Из 200 миллионов сперматозоидов добирается до цели только один, да и то в лучшем случае… Так почему из миллиона разумных цивилизаций преодолеть барьер схлопывания истории должны все? Процент выживаемости цивилизаций в Предельном кризисе нам не известен. Он может быть не слишком отличен от нуля.
С другой стороны, если малек рыбы или человек выросли до взрослого состояния, вероятность погибнуть для них меньше. И коли цивилизация добралась до стадии взрослости и «исторического окукливания», нет никаких принципиальных запретов для нее превратиться в бабочку. Более того, процесс этот прямо предполагается теми же законами эволюции. Пока что наша цивилизация и вообще жизнь на Земле всегда успешно преодолевала все внутренние кризисы. Есть, наверное, шанс преодоления и самого главного Кризиса кризисов?
И тут необходимо сделать одно важное замечание.
Опасности бывают двух видов. Пример опасности со стороны внешнего мира – одна икринка из сотни тысяч выживает, потому что остальные икринки просто съедаются хищниками. А есть еще опасность внутренняя, которая приключилась из-за накопления внутренних противоречий в системе. Она приводит к смертельно опасному кризису, но при этом одновременно является драйвером эволюции – тех самых скачков, которые приводят к усложнению систем с целью их выживания в новых условиях.
Смертельные примеры внутренних опасностей мы уже приводили:
отравление атмосферы Земли кислородом, что привело к почти полному стиранию прежней жизни и торжеству новой,
катастрофа, связанная с истреблением мегалитической фауны, что привело к гибели 90 % людей на планете, но послужило ступенью для возникновения новой формы социальной жизни – Неолитической аграрной революции, которая усложнила общество и привела к появлению государств и городов.
Эволюция так и работает – накапливает загрязнения и проблемы, связанные со способом прежнего существования и преодолевает их путем надстройки сложности, то есть революционным скачком. Но чтобы система не погибла, она для преодоления кризиса должна обладать избыточным разнообразием. То есть для того, чтобы эстафету жизни кто-то подхватил вместо устаревших и погибающих конструкций, этот кто-то уже должен заранее существовать на задворках мира. Мир должен породить уродца и терпеть его существование.
Эукариоты на момент экологического кислородного кризиса уже существовали.
Млекопитающие к моменту вымирания динозавров уже существовали.
Первые, чисто религиозно-ритуальные практики проращивания семян в эпоху охоты и собирательства уже существовали к тому моменту, когда прежний способ жизни оказался исчерпанным и стало востребованным нечто странное – кидать семена в землю вместо того, чтобы их съесть. Технология была уже знакомой и те, кто о ней знал и практиковал в религиозных целях, выжили. Остальных природа смела с игровой доски.
Парашют должен быть в самолете до катастрофы. Запасной вариант должен лежать в кармане еще до наступления экологического кризиса. (Экологический кризис – это не просто загрязнение среды, как привыкли упрощенно думать обыватели и Грета Тунберг, это прежде всего кризис исчерпания прежней модели существования.) Именно поэтому в социальной жизни так важно разнообразие, ибо неизвестно, что выстрелит, какие странные социальные практики послужат вариантом спасения – заранее этого сказать никогда нельзя, только постфактум, хлопнув себя по лбу: ну, про это можно было догадаться!..
Сам Назаретян в смысле возможности преодоления цивилизацией Кризиса кризисов и ее выживания был пессимистом. Я же – оптимист. Земная биосфера множество раз преодолевала кризисы исчерпания прежней модели и каждый раз выживала. Да, на памяти человечества спираль эволюции никогда не достигала той предельной точки сингулярности, в которую мы угодили сейчас, но обязанности умереть у нас нет. Есть только возможность – и погибнуть, и выжить.
Я не зря написал «на памяти человечества». Вселенная существует дольше, чем мы. И эволюция материи в ней началась задолго до появления нас на планете. А поскольку математическая формула не различает материю разумную и неразумную, давайте посмотрим, а не было ли в нашей вселенной другого такого же Кризиса кризисов, и экстраполируем на себя. Ну, хотя бы одного! И выясняется, что был. Вот ровно один! И материя нашей вселенной его успешно преодолела – тот взрывной «вертикальный кризис» буквально родил Вселенную как раз из сингулярности. Его так и называют – Большой взрыв. Об этом кризисе мы поговорим чуть позже, и его преодоление тогда вовсе не значит, что именно земная цивилизация спасется сейчас, а не какая-то другая. Но совершенно точно значит, что эволюция будет продолжена, даже если не выживет ее версия на планете Земля.
А погибнуть мы можем потому, что момент кризиса – это уже упомянутая выше точка бифуркации, то есть такое состояния системы, в котором опрокинуть ее и повести по кардинально отличающимся траекториям, может мелкое событие. Иными словами, как убить систему, так и вывести ее из кризиса может случайность, которая в обычном состоянии вообще никакого влияния на систему не окажет – слону дробина! А вот в моменты неустойчивости может систему опрокинуть.
