ивает. Но то, чем могла кормиться крестьянская семья, скотина уже съела зимой. Иностранцы же подчистую скупают и вывозят у нас жмыхи и отруби для развития собственного животноводства. А Россия остается ни с чем. Если запретить вывоз этих кормов, то крестьянину всяко проще будет. Наверное. Не каждому, но все-таки… И еще князь предложил подумать над ограничением вывоза ячменя и овса в этом году, дабы потом можно было заняться квотированием экспорта. А продажа квот — это всегда деньги в казну. Небольшие, но с учетом вероятного неурожая тоже не лишние. Ну и, естественно, не взымать налоги с пострадавших районов. Но это и без него все прекрасно понимают.
Вообще, если случится неурожай, то стране придется в очередной раз тяжело. Мало того, что казна не получит значительной части доходов, так еще придется выделять средства на борьбу с голодом. И вполне вероятно, что помощи от русских благотворителей в этот раз будет маловато. В этом есть часть вины самих крестьян, которые с 1902 года успели местами набедокурить так, что врядли среди пострадавших помещиков найдутся желающие им после этого помогать… Да и с пополнением специально созданных губернских продовольственных магазинов крестьянские общины последние годы не слишком торопились.
Во внешнеполитических делах Империи было тоже не все ладно. После успехов первой половины года пошли неудачи. Так, застопорились переговоры с итальянцами насчет продажи порта в Красном море. С одной стороны итальянцы вроде бы были и не прочь, но на них вовсю давят англичане, препятствуя проведению сделки. А потом у итальянцев в очередной раз сменилось правительство, и переговоры подвисли. Была в деле приобретения Асэба и еще одна заинтересованная сторона. Сам эфиопский негус Менелик II, страна которого находилась в окружении британских, итальянских и французских колоний. Он хоть в последнее время и отошел от непосредственного руководства своей страной, был обеими руками за то, чтоб Асэб с окрестностями перешел в русские руки. Негус, видимо, считал, что раз уж ему самому не удалось заполучить выход к морю, так пусть лучше соседей у него прибавится. Тем более, что русские один раз ему уже по-братски помогли. Они ведь той же веры, что и большинство населения его страны. Так что, глядишь, от приобретения ими Асеба будет польза и для Эфиопии.
От англичан в июне в Санкт-Петербург приезжала небольшая делегация. С одной стороны их Министр иностранных дел Эдвард Грей недавно делал заявление, что хотел бы поправить двухсторонние отношения с Россией, а с другой англичане требуют многочисленных уступок. Хотят они много чего, начиная от отказа России от сделки с итальянцами по Асэбу до удаления немецких акционеров из компании по добычи нефти на юго-западе Персии. Да и вообще они не отказались бы от того, чтобы Россия признала весь юг Персии зоной британских интересов. Ну, или, например, британцы предлагали ввести международный контроль за доходами от японских таможен с организацией специального банка для этого. При этом не факт, что подобное предложение вообще не являлось чистой провокацией. В северной части Кореи они хотели бы, что им дозволили наконец воспользоваться концессией по добычи золота, которую одна из британских компаний получила от Коджона еще до русско-японской войны. Ну и так далее. Встречные предложения, конечно, у англичан были, но ничего, что можно было бы пощупать руками или уже сейчас этим воспользоваться, они не предлагали. Все было из разряда обещаний, хотя среди них и попадаются внешне заманчивые. Но вот с тем, чтоб этими обещаниями можно было сразу воспользоваться, обстояло плохо. Видя такое, наши дипломаты тоже не остались в долгу и подняли вопрос о том, как Британия собирается компенсировать весь тот вред, который она нанесла России во время русско-японской войны. И предложили свои варианты. Ответа, конечно, они не получили, да и не могли получить, потому как британцы вообще не считали себя чем-то обязанными русским. В общем, политический торг зашел в тупик, и никаких подвижек в двухсторонних отношениях достигнуто не было. Считай, как английская делегация дипломатов приехала, так и уехала, а отношения с Островом так и остались где-то на уровне плинтуса.
При очередной встрече Император сообщил князю о том, что американцы прислали первый транш за Аляску. Из него Агренев может рассчитывать на 25 миллионов долларов. А потому Михаил ждет конкретных предложений с разблюдовкой, что, как и когда будет ему передано или начнет строиться в Империи.
