Типичный пример – увольнение некоего Кабаева с поста председателя колхоза «Новый путь». За его снятие проголосовали всего несколько человек из собрания, однако решение было все равно принято под давлением райкома партии. Новый же председатель был избран десятью голосами из 120 присутствующих.[162]
Но государству показалось мало получать от колхозов одни лишь сельхозпродукты, и оно решило: раз уж драть, так драть десять шкур. Сталинское правительство не постеснялось ввести еще и продовольственный, а также денежный налог с каждого подворья! Кроме того, колхозников приучили «добровольно» подписываться на всякого рода государственные займы и облигации.
Когда сезон наконец заканчивался и наступала зима, крестьяне наивно думали, что уж теперь-то им дадут отдохнуть. Но не тут-то было. «Высвободившуюся» рабочую силу немедленно бросали на заготовку топлива для электростанций, то есть на морозе пилить дрова и выкапывать мерзлый торф, а потом на своем же горбу тащить все это на ближайшую железнодорожную станцию. Помимо этого, сельских жителей часто привлекали к различным другим «временным» работам: строить оборонительные сооружения, восстанавливать разрушенные бомбежками предприятия, строить дороги, очищать от снега аэродромы авиации ПВО и т. п. За весь этот непосильный труд государство вознаграждало их дополнительными трудоднями и почетными грамотами.
Между тем многие семьи, лишившиеся кормильцев, ушедших на фронт, оказывались в совершенно плачевном состоянии. Так, в конце 1942 года в колхозе имени 12-летия Октября Безымянского района Саратовской области участились случаи опухания колхозников из-за недоедания. Например, семья эвакуированной Селищевой, у коей четыре сына воевали на фронте, получила за весь год только 36 кг хлеба в качестве «зарплаты» за труд в колхозе. В итоге женщина и другие члены ее семьи опухли.
В сообщении НКВД на эту тему также говорилось: «Семья колхозницы Семеновой, также прибывшая из Ворошиловградской области, состоит из семи человек. Ее муж, как и старшие сыновья, в армии. Хлеба в семье нет совсем, двое детей находятся в опухшем состоянии. Семья колхозника Сорокина из шести человек находится в крайне истощенном состоянии из-за отсутствия хлеба. Его сын, являющийся трактористом в колхозе, настолько ослаб, что не может работать». В итоге зимой в Саратовской области появились нередкие случаи людоедства и трупоедства.[163]
В Салганском районе Горьковской области семья фронтовика Воронова с пятью детьми и престарелыми родителями жила в полной нищете. Опухшие от голода дети защитника Отечества ходили по деревне в рваной одежде и просили милостыню. В семье погибшего фронтовика Осипова трое детей и жена опухли от голода, дети вообще не имели одежды и тоже просили милостыню. И таких примеров были тысячи.
Хлеба, как основного продукта, постоянно не хватало. Из-за нехватки муки его пекли с примесями, добавляя желуди, картошку и даже картофельные очистки. Из-за нехватки спичек народ разжигал огонь в печи и прикуривал папиросы всем, что было под рукой, в том числе искрой от удара железки по камню, головешками, заимствованными у соседей, самодельными спичками и т. п. Предприимчивый народ научился и компенсировать нехватку сахара. Из тыквы и свеклы изготовляли самодельный мармелад. Вместо чая использовали листья черной смородины, сушеную морковь и прочие травы. Зубы чистили обычным углем.[164]
Валентина Никитина, которой в 1942 году было пятнадцать лет, вспоминала про это время:
«Кашу, например, варили из семян лебеды. Лебеду собирали, отстукивали с нее семена, сушили, толкли и варили их в плошке с молоком. Семена были черные, и каша получалась тоже черной и трещала на зубах. Лепешки пекли из конского щавеля. Были они жесткие и разваливались.
Учитель, наш сосед Ефим Иванович, собирал черемуху. Ягоды сушили, мололи на мельнице и пекли лепешки. По весне некоторые ели сережки от берез… Рядом с деревней был поселок Калиновский. Жители этого поселка вырывали из болота какие-то растения и ели их белые корни. Были случаи отравления.
