– Слушай, Леня. Надо бы, чтобы Павел Иванович по своим каналам прояснил, на какие силовые структуры опирается этот Поришайло.
– А? Не понял? О чем ты говоришь?
– Я говорю, что бы Павел Иванович…
– Слушай, Вацик. У меня с утра в балде звенит! Не слышу, б-дь на х… ни хрена. Сам ему позвони.
– Хорошо. Тогда возвращайтесь.
– Слышишь, Вацик! И еще скажи своему Павлу, как будешь базарить, чтобы на нас его эСБэУшников не повесили. Мы их и пальцем не трогали.
– Я позвоню. Не повесят. Сегодня же выезжайте.
– Хорошо.
– Сегодня в «Боцмане» зажигают, – сказала Юля, когда Боник нажал отбой. – Поехали, папочка. Оторвемся. А потом трахнемся.
– Не называй меня папочкой! – рявкнул Боник, и вышел, грохнув дверью.
суббота, после обеда
Из лесу приятели вернулись к Атасову. Андрей сразу засел за телефон. Дома раз за разом срабатывал автоответчик.
– Да что она, звук выключила, что ли?
– Что-то не так, Андрюша? – Армеец устроился на краешке тумбочки.
– Кристина куда-то запропастилась…
Он рассказал Эдику все как есть, чувствуя облегчение от того, что часть тревоги передалась приятелю. Хоть она никогда не делится поровну. Но, Армеец хотя бы умел слушать.
– В-вчера не встретил? – переспросил Эдик. – Так, может, она еще в больнице?
– Я там был вчера. – Пустая палата Кристины до сих пор стояла перед глазами.
К ним подошел Атасов:
– Ты, Бандура, наговорился? Освободи линию! Позвонить надо.
– Мне надо съездить домой, – Андрей накинул куртку. – Может, телефон не работает?
– Ты сообщение о-оставил?
– А как же. Четыре раза подряд. Мол, где я и что. Перезвони.
– Давай вместе прокатимся, – неожиданно предложил Армеец. – Вдвоем веселее. Если ты не п-против.
Андрей был «за». На душе лежал камень, который вдвоем нести легче. Так ему, по крайней мере, казалось.
– Спасибо, дружище.
Предупредив Атасова, они вышли на улицу и уселись в машину Эдика.
Квартира на бульваре Ивана Лепсе хранила тысячу ее следов. Пол был чисто подметен, посуда вымыта и расставлена по полкам. На двери холодильника Андрей обнаружил записку, сделанную Кристиной на оторванном уголке «Экспресс-объявы», и прикрепленную при помощи миниатюрного магнита:
Андрюшенька, зайчик. Суп с фрикадельками в кастрюльке, тушеное мясо и гарнир – в гусятнице. Кисель я перелила в банку. Приедешь раньше меня, разогревай и кушай. Я скоро буду.
Твоя Кристина.
Андрей распахнул дверцу. В полном соответствии записке кастрюля, казанок и кисель в банке стояли, как «Богатыри» с картины Васнецова.[117] Сердце Андрея сжалось. От любви, от нежности и благодарности. И от очень нехорошего предчувствия…
Проскользнула нелепая мысль, что Кристину он больше не увидит.
«Ты когда в больнице-то был?»
«Ну, пару дней назад…»
«Вот, значит, и попрощался. И записка – это последнее „Прости“, имей в виду».
«Ой, непохоже», – попытался улыбнуться Андрей.
«А похожие только в сериалах пишут».
– Ерунда! – сказал Бандура, и замотал головой как конь, которого замучила мошкара.
– Ты о чем? – удивился Армеец. – Что не так? Еды полно. На роту, а то и батальон наготовлено. Ч-чего, спрашивается, нос вешать?
«Все, все не так!», – захотелось крикнуть Андрею, но он сдержался, не крикнул.
– В-вышла куда-то, – предположил Эдик. – В магазин, например.
На ум Андрею незвано пришли слова, посвященные Лозой Высоцкому:
Наливай еще по одному,
Ведь он не вышел, он совсем ушел.
Выпьем, чтобы там ему
Было хорошо.
– Да что с-стряслось? – недоумевал Эдик.
Андрей снова открыл холодильник, потрогал ладонями никелированную гладь кастрюли и шершавый чугун казанка. Обе емкости давно остыли. Тепло газовой конфорки растаяло, как и тепло женских рук. Андреем все сильнее овладевало предчувствие надвигающейся (дай Бог, чтобы не свершившейся) беды. Бандура не мог судить, откуда пришло это чувство. Из сердца, или какого-то темного этажа подсознания, где сигнальные лампы зажигаются не по приказу разума. Предчувствие было могущественно, и не утруждало себя доказательствами. Андрей откуда-то знал, вот и все. Шестому чувству чужда логика. Как и ужасу, выгоняющему солдата из окопа задолго до того, как душераздирающий вой шального снаряда разорвет безмятежную тишину. Возможно, ответ известен волкам, чующим приближение «стрекоз», взлетающих, по словам поэта, «…с протухшей реки».[118] Но волки не умеют говорить.
Андрей заглянул в комнату. Кровать была аккуратно застелена, хотя это ни о чем не говорило. Кристина, позволявшая себе чисто королевскую безалаберность дома на Оболони, где за ней в качестве говорящего пылесоса прибирал Вась-Вась, в квартире Андрея превратилась в по-немецки педантичную аккуратистку. Исправно махала веником, мыла, стирала и гладила. А кровать застилала так, что самый вредный армейский сержант пяти копеек бы не вставил.
