— Еще не знаю.
— А я что должна делать?
— То, что я сказал тебе перед тем, как нас увезли. Запрись у себя в общежитии.
— Как это — запрись? Общежитие — это проходной двор!
— Тоже неплохо. Это же для своих проходной двор, а не для чужих. Больше свидетелей.
Они шептались, стоя на перекрестке, и редкие прохожие оглядывались на странную пару. Потом они замолчали. Елена посматривала то на райотдел милиции, то на Енисеева.
— Ладно, пусть будет по-твоему, — наконец, сказала она. — Я подожду два дня, а потом всё равно пойду в милицию. Я не кукла, чтобы меня хватали и возили куда-то без моего на то желания. Есть хочу ужасно! А в общежитии шаром покати. Ты хотя бы предложил мне поужинать, что ли?
— А мне сказали, что ты ужинала в том доме.
— Вот как? Нет, я у них не ужинала. Знаешь, как говорят: кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Эти в масках предлагали мне, но я отказалась.
— Правильно. А что же ты там делала?
— Смотрела телевизор. Здоровенный, в полстены.
— Пошли ко мне, поедим. Тут не так далеко. Сейчас поздно, не знаю, где еще можно поесть. Не к Анатолию же идти.
— А ты уверен, что твоя жена не вернулась?
— Тсс, — приложив палец к губам, прошептал Енисеев. — Уверен. Никакая женщина не возвращается в тот день, когда уходит. Впрочем, можно позвонить домой и узнать точно. — Он вытащил мобильник и нажал свой домашний номер в «контактах». Услышав длинные гудки, он дал их послушать Елене. — Вот видишь. Пошли. Я тебе потом вызову такси.
— Ну, пошли.
Енисеев на ходу набрал номер Ступара.
— Здравствуйте, Илья Петрович! — елейным голосом сразу отозвался тот. — Нежданная радость, как говорится! Вот уж не чаял дождаться от вас звонка.
— А уж как я рад! Но мою радость омрачает вот что: с каких это пор вы сообщаете третьим лицам конфиденциальную информацию о работе с клиентом? Вы это сделали исключительно для Владлена Константиновича и Павла Исааковича, или поступаете так всегда, когда вам платят хорошие деньги или угрожают?
Ступар помолчал, потом спросил:
— Под клиентом вы имеете в виду Бориса Михайловича?
— Естественно, кого же еще? Ксения Аркадьевна их вряд ли заинтересует.
— Но ведь Борис Михайлович умер.
— Мне это, вообще-то, известно. Но живы еще его родственники, наследники. На суде вы были куда менее откровенны, чем с Владленом Константиновичем в частной беседе. Вы ему сообщили не только то, что я хорошо работаю с фотографиями, но и то, что Борис Михайлович подозревал в организации покушения на его убийство своего бывшего партнера. Почему же вы молчали об этом на суде?
— И вы молчали.
— Я и дальше молчал, в отличие от вас. Я сохранял пресловутую конфиденциальность, которая, как выяснилось, для вас гроша ломаного не стоит. И не делайте вид, будто вы не понимаете, что эта информация серьезно угрожает безопасности тех, кто ее слышал. Партнеров Бориса Михайловича нетрудно вычислить.
— Мне и не нужно делать никакого вида. Я ведь сам, некоторым образом… являюсь носителем этой информации.
— Ага… ясно… на вас нажали, и вы выложили всё, что можно, даже то, что Борис Михайлович интересовался проблемой «двенадцать-двенадцать» и тем, кто будет следующим президентом России. В общем, вы меня подставили. А хотите, я скажу Владлену Константиновичу, что вы знаете гораздо больше, чем говорите?
— С иными людьми играть не стоит, Илья Петрович. Им надо говорить не больше или меньше, а только то, что есть.
— Вы влипли в историю, Ступар. Вы не подумали, струсив перед Владленом, что благодаря своим способностям, которыми вы так восхищались, я знаю не только то, что есть, а могу узнать больше.
— Подождите: вы что, ему уже…
— Берегитесь! Прежде, чем задавать этот вопрос, подумайте, стоит ли это вам делать. Как источник информации вы для Владлена не менее опасны, чем я: без вас они не узнали бы от меня то, что узнали. Вы хотите знать еще больше?
— Да что вы такое, в самом деле, узнали? Я вообще не придал большого значения расспросам Владлена Константиновича! Ему интересно, кто преследовал Бориса Михайловича…
— Вы уверены, что ему было интересно именно это? Или ему нужна была какая-то другая информация? И вы ему ее опрометчиво дали? А если он передаст ее тому самому бывшему партнеру, «заказавшему» Бориса Михайловича? Следующий раз перед тем, как разглашать сообщенные клиентами сведения, чего вы им обязуетесь не делать, подумайте об этом. — Енисеев отключился. Он сознательно, в расчете на «жучки»-микрофоны, сделал звонок Ступару. Пусть эти два стратега-изувера на даче не думают, что они так уж мало наследили и дело ограничивается одним свидетелем — Еленой.
— Кто это был? — спросила Елена, внимательно слушавшая разговор.
— Так, сволочь одна. Сегодняшней поездочкой мы во многом обязаны ему.
Телефон Енисеева запиликал. Он взглянул на экранчик: Ступар.
— Видишь, завибрировал, гад… Ничего, понервничай. — Енисеев выключил телефон совсем.
— О каком покушении на убийство ты говорил? О каких фотографиях? — Разговор явно произвел на Елену впечатление. — Ты предсказал, кто будет следующим президентом России?
