В 1942 году после побега из армии вернулись на родину уроженцы Починковского района Горьковской области И. П. Павликов и A. M. Стаченков. Однако отсиживаться по погребам или чащам они вовсе не собирались. Наоборот, дезертиры решили взять свой район под контроль. Начали с того, что украли три мешка ржи, а на вырученные деньги купили у жены лесника два обреза. После этого Павликов и Стаченков три месяца терроризировали местное население. В качестве акций устрашения они убили секретаря местной парторганизации и сожгли дома нескольких колхозников, отказавшихся снабжать их едой и деньгами. И только в феврале 1943 года банда была накрыта милицией. Павликов сдался, а Стаченков, попав в засаду, отстреливался до последнего и был убит.
Впоследствии на допросе Павликова спросили: «Что способствовало вам укрываться от органов власти?» Тот ответил: «Население села Уч-Майдана и других селений района нас боялось, не сообщало органам власти о нашем местонахождении».[190] Надо отметить, что из-за большого числа дезертиров у следственных органов не хватало времени на тщательное расследование каждого случая. Дела, как правило, велись поверхностно, данные о дезертирстве вписывались в протокол со слов обвиняемого без всякой проверки. Детали побега с фронта, местонахождение оружия и соучастники не выявлялись. В общем, приговоры штамповались по-стахановски. 63 % дел «расследовались» в течение одного дня, а 18 % – в срок от одного до пяти дней.[191]
Дезертиры, имея оружие, совершали дерзкие набеги на населенные пункты. Так, в один из майских дней все того же 42-го года группа пьяных дезертиров средь бела дня напала на деревню Ломовку. Выйдя на центральную улицу, они открыли шквальный огонь по домам местных активистов: председателя сельсовета, его секретаря и комсомольцев-колхозников. По всей вероятности, неопознанные бандиты были родом из этой деревни, во всяком случае, хорошо знали, кто и где живет. В ходе обстрела погибла рядовая колхозница Фомичева, а указанные активисты успели спрятаться. Дезертиры же ушли безнаказанными.
В первые месяцы 1942 года дезертирами был совершен ряд убийств в Сергачском, Городецком и Борском районах Горьковской области. В городе Муроме бандиты, ранее дезертировавшие из Красной армии с оружием, только при ограблении одного дома убили сразу шесть человек! При этом погибла вся семья эвакуированного из Ленинграда профессора Буйновского.
Впрочем, и в крупных городах, несмотря на, казалось бы, строгие военные порядки, дезертирам удавалось не просто скрываться, а жить прямо у себя дома. Так, некто Шатков сбежал с фронта 28 ноября 1941 года и прибыл в родной Горький, где без всякой прописки проживал со своей семьей. Задержан «пацифист» был лишь 11 января 1942 года, опять же после получения сообщения командира части. А в блокадном Ленинграде вообще имел место вопиющий случай! В 1943 году милицией была арестована банда, возглавляемая дезертиром, занимавшаяся грабежами и убийствами граждан. При этом совсем не горбатому главарю удалось даже открыть в городе нелегальную контору по ремонту автомашин! Интересно было бы знать, кто являлся клиентами этого автосервиса?! По законам военного времени организаторы банды были приговорены к расстрелу.[192]
Заместитель начальника УНКВД Горьковской области М. С. Балыбердин писал секретарю обкома: «В ряде районов партийно-политическая работа в направлении усиления революционной бдительности проводится совершенно недостаточно. Например, в Краснооктябрьском районе оперативной группой областного управления милиции выявлено и задержано свыше 50 дезертиров и уклоняющихся от призыва в Красную Армию. При проведении операций установлено проявление группового дезертирства, сочувственное отношение части населения к пойманным дезертирам, укрывательство дезертиров, в том числе местными активистами, демонстративные проводы пойманных дезертиров».[193]
В принятом Воронежским городским комитетом обороны в октябре 1941 года постановлении о мерах по борьбе с дезертирством отмечалось, что основной причиной слабой борьбы с ним является «недооценка политического значения опасности дезертирства для государства и Красной армии как фактора, ослабляющего мощь Красной армии, создающего предпосылки для бандитизма». «Борьба с дезертирством ведется разрозненно», – говорилось в документе. Комитет потребовал усилить работу органов внутренних дел, милиции, истребительных батальонов. Всем организациям предлагалось оказывать этим органам более активную помощь. Органы милиции были обязаны впредь не реже двух раз в неделю проводить в городах и селах массовые облавы по проверке документов у граждан, а также прочесывание местности, где могут скрываться дезертиры. При органах НКВД создавались постоянные группы содействия по борьбе с дезертирами и их укрывателями.[194]
