Тем не менее на Гавайском архипелаге все-таки пока еще есть место, которое заслуживает звания «самого лучшего». Вот трогательный рассказ о нем Стюарта Пимма, орнитолога из Университета Дьюка, специализирующегося на изучении проблемы вымирания и сохранения эндемичных видов птиц в этом регионе:
Если вы подниметесь над лесами Мауи и посмотрите на них с высоты, перед вами предстанет нечто низкорослое, чахлое, очень влажное, и только в самые ясные дни, которые случаются нечасто, вы сможете увидеть долины, наполненные туристами и почти исключительно чужеродными видами деревьев. Но силой воображения вы можете представить себе мир, не похожий ни на что из того, что вы видели прежде, мир, в котором все виды — эндемики. Это совершенно отдельная ветвь эволюции — птицы со странными названиями акохекое[19], оо[20], акиалоа[21], нукупуу[22] с еще более странными клювами и эндемичные лобелии, в цветки которых они эти клювы опускают. И да, никаких муравьев. Это лес призраков — только акохекое существуют до сих пор. Но то, что осталось, является бесценным свидетельством уникальности этого мира, напоминая нам о том, что мы обязаны сделать для сохранения этих остатков и чего мы ни в коем случае не должны допустить где бы то ни было еще.
Все эти островки дикой природы можно мысленно соединить в опоясывающую нашу планету непрерывную цепь и пуститься по ней в почти бесконечное воображаемое путешествие. Двигаясь по этому разорванному на множество фрагментов кольцу жизни, мы можем увидеть мир природы таким, каким он был 10 000 лет назад, когда малочисленное человечество населяло лишь незначительную часть планеты, а только что зародившееся земледелие было редким явлением.
Такое путешествие является полной противоположностью тому, как мы обычно путешествуем сегодня. Оно не предполагает перемещение из одного города в другой, минуя нетронутые участки природы; напротив, оно пролегает по этим самым участкам, обходя стороной города.
Чтобы путешествие было более насыщенным и наглядным, лучше всего двигаться по стопам наших предков, живших более 60 000 лет назад. Начинаться оно должно там, где родилось человечество, — в саваннах и сухих тропических редколесьях миомбо в южной и центральной частях Африки, значительная часть которых сохраняется в первозданном виде. Затем придется немного отклониться, чтобы посетить дождевые леса бассейна Конго и Западной Африки. Далее — на север вдоль Нила и, скорее всего, через Баб-эль-Мандебский пролив из Африки в Евразию. Так сложилось, что на этом участке, состоящем из густонаселенных территорий Средиземноморья, включая Ближний Восток, маршрут прерывается. Следующий пункт на нашем пути — Беловежская пуща в Польше и Беларуси — самый обширный реликтовый лесной массив, сохранившийся до наших дней в средних широтах Европы. Затем мы отправляемся в тайгу, северный хвойный лес, который начинается в Скандинавии и Финляндии и простирается практически без разрывов на 7000 км на восток по территории евразийского суперконтинента вплоть до побережья Тихого океана. Здесь маршрут проходит по озеру Байкал — крупнейшему природному резервуару пресной воды в мире и месту обитания большинства эндемичных видов водных животных, встречающихся в северном умеренном климате.
Проходя по бассейну Амура в Сибири и северу Китая, маршрут нашего путешествия по дикой природе перемещается в Алтайские горы в Центральной Азии, на Тибетское нагорье и в отдаленные районы южной части Гималаев. Следующая остановка — горные и тропические леса Мьянмы и Западные Гаты в Индии.
Далее маршрут пролегает по территории Индонезии и пока еще нетронутым островам этого архипелага, число которых стремительно сокращается. Затем он поворачивает на восток, перенося нас на покрытый густыми лесами остров Новая Гвинея. Политические границы здесь не важны — маршрут захватывает территорию и Западного Ириана на западе и независимого государства Папуа — Новая Гвинея на востоке. Проходя по Малым Зондским островам на западной границе Индонезии и Восточному Тимору, мы пересекаем Тиморское море, как это сделали когда-то первые аборигены на пути к берегам нынешней Северной территории Австралии и округа Кимберли на северо-западе этого южного континента. С экологической точки зрения оба эти региона остаются практически нетронутыми.
Здесь маршрут прерывается, чтобы возобновиться на северо-востоке Сибири. Миновав Алеутские острова, большая часть которых до сих пор не заселена, он продолжается по территории Аляски, проходя по огромному участку, занятому арктической и субарктической кустарниковой растительностью, а затем поворачивает на юг в направлении канадской тайги. В западной части континента он пролегает по побережью, ведя нас к хорошо сохранившимся горным местообитаниям и низменным тропическим районам Центральной и Южной Америки. Оттуда мы переносимся на внутренние территории континента, где сохраняются значительные по площади участки нетронутой природы. Наконец, через нагорья до Белена и далее по дождевым лесам до саванн наш путь пролегает вдоль самой могучей реки, питаемой крупнейшим речным бассейном в мире.
