– Ты постельное свое хоть заберешь? – влезла Розка.
Любава замахала руками.
– Да ты чего! Мне что, стоять на пороге и выпрашивать мои наволочки? Я так не могу…
– Так позвони ему! Пусть отдаст на нейтральной территории!
– Не хочу, – ответила Любава. – И вообще, девочки… Ему на меня плевать. Совершенно. Он из больницы меня не забирал, когда я выписывалась. Он в это время уже с Ланой в нашей постели кувыркался. Он замок сменил. Он мне дал только два часа на сборы и фактически выгнал, потому что Лана должна была с работы приехать и ее нельзя расстраивать моим присутствием. Номер у него другой. Все у него теперь другое. Не знаю, как так получилось, но…
– Да придет он еще… – негромко пророчила Галя.
– Ну – придет он! – распалилась Любава. – И что? И я пойду туда, где они вместе жили? На ту же кровать, на ту же кухню? Простите, на того же мужика после нее залезу? Нет, девочки, мне противно…
– Правильно, – одобрила Роза.
– Ох, передумаешь ты еще, – вздохнула Галя, – это же муж, родной…
– И я ему не нужна, – подытожила Любава.
Она с трудом сглотнула, криво улыбаясь, поднялась и пошла в другую комнатку, где сбросила сегодня свой рюкзачок.
Вытащив оттуда посылочку, вернулась и потрясла коробкой.
– Пришло, – сказала она.
Роза и Галя молча смотрела на нее.
Роза – спокойно, Галя – сочувственно.
– Вот! – сказала Любава, разрывая упаковку. – Вот! – повторила она, снимая шуршащие пакеты. – Девки, это ужас, я открыла – она страшная, я ее боюсь.
И она потрясла над головами подруг колыхающимся комком телесного цвета.
– Анатомически правильная форма, естественная присадка, антиаллергенный материал. С ней даже спортом можно заниматься и в бассейн ходить – покрытие устойчиво к хлорированной воде. И вот – представьте, – хожу я в бассейн, чтобы руку не раздуло, естественно, хожу с этой штуковиной. Встречаю там очаровательного молодого человека. Он прыгает с вышки и покоряет меня смелостью и грацией. Я его симметрично покоряю гибкостью и спортивным складом ума и характера. И вот мы вместе едим мороженое после занятий. Ты, Роза, советуешь мне проверить, нет ли у него кредитов и не живет ли он с мамой. Ты, Галя, рекомендуешь носить легкое и романтичное платье и – всегда! – кружевные красивые трусики на случай незапланированного любовного эпизода. И вот оказывается, что мама его живет в Сургуте, кредитов нет и наконец-то дело доходит до того момента, к которому готовились кружевные трусы!
Галя и Роза переглянулись.
– И тут я ему – на! Гипоаллергенная сися! Положи на тумбочку, пусть она нас там подождет! – и Любава расхохоталась, подкидывая на ладони экзопротез молочной железы.
Смеясь, она закашлялась, закачалась. Роза подхватила ее с одной стороны, Галя – с другой.
– Такая наша бабья доля, – грустно сказала Галя, наполняя стопки.
– Херня! – рявкнула Розка, концом своего шарфа вытирая Любаве выступившие слезы. – Если твоего ныряльщика одни сиськи интересуют, значит, не нужен он тебе. Даже если его мама в Сургуте и на нем ни одного кредита. Значит, у него другая свинья заготовлена – например, вялые сперматозоиды…
– Мужики – существа одноклеточные… – повторила Галя, выпивая свою стопку и косясь на протез, лежащий на столе.
Тот среди тарелочек с сыром, окороком и хлебом выглядел, словно угощение для каннибала.
– Лучше бы Степан вернулся, он тебя давно знает…
– Так он же сбежал! – зарыдала Любава. – Узнал, что грудь отрезали, и сбежа-ал!
Подруги обняли ее с двух сторон. Запах Розиных горьких духов справа столкнулся с нежным фиалковым ароматом Гали слева. Посерединке, словно маленький птенец, содрогаясь и всхлипывая, согнулась Любава, уткнувшись носом в свой свитер с запахом больницы.
– Целый день ревет, – басовито прошептала Роза Гале, – осенняя хандра!
Глава 2Осенняя хандра
1
Осенняя хандра, казалось, настигла и Степана Комкова. После встречи с Любавой у прудика он, что называется, растерял настроение. Уже не веселили выходки уток, потешно сражающихся за кусочки хлеба, и день казался не таким уж ярким и праздничным. Подул ветер.
– Пойдем, Лана, домой, – сказал он, поднимая воротник пальто и обнимая пальцами ее холодную узкую ладонь.
Они пошли по аллее. Лана задумчиво разбрасывала листья носком сапожка. Степан тоже молчал. В пестрых кленовых одеяниях ему то и дело виделась мелькающая то тут, то там вязаная шапочка бывшей жены – оранжево-желтая, с кисточками… Под шапочкой, – Степан знал, – отрастающий ежик темных волос. А раньше у Любавы была такая коса!
Головокружительная женщина! Была… когда-то…
Познакомился Степан с Любавой страшно подумать – тринадцать лет назад! Он тогда еще не был коммерческим директором фирмы по производству и установке пластиковых окон, да и мечтать не мог, что прижимистый папа возьмет и отстегнет ему эту должность.
