— Лысею? — ржу.
— Дурачок, — мама закатывает глаза и треплет меня по голове.
— Почему ты не ездишь к Оле? — спрашиваю, а секунды спустя не понимаю, как такое вообще возможно. Как я это озвучил.
Мама замирает. Ее рука безвольно слетает с моего плеча, повисая в воздухе.
— Почему ты врешь всем? Почему говоришь, что она живет в Австралии и у нее все хорошо?
— Потому что, когда она придет в себя, а она придет, — голос мамы становится каким-то железным. Она верит в то, что говорит. На сто процентов верит. — Никто не будет полоскать ее имя в прессе. Никто и никогда не напомнит ей о том, что с ней было. Она вернется к своей прежней жизни! Она сможет забыть все, что с ней случилось, как страшный сон, никто и нигде ей не скажет о коме, больнице, аварии. Никто!
Подвисаю. Яд кончился. Слова на ум тоже не идут.
Мама отмирает первой после своей речи, поправляет широкие брюки, собирает волосы в низкий хвост и, подобрав полотенце из раковины, вешает его на крючок.
— Как там Майя? — спрашивает после паузы.
— Нормально, — заторможено киваю.
— Это хорошо. Мне она очень понравилась.
Я молчу. Мама, видимо, воспринимает мое молчание по-своему и уходит. Остаток дня нахожусь в прострации. Утром перед школой, прошу Влада заехать в цветочный. Покупаю букет роз. На всякий случай без шипов. Свежие, розовые бутоны с приятным ароматом. В школу этот веник затаскиваю на плече, и уже в классе, укладываю его на пару прямо перед Майей.
Она вздрагивает. Смотрит на цветы, потом на меня.
— Прости, — произношу громко. Все слышат. Я впервые извиняюсь публично, но не чувствую по этому поводу никаких отрицательных эмоций.
— С днем рождения!
Слышу голос Майи через сон. Лениво перекатываюсь на бок, плотнее сжимая веки.
— Мейхер, блин! Просыпайся.
Приоткрываю глаза, смотрю на часы: десять утра, а Панкратова сидит на краю моей кровати. На осознание уходят секунды, тут же подрываюсь. Мы помирились в тот день в школе, когда я принес букет. Долго целовались и обнимальси под лесницей.
— Ты сошел с ума? — она визжит и смеется, пока я крепко прижимаю ее к себе. Целую в щеку, а потом в губы.
— Спасибо, — шепчу, зарываясь пальцами ей в волосы.
— Подожди, — Майя выкручивается, улыбается. В какой-то момент целует меня в нос и поднимается на ноги. — У нас для тебя праздничный завтрак, вообще-то, и шары, — прячет руки за спину.
Натягиваю джинсы. Футболку надеваю уже на ходу. Как только выходим из комнаты, мне в рожу и правда влетает несколько накаченных гелием шаров. А вообще, весь коридор третьего этажа в них. Синие и серебристые шары, а рядом светящаяся Майя.
Это все банально и приторно, но кажется, что ни в одно утро своей днюхи я не просыпался таким счастливым.
— Спасибо, — крепко сжимаю ладонь Майи.
— Не только мне, мы с твоей мамой вместе придумали, — шепчет заговорщически, продолжая сиять.
Как только спускаемся на первый этаж, гаснет свет. Мама выходит с тортом в руках, на котором зажжены восемнадцать свечей, и поет, — С днем рождения!
Майя ей подпевает.
Застываю. Когда нужно дуть на свечи, туплю. Просто пялюсь на огонь.
— Загадывай желание, — Майя толкает меня локтем в бок.
Киваю. Загадывай…
Что загадать?
Чтобы Оля очнулась. Да, чтобы она пришла в себя.
Задуваю свечи, и мы снова буквально на секунду погружаемся в темноту, пока не загорается верхний свет.
— С днем рождения, сынок, — мама обнимает. Едва ощутимо прикасается, и я чувствую, разливающееся по телу тепло. — Какой ты уже взрослый, — мама пускает слезу.
— Давайте пить чай, — тут же с улыбкой тараторит Майя.
Первые минуты за столом висит тишина. Не так. Говорит только Майя. Я знаю, что все это придумала она, а мы с мамой отходим от шока и вот этих всех впечатлений.
— Я бы покаталась на коньках днем.
— У нас есть каток, — воодушевленно вставляет мама. — кстати, Влад сегодня отпросился, у него дела появились. Поэтому, если вдруг соберетесь в город, возьми…
— Я такси закажу, — перебиваю. — Так удобнее, если без Влада. Мы с Маратом договорились встретиться. В час. Отметить. Его вечером не будет, — сообщаю монотонно, замечая, как мама сникает. Я знаю, что она ему звонит, а он не отвечает.
Родители арендовали загородный комплекс под наш с братом ДР.
— Да, конечно. Я в качестве подарка на счет денег закинула, ему сейчас нужно…
Киваю.
В двенадцать мы с Майей выходим из дома и садимся в такси. Машина катится со средней скоростью, но в какой-то момент водитель резко бьет по тормозам. Не успеваю ничего сообразить, а вокруг тачки собираются люди в балаклавах. Три человека.
Майя с ужасом в глазах смотрит на меня. Секунда. Две. Три. Водилу вытаскивают из-за руля. Наши двери в этот момент слетают с блокировки и открываются. Майя взвизгивает. Нас обоих вытаскивают на улицу, а потом заталкивают в черный фургон.
