Штойверу:
– Ну что, можете идти. Но через час вернитесь. Линнеман только что сообщил, что на этом участке сегодня вечером в семь тридцать планируется контратака. Кстати, в полку считают, что ситуация неопасная. Ну всё, отправляйтесь.
Где же враг?
Сегодня утром противник захватил позиции пехоты под прикрытием облаков газа. Роты по большей части погибли в ближнем бою. Остатки сбежали, едва увидели газ, а затем были перебиты шрапнельным огнем.
Враг двинулся вперед. После того как 1/96 покинула горящую позицию, колонны врага пробыли на ее развалинах с четверть часа. Враг остановился на этом месте по какой-то непонятной причине. Оттуда, опять же по непонятным причинам, он вскоре отошел в передовые окопы, отозванный своими командирами. Единственным решающим фактором мог стать огонь прямой наводкой орудий 1/96, стоявших на подходе к Лансу. Или?.. Нет ничего бессмысленнее случайности!
В любом случае немецкий пехотный резерв, подошедший на замену, с относительно небольшими потерями достиг прежней огневой позиции 1/96 и на время закрепился там.
К этим пехотинцам и вышли Штойвер, Ауфрихт и Георги.
Над заваленным подвалом бывшего пункта связи расположился пулеметный расчет.
Позиция в поле зрения противника. Достаточно приподнять голову, чтобы заставить английские пулеметы застрекотать.
Штойвера это не остановило. Голыми руками он расчистил пошире щель, проникавшую в подвал. Канониры помогали, раздирая пальцы до крови.
– Эй, там!
Снизу никто не отвечал. И всё же: бревна в сторону, мешки с песком тоже. Вниз, в подвал.
– Дайте спичку!
Фрике и Райзигер лежали там. Мертвые? Когда Фрике схватили за плечи и потащили на улицу, он принялся ужасно ругаться. Его разбудили. Удивление, приветствия.
– Слава богу, я выбрался из поганой мышеловки! Надеюсь, батарея еще стреляет, как положено.
Штойвер подтвердил. Фрике высунул шею из подвала и увидел пехотинцев.
– Что ж, тогда могу вам поклясться, что противник был здесь сегодня утром. Я точно видел английские ботинки и английские обмотки. Господи, Райзигер ведь еще здесь!
Тот лежал под столом. Его подняли.
Он отреагировал так же, как и Фрике. Даже посильнее: огрызнулся, ударив Георги кулаком в лицо, но быстро пришел в себя и пожал товарищам руки:
– Ну надо же, подвезло!
– Если сейчас же не дадите поесть, кого-нибудь сожру, – прорычал Фрике.
– Никогда не был так голоден, – прошептал Райзигер.
Георги полез в карман:
– Могу только это предложить господину лейтенанту.
В руке у него было что-то черное. Сыр эдамер, который он носил с собой несколько дней.
Отлично! Грязь соскоблили ножом, Фрике отломил кусок и поделился им с Райзигером. Жрали как животные.
И вот назад.
Шли гуськом вдоль домов к новой позиции. Зашлепала пулеметная очередь! Но проскочили. Товарищи были очень рады. Никто ведь не верил, что они еще живы. Один Мозель был спокоен. Когда Фрике отрапортовал, капитан даже не отложил газету. Только сказал:
– Фрике, вы меня подвели. Разве так можно? Ладно, вперед на службу! Нынче вечером с нашей стороны должна быть контратака. Ее перенесли на завтра. Точное время сообщат. В любом случае расчетам спать при орудиях в полной готовности. Лейтенант Штойвер останется на ночь при мне. Вам занять наблюдательный пункт на трубе, вон там, по правой стороне улицы на нашей прежней позиции. С собой возьмите Райзигера и еще одного добровольца. Немедленно проложить телефонную линию к батарее. Всё, спасибо.
Странный прием. Фрике разозлился. Резко хлопнул дверью, доброжелательно взглянул на Райзигера.
– Да, – сказал он, – ничего не поделаешь. А мы всё-таки привыкли друг к другу. Можно и переночевать опять вместе. Доложите сержанту, что с вами в наблюдение пойдет еще Ауфрихт. Возьмите аппарат и что-нибудь поесть. Или всё-таки… пайки же должны принести с передков… идите тогда к своему орудию. Я за вами пришлю.
Принесли паек. На передках и обозных телегах привезли боеприпасы, а заодно хлеб, мармелад и сыр. Холлерт сидел на козлах.
Он созвал батарею и, отрапортовав Мозелю, зачитал под фонариком приказ по батарее:
«1. На отдых 1 октября идут унтер-офицер Шульц, канониры Шлихтинг и Кунц.
2. Неоднократно имело место, что солдаты самовольно реквизировали продукты и одежду у гражданского населения Ланса. Это строго запрещено.
3. Канонира Райзигера произвести в звание сверхштатного ефрейтора[31].
4. Дивизионная вошебойка закрыта до 1 октября по причине ремонта.
Разойдись!»
Лейтенант Фрике подзывает Райзигера с Ауфрихтом и отправляется с ними в путь.
По приказу капитана наблюдательным пунктом стала дымовая труба бывшего карьера над их прежней позицией. Райзигер и Ауфрихт прилаживают кабель к телефону и разматывают его отсюда к позиции.
Труба стоит в чистом поле. У подножия дверь. Фрике с солдатами открывают ее. Это непросто – отовсюду свистят пули. Наконец сработало: они внутри. Там просто черная дыра. Зажигаешь спичку, и видно черную круглую стену, похожую на жерло. И вот отсюда надо наблюдать? Это возможно, но только если сидеть наверху дымохода.
– Нет, – говорит Фрике, – я не спятил еще. Если попробуем забраться, шеи себе переломаем. Соедините меня с позицией.
Слава богу, связь в порядке. Фрике пытается объяснить Мозелю, как трудно в темноте забраться в дымоход на высоту в сорок метров.
Ничего не поделаешь, Мозель уперся. Он явно еще раздражен тем, что Фрике и Райзигера не было с ними в тот день. Артиллеристам слышен его резкий голос:
– Официальный приказ! Точка!
Так что ничего не поделаешь. Снова зажигают спичку. Замечают, что внутри в стенку вделаны проушины для подъема наверх. Что ж, придется взобраться потихоньку.
Телефон пока оставляют внизу с Ауфрихтом. Фрике поднимается, Райзигер следует за ним. Нелегкая работка. Не столько страшно, сколько противно, потому что темно. Наконец они наверху. Свисают, уцепившись за край, на высоте сорок метров над землей, над полем, где не разобрать своих и врагов. Зрелище потрясающее. Они даже забывают, что одна ошибка, неловкость рук – и можно упасть в шахту с этих сорока метров. Забывают, что есть война. Просто смотрят.
Обзор широкий. Виднеется мощный фейерверк. Горизонт кажется очень близким. Повсюду сверкает. Повсюду вырывается пламя. Белые вспышки тонкими дугами пробегают на фоне черного неба, воспламеняются огромными солнцами, медленно опускаются обратно к земле. Красные лучи взмывают, превращаясь в светящиеся шары. За окраиной Суше вся земля в огне.
Фрике первым смог заговорить:
– Ну, что скажешь, Райзигер? Красиво?
– Да, герр лейтенант, – Райзигеру хочется добавить «…если б еще не было войны», но это кажется неуместным, фальшивым, и он проглатывает второе предложение.
– Да уж, Райзигер, давай теперь обустроимся. Только вот как? Лучше сперва сползаем вниз. Надо бы здесь приделать нормальную площадку или что-то в этом роде. Не будешь же сутки висеть вот так, руками на краю.
Когда спустились, он приказывает вызвать с позиции плотника и каменщика с досками, также нужна стереотруба.
Наблюдательный пункт готов к следующему дню. Метра на полтора ниже края дымохода приделывают площадку, достаточно прочную, чтобы удержать троих. Стереотруба установлена прямо над краем.
Когда восходит солнце, Фрике замечает, что окрестности прекрасно просматриваются. Докладывает, что пункт готов. Вскоре Мозель приходит с двумя связистами:
– Вы идете на позицию. Наша контратака начинается в семь десять утра, без артподготовки.
Фрике возвращается неохотно. Теперь они не увидят ничего из того, что будет разыгрываться между двух линий окопов.
Вместо этого они видят кое-что другое, нечто очень странное. Улица, по которой они проходят – та самая, где вчера перестреляли британцев, – кишит мирными жителями.
Откуда они все? Отсиживались по подвалам?
Те стоят, расставив ноги, руки за спиной, прижавшись к стене. С любопытством оборачиваются на немцев. Поджимают губы, насмешливо, вызывающе. Дети смеются.
Фасады домов в одночасье преобразились. К крючкам ставен, к дверным ручкам, к каждому гвоздю привязаны цветы. Ярко горят астры и флоксы. Где в стенах осталось пулевое отверстие, его покрыли зеленью и украсили цветами. У крылечек повсюду стулья, тщательно убранные белыми или цветастыми покрывалами. Тут же цветы, горшки с геранями, розы в вазах.
Что тут творится? Что это значит?
– Какое-то колдовство, – говорит Фрике. – Вы когда-нибудь видели такое?
Он приближается к группе женщин. Спрашивает на хорошем французском, что бы это значило, указывая на цветы.
Множество глаз смотрит на него дерзко и пронзительно, и так прямо, как ни одна женщина или мужчина из числа гражданских уже несколько месяцев не смотрели на немецкого солдата.
Но губы их сжаты. Ответа нет.
Ситуация позорная и постыдная. Фрике говорит: «Вот компашка!» – и идет дальше. Через несколько домов спрашивает снова:
– Зачем цветы? Если не скажете, я вам устрою на орехи!
Улыбаются. Но ни слова.
Фрике вырывает из ставни букет белых хризантем и бьет ими девушку по лицу. Пинает по стулу. Осколки цветочной вазы с грохотом падают на землю.
Снова улыбки. Ни слова.
Солдаты вскипают от злости:
– Ничего не поделаешь с этими свиньями! Пошли дальше.
Фрике злобно смеется:
– Знаете, что они задумали? Гаденыши воображают, что сегодня будут встречать своих земляков с цветами. Ну пойдемте, надо быть у батареи, когда начнется. – При этом он плюет на оконное стекло.
На позиции орудия уже готовы к стрельбе.
Вся батарея ждет.
Семь часов. Семь ноль пять, семь ноль девять. Спустя минуту пехота попытается отбить прежнюю позицию.
Больше ни к чему смотреть на часы: гремят выстрелы. Тявкают пулеметы. Слышны разрывы ручных гранат. Воздух дрожит, разбиваясь на тысячи кричащих осколков.