х выделить истребители для организации воздушного прикрытия коридора, по которому будут передвигаться артполки.
Ведь не зря же я столько раз был с ним на охоте, используя Якута в качестве егеря. Командир 9-й САД был страстным охотником, можно сказать, фанатом этого дела. Благодаря охоте, мы с ним и сошлись довольно близко. Он просто балдел от талантов Якута, это восхищение моим подчинённым, возможно, автоматически переходило и на меня. Восхищался он и кулинарным даром Шерхана, впрочем, как и я. Мы с командиром 9-й САД с большим удовольствием употребляли в пищу дичь, приготовленную Шерханом, выслеженную Якутом и подстреленную генералом. Моя роль во всех этих экспедициях в Беловежскую пущу заключалась в выслушивании монологов генерала, произнесению тостов и чоканью рюмками. А что? С генералами надо дружить, а я и употреблял алкоголь только с командирами выше меня по званию и должности. Может быть, из-за этого у меня было много друзей среди командного состава 10-й армии.
Вот эти знакомства накоротке и подкрепляли надежду, что сейчас это поможет продвижению моих несколько авантюрных задумок. Со стороны, наверное, все они показались бы мальчишескими, не свойственными старшему командиру Красной армии. Но ведь в глубине души я всё ещё оставался тем Юркой Черкасовым, которого воспитал Эскадрон. В той реальности не быть авантюристом значило вообще не быть. Только такие, спонтанные, на грани фола действия приносили удачу. Остальные, казалось бы, разумные, принятые в любой нормальной армии мероприятия легко просчитывались немецкими аналитиками и, как правило, всегда проваливались, сопровождаясь большим количеством жертв среди бойцов «Русского сопротивления».
Я стоял минут пять, прислонившись к стене какого-то строения на территории артсклада, обдумывая свои дальнейшие действия и вспоминая все известные мне перипетии, происходившие в районе Белостокского выступа после начала войны. Невдалеке были видны загружающиеся полуторки из моей бригады. Привычная в этой ситуации суета людей и доносившиеся оттуда матерные словечки как-то умиротворяли. Казалось, что идёт обычная, повседневная жизнь, которая не может вот так взять и прерваться. Хотелось стоять так вечно, измученному, безумно уставшему, но живому. Окончательно меня вернула в реальность колонна порожних грузовиков.
«Наверное, это Гаврилов направил свои трёхтонки на загрузку снарядами для 152-мм гаубиц, – подумал я, – ещё полчаса, и эти машины тоже загрузят».
Время подгоняло. Нужно было дать инструкции Бульбе, написать записки Пителину и Осипову. Самому ехать в штаб бригады уже не было времени. Нужно было срочно связываться с командованием 10-й армии, 6-го мехкорпуса и 9-й авиадивизии. До штаба бригады ехать почти час, и не факт, что наши не очень мощные рации смогут пробиться через наведённые помехи и связаться с этими войсковыми соединениями. Тогда оставался только один вариант – установить с ними связь самому. По моему разумению, такой шанс у меня был.
Во-первых, через железнодорожную станцию. Может быть, диверсанты пока ещё не добрались до проводной связи на железной дороге. Всё-таки по железнодорожным путям постоянно курсировали дрезины с охраной. Часовые стояли у всех мостов и железнодорожных стрелок. К тому же на перегоне от Белостока до Слонима периодически курсировал 58-й бронепоезд. База снабжения и место дислокации у него были как раз в тупике, вблизи станции Волковыск. Ехать туда от артсклада на машине не больше пяти минут. Я даже удивлялся, почему никто из охраны бронепоезда ещё не появился на артскладе, чтобы узнать причину поднятой стрельбы и взрывов гранат.
Этот бронепоезд в моих планах играл довольно большую роль. И даже не из-за его огневой мощи, а в силу того, что на нём была установлена мощная радиостанция. Что меня допустят до этой радиостанции, я даже и не сомневался. Бронепоезд являлся одним из подразделений 58-й железнодорожного полка 9-й ЖДД НКВД, а командир этого полка капитан Александров был, можно сказать, мой друг, и он почти постоянно находился на этом бронепоезде. Даже если он сейчас отсутствует, то командир бронепоезда меня прекрасно знает, ведь я в последнее время не один раз добирался на этом бронированном составе до Белостока. После перебазирования штаба бригады из Михалова в полевой лагерь, расположенный на берегу реки Зельва, стало гораздо быстрее добираться до штаба 10-й армии по железной дороге. Тем более на бронепоезде, следующем туда практически без остановок.
Если даже я не смогу по телефону или по рации связаться со штабами 10-й армии, 6-го мехкорпуса и 9-й САД, то по второму варианту я предполагал добраться до штабов этих соединений на автомобиле. До расположения штаба 9-й САД было максимум минут сорок езды на «эмке». Оттуда добраться до Белостока можно было часа за полтора. Времени на все эти потуги оставалось немногим больше пяти часов. Цейтнот – да! Но мы всё-таки армия, и я надеялся, что предупреждённые по тревоге даже минут за тридцать воинские подразделения успеют выйти из-под воздушного удара. А дальше уже вступает в действие выучка и воинская удача. Сам про себя произнеся обычную свою фразу: «Ну что, комбриг, время пошло! Двигай, Юрок, а там уж как карты лягут», – я направился к моим ребятам, загружающим полуторки. Среди многоголосного гомона вокруг грузовиков особо выделялся тенор Бульбы. Он, как обычно в таких ситуациях, своими заковыристыми матерными оборотами стимулировал красноармейцев загружать машины быстрее. И самое интересное, что это действовало даже похлеще, чем обещания различных поощрений, раздаваемых некоторыми командирами.
