Воспользовались передышкой.
На склоне холма стояло несколько избушек, возможно, построенных пехотой несколько месяцев назад. Они стали штаб-квартирой дивизиона.
Работать было не над чем. Даже телефонной связи со штабом полка не было. Правда, по вечерам приходили приказы, и каждый вечер все дрожали от того, что им предстоит: когда дальше вперед? Но передышка продолжалась. Более того, было прямо приказано по возможности предоставить лошадям и экипажам неограниченный отдых. К тому же еды было много: полно хлеба и трески. Иногда даже по четверть литра коньяка на человека.
Веллер и Райзигер большую часть дня играли в шахматы. Капитан обнаружил неподалеку неплохую столовую кавалерийского полка. В ней он и оставался при малейшей возможности.
Там он и был, когда одним вечером незадолго до темноты Веллер и Райзигер пришли к нему, чтобы зачитать приказ, положивший конец их покою.
VII этапная инспекция[43], Ia, 365, секретно:
Согласно приказа гл. ком. Армии № 7, Ia, Ген. арт. 4431/18 от 26.06.1918, переброска двумя ночными маршами, выступление в направлении Лонгеваля в ночь на 1.07.1918. Выдвигаются: а) легк. кол. снабж. – 1.07. вечер; б) командиры и штабы полка и дивизионов, с ними по одному офицеру с сопровождающим от каждой батареи – 1.07. вечер; в) батареи без обозов – 2.07. вечер. Маршрут переброски: Прелесс – Льерваль – Кранделен – Брей-ан-Ланнуа – Супир – Шавон – Сен-Мар – Вотен. Переходами ок. 20 км за ночь. Пункт назначения – Фиме, там в день прибытия у местного командования должны быть запрошены дополнительные помещения для расквартирования. Назначенный главным командованием офицер предоставит на месте необходимую информацию. В целом допускаются только ночные переходы – так, чтобы марш начинался с наступлением темноты и достижением места привала к рассвету. Всем подразделениям строго указать, что на ночном марше при появлении самолетов противника все транспортные средства и т. п. должны по возможности скрываться под деревьями, на открытых участках любое продвижение должно быть сразу остановлено. Также каждый привал в дневное время должен быть замаскирован. Лошадей и транспортные средства укрывать под деревьями, руинами домов. Маскировка необходима даже в деревнях, чтобы исключить обнаружение при приближении самолетов. Костры запрещены. Избегать дыма. Не рассчитывать на постои. Подразделениям получить снабжение в походных складах в Атисе или Лаоне, с расчетом провианта на два дня после пересечения линии Пьерман – Лаон – Сиссон. Крупной поклажи не брать! Подчеркиваем, что исполнение этих указаний будет контролироваться. С собой – повозки с провиантом, фуражом и водой. Отмечаются перебои с водой на марше в районе Шмен-де-Дам.
Приписка штаба полка: маршрут и пункт назначения объявить только офицерам. Проинструктировать расчеты, как вести себя на марше, на привале и при появлении самолетов. На марше быть осторожнее с фонариками и спичками! Погоны и номера на транспортных средствах закрыть.
Капитан Бретт прочитал приказ и вернул его Веллеру со словами:
– Господа, думаю, это окончательный смертный приговор.
«Не рассчитывать на постои». «Отмечаются перебои с водой на марше в районе Шмен-де-Дам».
Полк выдвигается.
Впереди подразделений – командиры со штабами.
Райзигер каждую ночь с Веллером.
Почти всю дорогу рысью. Под утро отряд разделяется, командиры дивизионов дожидаются, когда батареи подойдут и разместятся на привал.
Самая безотрадная, самая жуткая местность из тех, что попадались Райзигеру.
Пока ехали верхом с Веллером, поддерживать разговор было невозможно. Куда бы ни ступило копыто коня, куда бы ни упал взгляд – повсюду полное разрушение. Повозки приказано по возможности прятать под деревьями, но здесь нет ничего, кроме раскрошенных и побитых пеньков. Укрыться под развалинами домов? Ничего, кроме ровного слоя щебня, размолотого на атомы. Поверх воткнуты таблички: «Здесь была деревня А», «Здесь была деревня Б».
Ночами темно. Тем страшнее к рассвету, когда приподнимается завеса тумана: усеянный кратерами пейзаж – самый покинутый, самый холодный, самый ужасающий. Ни травы, ни цветка, ни камня. Ничего, кроме глубоких ям, частично заполненных зеленоватой вонючей водой. Напряжение невыразимое. Раз в полчаса надо слезать с лошади, брать ее за повод и вести в заданном направлении. Зачастую под утро вместо батареи из четырех орудий приходит одно. Остальные остались где-то в грязи. Проходят часы, прежде чем они догоняют.
Никакой воды, кроме тех жалких емкостей, что взяли с собой. Умыться невозможно. На девятый день переброски солдаты и офицеры покрылись коростами и заросли бородами.
Готовить пищу запрещено, питаются хлебом с холодными консервами, хлебом с хлебом.