То, что в науке получило название «вертикаль Снукса – Панова». Представлена здесь в двух разных масштабах в полулогарифмических координатах.
Панов А. Д. Завершение планетарного цикла эволюции. Философские науки 4: 31–50., 2005.
Наверное, только самый внимательный читатель обратил внимание на одну незамеченную абсолютным большинством тонкость. Мы знаем, что эволюция никаких «разрывов» не имеет, и усложнение мертвой материи плавно превратилось в жизнь, а эволюция жизни перетекла в эволюцию разума. То есть предшественником жизни была химическая эволюция. А это значит, что химический период развития материи должен быть втрое дольше биологического. А он почему-то на удивление короток – всего каких-то 500 миллионов лет прошло от момента возникновения планеты до появления на ней жизни. Хотя следовало бы отвести ей 5,5 миллиардов лет (если экстраполировать прогрессию назад).
И тут Панов делает следующий шаг, развернувший земную историю в галактическую. Он говорит: возможно, химическая эволюция действительно продолжалась положенные ей по теории пять с половиной миллиардов лет, но не на Земле. Как же она попала на Землю? Процесс этот хорошо известен и носит название «панспермия» – перенос вещества от одной планеты к другой на метеоритах, выбитых в космос с поверхности планет при падении астероидов или просто на кусках породы, выброшенных в результате извержения вулканов. На Земле, например, нашли метеориты, выбитые с Марса, а на них – сложные органические соединения, возможно, говорящие о существовавшей когда-то на Марсе жизни. Так что в рамках одной планетной системы такой заброс – факт подтвержденный. Но ничто не мешает метеоритам путешествовать из одной звездной системы к другой. Более того, расчеты показывают, что на Землю примерно раз в тысячу лет падает метеорит, прибывший к нам из глубин космоса, то есть из другой звездной системы.
Если теперь к четырем миллиардам лет развития жизни на Земле прибавить недостающие 5,5 миллиардов лет, мы отъедем в прошлое примерно ко времени формирования нашего галактического диска. То есть химическая эволюция должна была бы начаться в момент формирования первых планет земного типа в нашей галактике, чтобы успеть к нашей сегодняшней сингулярности истории. Если эта гипотеза верна, продукты предбиологической эволюции (устойчивые автокаталитические цепочки, то есть вещества для самоподдерживающихся цепочек химических реакций) должны были разноситься по всей галактике еще до первого возникновения жизни. Таким образом, с помощью панспермии химическое вещество в течение одного галактического года (примерно 200 миллионов лет – оборот галактики вокруг своей оси) «перемешивалось», и эволюционные процессы на разных планетах таким образом могли синхронизироваться с точностью до пары сотен миллионов лет. (Чуть подробнее я освещу этот момент в Приложении к книге.)
Мысль небезынтересная, но что это значит?
Есть такой парадокс в радиоастрономии – Великое молчание космоса, он же парадокс Ферми – мы почему-то не слышим никаких радиосигналов от сверхцивилизаций, желающих вступить с нами в контакт. Мы, правда, и сами не слишком стремимся установить контакт с муравьями, но все же – почему старшие братья по разуму молчат? Возможно, как раз потому, что из-за синхронизации эволюции в галактике, мы находимся как раз на фронте эволюционной волны, и никаких сверхцивилизаций пока просто еще нет.
Внимательно выслушав аргументы Панова про панспермию и фронт цивилизационной волны, я, помнится, возразил:
– Даже если эти соображения верны, из них совершенно не следует отсутствие сверхцивилизаций. Вы же сами говорите, что синхронизация имеет «допуск» в 200 миллионов лет. Для развития планеты это – пустяк. А для цивилизации – гигантский срок! Всего пятьсот лет назад мы воевали луками и стрелами, а сейчас овладеваем сверхпроводимостью и покоряем термояд. Невозможно даже представить, чего мы достигнем через сто лет. Тем более через тысячу. А уж о ста миллионах лет форы и говорить не приходится! Сверхцивилизации вполне могут существовать при таком допуске!
– Могут, – согласился Панов. – Если только они вообще в состоянии преодолеть эту странную точку – «сингулярность истории». Ведь как обычно преодолевался обычный эволюционный кризис? Биосфера, человеческое сообщество всегда состояли из отдельных подсистем. Те части, которые не могли дать адекватного ответа кризису, вымирали. А которые дать ответ могли, выживали и переходили на более высокую ступень эволюции. Динозавры вымерли, а млекопитающие выжили и захватили планету. Рим победил, а Карфаген пал… Но сейчас, в связи с завершающимся процессом глобализации, вся планета постепенно становится одним целым. Фактически на Земле не останется подсистем, которыми эволюция могла бы пожертвовать. Если уж рухнет, то рухнет все, как целое. Либо мы спасемся все, либо все погибнем. Возможно, большинство цивилизаций не преодолевают такой кризис, и он преодолевается только за счет большого числа цивилизаций.