– Не ночевала она тут, – упавшим голосом сообщил Андрей, трогая пушистый плед ладонями.
– Да с чего ты в-взял? – забеспокоился Эдик. – Андрюша! Да что с тобой творится?
– Поехали в больницу, Армеец!
Эдик опомниться не успел, как сидел на месте пассажира. Андрей гнал машину на Татарку, не реагируя ни на знаки со светофорами, ни на протестующие сигналы, сыпавшиеся по их адресу отовсюду.
Глава 15ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ
суббота, 5-е марта 1994 года
Поздним утром Милу Сергеевну выудил из постели телефонный звонок Украинского. Голос полковника был чрезвычайно взволнованным. И Мила, спросонья, подумала, что либо Витряков с подельщиками схвачен, либо выкинул нечто из ряда вон выходящее. Например, взорвал памятник гетману Хмельницкому, причем вместе со зданием городского УВД.
– Что случилось?! – спросила Мила, шатаясь с трубкой из стороны в сторону.
– Много чего! – сказал полковник.
– Так рассказывайте, Сергей Михайлович.
– Да я и не знаю, с чего начать, – чистосердечно признался Украинский. – Тут столько всего навалилось.
– Начните сначала, – посоветовала Мила. Полковник хмыкнул. Оба на секунду вспомнили незабвенного Леонида Ильича.
– И то правда. Вы склад ликероводочный в Святошино помните, Мила? Тот, что Ледовому принадлежал?
– Конечно, – кивнула госпожа Кларчук. – «Его позже Поришайло под себя подмял».
– Так вот. Сегодня утром на него наехали бандиты. Судя по кое-каким данным, ваш Витряков постарался. Со товарищи.
– Он такой же мой, как и ваш! – парировала госпожа Кларчук.
– Согласен, – согласился Украинский. – Нервы, Мила. Извините уж. Этот ублюдок со шрамами сторожу в живот выстрелил. Тот, понимаете, буром на него попер, а этот, значит, не долго думая, за ствол, и в пузо. Еле до реанимации довезли. А там, как говорится, как Бог пошлет. Если медики не подкачают.
– Узнаю подчерк Филимонова, – пробормотала Мила еле слышно.
– Кладовщику голову размозжили. Тоже, понимаешь, в госпиталь пришлось доставлять.
– Я вас предупреждала, Сергей Михайлович. Они на пустые угрозы не размениваются.
– Это бы все ничего… Хотя, продукцию, конечно, перепортили. А потом еще и подожгли, наглецы. А там, понимаете, на миллионы. М-да, Мила. Вот вам и Огнемет.
Пока Украинский перечислял убытки по складу, Мила размышляла о причинах наезда на базу. «Навряд ли таким образом они добираются до меня. Скорее, здесь что-то еще. Тогда, вполне вероятно, что встреча под банком была случайностью. Хотелось бы надеяться. В любом случае, теперь Артему Павловичу так и эдак подключаться. Ну, что же, очень хорошо».
Предположение госпожи Кларчук подтвердилось через пару минут.
– Как вы понимаете, Артем Павлович вне себя. Давно его таким не видел.
«Могу себе это представить». – Надеюсь, я теперь вне подозрений?
– Да, – сказал Украинский. – Похоже, что дело не в вас. Или, не только в вас, я бы сказал.
– Спасибо, Сергей Михайлович, – госпожа Кларчук не потрудилась завуалировать сарказм.
– В любом случае, все гораздо сложнее, чем представлялось вчера. Сегодня утром Артему Павловичу, так сказать, набили стрелу. Прямо как во времена бандита Ледового.
– Кто? – изумилась Мила. Это и вправду было из ряда вон.
– Ваш Леня Витряков.
– Ого! – сказала Мила.
– М-да, – подтвердил Украинский. – Действуют, так сказать, с размахом. Артем Павлович ни на какую встречу ехать, конечно же, не собирался, но попросил меня разобраться. Подключить ребят из спецназа МВД. Я так и сделал, Мила. Я так и сделал.
– Слышать ничего не желаю! – голос Поришайло сорвался на крик, в его исполнении напоминающий клекот какого нибудь пернатого хищника из саванны. – Немедленно их приструнить! Чтобы всякая шушера уголовная, мразь, г-м, продукцию уничтожала?! Условия диктовала?! Стрелки, б-дь, назначала?!
– Так ведь… – не очень-то решительно начал Украинский.
– Слышать ничего не хочу! Ты понял, Сергей, г-гм?!
– Не беспокойтесь, Артем Павлович. – Заверял в трубочку Сергей Михайлович. – Можете о наглецах забыть. У меня такие орлы… подготовленные… кого хочешь, я бы сказал, под орех…
– Значит, вы задержали Витрякова? – спросила Мила с небывалым воодушевлением. Это была бы Лучшая Новость Сезона, но, праздника на ее улице не случилось.
– Витряков на встречу не приехал.
– Почуял неладное? – предположила Мила разочарованно.
– Да нет, Мила Сергеевна, – упавшим голосом продолжал Украинский. – Не совсем так. В трех километрах от известной вам базы ближе к полудню обнаружены три джипа. Судя по всему, ваш «Эксплорер», а также «Тойота» и «Исудзу», кажется. Все три буквально изрешечены пулями. Огонь велся из автоматического оружия. Это уже ясно. Семь трупов, Мила. Гильзы эксперты подсчитывают. В общем, люди на месте работают.