К сожалению, в современной социологии люди чаще всего изображаются не как авторы, а лишь как введенные в историю действующие лица, чьи роли играют на общественной сцене социальные актеры (А. Турен). В этой ситуации люди нуждаются в управлении со стороны режиссера, деятельность которого отождествляется с функциями субъекта управления. В качестве примера приводится также деятельность дирижера, которому передаются все функции управления оркестром. При этом забывается, что дирижер или режиссер в своей сценической деятельности сами подчиняются тому, что заложено авторами произведения - композитором или драматургом. Последние исключаются из этой деятельности, хотя они олицетворяют творцов истории, законам которой подчиняется сценическое действие. Применительно к истории, человек выступает исполнителем законов своих общественных действий, законов совершаемого им дела, автором которого он сам является и которое осуществляется им самим так же, как им пишется и исполняется сценарий собственной исторической драмы. Будучи его исполнителем, он подчиняется законам своего дела, своей общественной деятельности.
Разница здесь лишь в одном: будут ли законы собственных общественных действий применяться людьми со знанием дела, что увеличивает их господство над своей жизнедеятельностью, или же они не познали их и вынуждены им подчиняться слепо. К сожалению, этого рода разграничение нередко представляется превратно: стихийное, не осознаваемое людьми протекание событий отдается под власть законов, «невидимой руки» рынка, а планомерное, осознанное управление общественными процессами освобождается от подчинения объективным законам, ибо таковыми считаются лишь те законы, в осуществлении которых люди участвуют бессознательно. Под этим предлогом Н. Бухарин, Е. Преображенский в свое время считали невозможным совместить планомерную управленческую деятельность государства с признанием действия объективных законов.
В наше время это же самое делается посредством противопоставления организационно-управленческой деятельности людей самоорганизации и самоуправлению. Последние вроде бы осуществляются стихийно и в принципе исключают организацию и управление. «Стихийного управления, - заявляет, например А. В. Тихонов, - не бывает» [335]. Что же касается организации и управления, выставляемые как альтернатива самоорганизации, то их связывают с упорядочивающей деятельностью человека, его сознанием и деятельностью, но не с действием объективных социальных законов. Для апологетов «управляющего, доминирующего» субъекта «социальный порядок» может устанавливаться лишь сознательно при помощи управленцев. Там, где он устанавливается на основе действия имманентных законов, там вроде бы сознание отсутствует и нет никакого управления. Не случайно поэтому в упомянутой «Социологии управления» нет ни слова о самоуправлении.
В действительности же организовывать или самоорганизовываться, управлять или самоуправляться люди не могут, не подчиняясь законам этих своих действий. Законы составляют основу их управленческой деятельности. Если этого не признавать, не использовать законы, то ждать какого-либо положительного эффекта от управленцев бесполезно.
В полном соответствии с признанием объективного характера законов должен решаться вопрос об их использовании. Использование человеком законов общества не образует особую сферу - социальную субъективную деятельность с присущим ей особым социальным механизмом, принципиально отличным от механизма действия объективных законов. Поскольку законы и есть законы деятельности человека, то управление есть ни что иное, как сознательное или бессознательное использование законов природы и общества. Неправильно думать, отмечал В. П. Тугаринов, что «объективными являются лишь те законы, в осуществлении которых люди участвуют бессознательно... Надо различать действие, не зависимое от сознания, и действие, совершаемое с помощью сознания» [336]. Управление совпадает с действием и использованием законов.
Использовать закон - значит, использовать знания о нем, совершать такие действия и вступать в такие отношения, которые соответствуют знаниям о законах, и не делать того, что не соответствует им. Поэтому проблема использования законов - это проблема их знания и деятельности согласно этому знанию. Здесь субъективность приобретает свойственный ее понятию смысл: сознательность действия, знание дела.
Из того факта, что объективный закономерный процесс общественной жизни складывается из практических действий, не проходя через общественное сознание и не схватываясь полностью им, не следует, что социальная управленческая деятельность не может быть обоснована и рационально направлена на достижение определенных целей, согласуемых с объективным ходом событий. Нельзя согласиться с доводами современного антирационализма, отвергающего возможность осуществления научно обоснованной управленческой и планирующей деятельности, основанной на объективных законах.
