Будет больно, моя девочка (СИ) — страница 22 из 63

Моргаю. Если не ошибаюсь, «Рокфе» — что-то вроде клуба или бара. Очень дорого и пафосно. Получается, там тоже вот так играют?

Неосознанно взгляд тянется к Мейхеру.

Арс упирается пяткой в диван, закинув руку на колено. Сталкиваемся взглядами. Мейхер особых эмоций не выражает, но смотрит на происходящее явно заинтересованно. На губах едва различимый намек на улыбку.

— Я, кстати, Велий. Можно просто Вэл, — тарахтит блондин у меня над ухом.

— Майя, — выдаю на автомате.

— Да мы все уже в курсе. Кстати, ты сегодня выиграла. Номер свой продиктуй.

— Зачем?

— Выигрыш скину.

— Деньги? — пялюсь на него как на инопланетянина.

— Ну, естественно, — смеется, — не конфеты же.

— Мне не нужно, — отворачиваюсь.

Вылавливаю взглядом в толпе Ритку. Она с парнями тут. Их не тронули. Выходит, Лизкин план никому по вкусу не пришелся? Она же хотела над ними поиздеваться здесь, разве не об этом писала Арсу, когда его телефон был у меня?

— Окей, — блондин переводит растерянный взгляд на Рената. Тот кивает. Зато вот Лиза скоро за нож схватится. Ее все происходящее очень нервирует. Она так на меня пялится, словно вот-вот на части раздерет.

Плевать. Снова смотрю на Арса.

Сказать ему про вещи или нет?

Решаю все же сказать. Делаю шаг ближе, наклоняюсь, чтобы не орать, а сердце в этот момент сжимается. В груди формируется чувство пропасти. Если сравнивать, то похоже на то, когда машина налетает на небольшой ухаб и на пару секунд застывает в невесомости.

— Я оставила твою обувь и куртку там, в ванной.

Мейхер кивает. Отталкиваюсь ладонью от ручки дивана и ухожу. Бреду к двери, через скопление людей, которые мне улыбаются и выкрикивают что-то вроде: «Ты крутая».

На улице проверяю время. Без пятнадцати двенадцать. Папиной машины поблизости не вижу. Но решаю подождать здесь.

— Ты куда? — голос Мейхера за спиной звучит больше чем неожиданно.

— Домой, — отвечаю, не поворачиваясь к нему. Но он сам огибает меня по кругу и замирает перед лицом.

— Время еще детское.

— Мне разрешили до двенадцати. Родители уже едут. Я просто решила подождать их здесь.

— Родители? Зачем? — Мейхер сводит брови к переносице, словно я сказала что-то невероятно странное.

— Забрать, чтобы я ночью не шарилась по такси, — жму плечами.

— Понятно.

Арс заторможенно кивает, не меняя выражения лица. Лоб и брови все еще нахмурены.

* * *

Смотрю на дорогу. Именно оттуда заедет папа.

Говорить с Мейхером у меня нет никакого желания. Даже видеть его выше моих сил. Я никогда в жизни больше не пойду ни на одну вечеринку, на которой будет он, что бы кому ни угрожало.

Сегодня я чуть не сошла с ума. Мне было страшно. Очень страшно. Смогу ли я уснуть этой ночью, после всего, большой вопрос. Я переоценила свои силы. Себя переоценила. Раньше казалось, что вокруг нет ничего ужасного, ужасного настолько, что становится трудно дышать и ты думаешь лишь о том, останешься ли ты целой.

Сегодня это со мной случилось. Меня скинули с неба на землю жестко и больно. Показали, что мир вокруг гораздо опаснее, чем я себе представляю. Громко заявили, что справедливости нет и часто прав тот, кто сильнее.

Они поиздевались надо мной, а потом с улыбками на лицах восхищались тем, что я выстояла.

В глазах снова встают слезы. Сглатываю горечь, осевшую на языке, и опускаю голову. Приходится снова делать над собой усилие, чтобы не расплакаться.

От самой себя ведь тоже тошно. Вместо того чтобы устроить там скандал, высказать им все в лицо, я молчала. Я слушала, смотрела и молчала. Потому что страх засел где-то глубоко в груди. Я впервые в жизни испугалась говорить правду. Обвинять. Испугалась. Я была там одна. Эта игра — их большое развлечение, о котором не рассказывают дома.

Если они вот так играют, по согласию или без, то как же подавляют чужой протест? Это не школа, где куча камер, это огромный особняк, с сотней людей, упивающихся происходящим.

На что все они будут готовы?

Крепко сжимаю сумку в руках, притиснув ее к груди.

Если честно, надеюсь, что Арсений уйдет. Зачем он вообще за мной вышел — понятия не имею. Хотя, думаю, решил припугнуть. Он хочет, чтобы я держала рот на замке. Вся его любезность сегодня была не больше чем уловкой. Никому здесь невыгодно, чтобы я болтала.

Переступаю с ноги на ногу. Его присутствие нервирует. Молчание — тоже.

Перетряхивает. Когда же приедет папа?! Время уже идет на секунды.

— Я ничего не расскажу родителям, не буду жаловаться, — говорю, наконец взглянув на него. — Можешь тут не стоять.

— Хорошо. Спасибо.

— Пожалуйста, — произношу не без издевки.

Мейхер ухмыляется, а потом его лицо приобретает такое странное выражение…

Я его никогда не видела. Стоит уносить ноги? Он что-то задумал?

Вздрагиваю от прикосновения. Мейхер обхватывает мою ладонь, сжатую в кулак, медленно ее раскрывает и кладет поверх цепочку.

