Мы идем курить. И похуй, что уже началась пара.
За нашей спиной остаются девчонки. Рыжая и детка. И мне похуй на них обеих. Особенно на детку. Похуй, что дальше будет с ней. Я могу простить многое, но вот этот ее подкат к Нику и выставление меня идиотом — нет. Хочет вылететь из универа? Да насрать.Я только рад буду, когда перестану ее видеть. Надо попросить Ника, чтобы нашел мне на этот вечер сразу двух красоток. Я хочу максимально кайфануть и выбить из своей головы все мысли о детке. Навсегда.
Оля
— Капец, — выдыхает Алиса, потирая плечо. — Это ж надо было так попасться!
— Прости, — повторяю я, хотя уже извинилась перед этим раза три точно. — Это все я виновата.
— Ты-то тут при чем? — отмахивается она. — Не повезло просто.
— Тебе сильно попадет? От… брата?
— Не сильнее, чем раньше, — невесело улыбается Алиса. — Ладно, забей.
Она подбирает с пола тысячные купюры, а в ответ на мой вопросительный взгляд поясняет:
— В библиотеке стоит ящик для сбора пожертвований. На приют для собак, кажется. Положу туда. Твоему Соболю эти деньги все равно не нужны.
— Он не мой! — вспыхиваю я.
— Просто он за тобой бегает, я поэтому так и сказала, — примирительно говорит Алиса.
— Больше не будет.
— Вот и хорошо.
Мы обмениваемся с ней телефонами, я иду на оставшиеся две пары, а потом еду домой. Усталость наваливается такая, что я засыпаю прямо в автобусе и проезжаю свою остановку. Выхожу уже на конечной и то только потому, что меня растолкала какая-то бабка. А так бы я еще спала.
В итоге добираюсь до дома намного позже обычного, и даже родители уже пришли с работы.
— Где была? — интересуется мама с порога, недовольно поджав губы. — Ужин не приготовлен, на кухне бардак…
Я хочу сказать, что с утра я оставляла кухню в идеально чистом состоянии, а значит виновники беспорядка либо брат, либо сами родители, но решаю не провоцировать маму на скандал.
— На учебе была. Не успела.
— И зачем? Ты там теперь больше не учишься.
— Пока меня не отчислили, учусь, — упрямо возражаю я.
— И какой от этого толк?
— В понедельник узнаю, можно ли подать документы в другой вуз, — говорю я спокойно, игнорируя предыдущий мамин вопрос.
— Так, знаешь, Оль, мы тут подумали, хватит с нас твоих высших образований, — вдруг сообщает мне мама. — Давай-ка лучше с отцом поработай на покраске машин. Он уже договорился с начальством, они не против. Поучишься у него, посмотришь, а потом, глядишь, со следующего года и сама начнешь. Деньги там платят хорошие, лучше, чем мне в бухгалтерии. Ты вроде девка с мозгами у нас, быстро сообразишь.
— А почему бы Сереже не пойти к вам работать? — спрашиваю я. — Заодно и долг свой начнет отдавать.
— Да он балбес такой, с ним проблем не оберешься, — отмахивается мама. — Опять вляпается во что-нибудь. Ты надежнее.
— Мам, но я хочу учиться, я не хочу сейчас работать! — потрясенно говорю я, только сейчас понимая, что она не шутит.
— Я тоже не хочу! — повышает на меня голос мама. — А жрать мы на что должны? За квартиру платить? Или ты считаешь, мы из воздуха эти деньги берем? Опять только о себе и думаешь! Воспитали эгоистку на свою голову!
Я выслушиваю еще минут пять таких криков, ничего не отвечаю, захожу на кухню, беру кусок хлеба с сыром и иду к себе в комнату.
Вот так, значит. Пока я думала о том, как буду совмещать учебу в бюджетном вузе с самообразованием, мое будущее уже распланировали за меня. Автомаляр — вот вершина моей карьеры! Прекрасно. Просто прекрасно.
Когда я рассказывала Алисе свой прекрасный план, все выглядело таким реальным и достижимым, но сейчас, после разговора с мамой, я понимаю: нет, ничего из этого не выйдет. Либо я остаюсь в своем университете и у меня есть шанс на другую жизнь, либо нет — и тогда я автомаляр.
Мне кажется, что я бы расплакалась, но сил нет даже на это. Молча жую хлеб с сыром, смотрю в стену и думаю, что делать.
Иду к Сережке и стучусь в его комнату.
— Заходи! — кричит он мне.
Я осторожно открываю дверь. Компьютера на столе по-прежнему нет, но ему и так нормально, кажется. Играет во что-то на телефоне.
— Сереж, скажи, где можно занять сразу большую сумму? — спрашиваю я.
— Сколько?
— Полмиллиона.
— Нигде.
— Ну ты же где-то брал те деньги, которые проиграл. Может, дашь контакты этих ребят?
Сережка поднимает на меня глаза.
— Лучше сдохнуть, чем брать деньги у тех, у кого я брал, — говорит он мрачно. — Поверь мне. Я до сих пор…
— Что ты до сих пор?
— До сих пор вздрагиваю, бля, как про них вспоминаю. А нахера тебе столько?
— Университет, — коротко говорю я.
— Олька, ты че, все еще про свою учебу решаешь? Да забудь ты о ней, вот тоже мне — великая проблема!
Я молча выхожу из его комнаты, аккуратно притворив за собой дверь. И тут, как будто знак судьбы, раздается телефонный звонок.
