<…>
Это и впрямь страна крайнего конформизма, даже стадности, управляемая постоянно возникающими эпидемиями явно истерической природы: то вдруг все начинают бегать (джоггинг), потому что это якобы полезно для здоровья. Неважно, что человек, придумавший эту моду, умер в 55 лет прямо во время очередной пробежки, – 40 миллионов американцев продолжают бегать, аж земля дрожит. Или вдруг соль объявляется источником всех болезней – и ни в одном американском ресторане соли не допросишься. Попробуй попроси – на тебя посмотрят, как на самоубийцу. Как раз, когда я уезжал, начиналась еще одна истерия – «развратные действия над детьми», некий современный вариант охоты на ведьм. Десятки учителей и воспитателей детских садов оказались под следствием; сотни детей были насильно отняты у родителей. Бред какой-то: взрослые люди, даже члены Конгресса, рыдая, публично рассказывали о том, как их якобы развращали в раннем детстве, в возрасте, о котором взрослый человек и помнить-то ничего не может. И никто не осмелился высмеять этот тошнотворный фарс <…>
Не знаю, быть может в начале века Америка и была «страной свободы», но слушать сегодня эти слова без смеха невозможно… Не берусь судить, что там было раньше (в конце концов, эта страна дала миру в прошлом немало выдающихся писателей и ученых), но то, что застал я, было ужасно… американским «интеллектуалам» присущи все пороки европейской интеллигенции: крайняя самовлюбленность, вера в свою «просветительскую» миссию, в свое право на привилегированное, элитарное положение. И, конечно, левизна, причем самой что ни на есть примитивной разновидности. По крайней мере, у европейской интеллигенции за ее левизной, кроме своего «классового» интереса, стоят концепции с двухсотлетней историей общественных дебатов, революций и войн, а стало быть, с ними еще можно как-то спорить. У их американских коллег нет ничего, кроме голых эмоций, доходящих зато до истерики. Какие уж там дебаты, лишь бы глаза не выцарапали: они ведь всегда – голос совести, а значит, их оппонент по определению – враг народа. Они – сострадают, а вы – черствы и безжалостны. Только вот сострадают они почему-то весьма избирательно, отчего у них всегда, по меткому выражению Оруэлла, некоторые животные равнее других <…>
Американская левизна, под стать американской субкультуре. Ввезенная, надо полагать, во времена французской революции, она так и осталась на уровне идей Просвещения, нисколько не обогатившись за двести лет. Американская «элита» все еще верит в миф о «благородном дикаре «, <…> исповедует какой-то совершенно допотопный эгалитаризм… Будучи поклонниками социалистической утопии в самом общем, масонском варианте, они ничего не знают о последующем развитии социалистических идей, тем более об их крахе. Это какой-то заповедник имени Руссо, в том смысле, в каком Северная Корея – заповедник имени Сталина <…>
Исповедовать эту веру в сегодняшней Америке выгодно, а людям интеллектуальных профессий просто необходимо для успеха в карьере. Ибо, сколько бы ни прикидывались наши утописты бунтарями, оппозиционерами, защитниками народных интересов, они уже давно стали истеблишментом, имеющим больше власти, чем правительство. Общность интересов превратила их в лживую, наглую клику, вцепившуюся в свое положение и привилегии не хуже советской номенклатуры. И горе смельчаку, решившемуся отстаивать свое мнение вопреки воле этой интеллектуальной мафии».
Интеллектуальная мафия – точнее не скажешь. Американцы давно перестали быть теми крутыми парнями, которыми их привык видеть весь мир, они совершенно рассопливились и деградировали, что также замечает Буковский:
«Забавно, что европейские левые до сих пор не поняли, до какой степени их единомышленники подчинили себе Америку, и по инерции продолжают критиковать ее за то, чем она уже давно не является. В их воображении это все еще страна ковбоев, «сыщиков-и-воров», «крутых парней», палящих во все, что пошевелится, в то время как там еще с 1960-х восторжествовали все их левые идейки в образовании, воспитании и социальном обеспечении, причем гораздо более, чем это удалось в старой консервативной Европе. Какие уж там «крутые парни», если выросшие с тех пор поколения оказались совершенно неспособны справляться со стрессом, с травматической ситуацией да и с самими собой без помощи психоаналитика. Даже смерть соседской собаки может вызвать у них нервное расстройство».
То есть, как видите, процесс скатывания по наклонной плоскости начался давно, и американцы с каждым десятилетием становятся все более и более левыми. Сегодня американские левые уже всерьез говорят о необходимости регулировать цены на продукты.
Левизна, как чисто проектный способ организации общества, то есть идущий «от головы», а не от природного эволюционного естества, быстро разрушает социум, приводя не только к интеллектуальной, но и к экономической деградации. Но экономика – это способ жизни социального организма, так же как биологическая жизнь – способ существования белковых тел. И чем больше левацкие токсины угнетают экономический организм, тем печальнее его перспективы. Особенно это опасно в эпоху глобализации, когда организм земной цивилизации спешит стать единым, а значит исчезнут части, которыми можно жертвовать ради выживания.