Трудности для правоохранительных органов возникали во многом из-за того, что война повлекла большую миграцию населения внутри страны. В 1941–1942 годах огромные массы граждан бежали и просто переезжали из западных и прифронтовых районов страны (в том числе из столицы) в центральные и восточные. В 1943–1944 годах началась обратная миграция в освобожденные города и области. К этому добавились и многочисленные перемещения населения, не связанные напрямую с боевыми действиями. Все это требовало строгого соблюдения должностными лицами паспортного закона, правил прописки и выписки, выдачи командировочных удостоверений и тщательных проверок документов. «Каждый гражданин города и населенных пунктов, прилегающих к городу, должен беспрекословно соблюдать установленные в городе правила прописки, – говорилось в постановлении Рязанского городского комитета обороны. – Жильцы квартир, общежитий, домов должны следить за тем, чтобы ни один посторонний человек не смог укрыться, спрятаться в их доме».[195]
Ряд городов и областей вроде Москвы, Горького, Саратова, Сталинграда, Куйбышева, Свердловска и т. д. во время войны были вообще отнесены Государственным Комитетом Обороны к режимным местностям первой категории. Одновременно с этим местным органам НКВД было приказано: «Провести перерегистрацию паспортов у граждан, проживающих в режимных местностях первой и второй категории, в закрытых зонах и приграничной полосе Союза ССР. На всех паспортах, подвергнутых перерегистрации, наклеить контрольные метки установленного НКВД СССР образца». Все начальники органов милиции получили приказ выдавать разрешение на прописку только при личной явке, требуя с военнообязанных, кроме паспорта, военный билет или другие документы, его заменяющие. С лицами, не имевшими таковых, предлагалось «тщательно разбираться».
В общем, свободно передвигаться по стране вроде бы было нельзя. Однако это на бумаге… А на деле в нашей стране народ всегда умел приспосабливаться к трудностям и ограничениям. Во-первых, у органов не было времени и сил неустанно следить за выполнением паспортного режима. Во-вторых, ограничения компенсировались массовой выдачей командировочных удостоверений, в том числе по блату, по знакомству и, как водится, за деньги. Во многих конторах было поставлено на поток изготовление «липовых» бумаг.
К примеру, в феврале 1945 года в газете «Горьковская коммуна» был опубликован любопытный фельетон на эту тему под названием «Что подписью и удостоверяется…».
«– Граждане, предъявите командировочные удостоверения!
Граждане один за другим протягивают должностному лицу свои документы, удостоверяющие, что владельцы их по служебным ли делам, по другим ли неотложным причинам временно сменили покой оседлости на хлопотливую жизнь железнодорожных пассажиров, – рассказывала статья. – Механик МТС доставляет полученные на областной базе магнето и карбюраторы. Пожилая колхозница возвращается домой после благополучно перенесенной операции. Предпайкомиссии по смотру художественной самодеятельности везет своим кружковцам три скетча и пять лирических романсов для местных солисток…
– А ваш документик, гражданочка?
– Пожалуйста.
Ручка, сверкающая белизной кожи и рубинами маникюра, подает аккуратно сложенный вчетверо листок.
При чтении документа на лице должностного лица выражается явное недоумение. В командировочном удостоверении синим по белому сказано, что гражданка Ц. состоит в должности котлочиста и командируется по делам службы в город Киев.
– Да-а, любопытная у вас профессия, – говорит лицо, скосив глаза на нежные ручки гражданки. – Трудно небось?
– Нет, ничего. Спасибо.
– Как же вы их, это, котлы-то чистите?
– Как? Очень просто: одной рукой держишь, другой чистишь. Потрешь-потрешь – он и чистенький.
– А в Киев вы по каким делам командируетесь?
– По каким? Очень просто: побывать у знакомых… котлочистов, посмотреть, как они поживают и вообще, как котлы чистят…
Должностному лицу ясно, что и командировка, и сам котлочист – стопроцентная «липа». Но что прикажете делать, когда удостоверение оформлено по всем правилам, подписано директором горьковской конторы «Котлочистка» Балашовым и скреплено печатью?
…Студенту Горьковского строительного института тов. К. понадобилось съездить в Заветлужский район. Что нужно предпринять для осуществления этого замысла? Взять справку в институте? Получить пропуск в милиции? Ничего подобного! Нужно пойти к Раковой – секретарю управления заготовок при облпотребсоюзе.
Студент так и сделал – и мгновенно превратился из студента в агента, командируемого в Заветлужский район «по вопросу заключения договора на химпродукцию». Эта фальшивка тоже удостоверена подписью и печатью и даже выпиской из постановления № 358 президиума Горьковского ОПС-за».
…Гражданка Г. решила перевезти к себе в Москву проживающую в Горьком старушку-мать. Но, не желая себя утруждать оформлением переезда, предприимчивая москвичка обратилась к работнику промкомбината Ленинского района Барону.