На словах все просто. Но ударить ножом живого человека первый раз тяжело. Наш Ромео берет нож, прицеливается, размах. Удар, и кишки любимой падают на пол. Дальше все пошло обычным путем: «Скорая», милиция, КПЗ. Любимая сдержала слово, заявления не написала, да и писать ей ничего не пришлось. Дело возбудили по поводу причинения тяжких телесных повреждений и без ее заявления. Опросив участников, следствие встало на единственно верный путь. Если с подругой все было более-менее ясно, оказалось, что она болела гломерулонефритом и уже не один год была привязана к аппарату «искусственная почка». А как известно всем, хронический гемодиализ не способствует росту интеллекта, и как ни следи за собой, периодически моча бьет в голову, оставляя в мозгах следы от своих ударов. С парнем было сложнее. Соматически он был здоров, и для проверки психического состояния его направили на судебно-психиатрическую экспертизу. Там он успешно выдержал все испытания на душевнобольного и вместо тюрьмы оставлен на принудительное лечение в сумасшедший дом.
Заканчивались 80-е, вместе с Советским Союзом ушла в историю и стройная советская система психиатрической помощи. Наш герой был выпущен на свободу, даже каким-то образом смог восстановиться и закончить медицинский институт, получить диплом и работать. Наверное, уже в наше время, представив из себя жертву карательной психиатрии. Не будем называть его фамилии, хотя стоит набрать ее в «Гугле» и посмотреть, что он пишет в соцсетях, ни у кого не останется сомнений, что выпустили его зря. И что эта история более чем правдива. Не могу сказать, дожила ли подруга до его выписки из сумасшедшего дома или же случилось чудо и она смогла дождаться подходящей донорской почки и жива до сих пор. Это уже не важно. По крайней мере могу сказать, что женат он не на ней.
Хотя о чем говорить, циничные люди работают в отделениях реанимации, не верят в светлые чувства. А они есть, они рядом, они даже зарождаются прямо на глазах. Недавно наблюдаю. Мужчина заканчивает свои расчеты с белой горячкой, уже тих и спокоен и пользуется некоторой свободой в пределах кровати, точнее говоря, вязки ослаблены и он может двигать руками по сторонам сантиметров на 20. Лежит тихо, пока к соседней койке не привязывают новую посетительницу. Мадам имела неосторожность назвать врача-армянина в приемном покое чуркой и расцарапать ему харю, за что и была отправлена в реанимацию для воспитания. Мадам буйствует, пытается поцарапать лица санитаров, кричит:
— Что за х. ю вы мне в п…у суете? Прекратите! Опытный страдалец успокаивает: — Ты не волнуйся, у них так положено, первый день всех в реанимацию. Это как чистилище. Будешь вести себя хорошо — отпустят. А что это за трубочка? Это для мочи. Смотри, у меня такая же, — пользуясь относительной свободой рук, достает, показывает. — Только она у меня прямо в член, а тебе ее засунули через влагалище прямо в мочеточник. Давай я тебе покажу…
Но тут уж длины вязок не хватает, чтобы дотянуться до ее катетера, хотя соседка и сама изо всех сил стремится навстречу его рукам. Мужчина явно слабоват в анатомии, но пусть, главное, всю ночь оба лежат тихо, о чем-то щебечут в дальнем конце палаты. Разве что кавалер порой покрикивает на медсестру:
— А ну отойди от моей женщины! Что ты ей хочешь сделать?
К утру мадам трезвеет, повода задерживать ее нет. Даже обещает извиниться перед доктором. Прошу принести ее одежду, «одевайтесь, сейчас отведут на отделение». И что? А не тут-то было.
— Я без него никуда не пойду! Отпустите его, тогда и я с ним.
Объясняю, что кавалер еще не готов в люди, еще день-два.
— Тогда и я с ним остаюсь! Я готова заплатить за лечение в реанимации, сколько там у вас за сутки? Выписывайте мне квитанцию, заплачу, а без него я все равно не уйду.
Да ради бога, мне все равно, пусть полежит еще сутки, а заведению прибыль.
День матери
Одно время пришлось мне исполнять обязанности врача в одной воинской части. Штатный врач ушел в отпуск, а я как раз был на военных сборах, и меня, можно сказать, попросили задержаться еще на пару недель.
В те времена служить солдат отправляли недалеко от дома, и как раз пришло к нам пополнение, девять перцев с окрестных деревень. Служить хлопцы хотели не сильно, и каждый пытался откосить от призыва. Кто поумнее — смог, остальные попали к нам. И вот приходит один и, не говоря ни слова, спускает штаны до колен:
— Доктор, смотрите, что со мной?
А у парня на лобке просто шевелится слой вшей.
— Давай, говорю, сбривай волосню и в бочку, — а специально для таких у нас во дворе стояла особая бочка с бензином, — посидел в ней, потом под душ и в казарму.
Результат гарантирован. Однако через неделю солдатик приходит снова. Волосы уже чуть-чуть отросли, но на каждом пеньке гниды висят гроздьями. И ползают вши. Интересно. Снова бочка, душ. Прошло еще пару недель, воин приходит опять, но уже с разбитой харей. Оказалось, в казарме накидали за то, что вонял. Но по синякам видно, что били не вчера, а дней пять назад.