Весь исторический опыт человечества подтверждает основную идею этой книги о том, что любое руление экономикой, любая проектность (идеологичность, разумность) в построении такой сложной системы, как организм, биосфера или экономика, приводит к быстрому или медленному угасанию. Все полностью проектные общества умерли быстро. Частично проектные общества пока живут, скрипя и перекашиваясь. Их самочувствие зависит от дозы розового яда, влитого в эти общества. А капельница с ядом, как видим, продолжает работать, постепенно разжижая экономическую кровь.
Вот в качестве небольшой иллюстрации любопытный график, на котором показаны экономические «успехи» Венесуэлы по сравнению со всей Латинской Америкой и миром в целом после прихода к власти социалистов в лице Уго Чавеса и его сменщика, работавшего ранее водителем автобуса. Экономика страны, как видите, улетела в даун, упав до уровня ниже 1945 года. Народ валом повалил из страны, в которой одновременно исчезли еда и туалетная бумага. И даже нефть добываться практически перестала при том, что в Венесуэле одни из самых богатых запасов «черного золота». Не зря говорят, что, если в Сахаре построить социализм, там начнутся перебои с песком.
Правые – за эволюционность и естественное развитие, левые – за революцию и слом работающей машины: «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим» по нашему чудесному проекту в соответствии с нашими идеями о том, как мир должен быть устроен. Потому что наши идеи лучше ваших, и мы вас заставим… Провозглашаемый ими слом системы без остатка – это само по себе нарушение одного из законов эволюции о том, что следующая система должна включать в себя предыдущую составной частью. И это нарушение быстро и неизбежно приводит к деструкции системы.
Я не буду сейчас приводить ставшие уже классическими примеры крушения СССР и других стран социализма с их выморочной экономикой. Приведу другой пример, менее лобовой, а как бы немного сбоку. Смена точек зрения всегда полезна для более объемного восприятия!
Была такая чудесная страна – Родезия, весьма успешное африканское государство. Очень быстро развивающееся. После Второй мировой войны, как и многие другие страны, Родезия вместе с другими бывшими колониями получила независимость от Британской короны и начала экономически взлетать. Почему же, в отличие от соседних африканских стран, тоже получивших независимость, именно ЮАР и Родезия стали развитой «Европой» Африки? Потому что там рулило белое население.
Никакого апартеида, подобного ЮАРовскому, в Родезии не было. Там была демократия, а черное население постепенно и эволюционно интегрировалось в экономическую и политическую жизнь страны, включаясь в нее через систему образования, медицину, производство и бизнес. Но в ту пору в самой Англии победили лейбористы, то есть леваки, а во всем мире бурно кипела антиколониальная риторика. И от Родезии стали требовать передать власть «черному большинству».
Спрашивается, зачем? А вот мировой левоте хотелось революционных изменений. Здесь и сейчас! Быстро! А то если постепенно, то неинтересно.
Родезия долго сопротивлялась. Против нее вводили санкции, а СССР начал снабжать оружием бандитов-повстанцев-революционеров вокруг Родезии. Армия Родезии наносила тогдашним террористам и «тапочникам» сокрушительнейшие поражения. Порой они выбивали дотла многотысячные отряды черных «повстанцев», теряя при этом всего несколько человек убитыми. Причем, что интересно, армия Родезии очень напоминала современную американскую, где на равных служат черные и белые граждане страны, ибо, повторюсь, никакой расовой сегрегации в Родезии в привычном понимании этого слова не было. Не было никаких гетто для черных, откуда нельзя выходить в «белый мир», никто не разделял автобусы на «для белых» и «для черных», как в США до 1964 года. В Парламенте Родезии сидели черные депутаты. А управление белых осуществлялось простым имущественным цензом при голосовании.
Если бы процесс экономического развития шел естественным путем, Родезия влилась бы в пул нормальных развитых стран. А так ее сбили на взлете. (Впрочем, это можно сказать и о Российской империи, мощный экономический подъем которой прервали леваки-большевики, опрокинув страну в разруху, голод, гражданскую войну и военный коммунизм, к ужасу всего тогдашнего человечества. Черчилль не зря писал, что корабль России затонул у самого входа в спасительную гавань.)
Родезию сокрушали извне – санкциями и оружием – и изнутри, ведя чисто левацкую пропаганду среди родезийских негров о том, что «это ваша страна, а почему же тогда у белых школы и больницы лучше, чем у черных»? Черные смотрели и соглашались: ведь правда, у белых и больницы, и школы лучше. А тот факт, что черным и школы, и больницы построили белые колонизаторы, как-то в их умах не отпечатывался: к хорошему привыкаешь быстро и начинаешь воспринимать его как должное. Чуть-чуть потерпеть не получилось, черные начали революционизироваться.