– Понятно, одни «зерна» не взошли и погибли «целиком», а какие-то взошли. Но если какие-то цивилизации в нашей галактике этот кризис уже преодолели, неужели они нам по-братски не помогут? Мы же придумали акушерство и родовспоможение. Отчего бы и им не стать акушерами для других цивилизаций?
– А почему же мы их не видим? Космос-то молчит, – грустно сказал Панов, отхлебнув чай.
Я его печали не разделил:
– Да по той же причине мы их не видим, по которой ребенок в утробе матери не видит свою маму. По той же причине, по которой куколка не видит мира, пока не станет бабочкой. Просто рано еще.
Панов поставил полупустой стакан на стол:
– Есть и другое объяснение: эволюция после кризисной точки развивается по интенсивному сценарию – не путем внешней экспансии, а как бы внутрь. То есть цивилизация не стремится в космос, а остается на своей планете. Например, уходит в виртуальную реальность. Или же вырабатывает такие этические принципы существования, которые запрещают ей вмешиваться в жизнь на других планетах.
– И такое может быть. Даже у нас на планете эта тенденция прослеживается, – поддержал я мысль Панова. – Смотрите, первые колонисты Америки начали массовую охоту на бизонов и индейцев. Первых истребили всех, вторых – почти всех. Сейчас происходит ровно наоборот! Бизонов хотят восстановить с помощью беловежских зубров, индейцам платят пособие и поддерживают их народные промыслы, а аппараты, которые отправляются на Марс, стерилизуют, чтобы не повредить возможной жизни на Марсе…
– Да, рождается экологическое миропонимание. Так что на колонизацию дальнего космоса цивилизацией может быть наложен самозапрет. Такой же сильный, как наложила наша цивилизация на каннибализм. Хотя, с другой стороны, я не могу исключить вашего сценария – что за нами втихую присматривают, в этой гипотезе нет ничего ненаучного. Лев Гиндилис – старший научный сотрудник Государственного Астрономического института имени Штернберга и директор научно-культурного центра «SETI» – полагает, что с нами не вступают в контакт, чтобы не лишать собственной истории.
– И зря! Потому что история в привычном нам смысле все равно заканчивается, Фукуяма был прав. А по поводу «близких контактов третьего рода» скажу так… Детей в мир взрослых допускают только после взросления. И, возможно, сингулярность истории и есть критическая точка взросления и перехода человечества в новое фазовое качество. Наблюдений НЛО‐подобных объектов на планете так много, включая наблюдения инструментальные, что инопланетяне как персонажи давно и плотно вошли в нашу культуру. О них снимают фильмы, рассказывают анекдоты, пишут книги, рисуют карикатуры. К ним привыкли. Может, это и есть их цель? Если ребенку можно спать до будильника еще целый час, мама будет ходить по квартире как можно тише. Но если до звонка осталась минута-другая, она уже не станет ходить на цыпочках, вот и наши «акушеры» не считают нужным особо скрываться. Все равно пружина истории заведена, и будильник вот-вот взорвется.
Как вы поняли, последняя часть нашей беседы – уже чистые спекуляции, игра ума для развлечения почтенной публики. А реальность дня завтрашнего может оказаться совершенно непохожей на любые представления о ней. Мы привычно экстраполируем вперед сегодняшний день, грезим о каких-то межпланетных и межзвездных перелетах и контактах с братьями по разуму, но вполне возможно, что их никогда не будет, а наша песенка окажется спета вовсе не по нотам ядерной или любой другой катастрофы, а прозвучит в тональности естественного угасания. В лучшем случае – с передачей эволюционного факела кому-то другому. Каким-то «млекопитающим», которые придут на наше место, на место устаревших «динозавров».
Глава 3Сжатая в тугую спираль пружина распрямится
Та самая сингулярность, в которую мы уже влетели, как поезд в туннель, сплетается, словно косичка, из нескольких «нитей» – из исторической сингулярности, отмеченной Дьяконовым, из демографической сингулярности, экономической, технологической… О последней, технологической сингулярности, писали такие исследователи, как Курцвейл, Моравек, Гуд, Винж. Самым известным широкой публике из перечисленных является Рэймонд Курцвейл – американский футуролог с книжками. Именно его восторженные читатели и почитатели с необычайным воодушевлением говорят о том, что скоро технический прогресс станет столь скоростным и стробоскопичным, искусственный интеллект будет настолько мощным, что мы вообще перестанем понимать, что происходит, и дальнейшую эстафету эволюции понесет уже искусственный интеллект и прочие роботы-киборги. А мы, люди, возможно вообще не сохранимся, как вид, или станем киборгами, тело которых состоит, словно муравейник, из целого сонмища нанороботов, которые его постоянно починяют даже лучше, чем кот Бегемот керосиновый примус.
Действительно здравое зерно в этих рассуждениях-опасениях-восторгах есть. Мы его чуть позже отыщем, несмотря на микроскопические размеры. Но сразу скажу, что не все так просто, наивно и феерично, как представляется Курцвейлу и его адептам.
