио, телевидению. Радуюсь Вашей творческой активности.
Слышал, что нездорова была Зинаида Александровна. Желаю Вам и ей доброго здоровья и благополучия всяческого.
Неизменно Ваш
А. Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 261. Компьютерная распечатка.
168. А. Л. Гришунин — З. А. Лихачевой 30 сентября 1999 г.
Дорогая Зинаида Александровна. С глубокой скорбью узнал о кончине душевно близкого дорогого Дмитрия Сергеевича Лихачева. Память о нем неизгладима для меня и моей семьи.
Андрей Леопольдович Гришунин
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 262. Телеграмма. Машинописная копия. Датирована по приложенной квитанции об оплате.
169. Н. И. Балашов, М. Л. Гаспаров, А. Л. Гришунин, Б. Ф. Егоров, А. Д. Михайлов, И. Г. Птушкина — З. А. и Л. Д. Лихачевым и сотрудникам ИРЛИ 30 сентября 1999 г.
Бюро и московские члены редколлегии «Литературных памятников» с глубокой скорбью встретили весть о кончине нашего многолетнего руководителя — академика Дмитрия Сергеевича Лихачева. Светлый образ великого ученого, гражданина и любимого человека навсегда останется с нами.
Николай Балашов, Михаил Гаспаров, Андрей Гришунин, Борис Егоров, Андрей Михайлов, Инна Птушкина
РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 262. Телеграмма. Машинописная копия. Датирована по приложенной квитанции об оплате.