– Но ведь никто не знает, что мы собирались сюда зайти! – уговаривал я тщетно.
– Хотелось бы мне, чтобы ты не ездил завтра в Лондон, – проговорила она. – Хотелось бы мне, чтобы ты был у меня на глазах. Хотелось бы мне, чтобы полиция не арестовывала людей за убийство, не доказав, что они виновны. Хотелось бы мне, чтобы ты мыслил не как автор детективных романов. Хотелось бы мне, чтобы мы были женаты и далеко-далеко отсюда.
Последнее ее желание я сердечнейшим образом разделял.
Было довольно поздно, когда я доставил Банти домой, пообещав, что позже вечером позвоню ей, чтобы уверить в своем благополучии. Ее дожидался Дерек Маркэм, слонялся по саду в компании полковника Фрайра. Оба они подошли к калитке.
– Думал, ты уже не вернешься, – проворчал полковник.
– Мы чудесно провели день, – улыбнулась отцу Банти.
– Ты выглядишь усталой.
– Я превосходно себя чувствую. Как ты, Дерек?
Если кто выглядел усталым, так это Дерек.
«Еще бы, – подумал я. – Он тут уже час, а час разговора с полковником Фрайром вымотает кого угодно».
– Думал, мы с тобой куда-нибудь сходим, – мрачно на меня покосившись, сказал он Банти.
– Сегодня нет, не смогу, – не глядя на меня, быстро отозвалась она. – Мне сегодня надо быть дома.
– Да отчего же? – удивился я, но она покачала головой.
– В другой раз, Дерек. До свидания, Ричард. Дай мне знать… Ты знаешь о чем.
Полковник явно был зол из-за того, что я задержал его дочь и она отказалась провести вечер с Маркэмом. Внезапно мною овладела усталость, словно я пробираюсь сквозь кустарник и колючки вонзаются в меня на каждом шагу. Отчаянно захотелось, чтобы эта история закончилась, Виола Росс вышла на свободу, а я благополучно женился на Банти. Мне стало страшновато, но я знал, что бояться никак нельзя.
С мыслями о будущем я вернулся домой.
Жил я в маленькой квартирке на первом этаже. Стеклянные двери гостиной выходили в каменистый садик, усаженный лавровыми кустиками. Открыв входную дверь, на мгновение я застыл на пороге: показалось, что в квартире на удивление холодно. С утра день был теплый, но после полудня поднялся северный ветер, и мне показалось, что он прогулялся по комнатам и выстудил их. Я протянул руку, чтобы включить свет, нажал на кнопку, но ничего не случилось. Странно, лампочку недавно меняли, однако она не вспыхнула, залив светом пространство, и я по-прежнему стоял в темноте. Сунув руку в карман, я достал спички. Чиркнув, поднял руку над головой и сделал шаг в комнату. Что-то сверкнуло, раздался взрыв, я отпрыгнул. Спичка погасла. Пока я зажигал вторую, эхо взрыва замолкло, и в комнате установилась тишина. Мне казалось, что от резкого шума все в доме должны проснуться, но этого не произошло. Еще с минуту я стоял в темной комнате – по-прежнему ничего. Опять зажег спичку, посмотрел на светильник и увидел, что лампочки в нем нет. Тогда я вернулся в холл, вывернул там лампочку из патрона и вернулся в свою гостиную. Ввернул, зажег свет, огляделся и понял, почему так холодно. Дверь в сад, которую, уходя, я оставил чуть приоткрытой, была распахнута настежь. А у моих ног на ковре лежал моток толстой черной бечевки, о который я, видимо, и споткнулся. От мотка бечевка вела к двери в сад. Это старый трюк, хотя сейчас к нему прибегают редко. Устанавливаешь оружие в подходящем месте, привязываешь бечевку к спусковому крючку, другой конец ее протягиваешь так, чтобы жертва, войдя в комнату, непременно ее задела, а сам прячешься где-то подальше. Жертва входит, натыкается на ловушку, падает, ружье стреляет, и хотя цель в любом случае достигнута – несчастный если не покалечен, то перепуган, у этого метода есть свои недостатки.
– Это, – мрачно сказал я себе, – прекрасный повод обратиться в полицию.
Я туда позвонил, и ответил мне сержант Фишер.
– Кто говорит? – осведомился он.
– Моя фамилия Арнольд.
– Какой именно?
– Ричард Арнольд.
– Это у вас пропал силихем-терьер?
– Нет, не у меня. Нет у меня силихем-терьера и никогда не было. Не люблю силихемов. Если заводить собаку, то уж, конечно, не силихема.
Фишер сказал в сторону:
– Нет, это не про собаку, – а потом мне: – Тогда в чем дело?
– Думаю, попытка убийства, – вздохнул я.
– Домашние дрязги, – в сторону сообщил он.
– Ничего подобного! – возмутился я – Кто-то пытался убить меня в моем собственном доме!
– Вы бы лучше пришли в отделение и толком все рассказали, – неспешно произнес Фишер. Думаю, что и Судный день не потревожит нечеловеческого спокойствия полицейских. Подобно докторам, они просто непробиваемы, пока кто-то не обратит свои ружья против них.
– Лучше будет, если вы придете сюда, – сказал я. – Разве вам не следует произвести осмотр места преступления?
– Есть убитые?
– Нет, благодарение Богу, я спасся.
– А что произошло, сэр?
– Всего лишь трюк с бечевкой, привязанной к спусковому крючку.
– Ага! Так что же случилось?
– Приходите – увидите, – сердито сказал я и бросил трубку.
Фишер явился без излишней поспешности и отнюдь не отличался сметливостью. С серьезным видом выслушал, что я имею ему сказать, и склонился над бечевкой, которая по-прежнему тянулась к выходу в сад.