Двадцатитрехлетний Степан работал на установке этих самых окон, особо не напрягаясь: то возьмет заказ, то не возьмет – имел семейные привилегии. За это его не любили коллеги, которым то и дело приходилось его подменять и бежать сломя голову подхватывать заказ в любое время дня и ночи.
Степа же, по молодости в людях не разбиравшийся, этой неприязни не замечал, хлопал всех и каждого по плечу, рассказывал анекдоты, сам над ними хохотал и считал, что отлично вписался в коллектив, несмотря на блат.
Свою ошибку он осознал, когда оказалось, что коллеги «забыли» сообщить ему, где и когда собирается новогодний неофициальный корпоратив. Официальный довольно скучно отсидели в офисе: папа Комков оплатил несколько ящиков шампанского и подарил сотрудникам по баночке икры – от лица фирмы. Он, как владелец, лично поздравлял каждого, а потом сидел за столом и пил вино, щедро делясь с присутствующими историями своего успеха.
Молодые парни вежливо выслушали босса, поблагодарили и разошлись. Настоящий праздник, с реками алкоголя, заказанными девчонками-снегурками и буйными плясками, планировался позже. И Степан предвкушал его, как предвкушает глобальную веселую пьянку любой двадцатитрехлетний оболтус. Однако – его не пригласили.
Обескураженный, он сидел вечером дома. Запасных планов празднования не было. Родители собирались в гости: мать уже надела бордовое шелковое платье и надушилась, отец наводил блеск на запонки, протирая их кусочком замши.
– Никуда не идешь?
– Не хочется, – смело ответил Степан, – толку мне от этих пьянок и баб… остаюсь дома! Выпью шампанского, посмотрю телек…
– Ясно, – ответил отец насмешливо и больше ничего не сказал, а вскоре раздался звук закрывшейся двери. В квартире стало тихо.
Степан тут же распахнул дверцы бара, глотнул из открытой бутылки ликера, из другой – коньяку. Его жгла обида и еще сильнее – понимание, что он был не прав, подставляя коллег на работе направо и налево.
(Такое же жжение чувствовал Степан и сейчас, ведя под ручку королеву своего сердца и выискивая в осенних бликах яркую шапочку жены…)
Напиваться одному – дурновкусие, подумал он, останавливаясь. Что там дальше по новогодней программе? Просмотр «Огонька»?
И тут зазвонил телефон.
Судьба сжалилась над Степой и подкинула его номер старому приятелю, с которым когда-то учились в каком-то там классе… Приятель звонил, как оказалось, практически без надежды, потому что начал он так:
– Я знаю, что ты откажешься.
– Что? – удивился Степа.
– Помнишь мою соседку, Любу?
Степан не помнил.
– Тогда точно откажешься, – замогильным голосом резюмировал одноклассник.
– Да говори уже! – выпалил заинтригованный Степан.
– Моя соседка – Снегурка. А Дед Мороз ее забухал, час на морозе терли ему уши снегом – безрезультатно. А ей надо семь квартир поздравить. Это Любавина шабашка, а вообще она актрисой стать хочет…
– А ты чего не Дед Мороз?
– Я ростом с гнома, – напомнил одноклассник, – мне только если каблуки надевать. А больше никого нет – все по пьянкам, отмечают уже. И ты тоже не пойдешь. Я знаю. Но я ей обещал всех обзвонить.
Степан задумался.
– А соседка у тебя… какая? Фигуристая?
– Она с тобой заработком поделится, – неопределенно ответил одноклассник.
– Понятно…
Ну и перспектива ждала Степана! Вместо веселого корпоратива с дамочками – соседка гнома в костюме Снегурочки!
Он глянул на темный прямоугольник экрана телевизора. На открытый бар. Физически прочувствовал тишину, звенящую от ожидания Нового года, словно натянутая над городом струна туго вибрирует под пальцами всеобщей надежды на лучшее…
И согласился.
– А давай, – сказал он. – Куда бежать? Бороду дадите?
Он встретил Любаву на улице, полной избушек. Падал мягкий снежок. Искры рассыпались под фонарями. Она, маленькая и деловитая, нарядила его в шубу, вручила мешок и подвязала бороду. Руки у нее тоже были маленькими, и она ими ловко распоряжалась Степаном, крутя его туда-сюда, как в танце. Встречные компании горланили им что-то праздничное и приятное. Кокошник у Любавы сиял, губы улыбались, а бровки были нахмурены: она учила Степана стишкам. Он поспешно повторял рифмованные строчки, притоптывал ногами, хохотал особым, дед-морозовым, смехом и умилялся крошечным следам ее ботиночек на белом снегу.
– Молодец! – с чувством сказала Любава, когда он наизусть рассказал ей все нужные стихи.
Они обошли семь квартир и поздравили уйму малышей – Степану казалось, что их было не меньше сотни, столько визгу, криков и радостных воплей он услышал. Снегурке и Деду Морозу наливали шампанского, хозяюшка в третьей квартире угостила горячим пирогом. В пятой квартире Снегурочку облаял недоверчивый пудель, после седьмой они валились с ног.
Шли, подпирая друг друга и хохоча, вспоминая, как Степа подпрыгивал, изображая зайчика, как дергали его за бороду два недоверчивых братца, пытаясь проверить подлинность снежного волшебника – а Любава изо всех сил держала завязки бороды сзади…