— Привет, девочка-ромашка, — быстро говорит мне хрипловатый, смутно знакомый женский голос. — За деньгами когда придешь? Хорошо убралась, кстати, мне тебя хвалили.
— Здравствуйте, — я наконец узнаю ту самую Риту, с которое связано было мое неловкое устройство на работу. — А много там?
— Две тыщи.
— А, понятно, — я с трудом удерживаю разочарованный вздох.
Мало… очень мало… Но больше, чем ничего.
— Могу сейчас приехать, — говорю ей.
— Отлично! — оживляется Рита. — Только не туда, где раньше, ладно? — и называет мне другой адрес.
Так даже удобнее, потому что ближе к центру.
— Я тогда через полчаса приеду.
Родители смотрят в комнате телевизор на такой громкости, что я совершенно незамеченной проскальзываю к выходу, обуваюсь, накидываю куртку и выхожу.
На этот раз меня встречают в какой-то квартире, даже близко не похожей на офис. Я неловко топчусь в коридоре, Рита сует мне мои честно заработанные две тысячи, а потом вдруг смотрит на меня так долго, что я начинаю нервничать.
— Что? — наконец не выдерживаю я.
— Хочешь заработать за один вечер штуку баксов? — спрашивает она. — Спать ни с кем не надо, это именно сопровождение. Закрытый вечер в клубе, солидные мужики. Не наши, из Германии вроде. По делам сюда приехали. Нужен свободный английский, приличные манеры, хорошие внешние данные и не затасканное личико. Задача простая — улыбаться, сидеть рядом и быть красивой декорацией. Плачу больше, потому что надо прямо вот через пару часов, а у меня девчонка с ковидом свалилась. Остальные вообще на английском никак. Выручи, а? Вот очень надо. Мне иначе такой штраф выпишут, что не рассчитаюсь.
— Но я не могу, — я растерянно смотрю на свою пропотевшую одежду и на помятые, явно не первой свежести волосы. — У меня вот…
— Если только в этом дело, то не вопрос! — живо перебивает она. — Одену, умою, накрашу. А в остальном согласна?
— Ко мне точно никто не будет приставать?
— Сто процентов, — убедительно отвечает Рита. — Я тебя практически как переводчицу зову.
— Правда? — по-детски спрашиваю я еще раз.
— Правда.
И я ей верю. У нее очень искренний взгляд. И, кроме того, если бы Рита хотела затащить меня в этот бизнес, то уговорила бы еще в прошлый раз, когда я сама к ней пришла.
— Спасибо! — облегченно выдыхает она. — Просто спасаешь меня, девочка-ромашка. Вот честно, не забуду. Давай, дуй в душ, а я пока тряпки на тебя поищу.
Перед тем, как идти в душ, я пишу маме сообщение, что задержусь у подруги. Но не факт, что она прочитает. Ее почему-то никогда не волновало, до скольки я гуляю и ночую ли дома.
И сейчас, кажется, я впервые в жизни собираюсь этим воспользоваться.
Глава 9. Закрытый клуб
Я смотрю на себя в зеркало со странной смесью восторга и отвращения. Мне нравится все по отдельности: глаза, которые благодаря умело наложенным теням, сияют ярким, неправдоподобно голубым цветом, пухлые яркие губы, накрашенные помадой, блестящие, красиво уложенные светлые волосы, женственные изгибы фигуры, подчеркнутые эластичной тканью платья, и длинные ноги, которые кажутся еще длиннее от каблуков.
Вот только все вместе эти детали собираются в образ какой-то проститутки, честное слово. Я ничего не могу с собой поделать, но это выглядит именно так. Слишком ярко, вызывающе и провокационно. Слишком сексуально. И мне от этого очень некомфортно.
— А нет платья подлиннее? — смущенно спрашиваю я, одергивая подол чуть ниже. Но он все равно подскакивает к самым бедрам.
— Нет, — раздраженно отзывается Рита. — Сарафанов не держим.
Она зла, потому что я отказалась надеть предложенное ею кружевное белье. Новое, красивое, в упаковке. Но я уперлась и сказала, что или я еду в своих трусах, или договоренность отменяется. Ведь никто не будет заглядывать мне под платье, верно?
Рита буркнула что-то сквозь зубы, но согласилась. Правда, все равно продолжает злиться.
Я беру свою куртку с вешалки, и на меня снова смотрят как на идиотку.
— С ума сошла? Оставляй тут свою тряпку. Потом заберешь.
— Но там холодно, — растерянно возражаю я.
— Не зима, не замерзнешь, — отрезает Рита. — Тебе только до такси добежать. И сумку свою уебищную тоже тут оставь. Держи клатч мой. Только не поцарапай!
Когда она уговаривала меня ей помочь, то была такой милой, такой ласковой. Куда это все делось? Сейчас я слышу только резкие грубоватые команды.
Я молча перекладываю в синий блестящий клатч свои ключи от дома и телефон. Кошелек решаю не брать — он не влезает в эту крохотную сумочку. Кроме того, там все равно ничего нет, кроме тех несчастных двух тысяч, которые я получила за работу.
Рита провожает меня до такси, где уже сидят две девушки модельной внешности, чем-то неуловимо похожие на ту, с которой спал Соболевский.
— Привет, ты новенькая? — живо интересуется одна.
— Я только на один раз, — хмуро говорю я. — Меня попросили.
— Ой да все мы так начинали, — хохочет вторая. — Сначала один раз, потом еще один… Ну и втягиваешься. Таких легких и приятных денег нигде нет, вот поверь нам. И надо стричь бабло скорее, пока молодая. После двадцати пяти ты уже никому не нужна. Правда, Ритуль?