Ф. Хайек, например, положение о рыночной самоорганизации, не требующей управления и тем более планирования, превращает в аргументы против возможности рациональной управленческой практики:
а) против требования следовать на практике тому, что научно обосновано и не делать того, что не поддается этому обоснованию и не подтверждается опытом;
б) против правила выполнять то, что понятно и не следовать тому, что непонятно;
в) против идеи о неразумности того действия или поведения, цель которого не
определена заранее;
г) против того, чтобы делать что-либо, если следствия дела не предусмотрены
заранее или не выгодны [337].
В итоге, по мнению Ф. Хайека, «самонадеянный рационализм» считает неразумным все то, что либо не доказано научно, либо не вполне понятно, либо не имеет определенной цели, либо ведет к каким-нибудь неизвестным следствиям. Рыночный «расширенный порядок сотрудничества» не может базироваться на принципах научности, конструктивного рационализма, планирования. Ни традиционные нормы морали, ни традиционные практики не удовлетворяют критериям рациональности, не являются заключениями нашего разума.
Рыночный «порядок» выходит за пределы человеческого понимания, желаний, намерений, т. е. индивиды не знают и не могут знать, каков будет конечный результат их деятельности, и соответственно, не могут заранее определять свои цели. Человек в своей практической деятельности, с этой точки зрения, больше походит на пчелу, которая в отличие от архитектора заранее не планирует и не замышляет, что и как строить, но строит, руководствуясь чем-то вроде инстинкта (как пчела), лежащим, однако, выше животного инстинкта, но не охватываемого разумом.
На самом же деле естественноисторический процесс, складываясь помимо общественного сознания создающих его лиц, тем не менее, образуется, складываясь из действий людей, которые каждый раз ставят перед собой определенные цели и ждут заранее предполагаемых результатов, так или иначе понимают, что они делают, что хотят. Цель, воля людей, осознанность ими своих индивидуальных поступков, готовность к участию в той или иной деятельности - это субъективное сопровождение практической деятельности, без которого история не делается. Этого не отрицают материалисты, которым приписывается теория «железной» необходимости: «Что это за чепуха, будто разум и чувства не присутствовали при возникновении капитализма? Да в чем же состоит капитализм, как не в известных отношениях между людьми, а таких людей, у которых не было бы разума и чувства, мы еще не знаем. И что это за фальшь, будто воздействие разума и чувства тогдашних «живых личностей» на «ход вещей» было «ничтожно» [338]. Люди и тогда, заметил В. И. Ленин, в здравом уме и твердой памяти, находили чрезвычайно искусные способы, при помощи которых загоняли непокорного крестьянина в русло капиталистической эксплуатации, проводили политические и финансовые мероприятия, посредством которых осуществлялись капиталистическое накопление и капиталистическая экспроприация.
Объективная закономерность, складывающаяся из практических действий людей независимо от их замыслов, целей, намерений, тем не менее, открывается наукой, человеческим разумом. Законы же науки становятся правилами практического действия и в этом смысле не только осознаются, но и используются людьми в своей практической деятельности. Люди, действуя, всегда подчиняются тем или иным законам, и в этом смысле их практическая деятельность совпадает как с использованием, так и с действием социальных законов.
Управляющая деятельность членов общества и соответствующих институтов образует звено механизма действия и использования законов общественного развития. Изменяют ли люди свои производительные силы или они перестраивают свои управленческие органы, они одинаково попадают под действие объективных законов этой своей деятельности. В этом смысле не может быть особого механизма использования законов, отличающегося от их действия тем, что первый относится к объективным образованиям, а второй - к субъективным. Явления или формы практического проявления внутренних законов, например, конкуренция или планирующая деятельность, не менее объективны, чем сами имманентные законы общественного развития. В противном случае понятия «использования закона», «механизма использования закона», неизбежно приобретают смысл некого «воздействия» людей на объективные законы, т. е. из механизма использования можно создать особую субъективную сферу, где не человек подчиняется законам своего действия, а законы подчиняются ему и он волен их игнорировать, отклоняться от них и даже устранять их по своему желанию. Независимо от того, добиваются ли люди своих целей или нет, ошибаются ли они в своих действиях или нет, они не могут в своей деятельности игнорировать ее законы, не подчиняться им. Ведь речь идет о том, что действующие и на п