Наш составленный из многих кусочков круг жизни заканчивается на восточных склонах и в предгорьях Анд, где нас встречает регион, который, с одной стороны, дольше всех остальных континентальных территорий оставался незаселенным людьми и, с другой стороны, имеет самый высокий уровень концентрации видов диких растений и животных на Земле.
16. Новый взгляд на историю видов
История вида не является прерогативой человечества. В природе — миллионы историй видов живых организмов. Каждый вид является наследником длинной череды поколений. Определенная точка пространства и времени в истории вида — результат долгого путешествия по лабиринту эволюции. Каждый его изгиб и поворот подобен игре в рулетку, где ставка — выживание вида, а игроки — наборы генов в популяции. Цель игры — найти свою экологическую нишу в экосистемах, где живут особи популяции. Выигрыш — доля способных к размножению особей в следующем поколении. Заданные генами характеристики, которых было достаточно прошлым поколениям, могут как пригодиться в будущем, так и оказаться бесполезными. Среда обитания тоже меняется. В новых условиях гены могут продолжить побеждать, обеспечивая выживание вида. А могут и потерпеть поражение. Некоторые варианты генов, появившиеся в результате мутации или формирования новых комбинаций, могут даже способствовать росту численности и распространению популяции вида. Но в любой момент вследствие изменения условий среды обитания вид может оказаться проигравшим в эволюционной игре, а его популяция будет обречена на вымирание.
В разных таксономических группах отличается средняя продолжительность существования видов. Она может быть очень большой, как у деревьев или муравьев, которым уже десятки миллионов лет, так и совсем короткой, как у млекопитающих, которым полмиллиона лет. Если сложить показатели всех групп вместе, то получится, что общее среднее значение (очень приблизительное) составляет миллион лет. За это время вид может измениться настолько, чтобы его можно было назвать другим видом. Он также может разделиться на два и более видов или полностью исчезнуть, присоединившись к тем 99%, которые появлялись и исчезали с момента зарождения жизни. Давайте не будем забывать, что каждый живущий сейчас вид (включая нас) — это победитель, существующий в окружении таких же победителей. Мы все — лучшие из лучших, потомки видов, которые ни разу не ошиблись с выбором направления эволюции, ни разу не заблудились. Во всяком случае, пока.
Таким образом, история вида — это своего рода эпос. Со временем — скорее всего, не в этом столетии, если учесть огромное число других видов, сохранившихся в биосфере, — ученые смогут досконально изучить биологию какого-нибудь случайным образом выбранного вида. Они изучат его жизненный цикл, его анатомию, физиологию, набор генов и экологическую нишу. Они разузнают все об истории его формирования по геологическим данным. Немалую помощь в этом окажут окаменелости, если таковые найдутся. Но вероятнее всего, изучение его истории будет строиться на сравнении с другими видами, которые больше всего похожи на него. Идея в том, чтобы найти ему место на генеалогическом древе видов, являющихся его ближайшими родственниками. Используя технологии секвенирования ДНК, исследователи смогут определить, какие из ныне живущих видов от него происходят. Будут установлены общие предки, как в генеалогии людей, а затем — веточка за веточкой — будет восстановлено полное древо. Генетический анализ наряду с данными об унаследованных видом биологических характеристиках укажут, где сейчас живут его родственники, где они жили в прошлом и какие биологические особенности они имели. Эволюционное семейное древо такого рода называют «филогенетическая схема». На пути к построению связного рассказа о прошлом вида, его эпоса, мы вряд ли продвинемся дальше реконструкции такого древа. Но по мере того, как все больше и больше таких историй будут обретать реальные черты, мы будем все глубже понимать принципы, по которым развивается история жизни. Окружающий нас мир живого будет наполняться все новыми и новыми смыслами, а его существование никогда не прекратится.
У человечества, разумеется, есть своя история эволюции, которая уходит корнями во времена, далеко выходящие за пределы традиционной письменной истории. Мы тоже — последняя веточка на филогенетическом древе. Примеров эпоса в обычном понимании этого термина в человеческой культуре множество, но нетрудно догадаться, что особенности человеческой природы, благодаря которым сформировались эти истории, тоже являются результатом эволюции. У нас самих есть и дальние родственники, и предки — австралопитеки. Наш «дедушка» — человек умелый, а «папа» — человек прямоходящий. Два уровня — биологический и культурный — перетекают один в другой. Вот почему история не имеет смысла без доисторического времени, а доисторическое время — без биологии.