– Я понимаю, – потупилась Любочка, пряча слезы.
А если сказать: я все брошу ради тебя? Нет, Эдвард потом, позже, все равно догадается, что его Любочка – лгунья. У нее нет ни фотографий, ни видеокассет, подтверждающих ее обширную научную деятельность на всех континентах. Есть только красочные фантазии маленькой лгунишки. А она простила бы ложь? Нет, конечно, – мы прощаем себе абсолютно все, но не прощаем других. Ужасно – она встретила человека, которого полюбила, любит и он ее, а соединиться с ним Люба не может!
– Пассажиры, зайдите в вагон, поезд отправляется, – скомандовала проводница.
Любочка поднялась на цыпочки и поцеловала Эдварда в губы, он импульсивно сжал ее в объятиях. Затем она подхватила чемодан и сумку и ринулась в вагон.
– Билет, пожалуйста, – напомнила проводница.
– Сейчас, – отмахнулась Любочка.
Поезд тронулся, она взмахнула рукой на прощанье. Эдвард шел рядом с вагоном:
– Все же, если ты передумаешь… я буду ждать.
Эдвард отстал – поезд набрал скорость. Машинально Люба достала билет, протянула проводнице, едва сдерживая рыдания.
– Вы не в тот вагон сели! – сказала та. – У вас плацкарт.
– Неужели? Извините, я перепутала. – Любочка взяла билет.
Конечно, она знала, в какой вагон должна сесть, но разве без пяти минут профессорша ездит в обычном плацкарте? Подхватив вещи, она понеслась по коридору, вырвалась в тамбур. Здесь и разрыдалась. Она плакала слезами раскаяния, взахлеб, закрывая рот платком, чтобы никто не услышал. Слышали только колеса и, словно в насмешку, твердили: дура-дура, дура-дура, дура-дура… Глупо! Она сама уничтожила свое счастье, которое судьба дарит один раз в жизни. Любочка достала карточку Эдварда и смотрела на нее несколько минут. А потом поцеловала маленький квадрат и разорвала его на мелкие клочки. Открыв дверь между вагонами, Любочка наблюдала, как слетают с ее ладони частички… Эдварда. Так лучше, не будет искушения…
Добравшись до своего вагона, Любочка залезла на вторую полку и полночи слушала, как колеса ругают ее. Слушала и плакала. Так ведь она и есть дура!
Кристина была еще слаба, но все же стараниями врачей шла на поправку. Ее навещали в основном милиционеры, которые спасли ей жизнь, но Кристина даже отблагодарить их толком не могла – не хватало сил. Однажды, открыв глаза, она увидела рядом с кроватью мужа.
– Забери меня отсюда… – еле выговорила Кристина.
– Я и приехал за тобой, – погладил он ее по голове.
Еще не осмыслив полностью, что она буквально вернулась с того света, Кристина думала теперь о возвращении домой, как будто она должна была вернуться из заточения. И заживет она, как прежде, временами мирно, временами буйно, а одна больше никуда не поедет и о любовниках думать забудет… уже забыла! Муж хоть и бьет, так не убивает же! Она улыбалась мужу, терлась щекой о его руку, не раз оставлявшую синяки на ее теле и лице. Какая все же она счастливая…
Гриша взял на себя приготовление шашлыков, он старался угодить ребятам, ловил их взгляды, угадывал желания. Мирон молчит, вообще не говорит ни слова, молчит и Макс. Гриша не знает, видели они его у дачного дома или не видели, но когда парней разговорят, тогда… страшно подумать! Впрочем, Гриша изобрел себе оправдание: он просто выбрал другое место, с которого лучше обозревалась дача. А что, нормально.
Расположились на диком берегу, Руслан настоял. Место убийства – не самое лучшее для отдыха, но здесь есть куда сеть – на камни, а еще его сюда необъяснимо тянуло. Возможно, это было своеобразное прощание с делом, последняя, так сказать, точка. Непросто им было, и не одни мозги понадобились – все ребята шариками крутили, и в душах теперь удовлетворение так и растекалось. Руслан стоял на каменной площадке, засунув руки в карманы, и смотрел вдаль. Море взволновалось, небо затянуто серой пеленой, кажется, скоро пойдет дождь. На площадку влетел Сева:
– Что ты стоишь здесь один как перст?
– На море смотрю. Эй, а что это за цепь у тебя на груди?
– Алина подарила, – заулыбался Сева. – С крестиком. С себя сняла и… а знаешь, что она мне сказала? Цитирую дословно: «Если бы все милиционеры были такими, как ты, я бы не боялась ходить по улицам». Понял?
– Был ты хвастуном, им и останешься. Что там с их паспортами?
– Я разве не рассказывал? Слушай, до чего людей жадность доводит! Представь, мы с Игорем привезли Галку, остались ночевать в пансионате. А утром ко мне прибежала Алина, сказала, что паспорта принес молодой человек, и Кирилл всеми силами задерживает его – может, это грабитель. Мы с Игорьком рванули к ней, а там Кирилл укачал парня коньяком якобы на радостях, тот уже и стоять не хочет. Ну, мы его прижали… культурно, он и раскололся, кто его прислал, назвал адреса. Пацанов прямо из постелей вынули, но уже не мы, а те, кому положено, – Игорь сразу же позвонил в отдел. Мы хоть и мусора, но элитная часть, мелкими воришками не занимаемся. А знаешь, эти пацаны не в первый раз отдают паспорта за вознаграждение, стиль такой выработали в процессе деятельности. И всем – от четырнадцати до шестнадцати лет, представляешь? Я в их возрасте был гораздо лучше, воровал только фрукты у соседей.