Да, действительно, уже сейчас поколения смартфонов меняются чаще, чем физически устаревают. Уже сейчас, как мы видим по политическим событиям в мире, длина человеческой жизни с ее неизбежной старостью и косностью стала тормозом на пути прогресса и причиной войн: старые политики с их древними представлениями не успевают за новыми взглядами и реалиями жизни.
Но на чем основывается Курцвейл? Что говорит этот техно-оптимист? Чему учит незрелые умы?
Смотрите, говорит Курцвейл, есть такой закон Мура! Этот самый Мур еще в 60-е годы прошлого века заметил, что мощность компьютеров возрастает вдвое каждые полтора года. С тех пор процесс ускорился, и их мощность удваивается менее, чем за год! Вы представляете, что вообще будет через сотню лет? Да такими темпами за двадцать первый век мы продвинемся по пути прогресса не на сотню лет, а на двадцать тысяч лет!
И он уже ошибается, этот взрослый восторженный ребенок.
Он увлеченно тычет пальцем в ту самую вертикаль Снукса – Панова, которая представляет собой улетающую вверх в бесконечность кривую на графике ускорения научно-технического прогресса, которую футурологи и называют сингулярностью. (Воодушевленные этим взлетом сторонники и поклонники технологической сингулярности стали даже употреблять термин «вертикальная эволюция», делая таким образом отсылку к вертикальному асимптотическому взлету кривой Снукса – Панова.)
Но так не бывает. В реальном физическом мире процессы с обострением неизбежно претерпевают фазовый переход и переламываются. Деревья не растут до неба. И научно-технический прогресс, вопреки уверениям восторженных юношей со взором горящим, уже начал замедляться. Он не мог не замедлиться, поскольку зависит от количества людей, а демографическое торможение идет вовсю. Население еще увеличивается в числе по инерции. Но скорость его роста уже упала. Прежние законы перестают работать, выйдя за область своего определения.
Один только пример.
Тот самый закон Мура, на который так любит ссылаться Курцвейл, уже не работает. К 2020 году, как предполагала экстраполяция Курцвейла, у настольных компьютеров будет мощность в петафлопс (1015 операций в секунду), согласно закону Мура, а на самом деле она сейчас на два порядка меньше, то есть пророк ошибся в сто раз.
Курцвейл – это разновидность Илона Маска, последний начитался фантастики 60-х годов, хочет строить вакуумные трубы для невероятно скоростных поездов и грезит колонизацией Марса. Хотя сам вопрос о покорении космоса и нужности этого мероприятия остается без ответа. Для чего колонизировать Марс? Это уже неактуально! Это инерция древнего мышления. На протяжении всей своей истории человечество все время что-то колонизировало. Колонии греков в Крыму, колонии финикийцев в Африке, европейские колонии по всему земному шару. Из-за перенаселенности обжитых территорий людей постоянно выдавливало в колонии, как пасту из тюбика, пока они не колонизировали всю планету и не случилась Современность с ее демографическим переходом – явлением совершенно беспрецедентным в истории. Доселе люди только росли в численности, неукротимо размножаясь. И потому линейно экстраполировали свое прежнее поведение в будущее: раньше колонизировали Африку, а потом настанет черед Марса. До сих пор еще снимаются фантастические фильмы про какие-то колонии землян на других планетах и их приключения там. В этих произведениях бригантины и каравеллы заменились на звездолеты, мушкеты на бластеры, континенты и острова на иными миры, но психология экстенсивного захвата территорий осталась прежней. Однако в условиях, когда население планеты через полвека стабилизируется или даже (в худшем варианте) начнет сокращаться в численности, колонизация Марса просто теряет всякий смысл. Зачем?
Один мой знакомый историк науки по этому поводу метко заметил:
«К чему вам Марс? Если уж приспичило что-то колонизировать, так колонизируйте пустыню Гоби. Там тоже зимой ужасно холодно, там тоже нет воды, там тоже нечего делать, но там по крайне мере дышать можно! И лететь так далеко не надо».
Логика убийственная. На Марсе нет ничего такого, чего не было бы на Земле. Да и во всей Вселенной нет, она вся состоит из тех же самых химических элементов, что мы имеем в округе. Но на Земле добывать и производить их удобнее. И в этой связи возникает вопрос: а куда же тогда развиваться? У нас в сознании развитие чаще всего связано с внешней экспансией, с экстенсивным расширением, а не интенсивным внутренним усложнением. Нам это проще себе представить. Однако фазовый переход является переходом именно качественным, а не количественным.
И для поисков ответа на этот вопрос нужно будет чуть ближе познакомиться с той новой наукой, о которой шла речь в предыдущей главе – Универсальной историей. Точнее, с ее законами. Ведь у каждой науки должны быть свои законы, иначе это не наука, а сущее безобразие!
Те несколько открытых законов, которыми оперирует Большая история, позволяют понять механизмы, по которым работает природа, усложняя конструкции. Часть из них мы уже проходили, однако напоминание о них не будет лишним.