«Интересно, убедительно ли я выгляжу», – забеспокоился я.
На тот факт, что Павис держался как ни в чем не бывало, полагаться особо не стоило. Он всегда был слишком занят собой, чтобы замечать собеседника.
– Когда дознание? – спросил я.
– Вроде бы завтра утром. У Хайда сегодня соревнования в гольф, и он, похоже, не видит повода его переносить. Райту все равно уже не поможешь.
Ну, я бы предпочел, чтобы коронер вынес свой приговор сегодня. Мне не терпелось узнать, вызвал ли подозрения сгоревший дневник. Павис про это молчал, а спросить его напрямую я не мог.
Озабоченный, я вернулся домой. С моей точки зрения, смерть Райта не могла произойти в более удачное время. Трудно было сказать, конечно, рассказал ли он кому-то еще о таинственном госте Виолы Росс, но следовало подготовиться к любому повороту событий. Если в полиции возникнут подозрения на мой счет, в дело пойдет все. И раз уж Павису известно, что Райт ко мне приходил, то вполне возможно, что и другие об этом знают. Могут поинтересоваться, что ему от меня понадобилось. И раз, насколько мне помнится, я никогда прежде с Райтом не разговаривал, понятно, что то был не рядовой дружеский визит. Только что перед этим Райт вернулся после продолжительного отсутствия, и чуть ли не первое, что он делает, – наносит визит человеку, с которым незнаком! Понятное дело, многие зададутся вопросом на этот счет. Мне вспомнился еще один совет Крука.
Лучше сразу признать, что приходил он по делу миссис Росс, хотя суть разговора следует подать несколько в ином свете. Выложить все напрямик – значит себя погубить, но если я скажу, что в день преступления он лежал без сна и слышал, как ранним вечером кто-то направляется к соседскому дому, то пробужу подозрения ровно в той степени, чтобы оправдать миссис Росс.
До того я был поглощен в свои думы, что не сразу ответил на телефонный звонок. Звонил сержант Фишер.
– Могу я в ближайшее время к вам заглянуть, сэр? Мне нужно снять с вас показания в связи с мистером Райтом. Вы, конечно, слышали, что он умер.
– Я только что виделся с мистером Пависом, – ответствовал я.
– Ну да, ну да, сэр. В общем, нам известно, что мистер Райт заходил к вам за день до того.
– Только не для того, чтобы сообщить мне, что намерен покончить с жизнью. Из слов мистера Пависа следует, что это самоубийство. Я его правильно понял?
– Ну, это теперь только коронер решит, самоубийство там или нет, сэр. Но нам надо, знаете, подготовиться всесторонне.
Итак, мы договорились, что он придет. Я собрался с духом, чтобы соблюдать хладнокровие, и уселся за письменный стол работать.
– Простите, что помешал, сэр, но мы должны собрать все свидетельства порядка ради. Итак, расскажите, с чем он к вам приходил…
– Я сам был удивлен до чрезвычайности, потому что мы даже не были с ним толком знакомы! Я подумал, что у него срочное ко мне дело.
– И что же? Вы оказались правы?
– Да, более чем. Информация была важности первостатейной. Полагаю, в полицию с этим он к вам прийти не успел.
– Нет, не успел, сэр.
– Но, видимо, что-то написал? Оставил какое-то заявление? Нет? Не может быть! – разволновался я. – Черт побери, сержант, ну не мог он быть таким свинтусом, чтобы уйти, не оставив ни слова!
– Никаких заявлений у нас от него нет.
– Будь я проклят, – вскочив с места, произнес я.
– Да в чем же все-таки дело?
Я присел на край письменного стола.
– Я скажу вам, в чем дело. Вы помните, что я был в составе присяжных, когда судили миссис Росс?
– Конечно, сэр.
– И, конечно, помните, что меня не удовлетворили доказательства в пользу ее виновности. Я хотел знать наверняка. Это, знаете ли, довольно ответственное дело: послать женщину на виселицу. Райт был в отъезде, когда стало известно, что мистер Росс умер. Когда он вернулся и услышал всякие толки на этот счет (ну, не так ведь часто в наших краях убийства случаются, чтобы относиться к этому безучастно!), то пришел ко мне сообщить, что у него имеется некоторая информация. Дело было так. В ту ночь он не мог заснуть, волновался перед операцией, для которой назавтра должен был отправляться в больницу, и примерно в десять тридцать услышал, как звякнула щеколда калитки. Приподнявшись в постели, он отодвинул занавеску и выглянул в окно. По тропинке к дому шел мужчина. Кто это, Райт не понял, было слишком темно. Человек постучал в дверь Россов, но ему не открыли, внутрь он не вошел, через минуту-другую вернулся к калитке и, выходя, хлопнул ею. Райт сказал, так сильно хлопнул, словно хотел выместить на ней злость.
Фишер озадачился:
– Ну и что, сэр?
– Разве вам не кажется, что это важно?
– Ну раз он в дом не вошел…
– Он не вошел в парадную дверь. А еще есть боковая дверь и садовая. И если вы в такой час приходите к человеку, повод для визита наверняка серьезный.
– Понятно, сэр… – Фишер потер подбородок. – Значит, вы говорите, он его не узнал?
– Лица не увидел. И если бы увидел, тоже ведь мог не узнать. Но он сказал мне, что намерен пойти с этим в полицию.
