расхаживает по Лондону в поисках сапожника, способного вспомнить, не он ли вытачал эти сапоги, и решающая, в конце концов, что они скорее всего сделаны за границей. Но я могу сказать, чья это, по всей вероятности, работа – просто потому, что этот сапожник сделал не одну пару по моему заказу. Славный парень по имени Энсделл, у него мастерская на Холлоувэй-роуд. Художник в своем деле, даже больше – гений. И если бы я сам не носил таких башмаков, скорее всего не заметил бы этого утолщенного каблука. Можно как-нибудь заглянуть к нему и спросить, не слышал ли он чего о Фентоне.
– Так он тебе и скажет.
– Если кому и скажет, то только мне.
– Такая, значит, история, – задумчиво протянул Крук.
– Часть истории, – поправил его Билл. – Наш случай – вроде тех историй, что издаются под маркой Криминального Клуба. Только в последнем абзаце узнаешь, кто же на самом деле преступник.
– Наш вроде бы любит кроссворды, – заметил Крук. – Зачем тащиться в Драммонд-Хаус только для того, чтобы передать камешки? Наши парни любят усложнять жизнь. Одно из самых захватывающих ограблений нашего времени связано с несколькими жемчужинами запредельной стоимости. Они были отправлены по почте из Парижа в спичечном коробке и переданы получателю на вокзальной площади Тоттенхэм-Корт-роу. Вот и все. А здесь обычный пансионат – к чему такие выкрутасы?
– Наверное, наскучила обыденность, решили поразвлечься, – предположил Билл. – А то все одно и то же, надоедает. А кроме того, надо же и полиции дать шанс потрудиться.
– Вопрос в том, – продолжал Крук, – должен ли был Гуверолицый заполучить ботинки?
– Ну, это вполне ясно. На самом деле главное – кому это могло не понравиться.
– С ходу можно сказать одно: не Фентону. Он оставался в гостинице уже после того, как тот малый смылся.
– Если это, конечно, был Фентон. Мы исходим из того, что так оно и есть.
– Верно, – с улыбкой откликнулся Крук. – Уверенности, правда, в этом нет, но… слушай, Билл, ты когда-нибудь интересовался Эвклидом?
– В школе, где я учился, его не проходили, – бесстрастно ответил Билл.
– Эвклид обнаружил – и поведал миру, – что начинать надо с гипотезы, из чего следует, что нельзя бросить камень и ожидать, что он застынет в воздухе. Иными словами, начинать надо не просто с гипотезы, а с обоснованной гипотезы. Так вот, мое обоснованное предположение состоит в том, что именно Фентон убил Уркхарта, украл изумруды и спрятал их в каблуках ботинок, которые в интересующее нас время увел Гуверолицый. Но, может, все это не так? Я хочу сказать: а что, если в каблуках тех ботинок никаких изумрудов не было и Фентон просто водил Гуверолицего за нос? Да, нам известно, что несколько лет назад они работали на пару, но, судя по его виду, Гуверолицый многого не добился, и уж, во всяком случае, никто его не знал. Даже его имя до сих пор неизвестно. Крепкими, знаешь ли, надо обладать нервами, чтобы проникнуть в церковь и обчистить труп.
– Стервятники это умеют, – холодно заметил Билл. – Но что верно, то верно, нервы для того, чтобы играть в игры с законом, нужны. Ладно, пойду-ка я прогуляюсь и потолкую со своим другом Энсделлом.
– А я перекинусь словечком с парнем, который ведет защиту Филлипса.
– Вроде этим занимается Брюс?
– Он самый. Известный Кровосос. Если кто и способен вытрясти из тебя душу, так это Брюс. Ладно, так или иначе, он будет рад повидаться со мной.
И внешне, и манерой поведения Брюс был полной противоположностью своему визитеру. Невысокий энергичный шотландец с зелеными глазами, доброжелательный трудоголик, он был готов обрушить на кого угодно фонтаны обаяния, что заставляло его свидетелей выжимать из себя все, на что они способны. Его подвижная опрятная фигура, казалось, была вырезана ножницами, и весь он походил на ухоженную птичку в клетке, внезапно оказавшуюся перед крикливым взъерошенным попугаем.
– У меня есть для вас новый свидетель по делу Филлипса, – начал Крук с равнодушным видом, который, впрочем, ничуть не обманул – и это еще мягко сказано – его собеседника.
– И кто же это?
– Некто Феррис.
– Ваш клиент. – В хитроватых зеленых глазах Брюса вспыхнула искорка.
– Он самый. Арест Филлипса заставил его выйти из укрытия.
– Ясно, как божий день, – вежливо проговорил Брюс. – Или вы хотите сказать, что это он убил Уркхарта? – Сам он, разумеется, так не думал.
Даже если бы у Крука были неопровержимые доказательства виновности Ферриса, он бы уверял суд в его девственной чистоте, расставляя присяжным ловушки и обрушивая на них полупризнания и в конце выиграв дело.
– Да нет, – любезно ответил он. – Но он знает возможного убийцу.
– И может указать на него?