Енисеев поморщился. Предупредил же ведь ее о «жучках»!
— Речь идет о моей работе в агентстве у этого Ступара. Называется: «Агентство всеобщего и политического прогнозирования».
— Так вы что: ворочаете судьбами мира?
— Вроде того, — усмехнулся Енисеев. — Но беспомощны перед собственной судьбой.
— Так кто же будет президентом России?
— Я. Ты еще не поняла?
— Теперь поняла. Я попала в дурдом.
— Точно. Вот он как раз, мой дом. Идем сюда, в арку. Потом направо.
Миновали двор, поднялись к Енисееву. Елена с любопытством оглядывалась.
— Тут не прибрано, сама понимаешь… — пробормотал он, пнув ногой мешок с «мерзавчиками», и снова перешел на шепот. — Давай-ка мне свою куртку. Ты ведь ее снимала в том доме? И я снимал. Сейчас искать «жучки» недосуг, лучше я пока повешу куртки в ванной, включу воду и закрою дверь. Пусть слушают. Можешь умыться, сейчас я тебе принесу свежее полотенце.
Доставая полотенце из шкафа, Енисеев подумал, что незваных гостей с обыском за время его отсутствия, скорее всего, не было, потому что полотенца и белье были уложены так, как это делала Надя, чего не смог бы повторить посторонний человек.
Елена, войдя в комнату, первым делом, как всякая женщина, взглянула на себя в трюмо, машинально провела ладонью по стриженой голове, точно на ней были волосы, а потом взяла со столика фотографию Нади в рамочке и, прищурившись, стала ее рассматривать.
— Ну, что ж, твоя верность жене понятна, — промолвила она. — Красивая и невредная, судя по глазам. Видно, долго тебя терпела, прежде чем уйти.
— Точно. Красивая и невредная. И еще умная, — ответил он ей из кухни. — И ты тоже красивая, невредная и умная. Мне везет. Но я однолюб. Итак, уважаемая и красивая пассажирка, что вы предпочитаете: мясо с макаронами, курицу с рисом или рыбу с картофельным пюре?
— А ты что — всё это можешь приготовить?
— Да, могу. Благодаря Наде, конечно. — Енисеев появился из кухни с пластиковыми упаковками, вытащенными из морозильника. — Выбирай.
Елена рассмеялась.
— Это вы так питаетесь?
— Случается. Наде готовить некогда: прыгает с рейса на рейс.
— И не надоело есть это? В самолете, по-моему, кроме этих трех блюд, больше ничего не бывает.
— Скажу тебе по секрету: в принципе, вообще, кроме этих трех блюд, ничего не бывает. Всё остальное — их разновидности. И еще яичница. Что же ты выбираешь?
— Курицу с рисом.
— Ага. Ну, а я поем рыбки, чтобы ноги были прытки. Бегать от разных Ефремов и Владленов.
Енисеев засунул лотки в микроволновку и достал из холодильника другие аксессуары авиационного обеда — завернутые в целлофан ломтики сырокопченой колбасы, ветчины, сыра. Через пять минут стол был накрыт.
— Выпить не предлагаю: у тебя, как ты говоришь, «крышу» сносит, а я только что вышел из запоя.
— Мог бы вообще-то дать какого-нибудь мартини — снять напряжение. С него не очень «крышу» сносит.
— О! Это можно. — Он пошел к пакету в прихожей, порылся, звеня бутылочками, и нашел «мерзавчик» с мартини.
— А почему ты их в пакете держишь?
— Да Надя задумала выбросить, да передумала.
— Она как в воду глядела: чувствовала, что ты приведешь девушку и будешь угощать мартини.
Тут зазвонил домашний телефон. Енисеев и Елена одновременно вздрогнули.
— Ну, вот, это как раз Надя.
Енисеев сделал Елене знак — молчи, мол — и снял трубку. Но это была не Надя, а Ступар, отчаявшийся, видимо, дозвониться по мобильному.
— Илья Петрович, я не очень поздно? Вы меня напугали. На что вы намекали, когда сказали, что Владлена Константиновича интересовало нечто иное, чем желание узнать, что за бывший партнер «заказал» Бориса Михайловича?
— Во-первых, я вам ничего не сказал. Я лишь спросил, не возникало ли у вас самого такой естественной мысли. Я не понимаю, почему вы взяли и выдали Владлену информацию, которой не поделились ни с милицией, ни со следствием, ни с судом? Я ведь знаю: вы дорожите реноме своего заведения в смысле конфиденциальности. Тем более что, вам отлично было известно то, чего не знал о Владлене я. Вы — человек осведомленный.
— Что вы имеете в виду? — с некоторой заминкой спросил Ступар.
— Лев Данилович, не придуривайтесь. Или давайте прекратим разговор.
На другом конце провода повисло молчание. Наконец, Ступар тихим голосом сказал:
— Вы, наверное, говорите о том, что Владлен Константинович — тоже бывший партнер Бориса Михайловича…
— Вы знали это?! Ах, как вы неосторожны! Вы уверены, что теперь, после ваших откровений Владлену, мой телефон не прослушивается? И ваш, кстати, тоже? Я лично ничего не знал о том, что Владлен Константинович — бывший партнер Бориса Михайловича. Но, если вы знали, то как могли сообщить ему конфиденциальную информацию клиента? И почему не поставили в известность следствие о том, что один из бывших партнеров интересуется этими подробностями?