Отозвав Стативко в сторону, я вкратце обрисовал ему сложившуюся ситуацию. Потом начал давать распоряжения по его действиям. Затем, усевшись вместе с Тарасом в кабину одной из полуторок, написал записки Пителину и Осипову. Передавая ему эти, довольно длинные послания, я сказал:
– Тарас, времени до начала бомбардировок осталось очень мало, поэтому все грузовики направишь на полевой склад 681-го полка под охраной одного броневика. Сам на втором броневике добираешься до нашего штаба, передаёшь Пителину и Осипову мои распоряжения и немедленно двигаешь в Моньки, на 923-й склад горючего. Нужно кровь из носу выбить там солярку. Для перевозки его используй весь свободный транспорт, который окажется у Жигунова. Полуторки, которые разгрузятся от снарядов, нужно будет загрузить пустыми бочками и тоже гнать в Моньки. Пустых бочек полно и в хозяйстве Жигунова, и на мехбазе в Ружанах. В Ружаны и привезёшь всё добытое горючее. В основном заливай дизтопливо, нам сейчас оно нужно больше всего. Если сделаешь всё оперативно, то, глядишь, и не попадёшь под удар немецкой авиации. К сожалению, на 922-м складе дизтоплива нет, поэтому придётся мотать в Моньки. А как хорошо, если бы оно было здесь, в Волковыске! 992-й склад подчиняется Гаврилову, а он говорит, что в наличии только бензин. Ладно, будем надеяться, что всё же успеем вывезти солярку до начала бомбардировок. А если нет, то придётся попрощаться с идеей перетащить все десять гаубичных полков под Пружаны и Ивацевичи. Ты всё понял, Тарас?
– Так точно, товарищ подполковник! Мне нужно ехать сначала к нам в штаб, потом в расположение 681-го полка, а затем уже, загрузившись пустыми бочками, следовать в Моньки.
– Да нет! Полуторки и без тебя доберутся до 681-го полка, а потом и до Монек. Поручи это командиру пятого броневика, сержанту Кондратьеву, и всё. Ты же сразу после передачи моих распоряжений Пителину и Осипову, на броневике Ляпина добираешься до 923-го склада. И там любыми способами выцарапываешь дизтопливо. Думаю, Тарас, это у тебя получится, тем более начальник склада Проценко твой приятель и земляк. Оформив все бумаги, ты дожидаешься прибытия грузовиков, заливаешь топливо и в темпе вальса везёшь его на нашу мехбазу. Там нужно будет разгрузить трёхтонки Гаврилова и отправить их обратно на склад в Волковыск, чтобы они продолжали вывозить 152 мм снаряды. Наши машины не разгружай, пусть бочки с солярой будут в кузовах. И всё это нужно успеть до 3:30. Теперь, Тарас, ты всё уяснил?
– Так точно!
– Ну тогда, как говорится, с Богом!
Я хлопнул Бульбу по плечу и добавил:
– Будем живы – не помрём, интендант!
После этих слов я выбрался из кабины полуторки и, больше не обращая ни на что внимания, направился к «эмке», где меня дожидался Шерхан. Садясь в кабину, я мельком глянул на заднее сиденье, где примостился наш пленный. Асаенов основательно опутал его верёвкой и зачем-то засунул в рот кляп. Устроившись поудобнее в мягком сиденье, я глянул на Наиля и скомандовал:
– Давай, Шерхан. Сейчас рулим на станцию. Там я зайду к военному коменданту, а ты передашь нашего пленного в особый отдел. Протокол допроса у тебя?
Наиль в это время уже трогался с места, поэтому только молча кивнул головой, а я продолжил давать распоряжения:
– Эти бумаги тоже отдашь особистам. И предупреди их, что сведения очень важные и пленного срочно нужно доставить в штаб 10-й армии. Пусть берут бронедрезину и аллюром двигают с пленным в Белосток. Нам уже больше некогда заниматься этим вопросом. Мы с тобой, Шерхан, если бронепоезд не стоит в своём тупике, срочно должны будем ехать в штаб 9-й авиадивизии, а оттуда в Белосток. На всё про всё нам остаётся четыре часа сорок семь минут. А тут, если ехать на «эмке», до Белостока нужно часа два. А по дороге, сам знаешь, могут быть засады. Наверняка же сегодня ночью вся недобитая шваль выползет на дорогу. Посмотрим, может быть, у НКВДистов на станции будет броневик, тогда попросим их выделить его нам на эту ночь. Если не будет, тогда придётся рискнуть и без сопровождения добраться до штаба авиадивизии. Там уже генерал Черных, думаю, выделит нам броневик, а может быть, даже два.
Шерхан, глядя на дорогу и не поворачиваясь ко мне, хмыкнул и произнёс:
– Товарищ подполковник, а на хрена нам охрана, у нас в машине куча гранат, да и два ППШ имеется. Что мы, с паршивой бандой белополяков не справимся? Да мы их в пять минут разделаем получше, чем два броневика за час!