– Не совсем. – Небрежность, с какой ответил Крук, должна была свидетельствовать о том, что указать на человека в девятимиллионном городе – да и то, если тот не уехал из Лондона, – вопрос суток, и вообще задача настолько детская, что он даже говорить на эту тему не хочет.
– И кто же это?
– Вам не приходилось слышать о человеке маленького роста с большой головой, время от времени называющем себя Фентоном и интересующемся драгоценными камнями?
– Не знаю никого с таким именем.
– Вот-вот, Билл говорит то же самое. Но если он топтал здешнюю землю две недели назад, вполне можно предположить, что еще не смылся. К тому же у нас фактически есть доказательство того, что он был в Лондоне в то утро, когда этот несчастный малый был заколот в церкви.
– Вы хотите сказать, что и это его рук дело?
– Нет, разве что человек способен оказаться в двух местах одновременно. Так или иначе Феррис видел его выходящим из мастерской в то самое время, когда был убит Уркхарт.
– Что-то не сразу он это вспомнил.
– На то у него были свои причины.
– Причины есть у всех. Он готов выступить в суде как свидетель?
– Для этого он и вернулся.
– И у него есть доказательства того, что Фентон – реальный человек?
– Пока нет. – Крук говорил совершенно непринужденно. – Послушайте, Брюс, вы же не хуже моего знаете, что это за публика – присяжные. Покажите им парня, обвиняемого в убийстве и добровольно представшего перед судом лишь затем, чтобы спасти шкуру другого парня, и их не будут занимать такие пустяки, как реальное существование предполагаемого убийцы. Они скажут, что люди не рискуют жизнью забавы ради.
– И еще они скажут, если, конечно, у них есть хоть капля разума, что он вполне может оказаться другом Филлипса, не желающим, чтобы тот болтался на виселице.
– Да, я знаю, – заверил его Крук, – филантропия в этой стране – огромная сила, но не настолько же, чтобы отправиться на виселицу за убийство, которого ты не совершал, ради того, чтобы кто-то другой избежал ее в сходных обстоятельствах.
Брюс промолчал, он был погружен в свое любимое занятие – рисовал рыб. По всей Англии и во многих городах континентальной Европы остались следы его пребывания, такие же явственные, как следы улитки. В настоящий момент он изображал молодую озабоченную рыбку, похожую на Филлипса, маленькую остроносую рыбку в адвокатском парике – то есть самого себя, костлявую рыбу – Ферриса – и огромную камбалу в котелке, надвинутом на один глаз, – Крука.
– Так что вы можете предложить насчет Фентона? – спросил, наконец, он.
– Только одно. Действовать по примеру Братца Кролика – затаиться и ничего не говорить. Иными словами – дать парню длинную веревку, и он сам со всем справится. Когда не можешь найти улик, а фабриковать их небезопасно, остается одно: отойти в тень и ждать, пока они сами тебе не свалятся на голову. Пока Фентон еще не заставил нас как следует потрудиться, так ведь он и не знает, что нужен нам. Дождемся, пока узнает. Сядем ему на хвост, и он начнет оставлять следы, которые, при некоторой удаче, приведут его прямо на виселицу.
Дождавшись, пока Крук уйдет, Брюс откинулся на спинку стула и усмехнулся. «Неужели он думает, – говорил он сам себе, – что ему удалось пустить мне пыль в глаза? Да наплевать ему, повесят Филлипса или нет. Просто ему нужна помощь в поимке Фентона, а когда это бывало так, чтобы Артур Крук не заставил сделать других свою работу?»
При всем при том он глубоко уважал своего недавнего посетителя. Он знал, что если кто и преуспел в искусстве розыска, то это Крук. Не далее как на следующее утро его вера нашла подтверждение. На первых полосах газет, которые интеллектуалы любят называть помойкой, появились аршинные заголовки:
Существует ли некая загадочная связь между убийством Генри Уркхарта, ювелира из Кэмден-тауна, с убийством неизвестного, совершенным несколько дней спустя в церкви Святой Этельбурги? Уильям Феррис, арестованный по подозрению в совершении второго из этих убийств, сделал вчера признание, которое может спасти молодого Чарлза Филлипса от вынесения обвинительного приговора. Он заявил, что в вечер, когда был убит Уркхарт, видел незнакомого мужчину, выходящего через заднюю дверь ювелирной мастерской. На вид он был ниже среднего роста, с крупной головой, слегка прихрамывал.
Далее следовала еще одна, напечатанная более мелким шрифтом, заметка под заголовком:
Полиция считает, что в ее распоряжении имеется ценная информация, касающаяся личности человека, найденного заколотым в церкви Святой Этельбурги на Эрлс-Корт. В нем опознали мужчину, остановившегося накануне в одном из близлежащих пансионатов.
– Теперь он наш, – оптимистически заявил Крук. – А мы пока отойдем в сторону и будем ждать.
– Чего?..
– Потопа. Ножей, выстрелов, мешков с песком, да чего угодно. Когда имеешь дело с господином, разыскиваемым как минимум за два убийства, надо быть начеку.
Но хотя Крук был прав в своем предположении, что внезапная вспышка публичности обеспокоит Фентона, нельзя отрицать, что поначалу дела пошли прямо противоположным образом.