льшинстве своем красноармейцы, которые только в 1921 году принялись за свою прямую работу. У них очень мелкое хозяйство. А продналог распространяется на каждого хозяина. Смотрите, что получается, товарищи. Крестьянин в своем хозяйстве имеет лишь пару рабочих волов, а ему надо сдать мясной налог. Другого скота у него нет, нет и ресурсов, чтобы заменить этот налог и тем спасти своего рабочего вола.
Буденный предложил съезду дополнить резолюцию пунктом, в котором было бы указано о необходимости сиять мясной налог с тех крестьян, которые имеют в своем хозяйстве не более одной пары волов. Этим самым, говорил командарм, мы укрепим мелких хозяев, и они смогут, обрабатывая свои поля, приносить пользу государству.
— Теперь разрешите в двух словах коснуться военного вопроса, — продолжал Буденный. — Я заявляю, что, если на нас нападет враг внезапно, мы готовы к бою каждую минуту. Если понадобится, наша Первая Конная армия выступит по первому зову через двадцать четыре часа.
«Под громкие аплодисменты я сошел с трибуны, — отмечал позже Буденный. — А у самого мысли в голове: «Что скажет Владимир Ильич? Так ли я выступал?» Сел на свое место, чувствую, все лицо горит. Думаю, если аплодировали, значит, слово мое пришлось по душе… Во время перерыва к нам, группе военных делегатов, подошел Ленин.
— Товарищ Буденный, вы очень хорошо выступили, — весело сказал Владимир Ильич. — Коротко и по очень важному вопросу. Оказывается, вы скромничали, когда утверждали в беседе со мной, что речи говорить не умеете. Э, батенька, так не годится…»
Вернувшись из Москвы в Ростов, Буденный с новыми силами взялся за укрепление порядка и дисциплины в войсках Северо-Кавказского военного округа. Буденный многому учился у М. В. Фрунзе. Он с большим интересом прочел в журнале «Армия и революция» (№ 1 за 1921 г. — А. 3.) его статью «Единая военная доктрина и Красная Армия». «Статья захватила меня, — вспоминал Буденный. — Каждую страницу, каждый абзац прочитывал несколько раз, вдумывался в каждое положение, бесконечно радовался, когда мысли М. В. Фрунзе совпадали с моими. Чувствовал, как у меня прибавлялось сил. Михаил Васильевич писал, что учение о «единой военной доктрине» имеет огромное практическое значение для республики. Оно должно прежде всего учитывать характер тех боевых столкновений, которые нас ожидают…» Статью Фрунзе Буденный глубоко изучил с командным и политическим составом. В марте 1922 года он прибыл в Москву на XI съезд партии, встретился с Фрунзе и высказал свое мнение о единой военной доктрине. Михаил Васильевич, однако, заметил, что кое-кто против этой доктрины. В первую очередь Троцкий.
— А что он предлагает? — спросил командарм.
— Конкретно ничего, но почти по всем пунктам моих тезисов — против. Именно по всем! Например, он утверждает, что мы, военные, не должны говорить своим бойцам, что в известной обстановке, при известных условиях мы не можем пойти в наступление за пределы нашей земли. А я говорю — должны! Наш комсостав и армия должны это знать. Нельзя воспитание бойцов вести в духе оборончества, как это предлагает Троцкий.
Перед утренним заседанием военные делегаты стояли в фойе. К ним и подошел Ленин. Поздоровавшись, Владимир Ильич обратился к Фрунзе:
— Вы, надеюсь, знаете, что завтра на вечернем заседании вам предстоит доложить об итогах военного совещания?
— Знаю, Владимир Ильич, — сказал Михаил Васильевич. — После утреннего заседания мы на своей секции будем обсуждать вопросы военного строительства.
— Читал я Ваши тезисы, Михаил Васильевич, и считаю их правильными. Вы все вопросы обстоятельно обсудите на своем совещании, и тогда мы предложим съезду партии конкретное решение, — сказал Ленин. — Мы должны строить Вооруженные Силы Республики по единому централизованному плану и на основе советской военной науки…
Съезд партии собрался в трудный для страны момент. К последствиям войны прибавилась засуха 1921 года. Голодали миллионы людей. Трудно было с финансами. Не хватало сырья, топлива. «Бедствия, которые обрушились на нас в этом году, — говорил В. И. Ленин, открывая съезд, — были едва ли еще не более тяжелыми, чем в предыдущие годы»[15]. Эти слова Ленина командарм дословно записал в свой блокнот и, подчеркнув их, в углу сделал пометку: «С этого и начну свою речь перед командирами и комиссарами, когда вернусь в округ».
В. И. Ленин подвел итоги первого года новой экономической политики. Прошедший год подтвердил правильность этой политики. На новой экономической основе укреплялся союз рабочих и крестьян. Партия добилась перелома на хозяйственном фронте. И пусть пока еще очень медленный, но верный, хозяйственный подъем начался! Всесторонне оценив обстановку, Ленин заявил с трибуны съезда: «Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии: достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута. Этот период кончается или кончился. Теперь цель выдвигается другая — перегруппировка сил»[16].