Зиму с 1942 на 1943 год кое-как прожили. Картошку всю подъели, и весной сажать оказалось нечего. Мы с матерью, собрав отцовские вещи (гимнастерки, галифе, белье и еще что-то), отправились в село Чугуны обменять все это на семенную картошку. Наменяли около 30 килограммов, и все это тащили на горбу 12–15 километров. Пришли домой усталые, голодные. Не удержались, взяли из семенного фонда картошки и сварили ее. Хоть мелкая и вялая, но все равно картошка».[165]
Лошадей, как и людей, тоже не жалели. Истощенные изголодавшиеся кобылы бродили по полям и дорогам, не выдерживали и погибали в «битве за урожай», их трупы валялись прямо на улицах райцентров. Тот же уполномоченный В. Е. Педьев сообщал секретарю ЦК Маленкову: «Падеж лошадей принял угрожающие размеры… При выезде в районы мной установлены факты варварского отношения к коню. Истощенные лошади бродят по полям, дорогам и населенным пунктам без всякого присмотра. Тут же они и падают. В районном центре Теплый Стан павшие лошади валяются возле зданий районных организаций и на улицах…»[166]
Прокурор Горьковской области Осипов докладывал первому секретарю обкома М. И. Родионову: «Получены сообщения по телефону из Кр. Октябрьского, Спасского и Вознесенского районов о случаях антигосударственных действий по распределению урожая. По Хвостовскому колхозу Вознесенского района председатель колхоза Филяев, не сдав ни одного килограмма государству, распределил между колхозниками на трудодни 415 кг. В Варнавинском колхозе председатель колхоза Юшков распределил между колхозниками 151 кг из нового урожая, не сдав государству ничего. По этим фактам ведется следствие, которое в течение двух-трех дней будет закончено». В это же время был арестован председатель колхоза «Лесная деревня» Неумонин, который самовольно разделил между крестьянами 150 гектаров колхозных земель.[167]
Было широко распространено такое явление, когда председатели, видя бедственное положение крестьян, часть собранного хлеба сразу же выдавали авансом за работу. Подобные факты официально назывались не иначе как «антигосударственными тенденциями». «Было немало случаев, когда руководители колхозов производили авансирование колхозников зерном в размерах, превышающих установленные постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) размеры, – рассказывалось в статье «Решительно пресекать антигосударственные тенденции». – Например, в колхозе «Коминтерн» председатель Душин в первые дни уборки выдал колхозникам в порядке авансирования 50 центнеров хлеба, а государству сдал… столько же. Антигосударственные тенденции в районе не прекращаются и по сей день. На днях установлено вопиющее нарушение интересов государства председателем колхоза имени Сталина Цветковым. Этот колхоз из 381 центнера сдал государству лишь 141 центнер. Цветков разбазаривает хлеб направо и налево. 66 центнеров израсходованы на внутрихозяйственные нужды, главным образом на авансирование колхозников. Больше 5 центнеров Цветков выдал колхозникам на обсеменение личных приусадебных участков, причем он одновременно предоставил и лошадей на обработку этих участков, тогда как колхоз не выполнил план осеннего сева».
«Темные дела» председателей
Ко всем прочим неприятностям периодически добавлялись и всевозможные чрезвычайные происшествия, масштабу которых позавидовали бы нынешние корреспонденты «Дежурной части». Из-за отсутствия электричества крестьянам приходилось освещать свои халупы самодельными керосиновыми лампами да лучинами. В результате пожары выкашивали целые поселки. Так, 8 июня 1943 года в деревне Липовке сгорели сразу 18 жилых домов. 16 июня в селе Румянцеве огонь уничтожил 98 домов! А через два дня в деревне Родяково причиной катастрофы стала искра от проходящего паровоза. Итог – 64 сгоревших дома. Сотни крестьян остались без крыши над головой.
Впрочем, крестьяне отвечали на суровые условия жизни по-своему. При отработке трудодней работали вполсилы или халтурно, через каждые полчаса устраивали перекуры и передыхи. Часто в дело вмешивалась погода и прочие условия. Трудодень, проведенный впустую, в народе называли «палочкой». Не всегда ударничали и работники машинно-тракторных станций, обслуживавших колхозы.
В статье «Редкая бесхозяйственность» рассказывалось: «Из ложбины на гребень бугра лентой вьется обледенелая дорога. Разветвляясь на тропинки и плохо протоптанные следы, она незаметно пропадает. На этом бугре и разместилась Павловская МТС. Вокруг нее – глубокие снега, завалившие сараи, барак, мастерскую. Торчат из-под снега вмерзшие в землю тракторы, сеялки, плуги, бороны. Весь машинный парк в сугробах. 23 трактора стоят в колхозах. В Чирьевской артели по вине тракториста Трошева от трактора более полутора десятка важных деталей (динамо, магнето, карбюратор и т. д.) растащены. Такая же картина в Меленском и других колхозах… Слабая дисциплина в мастерской, пьянство, неорганизованность, отсутствие повседневной заботы о нуждах рабочих – вот причины отставания. Ни в мастерской, ни в общежитии вы не встретите лозунга или плаката, призывающего работать по-фронтовому, не считаясь со временем. О соревновании здесь привыкли лишь разговаривать, социалистические обязательства чаще всего не выполняются».
Да и учет отработанного времени нередко велся халатно. Так, в июне 1942 года на пленуме Горьковского обкома ВКП(б) сообщалось: «В колхозах Муромского, Кстовского, Наруксовского районов учета выходов колхозников на работу нет… Не налажена своевременная запись трудодней в трудовых книжках, в Столбищенском колхозе Кстовского района трудодни не записывались в течение четырех месяцев. В колхозе «Маяк» Работкинского района не только трудодни не записаны, но и наряды-то растеряны, и до сих пор не могут разобраться, сколько же трудодней выработали колхозники».