Всякий раз, когда появляется надежда, что близок конец, наша цель, снова является офицер с запечатанным приказом. Полк ползет дальше. Немыслимо, чтобы этот отряд, который, кажется, состоит из одних больных людей, пошел в бой.
На одиннадцатый день местность получше. Уже есть деревья, остатки домов. А вот и деревня. Там снова офицер. Распечатывается приказ: штаб третьего дивизиона встает здесь, в деревне, на постой. Батареи дивизиона следующей ночью выдвигаются на назначенные позиции. А как же фронт? «Да, фронт близко».
Странная тишина. За весь день ни выстрела.
Ближе к вечеру изредка слышен разрыв гранаты малого калибра.
Капитан с двумя офицерами и Винкелем в большой комнате штаб-квартиры. Трое командиров батарей приходят с позиций с докладом.
Спрашивают взглядом: что теперь?
Никто ничего не знает. Даже капитан. Приказ из полка пришел с незначительными подробностями. Капитан весело жмет руки офицерам:
– Но господа, что может случиться? Нам определенно снова подфартило. Кажется, вся основная дребедень происходит в другом месте. Слышите: полный штиль на фронте… – он прерывается. Входит ординарец из штаба полка:
– Новый приказ по третьему дивизиону.
Капитан вскрывает письмо:
– Нервничаете, ребята? С ума можно сойти со всей этой вашей секретностью. Что вообще творится?
Ординарец пожимает плечами:
– Я тоже ничего не знаю, герр капитан.
Приказ, секретно, записать и передать только через офицера. Ввод батарей только следующим образом: с десяти часов вечера каждый час выставлять по одному орудию от батареи. Через час следующее и так далее. Соблюдать крайнюю осторожность, чтобы расстановка происходила совершенно бесшумно. Колеса лафетов необходимо обмотать соломой. Расчеты проинформировать, что любое использование фонариков, спичек и курение будут строго наказываться! Телефонами не пользоваться ни при каких обстоятельствах. Прокладка любых кабелей запрещена! Вместо этого один офицер с лошадью от каждой батареи день и ночь остается при штабе. Все позиции уже достаточно обеспечены боеприпасами. Как только будет выставлено последнее орудие от каждой батареи, офицеры и солдаты покидают позицию, исключая караул из двух человек, которых следует предупредить под страхом сурового наказания, что после рассвета ни при каких обстоятельствах нельзя производить ни малейшего движения. Отведенные с позиций офицеры и солдаты размещаются в кавернах, обозначенных на прилагаемой схеме, примерно в трех километрах позади батарей до дальнейшего уведомления. Они также должны быть абсолютно неподвижны с рассвета до заката. С трех часов ночи не разрешается пересекать местность ни с обозами, ни верхом. Паек готовить ночью, доставлять пешком в готовом виде. На входящую почту в ближайшие дни не рассчитывать. Отправка также запрещена.
Капитан кладет приказ на стол. Полковой ординарец отдает честь и уходит. Капитан:
– Всё ясно, господа? Думаю, вы понимаете: всё происходящее сейчас при любых обстоятельствах настолько секретно, что даже расчеты должны оставаться в полном неведении. Пришлите ко мне ваших младших офицеров в качестве вестовых. Благодарю вас. Ни пуха, ни штыка!
В эту ночь полковой ординарец приходил еще три раза. Капитан уже давно лег на кровать на втором этаже. Офицеры-вестовые от батарей тоже разместились наверху, в соседней комнате.
Веллер и Райзигер внизу вместе с несколькими писарями и чертежниками – обрабатывают новые приказы.
О сне не может быть и речи. Чувствуется, как пришла в движение машина, которая, несмотря на требующуюся гигантскую производительность, должна соблюдать как важнейшее условие точнейшую точность.
Только точность всех цифр может ее обеспечить! А поток этих цифр столь велик, что Веллер и Райзигер уже забыли, какое число означает один, сто, сто тысяч человек. Миллиметр на картах перед ними означает гибель батареи, кружок из красных чернил отправляет град из газовых снарядов, черный квадратик обрушивает ливень из шрапнели.
С новыми курьерами всё поступают и поступают карты, аэрофотоснимки и донесения разведки. Картина фронта становится всё более четкой, размеченной до ширины в один шаг. Наконец, кроме примерно сорока километров справа и слева от Реймса, их вожделенной цели, нет ни одной сапы, ни одной траншеи, ни одной резервной позиции, ни одной легкой или тяжелой батареи, которых бы не было прорисовано с точностью до метра на линиях карты, становящихся всё более совершенными.
Каждому вражескому орудию, каждой до смешного незначительной позиции присвоен номер.
Каждая из сотен цифр распределена среди сосредоточенной массы немецкой артиллерии.
Гора боеприпасов уже несколько дней как приготовлена на каждую цифру.
Но получится ли? Действительно ли каждый снаряд попадет куда надо, когда придет главный приказ? Ночи проходят над расчетами.
Сперва идет работа: цифры, цифры, измерения, одно скопление противника, другое скопление, здесь нужно сто снарядов, здесь двадцать, здесь восемьдесят, здесь надо беглым – всё это снова и снова наплывает на Райзигера каким-то дурманом. Еще один круг: