– Не очень, – торопливо сказал Степан, – и звонил, чтобы узнать, как мы тут… знаешь… он будто бы собирается со всеми попрощаться.
– Не может быть! Он такой сильный, Степа, он обязательно выздоровеет, он еще нас обоих переживет, человек-гора!
– Все может быть. Но пока что он слаб и чувствует себя ужасно. Правда, – ты же знаешь папу, – делает вид, что совершенно здоров и сильно злится, если спрашивать его о самочувствии. Кричит, что его слишком рано собрались хоронить. Но мама говорит, дела плохи.
– Спасибо, что сообщил. Я ему позвоню. Доиграю и сразу же позвоню.
Степан взял ее за запястье. Проникновенно заглянул в глаза.
– Люба, я не смог сказать отцу, что мы расстались. Я хотел, но он в таком состоянии, что это было невозможно. Его нельзя огорчать. Ты же знаешь, как он к тебе относится. Сейчас такие новости его убьют. Он нашего развода не переживет. То есть, переживет, конечно, но потом. А пока что, дорогая моя, милая, не говори ему ничего? Просто соглашайся со стариком во всем. Не противоречь. Он хочет просто поболтать.
Любава в нерешительности пожала плечами.
– Я понимаю, но…
– Ты не любишь врать, я знаю, – перебил ее Степа, – но это не будет враньем! Это просто отсрочка! Я скажу ему правду, как только врачи позволят.
– Ладно, – поколебавшись, сказала Любава. – Пусть будет по-твоему. А веник унеси с глаз моих. Смотреть противно.
– Понимаю, – сказал Степан и убрал букет за спину.
Возникла неловкая пауза.
– Как ты? – спросил он наконец.
– Хорошо, – ответила Любава, вскинув на него черные яркие глаза. – Я бы сказала – замечательно.
– Уже есть кто-нибудь? – осведомился Степан, сам удивившись, что его это волнует.
Любава молча и твердо отстранила его и вышла из каморки. Как раз звенел звонок – приглушенный и тоже словно бы пыльный, как и все, что ее здесь окружало.
До конца спектакля он сидеть не стал. Букет подарил старушке-вахтерше.
Дело было в шляпе. Добросердечная Любка никогда не будет жаловаться папе на семейные проблемы, если знает, что это может ему навредить. Ну, и от денег не откажется, чтобы не волновать больного. А деньги капнут на Степанову карточку, вот и весь план. Часть можно будет потратить на фирму, часть уйдет на отдых с Ланой. Было бы неплохо заказать яхту… есть устриц и лангустов прямо на борту, свежайших! Представив сверкающие в раковинах устрицы, Степан торопливо направился к кафе напротив Дома культуры. Кафе в восточном стиле подавало сплошную «мертвую энергетику» – шашлыки и беляши, кебабы и ребрышки.
Степан заказал все и сразу, взял еще бутылку красного вина – грузинское, судя по всему, настоящее, его он намеревался прихватить домой, и устроился у окна в ожидании умопомрачительного мяса, шипящего на углях, сбрызнутого виноградным уксусом, в кольцах жемчужного лука, с лепешкой из тандыра и крупно порезанными томатами.
Блюдо пришлось ждать долго, но Степан не торопился. В офис он уже опоздал, и появляться там уже не хотелось, Лана была на работе, и спешить было некуда.
Еще одна приятная сторона жизни с любовницей: никаких забот. Любава вечно чего-то хотела: то ковры выбивать, то мыть окна, то копить на отпуск, то продавать старую машину и покупать новую, то ехать к родителям, то еще что-то… У нее всегда была масса идей и моторчик не отключался. Степа, по натуре вялый и ленивый, не был рад всей этой беготне.
Лана, умница, даже с уборкой нашла выход: наняла филиппинку из клининговой компании. Прощайте, генеральные уборки. Потерянное время, глупая суета вместо выходных.
С Любавой он так не отдохнул бы.
Он сидел бы на работе и вкалывал как проклятый. И она еще хотела купить загородный дом и завести детей, эта сумасшедшая женщина!
Когда Степа представлял себе загородный дом, у него начинала ныть каждая мышца. Любава бы с него не слезла. Тратить свое время на выбор материалов, возню с подключением коммуникаций, ворошение форумов со строительными бригадами… годами! О детях так вообще не стоит говорить: все полезные ресурсы бы вылетали в трубу. Деньги переводились бы на дерьмо: подгузники, питание, игрушки, весь хлам, который становится ненужным уже через полгода или через год.
И на все это Любава бы требовала заработать, она все мечтала, что Самуил Иванович разглядит в Степе надежного управленца и наконец подарит ему эту фирму, и тогда будет и дом, и дети…
А папа подарит, куда он денется? Степа его единственный сын. Подарит, только от этих денег расчетливой Любке не достанется ни копейки.
Это его, Степины, деньги, ему на них и жить. Они с Ланой на эти деньги…
Он не успел додумать сладкие мысли, как увидел: по ступенькам Дома Культуры спускается Любава. Словно школьница. Ботинки без каблука, плащик синий – сто лет этому плащику… Степа давно не видел ее и немного соскучился. Маленькая птичка, беспокойное сердечко.
С места тронулся давно припаркованный под кленами джип. Он, словно большой зверь, поджидал кого-то у края площади с битой чашей фонтана. Из джипа вышел мужчина в костюме. Его загар и белейшие воротнички бросались в глаза. В руке на отлете мужчина держал, словно ребенка, длинный букет роз.
