Подозрительный тип-начальник-отец ее Чижика стоял с протянутыми руками, а Анна все еще крепко обнимала Ольгу всеми четырьмя «лапами» и, кажется, не собиралась отпускать. И Ольге тоже совсем не хотелось отпускать ребенка.
— Смотри, какую Оленьку я нашла. — Анна прижала свои маленькие ладошки к щекам Ольги. — Правда, про-ти-во-ес-тественно красивая? Как последняя Не-фер-ти-ти.
Тип опять разухмылялся во все свои сто сорок восемь зубов и окинул Ольгу откровенно оценивающим и насмешливым взглядом:
— Да уж, действительно. Как последняя… Нефертити.
Ольга почувствовала, как от ярости у нее холодеет затылок и сердце начинает трепыхаться где-то в горле. Все они…
— Иди к папе, — шепнула она Анне и приподняла девочку, освобождаясь от объятий. — Нина, значит, осталась без работы. Ну-ну. А когда Чижик сбежит от вас, вас тоже уволят?
Тип прямо-таки выхватил Анну у нее из рук и перестал улыбаться. То-то. И плевать мне на твои грозные взгляды. Ты не мой начальник. Ты чужой начальник, чужой муж и отец чужого ребенка. Я тебя не боюсь.
— От меня еще никто не сбегал, — процедил тип угрожающе, нависая над Ольгой как мамонт над мышонком. — И запомни на будущее: от меня сбежать невозможно. Я понятно объясняю?
Ольга от страха засунула сжатые кулаки в карманы штанов, задрала подбородок и развернула плечи, изо всех сил стараясь вытянуть свои несолидные метр шестьдесят пять еще хоть на пару сантиметров:
— Да, мой генерал. Запомню на будущее, если вы считаете, что оно у нас есть. Не извольте гневаться. Осмелюсь заметить: мы с вами на брудершафт не пили. Так что без церемоний, пожалуйста, можешь называть меня на «вы»… Например, ваше высочество.
В его глазах появился интерес, лицо смягчилось, и уголок рта дрогнул в улыбке. Но Ольгу уже несла волна ярости, и неизвестно, куда бы она ее вынесла, если бы не вмешательство Анны:
— Па, ты какой подарок мне купил?
Отец помолчал, потерся своей кудрявой головой о кудрявую голову ребенка и почему-то виновато произнес:
— Пианино.
— Ну, что ж теперь, — вздохнула Анна. — Она хоть не черная?
— Оно, — поправил отец. — Пианино — оно. Оно не черное, а… очень красивое.
— Между прочим, Чижик хотел краски. Чтобы рисовать, — злорадно заявила Ольга. И тут же пожалела о сказанном — такой болью исказилось его лицо.
— Саша-маленький идет, — опять вмешалась Анна.
Тут же распахнулась дверь в кафе, и в зал шагнул рыжий парень невероятных размеров и почти на голову выше отца Анны, а ведь Ольга едва доставала этому типу до подбородка. Учитывая конечно, шляпу. Если это Саша-маленький, то какой там у них Саша-большой?
Рыжему гиганту хватило трех шагов, чтобы оказаться рядом. Он оказался даже больше, чем смотрелся издалека. Еще он был красив, раскован и доброжелателен. Парень лучился улыбкой, демонстрируя продолговатые ямочки на щеках, сиял ясными светло-карими глазами, хлопал пушистыми рыжими ресницами и пах лавандой. Если бы он уменьшился вдвое, отрастил волосы и стал девушкой, красотка была бы что надо. Ольга залюбовалась его ямочками на щеках и почти простила его габариты, но тут Саша-маленький наклонился к ней, двумя пальцами приподнял поля ее шляпы и заглянул в глаза:
— Ну-ка, кто это Анну Игоревну нашел?
От него пахнуло пивом, и Ольга мгновенно ощетинилась.
— Отлезь, мастодонт, — сквозь зубы прошипела она и подчеркнуто брезгливо отстранилась.
Саша-маленький словно и не заметил ничего. Он повернулся и взял Анну из рук отца, все так же сияя улыбкой. Зато Анна тут же громко спросила:
— Что такое мыстадон?
— Мастодонт, — машинально поправил отец, задумчиво разглядывая Ольгу. — Зверь такой был, давно. Очень крупный.
Саша-маленький радостно захохотал, подбросил Анну вверх, потом усадил себе на шею и объяснил:
— Такой же большой, как мы с тобой.
Ольга следила, как этот громоотвод кидает и вертит Чижика так, что очки, висящие на цепочке, болтаются в разные стороны. Ольга хмурилась, и кусала губы, и хотела уйти… И не могла. Потому что Чижик еще не попрощался с ней. Хотя бы.
— Ты чего вернулся? — спросил отец Анны.
— А! — спохватился Саша-маленький и, придерживая одной рукой ребенка, запустил другую во внутренний карман пиджака. Он вынул мобильник, казавшийся игрушечным в его ладони, и протянул отцу Анны. — Вот. Я уехал, а отдать забыл. Уже два раза звонили.
— Ладно, оставь у себя. Иди в машину. Анне ничего не покупай — она уже наелась неизвестно чего. Я сейчас…
Саша-маленький повернулся и пошел, унося на плечах Чижика. У двери вдруг обернулся и затоптался на месте.
— Оленька, ты ко мне завтра придешь? На день рождения, — сквозь приглушенный гомон в кафе едва услышала Ольга тихий, только для нее, вопрос Чижика.
— Да… Нет. Я… — Не могла же она пообещать. — Я постараюсь. Но если не получится, ты же на меня не обидишься, да?