— Чего сразу не пришел?
— А, это вы про синяки? Это ерунда. А у меня вот, я только вчера снова заболел.
И спускает портки, а там опять весь лобок шевелится от мандавошек.
— Слушай, — говорю, — ты бы, может, партнершу бы сменил, а? Или тут все девки такие?
Нет, оказалось, что они все к одной ходят, та их специально заражает, за небольшую плату. Зачем, спрашиваю?
— А как же, доктор, если я за год третий раз одной и той же болезнью заболел, значит, меня по закону положено комиссовать. Так ведь?
— Ну, так-то так, только это не болезнь, а просто ты мудак, брейся и шагом марш к бочке.
— А мамке так в комитете солдатских матерей сказали, это она мне посоветовала чем-нибудь заболеть три раза подряд.
— Все, шагай в бочку. А если еще раз придешь со своими мандавошками, буду лечить паяльной лампой. Понял?
Больше служивый не приходил. После присяги дали ему увольнительную, и он сразу поскакал домой, к мамке. Извини, мама, нет у меня теперь другого выхода, служить я не хочу. Лучше в тюрьму. И засадил ей в живот кухонный нож по самую рукоятку. Сам «Скорую» вызвал, ментов. Те солдатика к нам привезли. Мне еще потом пришлось его в дурдом отвозить. Там он и остался, признали психом, так что парень добился своего. А мама выжила, потом все бегала в психушку, носила ему передачи.
Лаборатория
Вечер спокойный, лаборантка заходит потрепаться, сидеть одной в лаборатории скучно.
— Нет, — говорит, — я все понимаю. Чего только в этой больнице не увидишь. То, что дерьмо свое несут на анализ в трехлитровых банках, это нормально, к этому мы привыкли. С травмы тащат мочу, а в ней хабарики плавают. Так и напишешь: Окурок — 1–2 в поле зрения. Смешно, да? А у вас один медбрат, Сережа, лень ему по утрам мочу из пакетов сливать, так он баночки в ряд поставит и сам в них отольет. Знаю, что он сумасшедший, сразу понятно, что его работа, когда видишь, что у всех одинаковые анализы. И видно же, что моча мужская. А иногда смотришь направление, там написано: бабушка 80 лет, а в моче сплошь сперматозоиды. Ну не будешь же писать как есть, еще подумают, чего вы там с бабушками делаете? Но сегодня один поразил. Представляете старый флакон от «Тройного» одеколона? С дыркой в горлышке такой, что туда спичку не просунешь, не то что свой конец. Его трясешь изо всех сил, по капле оттуда вытряхиваешь. Принесли полный мочи. Как? Я трясла его, трясла, натрясла несколько капель, выкинула к чертовой матери. Нет, ну как? Шприцем туда наливал? Нет, это от души.
Особенности национального сельского хозяйства
На отрывном календаре дата: Международный день сельских женщин. Надо бы ради смеха поздравить своих знакомых селянок. Только начинаю думать, с кого начать — звонок от одной из обитательниц нашего поселка:
— Послушайте, там у вас в реанимации парень лежит, это мой хороший знакомый, раньше у меня конюхом работал. Чего с ним?
— Плохо с ним, я бы даже сказал не совсем хорошо, скоро помрет ваш знакомый, сегодня-завтра. Он уже весь в такой патриотичной раскраске, весь жовто-блакитный, в синих пятнах на желтой коже. Цирроз у него от водки. Как это он так умудрился в тридцатник?
— Это потому что он от меня к одной суке ушел работать, свиней кормить, а она его спиртом поила. Нет бы накормить, говорят, жрал то же, что и свиньям давал. Может быть дотянете до утра? Я вам лекарств принесу, все, что надо, и гордокс привезу, и гептрал. У меня от лошадей много лекарств осталось.
— Не знаю, думаю, что до утра не дотянем, да и смысла не вижу. Не жилец он.
— Ой, ну вы постарайтесь, я хотела утром своего привезти, ему показать. Сказать, ты у меня, сука, следующий будешь, если пить не бросишь.
— Тогда везите скорее, гарантии не дам, что до утра доживет.
— А я сейчас не могу, мне еще с машиной надо договориться, с мужиками, чтоб моего принесли.
— Кого принесли?
— Да козла моего. Он у меня уже неделю лежит, встать не может…
— А с ним-то что?
— Да нажрался так на прошлой неделе, что когда я пришла, скотина не кормлена, коз не подоил, а сам лежит на сеновале, спит. Разбудила, говорю: что ж ты, сука, делаешь? А он от меня убежать попробовал, сученок, но куда там. Я его оглоблей достала, так он отлетел так, что спиной забор сломал. Лежит теперь, стонет.
— Ноги-то хоть шевелятся? Привозите все равно, хоть рентген сделаем.
— Шевелятся, чего ему будет. Первый раз, что ли? Зато пока не пьет.
Через пару дней очередной звонок. Звонит та же знакомая, которая держит в поселке небольшую ферму.
— Слушай, купи у меня козла. Недорого. Козел у меня хороший, альпийский. Сам видел — красавец.
Тут есть над чем задуматься. Интересно, как же я столько лет смог без своего козла прожить?
— Да на черта он мне?
— Ну ты чего? Он дом охраняет лучше собаки.