Глава 30
Майя
Страшно. Настолько, что я боюсь сделать лишний вдох. Вдруг, он окажется слишком громким, слишком раздражительным для человека в черной маске, сидящего напротив нас. Инстинктивно жмусь к Арсу. Он обнимает. Упирается подбородком мне в висок, а у меня слезы по щекам в этот момент без остановки катятся.
Нас запихнули в фургон, часть задних сидений которого просто демонтирована. Мы с Арсом сидим на расстеленном на полу брезенте. Он холодный. Даже мой длинный пуховик не помеха этому холоду.
Когда человек в маске отворачивается, решаюсь посмотреть на Арса. Он выглядит сосредоточенным, словно решает какую-то задачку на логику. Внимательно рассматривает этих людей, салон машины, и пейзажи, что промелькивают за плотно тонированными стеклами. Нам не завязали глаза, только руки. Запястья ноют. Кожа в местах, где стянута веревка, чешется и будто горит.
— Что нам делать? — шепчу совсем не своим голосом. — Кто эти люди?
— Не знаю. Бред, — Арс хмурится. — Они подставные. Это Вэл. Розыгрыш. Для меня.
Он говорит твердо, но я вижу. По его глазам вижу, что не уверен до конца. Не знает, правда, его домысли или нет.
Перевариваю его слова секунды, и они мгновенно напарываются на протест в моем сознании. Так не бывает. Так не разыгрывают. Даже они. Несмотря на все свои дурацкие игры.
Отчаяние смешивается со злостью, и она быстро становится во главе. Я злюсь. На этих людей, конечно. Но вымещаю ее на Мейхера. Не могу держать себя в руках. Не могу.
— У них оружие, — шиплю, будто наглоталась кислоты. — Ты видишь? Оружие! — звучу осуждающе. — Это не розыгрыш. Так не разыгрывают! — всхлипываю. Голос срывается, и мой писк становится громче.
«Сторож» реагирует молниеносно. Поворачивается и тычет дулом автомата практически мне в лицо.
Сжимаюсь, скребу пятками по полу, чтобы отстраниться. Исчезнуть. Мой плач превращается в скулеж. Арс тут же перекидывает руки мне через голову. Его зафиксированные запястья оказываются у меня под грудью. Получается, обнимает. Крепко. Закрываю глаза.
Они отобрали у нас телефоны. Лишили связи, и, возможно, вообще хотят лишить жизни. Если бы только папа сейчас был здесь. Если бы он только был рядом.
Глотаю слезы. Глотаю все свои всхлипы.
Как же так произошло? Что произошло с моей жизнью за эти полгода? Как же так?
Когда машина тормозит, в какой-то промзоне, задние двери фургона открываются, и нас пластом стаскивают на снег. Резко, больно, агрессивно.
Снег царапает кожу на щеке и попадает в рот. Отплевываюсь. Тру замерзшими и связанными руками лицо, продолжая лежать в позе эмбриона. Когда меня дергают за шиворот с земли, Арс поднимается на ноги.
— Руки убери от нее. Слышишь? Харе. Я выкупил, это розыгрыш. Где эти придурки? Эй! Вылезайте, черти! — кричит на всю улицу.
— Парень, ты кукухой поехал?
Они смеются. Тот, что удерживает за капюшон, толкает меня к зданию. Открывает железную дверь и бросает навстречу темноте. Падаю на колени, не сразу соображая, что веревки на моих запястьях больше нет. Отползаю к стенке, в момент, когда Арса тоже сюда заталкивают. Он сопротивляется, орёт что-то. Но я настолько раздавлена морально, что слух отключился. Реву, и все. Слова доносятся лишь урывками.
— Лям баксом, и вас отпустят. Готов твой батя раскошелиться?
Они говорят это не мне. Точно не мне.
Дышу. Медленно. Глубоко.
Чувствую, что Арс рядом. Он меня обнимает. Он мне что-то говорит, его дыхание обжигает кожу. Он так близко, но я его не воспринимаю.
Когда зажигается свет, становится еще более жутко. Обшариваю комнату взглядом. У стены стоит кожаный диван, материал на ручках которого уже давно потрескался. Жмусь к Арсу сильнее. Переступаю с ноги на ногу. Я замерзла. На мне теплые колготки, платье, пуховик и короткие ботинки. Она даже не зимние.
— Холодно, — шепчу, ощущая, как тает оцепенение.
Арс сжимает мои ладони, подносит их ко рту и отогревает своим дыханием продрогшие пальцы.
— Что, если нас никто не спасет? Что мы будем делать? — смотрю ему в глаза.
— Не думай об этом. Ладно? — утягивает меня к этому дивану.
— Как? Как об этом не думать? — всхлипываю.
— Расскажи мне что-нибудь.
Знаю, что он хочет меня отвлечь. Хочет помочь мне. Знаю и сознательно на это ведусь.
— Рассказать?
— Да. Что ты чувствовала, когда впервые меня увидела?
— Злость, — отвечаю не думая. — Я так злилась. Ты же все сломал. Я уже тогда знала, что ты все сломаешь, — вытираю непрошеные слезы. — Мою привычную жизнь, Арс. Я знала, но потом, потом влюбилась.
— В меня?
— В тебя и во все то новое, что со мной происходило. В эмоции, слова. У меня каждый раз сердце громче бьется, когда ты рядом, — шепчу, обхватывая ладонями его шею. — Так, странно сейчас, так хочется поделиться с тобой. Всем. Каждой прожитой эмоцией, каждой мыслью.
— Ты такая красивая, Майя.
Он обхватывает ладонями мои щеки. Прижимается губами к губам. Медленно, будто бы даже мучительно. С закрытыми глазами. Он вообще редко закрывает глаза при поцелуях. Очень редко. Сегодня практически исключение.