Будущая загробная жизнь: Православное учение — страница 39 из 42

о тогдашняя тысячелетняя цивилизация вела человечество к погибели, а простой и кроткий закон Христа – к спасению?

Все Евангелие – это опровержение чудовищной мысли, будто смысл человеческой жизни лишь в науке и рассудке.

Будет время, когда многие тайны будут нам открыты вполне, но для этого мы должны пройти долгий и весьма ответственный путь правильного духовного развития.

Опыт духовный свидетельствует о близости нашему духу Духа Божия, о воздействии Божества на душу, входящую в живое общение с Ним; в этом чувстве присутствия или близости Божества и состоит самая сущность религиозного чувства или веры. Все хорошее в человеке и в человечестве, – говорит Влад. Соловьев, – только в соединении с Божественным предохраняет от искажения и извращения. Как только нарушена Богочеловеческая связь, так сейчас же нарушается (хотя сначала и незаметно) нравственное равновесие в человеке.

Темная сила уже во времена апостолов воздвигала своих борцов против нашей веры. Много веков тому назад любимый ученик Христа сказал: «Не всякому духу верьте, но испытывайте духов – от Бога ли они, потому что много лжепророков». Забыли мы эти слова! Многие из нас увлекаются оккультизмом, спиритизмом, теософией, не вдумываясь в сущность этих учений, и ослепленные, бредут к пропасти, сами того не сознавая.

Возьмем, например, теософию: она отрицает вечные муки, отрицает Страшный суд, говорит, что только от самого человека зависит его дальнейший прогресс, что благодать свыше совсем не нужна (древнее диавольское искушение: будьте как боги). Она учит о перевоплощении, о нескольких жизнях на земле одной человеческой личности, и будто в этих существованиях личность постепенно развивается в хорошую сторону. Но христианин должен знать, что учение о перевоплощении осуждено Вселенским Собором и предано анафеме, ибо сказано в Священном Писании: «Однажды умереть, а потом суд».

Надо поражаться такому ослеплению христиан! Хоть бы раз, увлекаясь теософией, они задали себе вопрос: зачем же тогда Иисус Христос сходил на землю и страдал за нас, если так легко можно достичь нравственного идеала своими силами? Стоит только пожить то во времена фараонов, то в эпоху крестовых походов, то среди краснокожих в Америке! Да и почему, переходя из одного воплощения в другое, личность будет прогрессировать только в доброе? А если во злое? И ослепленный человек не видит, что теософия – учение диавольское, учение гордости. Все воображаемые циклы перевоплощений и эволюций – совершенный ноль перед всемогущим действием благодати Божией. А главное, бедный теософ упускает из вида (опять-таки точно глухой и слепой!) то, что Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа, второе лицо Святой Троицы – теософия считает лишь одним из основателей религии, какими были Конфуций и Зороастр. Она отрицает, что Иисус Христос – Бог, пришедший во плоти на землю. Русские теософы не читали, вероятно, книгу Анни Безант, изданную в Лондоне в 1882 году. Книга называется «Евангелие атеизма». В ней Анни Безант, ярая проповедница теософии, провозглашает атеизм «передовым бойцом прогресса, почетным авангардом армии свободы» и в истерическом исступлении, в славословии атеизму доходит до восклицаний: «Честь и слава тем, кто для улучшения земли забыл Бога!» Вот какие убеждения у вождей теософии. Увлекающиеся этим антихристианским учением забыли божественный голос апостола Иоанна Богослова: «Испытывайте… от Бога ли они… всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти – не есть от Бога, но это дух антихриста». Не ясно ли в этом непродуманном увлечении теософией, оккультными науками, спиритизмом – участие «невидимого агента» – диавола.

Кто из основателей религий Востока и Запада предсказал об отдаленных событиях так, чтобы они исполнились? Где Капернаум, до неба вознесшийся? – следов не осталось! Где храм Иерусалимский, строившийся почти полвека, красотой которого гордились? Разрушен до основания, и на месте его стоит мечеть Омара. Некоторые великие люди обладали даром слова, способностью привлекать к себе сердца людей, но кто из них сравнится с Тем, о Котором слышавшие Его сказали: «Никогда человек не говорил так, как этот человек». Ни один из основателей религий не выдавал свое учение, как всеобщее, предназначенное для всех людей и всех времен. Свое религиозное учение они предназначали прежде всего для своего народа Один только Иисус Христос возвестил о Себе, что Он пришел от Отца, чтобы спасти род человеческий, быть светом для всего мира, преподать учение, которое должно быть проповедано от Иерусалима до последних пределов земли.

Все воображаемые циклы перевоплощений и эволюций – совершенный ноль перед всемогущим действием благодати Божией.

