Крук, имевший, к большому неудовольствию своих собратьев по профессии, склонность к проведению самостоятельного расследования всегда, когда только представлялась такая возможность, поднялся по ступенькам и взялся за ручку молотка-дельфина. Через несколько минут дверь открыла коротконогая девчушка; на ней был грязный фартук, бегающие глазки походили на две крыжовины, на плечи падали соломенного цвета волосы, и весь ее вид выдавал необыкновенную живость.
– Номер требуется? – Она окинула посетителя оценивающим взглядом. – Сейчас позову миссис Фармер.
Она захлопнула дверь и оставила Крука стоять на коврике вплотную к вешалке, тяжело нагруженной пальто и зонтиками. Обои выглядели так, как он и ожидал, – выдержанные в желтых тонах, они походили на жидкую подливку к какому-нибудь блюду; ступени лестницы покрыты ковровой дорожкой, все помещение неистребимо пропахло овощами и жареной рыбой, а сверху доносились приглушенные движения, шушуканье и осторожные шаги – так ходят люди, живущие не у себя дома. На верхней площадке лестницы появилась пожилая дама в синем бархатном халате и, метнув на Крука быстрый опасливый взгляд, поспешно нырнула в туалет. Кто-то открыл входную дверь своим ключом. Вошел тощий юнец с перекинутым через руку макинтошем. Макинтош он повесил на вешалку и проследовал мимо Крука, даже не заметив его, словно это был не человек.
Когда подолгу живешь в таком месте, забываешь, как выглядят люди, примирительно сказал самому себе Крук.
В дальнем конце коридора открылась дверь, и в холл направилась молодая женщина с живописно растрепанными волосами; на ней был фартук с оборками, а под ним, как определил для себя Крук, платье из искусственного шелка; по дороге она всячески старалась поправить прическу, но все эти попытки не могли скрыть того факта, что естественный цвет ее волос – черный.
– Это вам нужен номер? – кокетливо осведомилась она. – Боюсь, у нас все занято.
– Рад за вас, – от души сказал Крук.
У миссис Фармер одновременно вытянулось лицо и опустились руки. Появившийся в тот момент студент-индиец, словно тень, скользнул мимо, но миссис Фармер успела взять себя в руки и окликнуть его:
– А, это вы мистер Рам, мне надо будет сказать вам два слова, когда этот джентльмен уйдет. Да, – неуверенно продолжала она, вновь обращаясь к Круку, – так если вам нужен номер…
Одно из твердых убеждений последнего заключалось в том, что если выигрываешь первую «подачу», то есть все шансы выиграть и гейм. Подавить моральный дух соперника – так это называют ученые люди. А моральный дух миссис Фармер несколько пошатнулся, это было очевидно.
– Да нет, – с той же сердечностью откликнулся мистер Крук. – Номер мне не нужен. Мне хотелось бы кое-что выяснить.
Лицо ее словно окаменело.
– Я не могу нести ответственность за всех своих постояльцев, – заявила она. – Разумеется, я всегда интересуюсь биографическими данными…
– Речь идет не о постояльце, и я не из полиции, – перебил ее мистер Крук. – Мне хотелось бы спросить про некоего малого по имени Феррис, который пять дет назад служил у вас носильщиком.
– Да, но я здесь всего четыре года. – Миссис Фармер разгладила фартук.
– А может у вас кто-нибудь его помнить?
– Право, затрудняюсь сказать. Вряд ли люди так уж хорошо запоминают обслугу.
– В таком случае, может быть, среди ваших пансионеров есть кто-нибудь, кто живет здесь пять или больше лет?
– Да, мисс Фитч, у нее номер на верхнем этаже. Только не думаю, что у нее есть причины помнить какого-то носильщика.
– А я так думаю, что, живя на верхнем этаже, она как раз вполне может его помнить.
– Она проживает здесь на льготных условиях, – холодно пояснила миссис Фармер. – Я могла бы сдавать этот номер в шесть раз дороже, но поскольку она въехала так давно…
– Сейчас она здесь?
– Думаю да, ведь сегодня Британский музей закрыт.
– А что, она любит там бывать?
– Когда-то работала там – не знаю уж, в каком качестве, – и с тех пор так привыкла ходить туда по утрам, что стала походить на кукушку в часах, которая не знает, как ей остановиться.
– Могу я подняться к ней в номер?
– У меня правило: джентльменам в спальни вход запрещен.
Крук подумал про себя, что если все живущие здесь дамы походят на нее и мисс Фитч, следовать этому правилу совсем не трудно.
– Хорошо, в таком случае, где мы можем с ней поговорить?
– В общей гостиной.
– Где это?
– Наверху. Если вы соблаговолите немного подождать, я пошлю горничную узнать у мисс Фитч, может ли она встретиться с вами.
– Пусть скажет, что я в любом случае дождусь ее, – невозмутимо заметил мистер Крук.
В гостиной стоял резкий запах бамбука, им пропахли даже обои. Когда Крук вошел туда под бдительным присмотром горничной, там сидела пожилая дама в синем бархате, откровенно вздрогнувшая при виде мужчины.
Мистер Крук уселся на стул, скрестил свои толстые ноги и осведомился:
– Давно вы здесь обитаете?