– Есть какие-то соображения, сэр, с чего вдруг кому-то вздумалось вас убить? – спросил он, а мне пришло в голову, что из него вышел бы отличный дворецкий. Имелась у него этакая обходительность, которая была бы уместна на сцене, где, на мой взгляд, все вечно преувеличено.
– Есть. Убить меня хочет человек, которому не хочется, чтобы его самого убили, согласно закону, – сказал я.
Физиономия Фишера приняла страдальческое выражение. Один к одному преданный дворецкий выражает свое неодобрение юному наследнику, попавшему в переделку.
– То есть?
– Этот тип, кто бы он ни был, знает о моей деятельности в связи с делом Росс.
Сержант поджал губы.
– А, так вы все-таки настаиваете на своем? – На этот раз он не прибавил почтительно «сэр».
– Мои убеждения не претерпели никаких изменений, – сообщил я.
Фишер пожал плечами. Похоже, в его глазах я был все равно что еретик, в Средние века вышедший из рядов правоверных, дабы создать собственное вероучение, и во время ближайшего аутодафе инквизиция сожжет меня на костре. Таким образом, он дал мне понять, что, поскольку с полицией я во мнениях расхожусь, ждать от нее защиты с моей стороны нелогично.
– Короче говоря, вот факты. Придя домой, я обнаружил, что лампочка в гостиной вывернута, дверь в сад нараспашку и мне подстроена смертельная ловушка.
– Вы нашли оружие, сэр?
– Нет. Тот, кто это задумал, видимо, дожидался, чтобы увидеть, увенчается ли его план успехом, и когда увидел, что нет, убежал.
– И успел забрать оружие?
– У него было на это время. Пока я пришел в себя, пока сходил за лампочкой, пока пересек комнату…
Фишер подошел к стеклянной двери в сад.
– Так. Бечевка оборвана… нет. – Он наклонился поближе, вглядываясь. – Обрезана! И похоже, что ножницами. Странно, однако. На мой взгляд, в таких случаях пользуются ножом.
– А на мой взгляд, все эти бечевки ему следовало смотать и забрать с собой, – сказал я. – Случается, преступника выдает улика и менее заметная, чем бечевка. Помните Робинсона и спичку, испачканную в крови?
На Фишера моя эрудиция впечатления не произвела. Он осматривал ветку.
– Видите, она за сучок зацепилась. Вот отчего ему пришлось обрезать ее, бечевку эту. Наверное, он дожидался, чтобы забрать пистолет или что у него там, чтобы его по нему не вычислили. Вы сказали, пуля вас не задела?
– Нет, попала в стену. Вам придется ее выковырнуть. Стену испортите. Хозяин вряд ли обрадуется. Так-так, значит, этот парень и впрямь имел в виду то, что он обещал.
Фишер рывком обернулся, впервые выказав живой интерес.
– О чем это вы?
– Он сказал, что если я не угомонюсь, то эти двадцать четыре часа будут в моей жизни последними.
– Сказал?
– Да.
– Кто сказал?
– Надо полагать, тот, кто устроил тут фейерверк.
– Но кто это был?
– Увы, этого я не знаю. Он не подписывается.
– А! Так вы про анонимные письма!
– Именно.
– Сколько их было?
– Одно мне и два – мисс Фрайр.
– Ух ты! Мисс Фрайр? – Он присвистнул. – А ей-то зачем?
– Автор письма, видимо, считал, что она имеет на меня влияние.
– Вот как? Ну, вряд ли это сработало.
– Конечно. И не могло.
– Прямо так и написал, что намерен подстрелить вас сегодня?
– Написал, что если я это дело не брошу, то работы у гробовщика прибавится.
– Но вы не бросили?
– Признаться, ничего особенного я сегодня не делал, за исключением того, что позвонил в Лондон приятелю, с которым в этом вопросе сотрудничаю. Но каким образом мошеннику удалось об этом прознать, остается загадкой.
– Ну, может, решил не рисковать.
– Похоже на то.
– У вас есть эти письма?
– Да, здесь, в ящике стола.
– Я хотел бы взглянуть на них. Вы догадались сохранить конверты?
– Разве я не автор детективных романов? – ухмыльнулся я. – У меня все в комплекте.
От двери в сад я перешел к письменному столу и рывком открыл ящик. Я точно помнил, что письма там. Однако в ящике их не оказалось. Я поискал проформы ради во всех других ящиках, но было понятно, что труд напрасный. Испарились, как не бывало.
– Хладнокровный, однако, какой, – сухо прокомментировал Фишер.
– Он мало чем рисковал, – сказал я, взмахом руки охватывая окрестность. Дело в том, что такие квартиры, как моя, переоборудованы из квартала старой застройки и лишены ряда преимуществ, коими обладает жилье современное. Однако у них есть свои положительные черты. Комнаты в них просторные, воздуха много, выстроены они на совесть, соседские шаги за стеной и над головой не слышны, а кроме того, им присуще свойство, которого в новых домах ни за что не найти: в них чувствуется пространство и время. Им к лицу старомодная мебель, они основательны и даруют покой. Несколько раз я пытался поработать в современных квартирах и гостиницах и всегда безуспешно; атмосфера там пронизана спешкой. А у каждого из пяти строений, объединенных в многоквартирный дом под названием «Кларенс-Хаус», имеется позади маленький садик. Огорожены они не очень высокой стеной, на которую любой может взобраться, а поскольку выходит стена на обширный пустырь, то прийти и уйти можно незамеченным. Да и через парадную дверь выйти вполне можно, никто и внимания не обратит. В доме поселились несколько новых жильцов, так что незнакомое лицо особых вопросов не вызывает.