Мужчина выглядел так, будто намеревался встречать поп-диву немаленькой величины. Степан даже поискал эту поп-диву глазами: он любил посмотреть на красивых женщин.
Но вместо длинноногой красотки к джипу направилась Люба. Как завороженный, Степан следил за ней, выжидая, когда наконец она сменит траекторию и пройдет мимо красавца и джипа.
Но вместо этого красавец кинулся ей навстречу. Она элегантным жестом подала ему руку, и он благоговейно склонился над ней. Розы, такие высокие и пышные, что почти заслонили собой Любу, он вручил ей с улыбкой, в которой светилось обожание.
Люба подняла бледное маленькое личико и улыбнулась мужчине. Тысячи солнц поразили Степана в самое сердце. Как он мог забыть эту женщину?
Она ведь прекрасна! Она – утонченное, изящное украшение его жизни, драгоценный камень, полный огня, перевоплотительница, сказочная дева!
У нее такие милые губы – красные, словно рябина, маленькие сладкие губки. За ее улыбкой кроется сама нежность, ее черные глаза, в длинной паутине ресниц, с синеватым белком, это глаза княжны Бэлы. Ее маленькое тело, такое гибкое, легкое и миниатюрное – о-о, что только не было ему под силу! Как оно умело отдаваться! Как оно умело властвовать!
Вспомнив ее, Степан вздрогнул.
Ему вспомнилось заодно, как лежала Любава в больнице, от кожи шел кислый запах, впали щеки и волосы, их шелковый покров, день за днем приходилось стричь все короче… а потом – этот ужасный шрам, словно червь присосался к ее коже, шрам на месте правой груди.
Этого красавчика ожидает неприятный сюрприз, подумал Степа, снова принимаясь за шашлык. И все же, какова чертовка! Не успела развестись (действительно – не успела, развод еще не оформлен), как прыгает в джип к первому встречному.
Как ни пытался Степан восстановить душевное равновесие при помощи вкуснейшего кебаба, ему это не удалось: гнев и недоумение не покидали его – неужели Любка его не любит, раз так быстро поменяла на другого?
Он вспомнил свой букет с астрами и папоротником и покраснел от досады: вот почему она его отвергла – ей показался недостаточно хорош букет! Конечно, загорелый хахаль-то привезет вязанку роз! Зачем ей астры?
Променяла, да еще и на пижона. Вот и верь после этого бабам. Ни капли совести, хоть бы выждала годик-другой для приличия.
Степа поехал домой в отвратительном настроении. Ему в голову закралась мысль, что, возможно, Любкин шрам кавалера не отпугнет, и тогда… тогда она будет вроде как счастлива? И тогда он дурак и упустил свою женщину, отдал другому? Но как такое может быть? Разве нормальный мужик согласится спать с обрубком? Да у любого опустится и никогда больше не встанет, утешал он себя.
Но грызло его что-то, грызло и грызло…
Успокоился он только тогда, когда вечером на карту упала внушительная, великолепная сумма с комментарием «Любочка, выздоравливай». Прочь, холодная осень, прочь, дурные мысли! Впереди только рай, только пляж и солнце с любимой и прекрасной женщиной.
Стараясь говорить небрежно, чтобы поразить Лану, он за ужином (салат из пророщенной сои, фасоли и кунжутного масла) сообщил:
– Едем в Испанию. Хочу погреться перед зимой.
Ему казалось, что все прозвучало веско и внушительно и что выбор неплох – были же они в Испании с Любой! Прекрасная страна.
Поэтому он удивился, когда Лана заметила:
– Там в ноябре холодно.
– Как холодно?
Обычно Люба выбирала, когда и куда им ехать, и их путешествия круглый год пролегали только по теплым пляжам.
– Бархатный сезон в Испании закончился, – объяснила Лана. – Что там делать без моря?
– А куда поехать?
– Куда хочешь, котик, только в тепло, пожалуйста, и не банальное. Египет, Израиль – не хочу.
Как-то все странно получалось. Во-первых, никто не кинулся на шею с радостным визгом, во-вторых, Степан терпеть не мог искать страны, пляжи и прочее. На него тоску наводили копирайтерские бесконечные описания, из которых выудить что-то полезное довольно сложно, ему тяжело было окончательно определиться.
Это была черта характера, которую Любава воспринимала с юмором.
– Выбери сама, – буркнул он наконец, – поедем куда хочешь.
– Ты мой хозяин и повелитель, – улыбнулась Лана, – я покорюсь твоей воле.
Она собрала со стола замасленные тарелки и ссыпала их в раковину. Верхняя тарелочка не нашла себе места в груде немытой посуды, отскочила и раскололась на два куска.
– Можно, наконец, договориться, чтобы Мария приходила каждый день? – с раздражением спросила Лана, собирая осколки.
– Запусти посудомойку, – предложил Степа.
– Меня тошнит от остатков еды в тарелках, я же говорила, что не буду этого делать! Позвони прислуге.
– Как ты раньше жила?
– Покупала одноразовую посуду.
Лана демонстративно помахала перед ним руками с красивым дорогим маникюром: он обожал ее ноготки, яркие, отточенные, такие красивые и сексуальные в определенные моменты их близости…