По-иному организуется общество, поскольку оно основывается не на разделении, а соединении прежде социально разведенных видов общественного труда. Оно будет представлять собой ассоциацию, содружество людей труда, не знающих классовых различий. Обобществление труда, позволяющее сочетать членам общества физический и умственный, производительный и непроизводительный, управленческий и исполнительский труд, приводит к качественно новому типу социальной организации, в которой критерием объединения людей в общность явится их совместная трудовая деятельность.
Новое общество в отличие от гражданского предполагает установление общественной жизни, функционирующей на принципах разума, общественного интеллекта. В нем люди наконец-то будут строить свои общественные отношения согласно требованиям социальной науки. В этой связи следует отметить, что благородное желание освободиться от сегодняшних пагубных, неконтролируемых людьми стихийных рыночных процессов у ряда авторов принимает форму отказа от материальной детерминации общественных процессов в будущем обществе в пользу их идеальной детерминации. Выдвигается тезис о наступлении «исторического идеализма» вместо исторического материализма, т. е. тезис об определяющей роли общественного интеллекта (сознания) по отношению к общественному бытию, если не в гносеологическом, то в онтологическом аспекте. Вместо принципа об усилении обратного влияния общественного сознания на общественное бытие выставляется закон роста идеальной детерминации в истории: «действует всемирно-исторический закон роста идеальной детерминации в истории через общественный интеллект, т. е. происходит «эволюция сдвига» от доминанты стихийной, материальной детерминации на базе конкуренции и отбора к доминанте идеальной детерминации на базе кооперации и общественного интеллекта» [328].
Безусловно, автор прав в том смысле, что роль сознательности по сравнению со стихийностью возрастает, особенно если иметь в виду общество ассоциированного труда и общественного самоуправления, способного контролировать свою деятельность. Никто иной как Ф. Энгельс, оставаясь сторонником исторического материализма, утверждал, что если до сих пор результаты деятельности людей оказывались иными, чем те, какие желали и даже противоположные тому, что желали, то в более или менее отдаленном будущем люди будут заранее знать необходимость изменения общественного строя и пожелают этого изменения, прежде чем оно будет навязано им помимо их сознания и воли [329].
Из приведенных слов Ф. Энгельса не следует, что стихийность тождественна с признанием материальной детерминации общественного развития, а сознательность – с ее отсутствием. Независимо от того, ведут ли люди свою общественную жизнь со знанием дела и социальных законов, планируют и прогнозируют ее ход, или этот ход осуществляется стихийно, они подчиняются законам своих общественных действий, своей общественной практики, причем подчиняются вместе с управляющей их делами головой, т. е. общественным интеллектом. Объективная, соответственно материальная детерминация общественного развития сохраняется и при переходе от стихийности и сознательности. Точно также управление своими общественными действиями у людей не будет делом субъективного произвола, как это стали утверждать «новые социологи».
С тех пор как в России началась эпоха рыночных реформ, их идеологи вновь взялись за отрицание обусловленности развития общества и управления им объективными экономическими и социальными законами. Налицо новая волна субъективизма кантианского и феноменологического толка: объективные законы функционирования и развития общества выносятся за пределы управленческой деятельности, не признаются законами, необходимыми для управления и планирования. Так, автор недавно опубликованной книги по социологии управления А. В. Тихонов, солидаризируясь с Э. Бернштейном в критике марксизма, ставит вместе с последним «очень современный и по сей день вопрос: если обществом управляет непреложная поступь «железных» экономических законов и все происходит независимо от воли человека, то что остается на его долю?» [330].
При такой постановке вопроса, или в случае с «невидимой рукой» А. Смита, ответ для вышеупомянутого автора очевиден: на долю человека вроде бы ничего не остается; там, где есть объективные законы, человеку делать нечего. Нужен, по его мнению, не какой-нибудь «железный» закон, а человек (правда, не всякий, а управленец), который всем управляет (и природой, и экономикой, и обществом, и самим собой). Поэтому автор не испытывает никакой нужды обращаться к объективным общественным, так и природным законам. Более того, с его точки зрения, управляться собственными законами общество не может. Нужен всегда управленец, правитель. Объективные социальные законы и управленческая деятельность человека противопоставляются друг другу как несовместимые способы функционирования общественного организма, составляют необходимую антиномию.