Тут же касаюсь пальцами шеи.

— В карман сунул, забыл отдать.

— Не трогай меня, — аккуратно высвобождаю руку. — За цепочку спасибо. Но больше никогда меня не трогай, не подходи и не разговаривай. Никогда.

В глаза бьет свет фар. Папа приехал. Можно выдохнуть, но я не могу. Тело зажато. Я вся один сплошной комок нервов. Сейчас мне как никогда нужно расслабиться, улыбаться, быть бодрой и активной, чтобы родители ничего не заподозрили.

Я, наверное, могу им пожаловаться о произошедшем, но, если честно, боюсь последствий. Вот и вся моя тяга к справедливости. Я просто поджала хвост. Как же за себя стыдно.

Я знаю своего папу, он взрывной. Устроит скандал, разборки. Но что, если из-за меня и пострадает? На что готов отец Мейхера ради того, чтобы прикрыть сына? Нужно быть реалисткой и включить наконец-то голову.

Сжимаю цепочку в кулак и быстрым шагом иду к машине.

Меня потряхивает. Слезы вот-вот прокатятся по щекам. Всхлипываю. Незаметно смахиваю скользнувшую по лицу каплю и запрыгиваю на заднее сиденье.

— Что за парень? — с ходу спрашивает папа. Он смотрит в лобовое стекло, прямо на Мейхера.

— Одноклассник. У меня от музыки голова разболелась, я вышла вас сюда дождаться. Он составил мне компанию.

— Андрей, — мама касается отцовского плеча, — просто мальчик из класса, что тут такого?

— А я что-то сказал?

Судя по тому, как мама меня защищает, Мейхера издалека она не узнала. Да и без очков вдаль она плоховато видит. Говорит, что это у нее наследственное, после тридцати начало садиться, как у бабушки.

В прошлый раз, когда он зажал меня в школе, пришлось долго и упорно объяснять маме вечером, что ничего ужасного не случилось. Что все это не больше чем шутки. Она вроде поверила. Успокоилась.

Папа выкручивает руль и словно между делом бросает:

— Что-то не припомню я у тебя таких одноклассников.

Если быть откровенной, то в глаза папа всех и не знает, в отличие от мамы. Поэтому быстро подбираю кого-то высокого и темноволосого из наших и без запинки выдаю:

— Это Марк Пущин, пап.

— Ладно, понял. Рассказывай, тусовщица, как вечеринка-то? Или мы тебя в самый неподходящий момент выдернули? — папа улыбается. Вижу это по его профилю.

— Нормально. Потанцевали, поболтали, поиграли.

— Играли?

— Ага. Была классная анимация на активности, — бормочу, зажмурившись, а перед глазами все еще пасть собаки.

— У нас раньше попроще вечеринки были, — папа смеется.

— Естественно, какая вам анимация? Вам с Царевым было интересно только по клубам шляться и пиво в сауне пить, — ехидничает мама.

Знала бы она, что тут за «анимация», раньше времени бы поседела …

Дома почти сразу ухожу спать. Вечеринку мы успеваем бегло обсудить в машине.

Как только попадаю в свою комнату, закрываюсь изнутри на ключ и сползаю по стенке к полу. Слезы не заставляют себя долго ждать. Вгрызаюсь зубами в тыльную сторону сжатой в кулак ладони и тихонечко всхлипываю.

Когда на телефон приходит сообщение Марата с вопросом, все ли у меня хорошо, отсылаю ему смайлик палец вверх.

Он же не знал про игру, правда? Пожалуйста, пусть будет, что он не знал. Пожалуйста!

Сплю я плохо. Просыпаюсь, как в школу, по будильнику. Долго лежу на кровати и просто пялюсь в потолок.

Мама заглядывает в комнату около десяти и предупреждает, что они с отцом поехали в гости к Царевым. Предлагает поехать с ними, но я отказываюсь. Расхаживаюсь часам к одиннадцати. Беру из морозилки ведро мороженого и забираюсь на диван в гостиной. Включаю телевизор и без интереса листаю каналы.

— Майя, — охранник заглядывает в дом. — Там для тебя доставка.

— Для меня? Я ничего не заказывала.

— Цветы.

— Цветы? — хмурюсь, ставлю ведро мороженого на журнальный столик и, сунув ноги в тапки, иду на улицу прямо в пижаме.

У ворот и правда машина с названием небезызвестной службы доставки цветов по городу.

— Здравствуйте, распишитесь.

Курьер протягивает мне бланк, а водитель открывает фургончик. Смотрим друг на друга.

— Какой из них мой?

— Все.

— В смысле? — смотрю на забитый цветами доверху фургон.

— Все цветы для вас. И вот еще, — протягивает маленькую открытку. — Просили передать лично.

Раскрываю открытку. Там одно короткое предложение.

Глава 13

Арсений


«Твой выигрыш».

Бросаю карточку на стол и перевожу взгляд на Кудякова.

— Прикиньте, все вернула, — сокрушается Велий. — Принципиальная типа?!

— Забей, — отмахивается Ренат, смачно зевая в кулак. — Тупо было рассчитывать на что-то другое уже после того, как она отказалась от денег и браслета.

— У меня во дворе цветов килограмм триста. Че с ними делать-то теперь?

Молчу. Просто наблюдаю за происходящим, но отлично чувствую растущее в груди раздражение. Какого фига он вообще решил отправить ей эти долбаные цветы?

Не понимаю мотива. Сам себе вру при этом. Мотив у Кудякова самый приземленный. Подкатить к Панкратовой. Она ему явно приглянулась.