Сева вернулся к обычному своему состоянию, заметил Руслан, болтает без остановки, а то все страдал, когда его бросила… вспоминать не хочется. Работа – лучший лекарь от душевных травм.
– Господа! – крикнул им Яловой. – Не откушаете ли горячительных напитков с горячим же мясом? Мы уже и налили! – Руслан и Сева спустились к ребятам, потирающим руки от предвкушения трапезы. Яловой, отдавая шампур Севе, посочувствовал ему: – У, Всеволод, фонарь у тебя знатный. Еще недели полторы девушки любить тебя не будут.
– У него не фонарь, а прожектор, – сказал Игорь, раздавая стаканы. – За что пьем?
– Давайте… за удачу, – предложил Яловой. Молодые ребята захихикали, мол, тост отдает сединой. – Не надо иронизировать. Удача, ребята, нам нужна, особенно вам, вы же часто подставляете себя. А удача – женщина коварная, и дай-то бог, чтобы она всегда стояла у вас за спиной!
Октябрь. Дождь. И вовсе он не грязный, как говорил Кирилл, капли стекают, чистые, по стеклу. Алина, положив ладони на стекло, следила за каплями. Она не звонила Кириллу, хотя номера телефонов выучила наизусть, не звонил и он. Тоскливо…
Алина сделала выбор – вернулась домой, но вернулась другой, и об этом ей каждый день говорит Влад. Теперь она называет его Влад, что страшно его злит, а ей от этого ни холодно ни жарко. Пусто. Пусто внутри, в доме, где слишком много свободного пространства, от которого почему-то тесно душе. Все вернулось на круги своя, Влад задерживается до полуночи, иногда и совсем не приходит, при этом врет со священным блеском в очах, она слушает и… ничего. Ей все равно. От себя Алина ожидала совсем другого – спать с мужем она не может, ну, не может изменить Кириллу, и все. Если кому рассказать об этом, ее точно запихнут в дурдом лечиться. Влад пожимает плечами, иногда откровенно крутит пальцем у виска, впрочем, у него всегда есть замена – секретутка или какая-нибудь дешевая певичка, которой нужны бабки на раскрутку. И долго так будет продолжаться? Пока Влад не выгонит ее? Отличная перспектива. Плохо, плохо, плохо…
– Когда тебе станет плохо, открой, – на прощанье сказал Кирилл.
Она опустила взгляд на подоконник, где лежал маленький упакованный куб. Плохо стало в первый же день, когда она вернулась, но сверток Алина не вскрывала, а прошел уже месяц. Что там лежит, она не знает. Не вскрывала, потому что боялась увидеть нечто такое, что заставит ее пожалеть о своем решении. Страшно было вскрывать его и сейчас. Алина повертела кубик – он помещается на ладони, медленно сняла упаковку. А там второй кубик, стеклянный, и внутри – белая шхуна с белыми парусами. Алина улыбнулась: надо же, запомнил, как она мечтала о шхуне, даже без парусов, только бы умчаться на ней далеко-далеко! Присмотревшись, заметила гравировку: «Я жду».
Алина задохнулась от нахлынувших чувств: это была смесь из слез и смеха. А может, попробовать… рискнуть? Кинувшись к телефону, она набрала номер. Длинные гудки: один… второй… пятый… Наконец послышалось вялое и недовольное «алло».
– Кирилл… – Она не знала, с чего начать. – Это я.
– Алина? Ты… где?
– Дома. Что ты сейчас делаешь? – Очень «важный» вопрос.
– Сплю, конечно, у нас ночь! Алина…
– Я… я не изменяла тебе… – Большей глупости и придумать невозможно! – Кирилл, я не то хотела сказать… вернее, это тоже… Я не могу без тебя.
– Алина! – закричал Кирилл. – Срочно приезжай…
– Я приеду. Отвезу детей к маме, потом…
– Нет! Только с детьми! Иначе ты уедешь назад. Алина, дай сообразить… сегодня… семнадцатое, да? Это же потрясающая удача! Слушай меня внимательно. Из Москвы летит самолет… чартерный рейс… Сколько сейчас времени у вас?
– Одиннадцать. Утро.
– Отлично, у тебя двенадцать часов, успеешь собраться. Я позвоню, за тобой и детьми приедут прямо домой! Поняла? Ты меня поняла?
– Я поняла. Хорошо. Я приеду. Приеду!
Галка в панике присела в кресло и перепуганными глазами следила за Алиной, метавшейся по всем комнатам. Собралась она за какие-то три часа. Потом присаживалась в кресло перед часами, но вспоминала, что еще что-то не захватила, искала вещь и засовывала в чемоданы.
В семь вечера охрана внизу сообщила, что приехали какие-то летчики, Алина велела пропустить их. Ну, вот и все. Она достала фотографию мужа с пририсованными рогами. Один – просто рог, а второй – ветвистый, он шел вверх, но на снимке не хватило места, рог «сворачивал» и опускался вниз, его ответвления расползались по костюму… Детский сад! Алина сожгла портрет вместе с рогами на кухне в раковине, теперь это все уже не важно. А Галке отдала конверт со словами:
– Здесь рекомендательное письмо и адреса, куда тебе следует обратиться, там помогут найти работу.
– Что же вы делаете?! – завыла Галка, схватившись ладонями за румяные щеки. – Куда же вы?.. Зачем?!