1 апреля делегаты съезда работали по секциям. Военные, в том числе и Буденный, готовили свои предложения. «Фактически, — писал позднее командарм, — совещание вылилось в дискуссию о советской военной науке, о единой военной доктрине Советского государства, его Вооруженных Сил». С докладом выступил Троцкий. Он был знаком со статьей Фрунзе и теперь, по существу, отвергал ее. Троцкий заявил, что марксизм, мол, к военному делу вообще неприложим, что война — это ремесло, совокупность практических навыков, и поэтому не может быть науки о войне. Характерно, что в течение всей речи Троцкий ни разу не сослался на Ленина.
Во время перерыва Буденный подошел к Фрунзе.
— Что же это такое, Михаил Васильевич? — спросил его командарм. — Выходит, что Троцкий не вас опровергает, а товарища Ленина?
— Вот-вот, вы это тоже заметили? Ничего, я скажу об этом…
Фрунзе сделал содоклад. Он же произнес и заключительное слово. Михаил Васильевич показал полную несостоятельность выводов Троцкого, вред его взглядов на военное дело и боевой опыт Красной Армии. Выступавшие в прениях по основным вопросам Муралов, Кузьмин, Тухачевский, Буденный, Минин, Каширин, Ворошилов резко критиковали позицию «оборончества», говорили, что воинов Красной Армии надо воспитывать в наступательном духе, в духе пролетарской солидарности, верности интернациональному долгу. После речи Тухачевского выступил Буденный. Главное внимание командарм уделил вопросу: нужна ли теперь кавалерия? «Говорят, что техника превосходит ее, что сейчас есть аэропланы. Но нужно изменить применение конницы, приспособить ее к новейшей технике. Мы можем и должны избегать всякой позиционной войны. Конечно, не в том смысле, чтобы вообще не занимать позиции, просто маневрировать, переходить без цели туда и сюда. Наоборот, занимать позиции там, где начинается операция, а когда намечается ее исход, действовать маневрами, чтобы добиться успеха в кратчайшее время».
2 апреля на вечернем заседании итоги совещания съезду доложил Фрунзе. Съезд принял решение, в котором, в частности, отмечалось, что, несмотря на трудные хозяйственные условия страны, армия «усилиями всех своих сознательных элементов повысилась за истекший год в качественном отношении. Ее преданность рабоче-крестьянской Республике несокрушима». Съезд потребовал и дальше всесторонне повышать боеспособность армии, определил конкретную программу военного строительства, обратив особое внимание на усиление партийного влияния в армии и на флоте. «Дискуссия о единой военной доктрине для меня была очень важной в связи с тем, что позже мне довелось принимать активное участие в разработке воинских уставов, — писал Буденный. — В частности, я был председателем уставной подкомиссии по разработке боевого устава кавалерии. Попутно замечу, что в разработку воинских уставов и наставлений, на которых строилась вся жизнь и деятельность Красной Армии, большой вклад внес М. В. Фрунзе, с которым после моего переезда на службу в Москву мне довелось не раз обсуждать важные вопросы строительства и укрепления Советских Вооруженных Сил».
На другой день, 3 апреля, состоялся Пленум ЦК партии, на котором И. В. Сталин был избран Генеральным секретарем ЦК РКП (б). Узнав об этом, Буденный решил встретиться с ним, обсудить ряд вопросов, касающихся дальнейшего укрепления Красной Армии, в частности, кавалерии.
Утром 4 апреля Сталин принял командарма в Кремле. Когда зашла речь о единой военной доктрине, Сталин сказал, что он полностью разделяет точку зрения Фрунзе. Красную Армию надо укреплять и дальше, поднимать ее боеготовность. Что же касается кавалерии, то она еще крайне необходима. Следует подумать, какие способы по— обходимы для се развития как стратегического рода войск.
— В этом вопросе вы человек более компетентный, чем кто-либо другой, — дружески улыбнулся Сталин.
Буденный сказал, что конница находится сейчас в тяжелом положении, и чтобы видеть это, не надо быть большим теоретиком. Начавшаяся реорганизация кавалерийских соединений сводится по сути лишь к их сокращению, а другие проблемы пока вообще не затрагиваются. Между тем Реввоенсовет Конармии и он сам не раз сообщали и главкому, и Реввоенсовету республики о необходимости увеличить хотя бы число орудий для кавалерийских частей. Ведь это нелепо, когда полк отдельной кавдивизии имеет лишь два орудия, а полк отдельной кавбригады — одно.
— А у Пилсудского, как мне помнится, было шесть орудий? — заметил Сталин.
— Пять, товарищ Сталин, — уточнил Семен Михайлович.
И еще Буденный говорил о том, что при современных средствах наблюдения и поражения конница становится все более уязвимой с воздуха и земли. Важнейшее условие успеха ее атак — внезапность. Но для этого она должна вести пеший бой, а также комбинированно-смешанный. Следовательно, требуется достаточная огневая мощь, чтобы перед атакой расстроить, деморализовать противника. Вот почему коннице давно пора придать авиацию и бронечасти. Усилить средства связи, ввести в штабы специалистов по химической защите. Оставляет желать лучшего, продолжал командарм, стр