— Да. Нет. Не обижусь. Но ты постарайся. До свидания.
— До свиданья, Чижик.
Она отвернулась от захлопнувшейся двери и наткнулась на мрачный взгляд этого типа. Почему-тo у нее не получалось думать о нем как об отце Анны.
— Что вы постараетесь? — подозрительно спросил тип. — Что «если не получится»?
Господи, как же сильно она устала… Старайся не старайся, все равно ничего не получится…
— Я сказала Чижику, если она потеряется, постараюсь найти ее еще раз, — буркнула Ольга. — А если у меня не получится, ее найдет бог знает кто, и тогда она попадет в милицию… или в приемник-распределитель. Куда сейчас направляют беспризорных детей?
Он передернулся злобной гримасой, но ответил довольно спокойно:
— Никогда не говорите того, о чем не имеете представления.
— Имею, имею, — упрямо проворчала Ольга. — И побольше, чем некоторые.
— Угу. — Его голос был полон презрения. Что ему от нее надо, в конце концов? Почему он не уходит? — Вы так хорошо во всем разобрались… Поэтому заговорили о красках?
— Да, именно поэтому, — отрезала Ольга. — Чижику нужны краски. И карандаши, и книжки с картинками, и… В общем, ей надо многому научиться, пока… — Она запнулась, перевела дух и отвернулась. — Пока не поздно.
— Что вы имеете в виду? — помолчав, напряженно спросил отец Анны.
Ольга повернулась к нему и внимательно глянула в хмурое смуглое лицо. Он знал, что она имела в виду. Ольга почувствовала себя виноватой и уже хотела извиниться, но тип неожиданно вцепился ей в плечо, наклонился и злобно рыкнул:
— А тебе, девочка, не кажется, что это не твое собачье дело?
Ольга вывернулась из-под его тяжелой руки, отступила и лучезарно улыбнулась в его взбешенные глаза.
— Кажется, — произнесла она ласково. — Мне, пацан, кажется, что это твое собачье дело. А мое собачье дело — выволакивать твоего ребенка из-под копыт толпы. Это надо же, оставить беспомощную девочку в такой давке одну! Па-па-ша… Да еще и рычит. Нормальный человек догадался бы, по крайней мере, поблагодарить…
Ольга была уверена, что жить ей осталось несколько секунд, но тип внезапно успокоился. Как-то очень быстро, будто его заморозили. Медленно выпрямился и полез во внутренний карман пиджака, негромко бормоча:
— Поблагодарить… Конечно, благодарность… Естественно, как я забыл… Поблагодарить, еще бы… — Вынул из бумажника какой-то банкнот, мгновение смотрел на него, потом усмехнулся, пожал плечами и протянул Ольге: — Благодарю вас.
Ольга задохнулась от обиды и почувствовала, что сейчас разревется прямо на глазах этого наглого типа и у всех, кто торчал в кафе, с интересом посматривая на них.
— Ну? — Наглый тип не выпускал из пальцев бумажку.
Ольга сжала зубы и шагнула назад, и тут он быстро, каким-то кошачьим движением, сунул свою проклятую купюру в нагрудный карман ее рубахи. Ольга ахнула, шарахнулась от него, больно ударилась локтем о соседний столик и, хватаясь за свой шуршащий карман, прошипела сквозь зубы:
— Ах ты… новорос поганый!
Но тип уже стремительно шел к выходу и только раз на ходу обернулся через плечо и усмехнулся надменно и холодно.
Ольга лихорадочно огляделась, отыскивая свой пластиковый пакет, который бросила где-то под столом, когда они пришли сюда с Чижиком, и заметила любопытные взгляды посетителей. Черт бы их побрал, почему на нее всегда все пялятся? И где этот подлый пакет? В нем же зонтик. Не хватало еще Галкин зонтик потерять. Ага, вот он. Она подхватила пакет, зажала в кулаке купюру и рванула из кафе с твердым намерением догнать этого типа и заклеить его проклятой купюрой его проклятую ухмылку. Она чуть не свернула себе шею, мчась по лестнице вниз, и чуть не пришибла дверью какую-то тетку, выскакивая из универмага, но типа, конечно, не догнала. Растворился в воздухе, нечистая сила. Еще бы, его ведь машина ждала. Он уехал и увез с собой ее Чижика.
Ольга взгромоздилась на металлический поручень, огораживающий витрину, поставила локти на колени и уткнулась подбородком в кулаки. Как она устала. А завтра в десять собеседование. И неизвестно, будет ли из этого толк. Что ни говори, а встречают по одежке. А обуви у нее по-прежнему нет. И денег не хватает уже не только на приличные туфли, но даже и на то безобразие, которое будет жать, тереть и угнетать ее своим убожеством две недели, а потом благополучно развалится. Приплыли.
Спокойно. Без паники. Как там полагается говорить? У меня все хорошо, у меня никаких проблем, я со всем справлюсь. Ольга поджала губы и потерла кулаками щеки. Что-то неприятно царапнуло кожу. Она разжала пальцы и уставилась на смятую бумажку. Ничего себе! Не может быть! Этот тип хоть заметил, что сунул ей в карман? Ольга посидела, задумчиво разглаживая на колене стодолларовую купюру, потом поднялась, сложила бумажку, сунула ее в карман брюк и нащупала там оставшиеся родные деньги.
— Все продается, — холодно напомнила она себе. — Поганый бизнесмен кругом прав: все продается. Вопрос только в цене.
— Что? — Рядом тормознул мальчишка лет двенадцати, гладкий, румяный и нарядный. В одной руке он держал стаканчик с недоеденным мороженым, в другой — два еще не начатых.