– Без толку, оба орудия вдребезги. Заряжайте карабины, враг уже здесь.
Заряжать? Артиллеристы смыслят в карабинах не больше, чем пехотинцы в пушках.
Все сбиты с толку.
Райзигер отчаянно кричит:
– Враг уже здесь, понятно вам?
– Герр Райзигер, что мы можем против врага всего с двумя солдатами? – спрашивает Шмидт почти насмешливо.
Райзигер сердито глядит на него. Шмидт осекается:
– Конечно, будем защищаться до конца. Противник уже кончил обстрел.
Столпились у входа. Точно: артиллерия противника прекратила огонь.
Вместо нее посыпалась ружейная пальба.
Это не производит никакого впечатления. Подумаешь, пальба. К ним возвращается смелость.
– Прежде всего, выясним, что творится, – говорит Райзигер. – Пошли, Шмидт!
Оба хватают карабины и выходят из пещеры. Сперва в полный рост, но затем падают на колени и ложатся.
– Шмидт, вот они!
Треск винтовочной перестрелки тонет в неслыханном доселе грохоте.
В ста метрах отсюда на Райзигера ползет танк.
Великан из доисторического мира.
Огромная черноватая голая спина, неуклюже поддерживаемая двумя огромными многоножками, с шарканьем волочится по земле.
Две ноздри на голове чудовища непрестанно тявкают, выпуская снопы желтоватого пламени.
Танк! А рядом второй. А вот и третий, четвертый…
Тявкают, пыхтят и шаркают всё ближе…
На пути танка стоит дерево – расколотое, жалкое, но ствол еще тянется к небу. Стой! Танк переезжает его. Ствол переламывается, размолотый в щепки.
Вот куст, проволочные заграждения, забетонированные в земле. Стой! Зверь, не задерживаясь, движется дальше.
А где наша пехота? Где наша передовая линия?
– Шмидт, где наша передовая? Где-то же должны быть пехотинцы!
Шмидт привстает, опираясь на руку, и показывает:
– Вон они…
Райзигер слышит, как что-то сильно гремит, будто камень о камень бьет. Пуля влетает Шмидту прямо промеж глаз. Он падает.
– Шмидт!
Времени нет.
– Шмидт, они идут!
Райзигер привстает повыше. Куда показывал Шмидт? Вон они – но это совсем не немецкие войска! Он вжимается в землю: это американцы.
Пулеметный огонь. Повсюду. Даже сзади. Слава богу, это, должно быть, пехота со второй линии.
Райзигер оглядывается. Может, это майор с подкреплением вернулся.
Но то, что перед ним, намного важнее, оттуда исходит угроза – танки, подбирающиеся всё ближе и ближе. А немного правее уже ясно видна американская пехота.
Карабин!
Шмидт мертв, что я теперь могу с одним карабином?
Надеюсь, ребята во второй линии сами об этом позаботятся.
Назад в пещеру – там и будем отбиваться.
Обратно в пещеру.
– Винкель, лейтенант Шмидт убит. Ребята, дело дрянь. Скоро здесь будет танк. У противника американская пехота. Нужно пробиться в тыл.
Райзигер смотрит на своих людей. Они стоят растерянные. Само собой: оба унтер-офицера убиты, лейтенант Шмидт убит, а двое добровольцев ранены. Но к такому привыкли.
– Или что у вас на уме?
У них что-то на уме. По лицам видно, что о чем-то думают.
– В общем, бегом, без разговоров! Каждая минута на счету. Ну, Горгас, что скажете?
Горгас переминается, смотрит на Райзигера, на доктора Винкеля, на своих товарищей.
– Герр лейтенант, я это… мы тут подумали… Пока герр лейтенант был снаружи, мы сюда притащили раненых из пехоты, в большую пещеру. И герр доктор… это… и мы, значится… мы их сюда положили, чтобы не оставлять их одних. Может, мы тут присмотрим за ними?
Райзигер не понимает. Смотрит на Винкеля. Тот пожимает плечами. Это согласие или отказ?
– Что вообще происходит?
Горгас продолжает:
– И я это… сказал: если придет противник и мы скажем, что тут раненые, а мы как бы санитары… – он замолкает.
– В плен хотите сдаться?
Молчат.
– Ребята, вас, наверное, Господь ума лишил. Я не могу вот так подарить американцам семь человек. И еще, вам же понятно, что они не станут ждать, пока вы соизволите выйти из пещеры им навстречу? Вы же знаете, в каждую дырку первым делом бросают гранату. Вы что, хотите, чтобы и вам в харю прилетело?!
Тут вперед выходит ополченец Дитрих:
– Герр лейтенант, разрешите обратиться: уж лучше вот так. И это действительно мы из-за раненых…
Что делать?
Райзигер идет к выходу. Ага, странный шум приближающихся танков только усилился. Пожалуй, вопрос нескольких минут. Кто не вышел, тому уже оставаться здесь.
Он плотно надвигает каску на лоб:
– Доктор, вы с нами?
Он хотел задать вопрос, но получилось как будто приказ. Винкель сглатывает:
– Само собой.
– Что ж, оставляете меня, значит? – говорит он солдатам.
Горгас оправдывается:
– Герр лейтенант, мы же только из-за раненых…
– Тогда лучше прикрепите у входа белый платок. Кого возьмут в плен, пришлете мне открытку. Идемте, доктор.