Человек, как существо предназначенное к бессмертию, не может не иметь предчувствия о нем, но в иных людях чувство это сильно, а в других так слабо, что оно почти ни в чем не проявляется. Отчего это? Да оттого, что в теперешнем составе человека два начала: одно – бессмертное, которое не исчезает в смерти, другое смертное, которое живет только до гроба. Каждое из этих начал производит в человеке сродное себе чувство. Оба эти начала так тесно связаны, что составляют теперь одно целое. Поэтому-то и чувство бессмертия с чувством смертности сливаются в одно, неопределенное чувство. Если человек живет более тем, что есть в нем истинно бессмертного, духом, совестью, то чувство бессмертия усиливается, а если предается тому, что есть в нем временное и мертвое – плоти и крови, – то усиливается чувство смертности. Нашу душу, рвущуюся к свету небесному, нельзя удовлетворить земными благами и потому-то многие люди, имеющие все для земного счастья, испытывают великую тоску. Недаром блаженный Августин, испытав все удовольствия и прелести земные, воскликнул: «Ты создал нас для Себя, и сердце наше неспокойно до тех пор, пока не найдет покоя в Тебе».

А великий святитель Григорий Богослов сказал: «Ты создал все непостоянным, чтобы мы всегда стремились к Тебе Постоянному, Вечнонеизменному!»

Смерть – великое и страшное таинство; и самое таинственное в ней – момент разлучения души с телом, переход человека из жизни телесной в жизнь чисто духовную, из временной – в вечную. Люди, говорящие легкомысленно о смерти, люди, сами прерывающие свою жизнь самоубийством, – глубоко несчастные и слепые! Ведь самоубийство уничтожает только тело, но не бессмертный дух, который перейдет в вечность и вновь соединится с тем же телом, хотя и измененным. И тогда самоубийца даст отчет за насильственное прекращение своей земной жизни посредством самоубийства. Следовательно, освобождая себя самоубийством от временных страданий, он подвергает себя величайшему страданию в жизни будущей, вечной. Человек не должен оставлять своего поста на земле, пока не отзовет его Тот, Кто послал его сюда.

Даже в дохристианском мире строго каралось самоубийство. В Греции от тела самоубийцы отсекали руку, которой он лишил себя жизни, и полагали отдельно. В Спарте и Кипре совсем не погребали. В Риме Тарквиний Прииск повелел тела самоубийц распинать на крестах и отдавать их потом на съедение диким зверям и птицам. Аристотель порицал самоубийство, как проявление трусости: страдание и терпение лучшая школа героизма, вот для страдания-то, для терпения и недостает самоубийце сил и мужества, потому он и бежит от жизни. Много сил нужно чтобы переносить жизнь, гораздо больше сил, чем для решения убить себя. И храбрость самоубийц – слепая – и только потому кажется некоторым отважной. Индийская поговорка говорит: «Грудной ребенок не боится тигра». И храбрость самоубийцы сильна только до момента смерти, а в момент смерти душа прозревает, и скажи, храбрая душа, будешь ли ты так же сильна и там, перед тем, что тогда увидишь?

Дух человека скорее и легче отрешается от условий временной жизни. В то время, когда у тела длится еще борьба со смертью, дух освобождается и уже витает как будто вне тела. Вот чем объясняются случаи, когда в час кончины, еще не совершившейся, человек, или правильнее, дух его в земном образе является в отдалении от тела близким сердцу людям.

Еще несколько минут – и человек вступает в вечность. Вдруг изменяется форма его бытия! Дух видит самого себя, свое собственное существо. Он видит предметы уже не телесными глазами, а духовным зрением. Он произносит слова не звуками, а мыслью. Передвигается не ногами, а силой воли. То, к чему он мог приближаться с великим трудом, медленно, через большие пространства, теперь преодолевает мгновенно. Никакие естественные препятствия его не задерживают. Теперь и прошлое ему видно как настоящее, и будущее не так скрыто, как прежде, все сливается в один момент – вечность. Что же он видит и чувствует?

Дух человека скорее и легче отрешается от условий временной жизни. В то время, когда у тела длится еще борьба со смертью, дух освобождается и уже витает как будто вне тела.

Невыразимым ужасом поражает его открывшаяся вечность; ее беспредельность поглощает его ограниченное существо; все его мысли и чувства теряются в бесконечности! Он видит предметы, для которых у нас нет ни образов, ни названий; слышит то, что на земле не может быть изображено никаким голосом и звуком; его созерцания и ощущения не могут быть выражены никакими словами. Он находит свет и мрак, но не здешний. Свет, пред которым наше яркое солнце светилось бы меньше, чем свеча перед солнцем. Мрак, перед которым наша самая темная ночь была бы яснее дня. Он встречает там и подобные себе существа и узнает в них людей, так же отошедших из этого мира.

Но какое изменение! Это уже не здешние лица и не земные тела: это души, вполне открывшиеся, со всеми их внутренними свойствами, которые и облекают их соответственными себе образами. По этим образам души узнают друг друга, духовным зрением узнают тех, с которыми сближались в здешней жизни. Встречаются нашему духу и существа, сродные ему по естеству, но такие, одно приближение которых дает ему чувствовать неизмеримо высшею над ним силу. Некоторые из них выходят из беспредельного мрака, и все существо их – мрак и зло; невообразимые страдания в них самих, скорбь и гибель отличают их каждое движение и действие.