С одной стороны дома находилась веранда, и кто-то заботливо повесил там затеняющую сетку. Здесь, наверное, хорошо посидеть, подумала мма Рамотсве, и даже, может быть, выпить чаю в жаркие послеполуденные часы, ощущая на лице солнце, лучи которого пробивались через сетку. А затем ей пришло в голову, что весь Габороне, целый город, можно было бы покрыть такой сетью, поднятою на высоких шестах, это бы сохранило в городе прохладу и сэкономило бы воду, которой поливают растения. Под такой сеткой было бы приятно летом, а когда приходит зима и воздух остывает, можно было бы ее сворачивать, чтобы не препятствовать лучам зимнего солнца, которое согревало бы горожан, подобно улыбке давнего друга. Это была отличная мысль, к тому же, безусловно, не слишком расходная для страны, у которой есть запасы бриллиантов, но мма Рамотсве знала, что ее никто не примет всерьез. Поэтому люди и дальше будут выражать недовольство жаркой погодой, когда будет жарко, и холодной, когда будет холодно.
Входная дверь Дома Надежды открывалась прямо в гостиную. Это была большая комната для такого дома, но мма Рамотсве прежде всего бросился в глаза царивший в ней беспорядок. Посреди комнаты стояло в круг три или четыре стула, а около них столы, упаковочные коробки, чемоданы и тут и там. К стене пришпилены кнопками картинки из журналов, семейные фотографии или фото матерей с детьми; мать Тереза в безошибочно узнаваемом покрывале; Нельсон Мандела, жестом приветствующий толпу; ряд африканских монахинь в белом, идущих по тропинке среди кустов, со сложенными для молитвы руками. Взгляд мма Рамотсве задержался на фотографии монахинь. Где было сделано это фото, куда идут эти женщины? Они выглядят так мирно, подумала она, что, наверное, не важно, идут они куда-нибудь или просто никуда. Люди порой идут просто потому, что им доставляет удовольствие идти, большее, скажем, чем стоять на месте, если вдруг у них нет других занятий. Иногда она сама расхаживала по собственному саду без всякой цели и находила это занятие очень успокаивающим, как, наверное, эти монахини.
– Вы заинтересовались фотографиями, – произнес мистер Боболого за ее спиной. – Мы считаем важным напоминать этим девушкам из бара о лучшей жизни. Они могут сидеть здесь и рассматривать фотографии.
Мма Рамотсве кивнула. Она не была уверена, что девушек из бара или кого-либо еще может увлечь сидение на стульях в захламленной комнате и разглядывание картинок из журналов. Но все же это, наверное, лучше, чем выслушивать мистера Боболого, подумала она.
Мистер Боболого подошел к мма Рамотсве и указал на коридор, который шел от гостиной.
– Я буду рад показать вам спальни, – сказал он. – Мы можем застать кого-нибудь из этих непутевых девушек в их комнатах.
Брови мма Рамотсве приподнялись. Не слишком тактично с его стороны называть их непутевыми, даже если это правда. Люди стараются соответствовать тому, как их воспринимают, и, возможно, было бы лучше, подумала она, называть их молодыми дамами в надежде, что они станут вести себя как молодые дамы. Но, если быть реалистичной, вряд ли они станут так себя вести: изменить чье-либо поведение трудно.
Коридор был достаточно чистым, у одной стены стоял небольшой книжный шкаф, пол был хорошо натерт той же пахнущей свежестью мастикой, которой любила пользоваться Роза, служанка мма Рамотсве. Они остановились у приоткрытой двери спальни, и мистер Боболого постучался, прежде чем ее открыть.
Мма Рамотсве заглянула в комнату. Там стояли две трехъярусные кровати. Верхняя находилась прямо под потолком, там едва мог кто-либо уместиться. Мма Рамотсве подумала, что уж ей бы это место никак не подошло, но девушки были молодые, и некоторые из них могли оказаться совсем миниатюрными.
В комнате находились три девушки, две из них лежали одетыми на нижних койках, а одна, в халате, сидела на средней, свесив ноги. Когда мистер Боболого и мма Рамотсве вошли, девушки посмотрели на них, но без особого интереса.
– Эта дама – гостья, – объявил мистер Боболого не очень уместно, по мнению мма Рамотсве.
Одна из девушек что-то пробормотала, это могло быть приветствие, хотя разобрать было трудно. Другая, та, что тоже лежала внизу, кивнула, а сидевшая девушка слабо улыбнулась.
– У вас здесь хороший дом, – сказала мма Рамотсве. – Вы довольны?
Девушки переглянулись.
– Да, – ответил мистер Боболого. – Они очень довольны.
Мма Рамотсве наблюдала за девушками, которые, по всей видимости, не собирались противоречить мистеру Боболого.
– Вас хорошо кормят, дамы? – спросила она.
– Отлично, – ответил мистер Боболого. – Эти девушки из баров любят повеселиться и никогда не питаются правильно. Они только пьют опасные для здоровья напитки. Когда они оказываются здесь, им дают хорошую ботсванскую еду. Очень полезную.
– Приятно слышать ваш рассказ об этом. – Мма Рамотсве явно адресовала реплику девушкам.
– Все в порядке, – отозвался мистер Боболого. – Мы всегда рады поговорить с гостями. – Он коснулся локтя мма Рамотсве и указал на коридор. – Я хочу показать вам кухню, – сказал он. – Пусть эти девушки продолжают и дальше заниматься своими делами.