Дама походила на обитательницу аквариума, чьи очертания смутно угадывались в приглушенном зеленоватом свете, а плавники нервно подрагивали в попытке удержать пришельца на расстоянии.
– Я… э-э… – забормотала она. – Ой, совершенно забыла, надо кое о чем попросить… – Неловко обогнув мистера Крука, она выплыла в открытую дверь.
Мисс Фитч оказалась неприметной маленькой пожилой женщиной, во внешности которой выделялся один лишь рот: казалось, он передвигается по всему лицу на туго натянутой привязи.
– Добрый вечер, – заговорила она, увидев мистера Крука. – Говорят, вы хотели меня видеть. Что вас интересует?
– Носильщик по имени Феррис. Он здесь работал когда-то.
– И что же вы хотели бы о нем узнать?
– Все, что вы можете рассказать, – просто ответил мистер Крук.
– Что-нибудь случилось? – Она решительно уселась и указала собеседнику на плетеное индийское кресло рядом с собой.
– Вы что, газет не читаете?
– Не читаю. Не вижу в этом смысла.
– Почему же, иногда это бывает довольно занятно, – возразил мистер Крук.
– Все, что мне интересно, я нахожу в Британском музее. Каждому из нас отмерен свой срок, и мне вовсе не хочется растрачивать его на весь этот современный мусор. Да что там говорить, уже в следующем веке истории просто не будет.
– Феррис исчез.
– Не сомневаюсь, у него были на то свои причины. – На лице мисс Фитч и мускул не дрогнул.
– Я тоже в этом не сомневаюсь. Но полицию очень интересует, что это за причины.
– Ах вот как? – Голос ее звучал ровно, как у одной из тех египетских статуй, перед которыми она так часто застывала в благоговейном молчании. – Ничем не могу помочь.
– После его исчезновения в церковной ризнице был обнаружен труп.
– Чей?
– Неизвестно. Ясно только, что не его.
– И это единственное, почему полиция его разыскивает? Вы полицейский?
– Упаси Господь, – благочестиво перекрестился мистер Крук. – Ну что, помните вы этого человека?
– Конечно, я его помню. Единственный из известных мне носильщиков, который с первого взгляда узнал Берн-Джонса[19]. Странный малый. Как говорится, не от мира сего.
– Знаете что-нибудь о его биографии?
В выражении лица мисс Финч ничего не изменилось, но мистер Крук почувствовал некоторое напряжение в самой атмосфере.
– Кажется, он воевал. И был контужен, бедняга. По крайней мере, мне так всегда казалось.
– А сам он ничего про это не говорил?
– Хорошие носильщики – а он был хорошим носильщиком – никогда не заговаривают с клиентами, если те сами не спросят о чем-то.
– Иными словами?..
– Иными словами, в такие игры дамы не играют. Вот вы, например, как говорят в церковных книгах, с кем-нибудь когда-нибудь делились своими бедами?
– Я адвокат, – просто сказал мистер Крук.
– А, ну тогда понятно. Но поверьте мне, в девяноста пяти случаях из ста люди, доверившиеся кому-то другому, уже через двадцать четыре часа начинают жалеть о своей откровенности. Разделить беду – значит наполовину ее уменьшить. Это легко сказать, но ведь простым рассказом беду не разделишь, а услуг, которые другие, даже те, кто считает себя вашими друзьями, могут или готовы вам оказать, – таких драгоценных услуг очень мало. Нет, я никогда не старалась разговорить его. Поймите, я уважала этого человека.
– А почему он ушел отсюда, не знаете?
– Из-за одной неприятности.
– Что за неприятность?
– Ожерелье. Одна дура, уходя, оставила у себя в номере дорогое ожерелье, а потом стала твердить, что его украли.
– И она обвиняла в краже Ферриса?
– Говорила, что, насколько ей известно, в номер, когда ее там не было, заходил только носильщик. С багажом, понимаете?
– Ну, а Феррис что?
– Утверждал, что не видел ожерелья.
– Думаете, лгал?
– Да нет, вряд ли. В гостинице вроде этой не так уж много мест, где можно спрятать такую вещь, а ведь он не мог не понимать, что заподозрят прежде всего его.
– С чего бы это? Ведь раньше за ним ничего такого не водилось.
– Просто лицемерная британская система устроена так, что если какая-то вещь украдена, то виновным скорее сочтут слугу, нежели человека, получившего образование в частной школе.
– Именно такую школу он и закончил.
– Да, но те, кто здесь оказывается, вряд ли сознаются в этом.
– Ага! Однако же люди, имеющие драгоценности, здесь останавливаются?
– Ну, это она так говорила. Я лично никогда этого ожерелья не видела.
– А кто-нибудь, кроме самой этой дамы, его видел?
Мисс Фитч задумалась. Потом сказала решительно:
– Да, был тут тогда один отвратительный тип. Прожил недолго. Из тех, знаете, кто говорит со слугами так, словно Всемогущий создал их для его удобства, причем благодарить Его за это не следует.
– Думаете, он и стянул вещицу?
– Не удивилась бы, коли так.
– И что было с ним потом?
– Исчез – как и ожерелье. Но Феррис ушел раньше.