– Нет, так и не собрался, видать.
– Почему он застрелился?
– Он оставил письмо.
– Видимо, так поглощен был своими проблемами, что не мог думать ни о чем больше. Но если он написал вам и отправил письмо по почте…
– Оно бы уже пришло. Я так думаю, он просто выбросил это дело из головы.
– И поскольку он мертв, это свидетельство не считается?
– Боюсь, что так, сэр.
Я подошел к окну.
– А ведь могло бы помочь…
– Сожалею, сэр. А про себя он что-нибудь говорил?
– Говорил, что перенес операцию, только что возвратился из-за границы и собирается посетить врача.
– Ага, он вам это сказал?
– Да. И выглядел вполне жизнерадостно. Не похоже, чтобы помышлял о самоубийстве.
Фишер с непроницаемым лицом поднялся с места и извинился за беспокойство, добавив, что хорошо бы мне присутствовать на дознании: вдруг что.
Он ушел, а я принялся обмозговывать положение. Итак, если свидетельство Райта значения не имеет, то я остаюсь там же, где был. Впрочем, можно ведь сделать эту историю достоянием гласности… Но тут я вспомнил, что уже разболтал Генри Россу все как есть, и в который раз пришел к выводу, что Крук, безусловно, прав, когда утверждает, что лучше не лгать, но уж если лжешь, то потребно иметь ум недюжинный и память, как у ангела, который протоколирует наши грехи.
Что ж, на дознание я пришел наряду с кое-какой местной публикой. Впрочем, особой популярностью Райт в народе не пользовался, и поскольку все склонялись к мысли, что он себя порешил, особой толпы не собралось.
Первым допрашивали его доверенного слугу, Батлера. Тот опознал тело – родственников у Райта не было – и рассказал, что знал. В то утро Батлер получил весть, что его брату предстоит срочная операция по поводу разрыва аппендикса, и испросил у своего нанимателя разрешение всю ночь отсутствовать.
– В котором часу вы вышли из дому?
– В четыре дня, сэр. Мистер Райт сказал, что поужинает в городе.
– Значит, в полночь он в доме был совершенно один?
– Да, сэр. Я настойчиво спрашивал у него, уверен ли он, что справится, ведь он был нездоров, а в соседских домах с обеих сторон никто не живет, но он сказал, чтобы я не беспокоился, да и вернуться я собирался уже на другой день к полудню.
– И что дальше?
– Я вернулся вовремя и удивился, увидев, что шторы на окнах до сих пор не раздвинуты. Мистер Райт был человек строгих правил и не любил, когда что-то выглядит не так, как положено.
– Вы полагаете, он сам раздвинул бы шторы?
– Не обязательно сам, сэр. Вставал он рано, и была договоренность с одной молодой женщиной, что она придет приготовить ему завтрак.
– И что? Она не пришла?
– Говорит, что пришла, сэр, пришла, позвонила и в парадную дверь, и в заднюю, но ответа не дождалась и тогда решила, что мистер Райт еще спит.
– И не подняла тревогу?
– Нет, она вернулась домой и сказала, что не сумела войти. Затем пришел почтальон с посылкой и тоже стучался зря. Он оставил посылку на ступеньках. Я нашел ее там, когда вернулся примерно в одиннадцать утра.
– Как вы вошли в дом?
– У меня есть ключ к задней двери, сэр.
– Разве она не закрывается на задвижку?
– Нет, сэр. Там американский замок. Я вошел и сразу принялся открывать дом. То есть раздвинул шторы в столовой и там, где мистер Райт завтракает, поставил на огонь чайник и поднялся взглянуть, как дела в спальне. К своему удивлению, я увидел, что в кровати никто не спал.
– И это вас обеспокоило?
– Не особенно, сэр. Я предположил, что мистер Райт передумал оставаться в доме один и переночевал в гостинице.
– И когда же вы забеспокоились?
– Когда вошел в библиотеку. Там шторы были задвинуты, но между ними сочился свет.
– И что же? – поторопил его Хайд.
– Я открыл дверь, увидел, что он лежит, и понял, что уже поздно.
– Вы сразу поняли, что он мертв?
– Я увидел, что рядом лежит пистолет. Я опустился на колени и коснулся его, и он был уже холодный. В остальном комната была в полном порядке. Я позвонил доктору и сказал, что с мистером Райтом несчастный случай.
– Вы в самом деле считали, что это несчастный случай?
– Не мое это дело думать иначе, сэр.
– Итак, пришел врач?
– Да, сэр. Доктор Фриман. Доктора Ренфрю не было. Его вызвали в Лондон на консультацию. Именно к доктору Фриману ходил в тот день мистер Райт.
– Понятно. Еще один вопрос. Вы, конечно, видели мистера Райта после того, как он вернулся от доктора Фримана?
– Да, сэр.
– Как он выглядел? Был ли он расстроен? Вел себя странно?
– Не могу этого сказать, сэр. Конечно, если бы я знал, что что-то не так, я бы никогда не уехал.
– Благодарю вас.
Затем на место свидетеля встал Фриман. Это был агрессивный молодой человек с копной огненно-рыжих волос. Он подтвердил, что Райт был у него на приеме, чтобы узнать, каковы его перспективы, и что он, Фриман, исчерпывающе ответил ему на этот вопрос.