Для мма Рамотсве не было ясно, в чем именно состоят эти дела, но она сдержала улыбку, когда они шли по коридору в обратном направлении, чтобы попасть в кухню. Он действительно очень раздражал, этот мистер Боболого, своей узколобостью и страстью говорить за других. Мма Холонга поразила мма Рамотсве тем, что, будучи рассудительной женщиной, всерьез воспринимала мистера Боболого как поклонника. Это казалось удивительным. Безусловно, мма Холонга с ее деньгами и положением могла бы найти кого-нибудь получше этого странного учителя, скучного и назидательного.
Они подошли к двери в кухню, где две молоденькие женщины, босые, в легких розовых халатиках, резали овощи на большой деревянной доске. В кастрюле на плите тушилось мясо – на слишком сильном огне, подумала мма Рамотсве, – и большая чашка чая остывала на столе. Как было бы хорошо, если бы нам предложили выпить чаю, подумала она, ощутив жажду, а стоявшая чашка выглядела очень заманчиво.
– Эти девушки режут овощи, – торжественно объявил мистер Боболого. – А вот там тушится мясо нам на ужин.
– Да, вижу, – откликнулась мма Рамотсве. – И к тому же вижу, что они только что заварили чай.
– Им лучше пить чай, чем крепкие напитки, – нараспев произнес мистер Боболого, неодобрительно глядя на девушек, которые от стыда смотрели в пол.
– Я с вами согласна, – сказала мма Рамотсве. – Чай освежает. Прочищает разум. Чай хорош в любое время дня, но особенно в полдень, когда так жарко. – Она помолчала и добавила: – Как сегодня.
– Вы правы, мма, – подхватил мистер Боболого. – Я большой любитель чая. Не понимаю, как это другим хочется пить что-то другое, когда есть чай. Никогда не мог этого понять.
Выражение лица мма Рамотсве означало полное понимание и поддержку.
– Да-а, рра, – сказала она с чувством, идущим из самых глубин организма. Этот ответ мог бы убедить этого человека в том, что ей необходима чашка чая. Но не убедил.
– Пить кофе дурная привычка, – продолжал мистер Боболого. – Чай лучше для сердца, чем кофе. Те, кто пьет кофе, перегружают сердце. Чай действует на сердце успокаивающе. Он заставляет сердце биться медленнее. Тук, тук. Вот как должно биться сердце. Я всегда это говорю.
– Да, – слабым голосом подтвердила мма Рамотсве. – Это чистая правда.
– Вот почему я предпочитаю чай, – произнес мистер Боболого с видом, не допускающим возражений, словно докладчик на кготла — митинге, – читающий итоговое заявление.
Они постояли в тишине. Мистер Боболого глядел на девушек, которые продолжали резать овощи с самым сосредоточенным видом. Мма Рамотсве глядела на чашку чая. А девушки глядели на овощи.
Осмотрев кухню – очень чистую, как отметила мма Рамотсве, – они вышли и уселись на веранде.
Чая так и не было, и, когда мма Рамотсве в последней отчаянной попытке сказала, что хочет пить, ей принесли стакан воды. Смирившись, она отпивала из стакана по глотку, воображая, что это ройбуш, но это не сильно помогало.
– Теперь, когда вы видели наш Дом Надежды, – сказал мистер Боболого, – вы можете спрашивать меня о нем, что захотите. Или можете высказать свое мнение. Я не против. Нам нечего скрывать в Доме Надежды.
Мма Рамотсве, подняв стакан к глазам, заметила жирные отпечатки пальцев у края. Наверное, тех девушек из кухни, решила она. Но это ее не тревожило. В конце концов, все мы оставляем отпечатки пальцев.
– Мне думается, это очень хорошее место, – начала она. – Вы проделали очень большую работу.
– Да, это так, – подтвердил мистер Боболого.
Мма Рамотсве поглядела на сад и на грядки бобов.
Большой черный навозный жук жизнерадостно катил перед собой маленький кусочек навоза с грядки куда-то к себе домой – маленькая частица природы сражалась с другой маленькой частицей природы, но это было так же важно, как все остальное в мире.
Она повернулась к мистеру Боболого.
– Мне интересно, рра, – начала она. – Интересно, почему девушки приходят сюда. И почему остаются, если им больше всего хочется стать девушками из бара?
Мистер Боболого кивнул. Ясно, что такой вопрос был неизбежен.
– Некоторые из них очень молоденькие, их сюда посылают служащие департамента по социальной работе или полицейские, видя, как они входят в бары. Этим девушкам приходится оставаться, иначе полиция отошлет их обратно в их деревню. Есть и другие непутевые девушки, их наши люди обнаруживают на автобусном вокзале или рядом с барами. Им, возможно, негде жить. Они, возможно, голодны. Их могут избить мужчины. Поэтому они готовы прийти.
Мма Рамотсве внимательно слушала. Дом Надежды, может быть, удручающее место, но это все же лучший вариант.
– Очень интересно. Большинство из нас ничего не предпринимает по этому поводу. А вы что-то делаете. Это очень хорошо. – Она помолчала. – Но как вы пришли к этому, рра? Почему вы тратите на это все свое время? Вы учитель, у вас масса дел в школе. Вместо этого вы благородно приходите сюда и отдаете все свое время Дому Надежды.