15 июля на территорию Финляндии начали вводиться дополнительные войска и Гвардия, а 17 числа был опубликован Указ Императора… Он гласил о расформировании Выборгский губернии, входившей ранее в состав Великого Княжества Финлядского. Вместо нее получались две примерно равные по территории части: Выборгский особый район, который переходил в состав столичной губернии и прочие куски на западе, севере и востоке бывшей Выборгский губернии. Эти куски присоединялись к трем соседним финским губерниям — Нюландской, Санкт-Михельской и Куопийской. Был еще 4-й кусок, но об этом позже. Новая граница между Санкт-Петербургской губернией и Финляндией теперь проходила следующим образом:
В районе Финского залива она начиналась несколько восточнее селения Виролахти, потом шла на северо-северо-восток к городу Вильмандстранд, обходя его по восточной окраине, и выходя в озеро Сайма. По воде граница проходила в 2–5 км от южного берега озера и снова уходила на сушу на южной окраине селения Руоколакс. Далее она шла почти на восток, немного отклоняясь к югу к населенному пункту Копсала, находящемуся в шхерах Ладожского озера, выходила в озеро, потом шла по Ладоге на северо-восток к прибрежному селению Кителя и дальше по суше в этом же направлении почти по прямой до реки Шуя севернее села Инкола, спрямляя замысловатые изгибы старой границы. Отрезанный небольшой кусок бывшей финской территории на востоке Приладожья отходил к Олонецкой губернии. В особый Выборгский район также включались большинство островов Финского залива, которые не тяготели к побережью Финлядского княжества. А вот Аланды Император не стал трогать по каким-то своим соображениям.
Таким образом Михаил учел пожелания своих министров и советников относительно Выборга, Сайменского канала и Вуоксы, при этом обойдясь минимально возможной прирезанной по такому варианту территорией и финско-шведским населением. Иноговорящего населения по прикидкам переходило из Финляндии в состав столичной губернии около 200 тысяч. Причем тысяч 40–50 из них теоретически кроме наличия работы на нынешнем месте ничего не держало. Остров Валаам на Ладоге с древним православным монастырем теперь оказывался пограничным русским островом, на котором можно было разместить озерный пограничный пост. При новых границах особый район временно оставался без собственной железной дороги с выходом к озеру Сайма. Но Министерству путей сообщения сразу было дано поручение о планировании такой дороги в промежутке между Сайменским каналом и рекой Вуокса, благо около трети пути там уже имелось, входя в ветку железной дороги Выборг-Сердоболь.
Первые три дня в Финляндии и в особом Выборгском районе царила растерянность и проходили отдельные немногочисленные митинги протеста. Да и введенных в главные города русских войск население опасалось. К тому же была введена суровая цензура в прессе, а контролируемые газеты ежедневно печатали «успокаивающие» и разъясняющие сообщения и статьи. Российский Императорский Флот кораблями вплоть до защищенных крейсеров жестко блокировал финские территориальные воды, преграждая перевозку нежелательных грузов, а на финских таможнях «зверствовали» привлеченные русские таможенники. Но потом волна протеста стала нарастать. Начались забастовки и массовые митинги. Войска практически не вмешивались, если не нарушался общественный порядок. Правда, и простреливать «лесные братья» стали чаще. Но на этот случай в состав введенных войск были привлечены русские пограничники, егеря и егерьские (снайперские) пары, которых привезли около двухсот. Да и Охранное отделение уже успело завести себе подобную полезную новинку. И она была не единственной. Через 5 дней после выхода императорского указа собрался Финский сейм, а еще через день в Финляндии началась всеобщая забастовка, включая железные дороги и телеграф.
С работниками финских железных дорог и почты поступили уже более решительно. По законам Империи они бастовать не имели права в принципе. Потому кого-то посадили под арест и завели уголовные дела, кого-то насильно принудили к выходу на работу. Тем более нечто подобное русскими властями предполагалось, поэтому постарались мобилизовать и привезти некоторое количество специалистов из русских и прибалтийских губерний. И все это на фоне не самой хорошей ситуации в самой Империи. Уже в середине июля стало понятно, что в Придонье и Приволжье будет неурожай. А август еще добавил проблем. Во время жатвы пошли сильные дожди, местами с градом, что еще усугубило ситуацию. 48 губерний в большей или меньшей степени оказались подвержены погодным катаклизмам. Тем не менее в западных районах Европейской части страны, а также в уральских губерниях и восточнее урожай вышел в целом неплохой, а где-то даже очень хороший. Проблемы осложнялись еще и тем, что в этот год сама Европа не пострадала от непогоды, и урожай в ней был неплохой. Так что цены на зерно в Европе несмотря на неурожай в Империи не повысились.
Финский Сейм проголосовал за резолюцию к Императору Михаилу II с просьбой пожалеть своих финских подданных и вернуть все, как было. После того, как обращение было составлено и за него проголосовал Сейм, на заседании повторно выступил генерал-губернатор Княжества генерал-адьютант Бобриков Николай Иванович. Генерала финны активно не любили, поскольку он уже успел отличиться в проводении политики русификации княжества. Он попытался призвать Сейм успокоить население, но слушать его Сейм не захотел, освистав и поулулюкав. В этот же день генерал был застрелен в здании Финляндского сената мелким чиновником Эйгеном Шауманом, сыном финлядского сенатора, после чего террорист покончил с собой.