Так ли это? На самом деле никакой антиномии между ними нет. Ее или выдумывают на манер неокантианства, или не умеют решить проблему взаимоотношения сознательной человеческой деятельности с ее объективными законами. Так, например тот же В. А. Тихонов, заменяя понятие объективного термином «естественное», а субъективного - словом «искусственное», вместо характеристики развития общества как естественноисторического процесса предлагает «рассматривать общество ... как симбиоз принципиально неоднородных и неоднопорядковых систем: искусственной и естественной» [331]. При этом он полагает, что «признание социальной реальности в качестве искусственно-естественной социосферы имеет для социологии далеко идущие теоретикометодологические последствия, что искусственно-естественная дихотомия получит признание как важная оппозиция для описания и объяснения общества [332].
Никаких двух, да еще принципиально неоднородных, находящихся в оппозиции социальных реальностей на самом деле нет. Социальный мир не делится на мир, с одной стороны, «вещей в себе», «потока событий», естественных «социальных тел», безличностных отношений, с другой, - искусственно созданный мир людей (мир «для нас»), личностных отношений, сознательной человеческой, в том числе управленческой деятельности. Нет независимо от людей, от их деятельности существующего особого социального мира имманентных надличностных процессов (кроме природы и сделанных из нее вещей и технологических процессов). Существует один единственный объективный социальный мир, отражаемый в сознании. Сознание противопоставляется объективной реальности только при решении гносеологического вопроса о первичном и вторичном. Вне этого вопроса социальная реальность и есть обладающие сознанием люди, их отношения и их деятельность. Когда говорят о естественноисторическом процессе, то имеют в виду их единство, а не разделенность человеческой истории на естественную и искусственную [333].
Противопоставление деятельности и объективных законов обычно сопровождается разделением общества на объективное и субъективное начала, что нередко выдается за исходное понимание истории, а решение вопроса сводится к признанию нерасторжимой координации указанных двух начал. Механизм действия законов общества в этом случае изображается как взаимодействие двух координат - субъекта и объекта, а возрастающее влияние субъекта (человека) на объект как бы определяет «кривую» этого взаимодействия. На место субъекта обычно вставляется одно лишь его сознание, которое объявляется равноправным с объективным естественноисторическим процессом. Этим вроде бы однокоординатное (монистическое) понимание общества заменяется двухкоординатным его пониманием, исходящим из субъектно-объектного отношения как базисного отношения общества, в котором тем самым независимость общественного бытия от общественного сознания заменяется их функциональной зависимостью.
Научное, материалистическое решение вопроса, преодолевающее субъективизм, лежит в иной плоскости. Во-первых, материализм не допускает дуализма в понимании сущности общества. Люди с их деятельностью и отношениями составляют, как подчеркивалось, единственную применительно к обществу форму собственно социального объективного процесса: нет двух отдельно существующих начал - объективного общественного процесса и деятельности людей. Объективный общественный процесс есть ни что иное, как деятельность вступающих друг с другом в общественные отношения людей. История вся и слагается из действий личностей, «ход вещей» и состоит в действиях людей и ни в чем больше (В. И. Ленин). Соответственно законы общественного развития являются законами собственной общественной деятельности и отношений людей, а не какого-то вне людей находящегося естественного, но социального процесса.
Объективные социальные законы не должны выноситься по ту сторону отношений людей и человеческой деятельности вообще, а также управленческой деятельности. Их нельзя исключать при рассмотрении управленческой деятельности, заключать, как часто пишут, «в скобки», то есть не принимать во внимание. Вместо нередко встречающегося неокантианского противопоставления (антиномии) объективных социальных законов и сознательной человеческой деятельности должен быть выставлен преодолевающий эту антиномию тезис: объективные законы функционирования и развития общества и есть законы деятельности и отношений самих людей, обладающих сознанием. Причем люди подчиняются законам своих действий и отношений вместе со своим сознанием, волей. Они не могут «игнорировать», «обходить» законы своей же деятельности и своих отношений, подобно тому, как и тело, падая, не может «игнорировать» законы своего падения - законы тяготения. В свою очередь, определяя общественные законы законами общественной человеческой деятельности, мы не должны исключать из их действия людей. Люди, их деятельность составляют необходимое составляющее объективной закономерной цепи событий. Объективные законы являются законами деятельности людей, законами производимых ими изменений, исправлений, в том числе и ошибочных. В этой связи лучше всего характеризовать место человека в механизме действия закона словами К. Маркса: «надо изображать... людей в одно и то же время как авторов и как действующих лиц их собственной драмы»