Первые пятьдесят метров шли пригнувшись. Винкель за Райзигером. Дерьмо, враг всё еще бьет из артиллерии. Снаряд упал прямо у них под носом. Что ж, залегли. Осколки с визгом проносятся высоко над головами. От них никакого вреда. Оглядывается: бедолаги в пещере! Один из танков будет у них уже через несколько минут.
Дальше. Ползком на животе. Трудно, так как дорога вся в крошево. То вверх, то вниз, то голову вверх, то опять скачками бегом. Еще метров двадцать – и будет небольшое укрытие, мелкий овражек – но всё же со стенкой, где-то до плеч с одной стороны, и с насыпью, не выше двадцати сантиметров, с другой. Лучше, чем ничего. Только б гады не заметили.
Так что ползком, ползком. Разрывы снарядов. Гавканье пулеметов. Уткнувшись носом в дерьмо, мало что увидишь. Райзигер чувствует безрассудство. Да что там – всего три шага, и мы в овраге. Всего один прыжок, не больше двух метров осталось. В укрытие! Винкель запрыгивает следом.
Винкель кидается в овраг, они падают голова к голове.
– Забавная штука. Кажется, как будто мы единственные живые на всей французской территории. Кроме танков, конечно. Но они нам нипочем. Я, по-моему, только что видел там, позади, американцев.
Оба осторожно приподнимают головы. Немного выглядывают из укрытия. Между каской и землей узкая щель.
– Что-нибудь видите, Винкель?
Оба одновременно кивают. Ого, не может быть столько американцев! Там ими всё кишит. Где-то метрах в двухстах.
– Винкель, они идут в полный рост, как на прогулке!
Винкель не отвечает.
Позади них надрывается пулемет. Райзигер медленно переворачивается на спину – может, удастся рассмотреть, кто там вообще стреляет. О да, прекрасно видно.
Прекрасно видно, как насыпь высотой по плечо сантиметр за сантиметром взрывается фонтанчиками песка: немецкие пулеметы изо всех сил прочесывают склон с тыловой позиции.
– Придется и дальше по-пластунски.
– Но, герр Райзигер, эта пальба, может, еще на много часов.
– А может, прыжками?
Может сработать. Райзигер приседает. В тот же миг – пулеметный огонь впереди. Перекатившись обратно на живот, он смотрит вверх и видит те же фонтанчики, прыгающие взад-вперед по насыпи, но теперь они с обеих сторон.
Значит, они прямо на линии перекрестного огня – своих и вражеских пулеметов.
А это значит, здесь торчать не имеет смысла.
Шум танков становится громче, фонтанчики прыгают всё бодрее. Американцы, должно быть, шаг за шагом приближаются к ним. В общем, конец ясен – прикладом по черепу.
– Что ж, дорогой доктор, иначе никак. Надо отсюда сматываться.
Винкель зло усмехается:
– Мне тоже так кажется.
Как хорошо, когда мысли сходятся. Райзигер громко наставляет доктора:
– Выбор такой: пуля в голову или пуля в живот. Согласитесь, доктор, в голову приятнее. В общем, если пойдем во весь рост, наша собственная пехота обеспечит нам героическую смерть – в голову. А если нагнемся и пойдем на карачках, Томми нам вжарит в живот. Итого: предлагаю во весь рост.
Раз, два, три – встали. Двигаются прямо, во весь рост, ну или почти во весь, слегка вжав голову. Взгляд направо – там высокая насыпь, ага, и вот оттуда, по дуге, летят немецкие пули.
Взгляд налево… налево… и тут уже в сторону все расчеты и соображения – там в три или четыре ряда, точно так же в полный рост, сцепившись руками, с небрежно зажатыми под мышками винтовками, словно на охоте, идут американцы. Настолько близко, что видно их лица. Настолько близко, что видно, как иные из них смеются, покачиваясь взад и вперед, словно в танце. А вот еще слева – отдельная группа, они толкают перед собой футбольный мяч. Снова и снова то один, то другой вдруг вскидывает руки и падает. Ряды смыкаются. Живые идут дальше.
Ничем не защищены, кроме танков.
А танки всё шаркают вперед. Их рев всё громче, всё глуше, он становится всё более нереальным.
Эти картинки держатся всего пару секунд. Рысью – дальше!
Райзигер и Винкель замечают, что цепочка фонтанчиков от пуль гонится за ними, бежит почти возле ног, отставая то на десять, то на двадцать сантиметров, приплясывая то ближе, то дальше.
Бросаются в галоп. Бегом по мелкому оврагу. По гранатным воронкам. Ныряют в них по плечи, потом снова наружу и опять головой вниз в очередной кратер.
Враг всё ближе.
Танки стреляют. Американцы стреляют впереди, и немцы – позади. Обстрел достигает фортиссимо.
Бегом, бегом! Безумно жарко. Должно быть, полдень. Солнце печет. Бегом. Райзигер оглядывается, видит, как Винкель сбрасывает шинель. Припускает в одной рубашке.
Овражек кончился. Что поделать, придется в чистом поле. Лишь бы подальше от врага!
Райзигер выпрыгивает первым.
Видит, как немецкая пехота вылезает из резервной траншеи.
– Винкель, подмога идет!
Но не тут-то было. С ума сойти! Никакого штурма, никакой обороны. Танк просто прошел на вторую линию, ох, и уже довольно далеко. Он уже едет прямо вдоль траншеи и палит прямо из двух пулеметов по окопу. А пехота – бежит, бежит, бежит, бежит! Спасайся кто может!