Первый взгляд: лошади. На всех четырех дорожках арены черные и коричневые пятна подскакивают, прижимаются к земле, сходят с маршрута, поворачивают, сталкиваются, отрываются и вновь летят друг перед другом.
Четыре команды ноздря в ноздрю.
Справа и слева от них на фоне неба высится огромная триумфальная арка, черные колонны, пылающие канделябры. Сквозь эту арку команды мчатся вперед.
Двое зрителей хранят молчание.
Черно-коричневые точки всё ближе, ближе, ближе. Теперь за ними видны четыре колесницы. Четыре орудия 96-го прусского полка полевой артиллерии. Передки сразу за лошадьми. Кувыркаясь и раскачиваясь, прыгают четыре лафета.
Теперь яснее, вот и лидеры. То вправо, то влево, телом припав к шее и спине лошади.
Двое зрителей на мгновение откидываются в своей ложе. Один – другому:
– Унтер-офицер, это невероятно!
Второй не отвечает. Лишь думает: «Там же люди едут…»
В том и дело, что там люди едут! Наши люди.
Зиберт ищет взглядом Россдорфа. Ага, вон он, впереди, впереди всех. И вот еще, между третьим и четвертым орудиями – лейтенант Штиллер и вахмистр Райзигер.
Его рука вдруг крепко сжимает колено Керна. Неестественно высоким голосом он кричит:
– Там!
Керн видит, как под лошадьми на левом фланге вздымается черная туча. Вмиг животные опрокидываются друг на друга. Следующие двое влетают в них. Коренники, скачущие позади, хотят отклониться в сторону, но слишком поздно, они тоже врезаются в этот черный ком.
Канониры спрыгивают с орудия.
Видно, как они хватаются за штыки, пытаясь вырваться из запутанной упряжи. Спешивается командир орудия. Он бросается в кучу упавших лошадей и вытаскивает оттуда людей, своих ездовых. Оттаскивает первого в сторону. Вскоре и второго. Оба не двигаются.
Впряженные лошади вскакивают. На них, еще в седле, третий. На двух лошадях пушка снова устремляется вперед.
Зиберт и Керн выпрямляются: гонка окончена. Три орудия здесь! Приближаясь к позиции, они переходят на рысь и сворачивают. Прямо на ходу артиллеристы спрыгивают между передком и лафетом. Лафеты отцепить! Снаряды из ящиков достать! А вот и четвертая упряжка! Спустя секунды орудия организованно выстраиваются позади пригорка.
Передки откатить! Приказ: ждать за поворотом на пересечении с подъездной дорогой! Боеприпасы и провиант к вечеру доставить на позицию!
Глава вторая
Через несколько минут никто в батарее уже не интересуется прошедшими часами. Никаких размышлений: как это вышло, что мы еще живы после этой скачки через тысячу смертей. Никакой дрожи в нервах, никакого скрежета зубов.
Вместо этого бодрое любопытство: что тут происходит?
Обстрел противника теперь прилетает по широкой заградительной линии впереди, в прямой видимости. Достается пехоте. Очень мило: так сразу можно сориентироваться на позиции. Порой в клубах дыма проглядывают черные фигуры ростом с человека. Это уже известно: раньше здесь был лес. Бой, вероятно, будет разворачиваться вокруг него. За кем высота, тот и контролирует участок. Поэтому задача пехоты – удержаться там.
Это обдумывают и обсуждают. Но в то же время сомнительно, что там, наверху, под обстрелом, кто-то еще остался в живых, даже в глубоких укрытиях.
Вскоре и эти опасения в сторону. Есть работа. Самое главное: как можно быстрее спрятать позицию от аэропланов!
– Берите ветки, привязывайте к колесам и стволам. Смело делайте из пушек хоть павлинов! – говорит оберлейтенант Россдорф.
Сделано. Вскоре за холмом в дыму проступает небольшой перелесок.
Второй приказ: вырыть ямы под боеприпасы! Тоже сделано. Рядом с каждым орудием – яма глубиной два метра, чтобы корзины со снарядами не было видно.
Третья работа: укрытия! Но из чего построить в чистом поле хоть сколько-нибудь надежные убежища? Ива на левом фланге – единственное деревце во всей округе. Она не годится. Кривая, ствол весь скрученный. Ничего не остается, кроме как рыть ямы и для личного состава тоже. Капитан приказывает рыть минимум по одной на каждое орудие – в ней при любом раскладе должны поместиться трое канониров. Всё остальное можно положить в узкие траншеи в нескольких метрах справа от батареи.
После работы, продлившейся несколько часов, можно и поесть. Делят на всех галеты, по четверть порции на человека.
И вот они лежат рядом с пушками, греясь на солнце.
Обстрел наверху не производит никакого впечатления, его просто игнорируют. Если порой несколько снарядов проносятся над позицией, никто даже не двигается, не поднимается ни одной головы. С этого утра солдаты стали привычны к штукам и потяжелее.
– То, что мы потеряли только четырех лошадей и двух ездовых, – дружище, такого славного дерьма давно еще не было!
Капитан Зиберт сидит на краю поля с Россдорфом и Штиллером. Они тоже грызут галеты.
Зиберт:
– Господа, я считаю абсолютно необходимым наладить связь с пехотой. Иначе не получим четкого представления о местности.
Трое офицеров смотрят вперед. Россдорф пожимает плечами:
– Телефонную связь тут не сделать.
Зиберт продолжает:
– Тогда нужны вестовые. У пехоты ведь всё то же самое. Я не возьму на себя ответственность сделать хоть один выстрел, не зная точно, где наша передовая позиция.
Штиллер поправляет воротник:
– Если капитан позволит, я пойду сам.
– Кого берете с собой?
– Предлагаю вице-вахмистра Райзигера. Он достаточно долго прослужил на телефоне. Если герр капитан прикажет, мы сперва дойдем до передовой траншеи, а потом вернемся и обсудим, где окончательно разместить пункт наблюдения с телефоном. Райзигер!
Штиллер и Райзигер плутают по переднему краю. Ищут какую-нибудь подходную траншею. Ничего нет. Кое-где виднеются белесые дорожки метровой ширины, которые вдруг начинаются и ровной линией ведут в сторону врага. Трудно сказать, были ли они когда-то траншеями.
Огонь противника плотно сосредоточен на краю высоты прямо перед ними. Настолько плотно, что из густой массы бесчисленных ударов вряд ли можно выделить отдельные разрывы. Толстая черная стена, непроницаемая для глаз.
В конце концов они отказываются от попыток найти траншею. Штиллер оглядывается на батарею, снова смотрит на обстрел:
– Да, делать нечего, если не тут, то вообще не продвинемся вперед. Что думаете, Райзигер?
Спорить не о чем. Райзигер сухо отвечает:
– Так точно, герр лейтенант.
Штиллер:
– Противогазы понадобятся? – и отвечает сам себе: – Что ж, хуже всё равно не будет.
Достают маски из подсумков и вешают их себе на грудь.
Всё ближе к линии обстрела. Взрывы настолько громкие, что общаться можно только криком.
– Довольно! – кричит лейтенант. – Надо бы отыскать хоть одного пехотинца! Они должны быть где-то здесь!
Он делает прыжок. Райзигер позади. Лежат в воронке. Две гранаты врезаются в землю позади них. Когда грязь разлетается брызгами, они разбегаются и прыгают еще раз. Снова – в воронку. Удары справа и слева.
– Практичное изобретение – эти воронки! – кричит лейтенант. – Падаешь – и сразу в укрытие!
Он собирался усмехнуться, когда снаряд падает прямо перед ними. Землю над их спинами вскидывает в воздух, словно десятью лопатами. Они вскакивают, бегут сгорбившись, ложатся на животы, снова вскакивают, когда над ними грохочет. И вот они в глубокой яме, до колена наполненной коричневой водой.
Штиллер хочет первым подняться по грязному скату, чтобы продолжить движение вперед. Поскальзывается и уходит в грязь по пояс. Должно быть, на что-то наступил: Райзигер видит, как из воды что-то вздувается – чье-то тело: вот рука, узкая кисть без большого пальца.
Не обращая внимания на лейтенанта, Райзигер отпрыгивает. Толчком его тут же бросает на землю. Опять в яме. Штиллер появляется из клубов дыма позади него. Сидят вместе. Дальше проползти сейчас никак. Воронка настолько глубока, что в ней можно стоять в полный рост, не высовывая головы. Но они всё равно приседают, стараясь не глядеть наверх. По толчкам и комкам глины, падающим к их ногам, они понимают, что обстрел сейчас вокруг них.
Через несколько минут Штиллер замечает просвет в дыму.
Он вскакивает, Райзигер позади.
Следующая воронка на расстоянии нескольких прыжков отсюда. Продвигаются вперед на животе. Наконец они у цели. Внутри виднеются две стальные каски: пехота!
Точно, два пехотинца с переднего края. Лица черные. Форма измазана до неузнаваемости. Руки слипшиеся, черные. Винтовки между ног. Вокруг куча ручных гранат. Оба вздрагивают, когда Штиллер и Райзигер спрыгивают к ним. Потом узнают офицера – слегка вскидывают головы.
Общаться трудно.
Даже если кричать соседу в ухо, слова рассыпаются.
Но к чему тут много говорить? Пехотинцы, похоже, не понимают, зачем это вообще нужно.
– Где ваша позиция?
Один из них смотрит на Штиллера, сощурившись, и тычет большим пальцем в грязь под собой:
– Здесь, герр лейтенант.
– Но у вас же должны быть окопы! – кричит Штиллер.
Пехотинец качает головой:
– Нет, герр лейтенант, тут нету.
Штиллер:
– Кто впереди?
Второй пехотинец:
– Там четыре роты. До самого леса. Но сегодня от них уже мало что останется.
Штиллер смотрит на Райзигера. Сведений недостаточно.
– Надо идти дальше! – потом снова пехотинцам: – Где ваш ротный?
Они тычут налево:
– Где-то там. Больше ничего не знаем.
Итак, вперед! Поехали!
Теперь в каждой воронке попадается примерно по одному, а то и по два пехотинца. Это немного успокаивает. Но во многих ямах, в которые они запрыгивают, вся команда уже перебита. Попадаются раненые. Делать нечего, идем дальше! Темнеет! Батарея же должна до вечера открыть огонь! Иначе по вспышкам из стволов ее сразу вычислят. Прыжками. Прыжками.
Воронка, яма перед ней: убежище! Взрывом Штиллера и Райзигера толкает прямо к входу. Они чувствуют, что под ними лестница, спускаются на ощупь.